Везёт же людям...

Расшифруем, переведем:

„Я себя не знаю и знать не хочу. У меня нет опыта движения к здоровью. Я не знаю вкуса настоящей свободы. Я боюсь шагнуть в неизвестное. Я предпочитаю стонать, жаловаться, скрипеть, гнить, заживо разлагаться, но не двигаться. Я и не хочу быть иным. Я все еще надеюсь получить благодать задаром“.

Отсутствие силы воли?.. Скорее, недостаток чувства реальности. Характерно как раз для чрезвычайно упрямых, удивительно волевых натур.

Воля в другую сторону.

Не продолжил — не начал. Самопринуждение?.. Да!

Это мир новых желаний и радость отдыха. Это обучение чувству меры. Только самопринуждение развивает волю, как физический труд развивает мышцы.

Самопринуждение?.. Нет! Всего лишь начало — и продолжение.

Главная беда наша в том, что начало не продолжается.

Начало не продолженное — не начало. Невозобновленная попытка — попытка наоборот, вклад в копилку самопрезрения. Отступление, поспешное отступление!..

Нет, не безволие, а выбор образа жизни, основанного на недоверни к жизни.

Все эти начинающие и бросающие подобны тем, кто, задав вопрос собеседнику, отворачивается и пе слушает.

Кое-что из личного опыта. Заверяю вас сразу же, я не ас самопреодоления, отнюдь не сверхчеловек.

Победил себя далеко не во всем и далеко не в той мере, в какой это удается людям более организованного и систематического склада, в том числе и некоторым моим пациентам, по сравнению с которыми я выгляжу образцовым „сапожником без сапог“. Нет, не могу порекомендовать себя в качестве эталона примерного поведения.

Но вкус целительного самопринуждения мне знаком.

В моей жизни было немало кризисов здоровья и того более — кризисов жизни, когда все казалось законченным на самой печальной ноте… И было (и надеюсь, будут еще) несколько периодов, которые я назвал ВВ (Волна Возрождения, Война Выкарабкивания, Вперед-Вперед — как вам понравится).

Расскажу вкратце только о двух.

Родился повышенно здоровым. Крупный, отлично сложенный, неугомонно подвижный, превосходно развивался.

Война. Пожизненный рубец. Разлука с родными — какой-то чужой эвакоинтериат — первая депрессия. Онемел на месяц, почти паралич. Далее голод и болезни, тяжелый рахит, дистрофия. Несколько состояний на грани смерти.

К шести годам как-то выправился, но уже был далеко не тем, чем обещал.

Школа и дом… Любимые мои родители, отчаянно необразованные, замороченные, как все родители, старались уберечь меня от болезней и несчастий. Старались, как понимали: перекармливали, перегревали, ограничивали подвижность.

С первого класса начал опять киснуть, болеть, хиреть, а с третьего вместе с родителями, увы, рыхлеть и толстеть. Вот фотография одиннадцатилетнего сутуловатоги рохли с отвисшим животиком и пустым взглядом — неприятно и сейчас смотреть, тяжело вспоминать. Все было наперекосяк, решительно все. Из этого времени я не вынес, кажется, ничего, кроме отупелой тоски и комплексов. Впрочем, не буду неблагодарным, было и другое… Каждое лето я все же как-то вырывался на волю и сумел стать звездой нападения одной детской футбольной команды.

С 13 лет — первая ВВ. Спорт, спорт, спорт! Бег, гимнастика, коньки, лыжи, плавание, гантели, футбол, еще черт-те что — и бокс, бокс, бокс! Вот что я возлюбил.

И конечно, танцы. А еще играл на фортепиано, еще…

17-летний амбал, переполненный самоутверждением, ужасно гордился своими мускулами и талией и при всякой возможности и даже без таковой ходил на руках.

Но начала уже заботить и недостаточная подвижность языка, и пустота в черепной коробке…

Следующий десяток лет я посвятил ВВ на интеллектуальном уровне, а на физическом бессовестно транжирил добытое.

И вот опять месть забытой Природы, по счастью (именно так — по счастью), довольно рано приперла меня к стене. Неважная сосудистая наследственность; образ жизни сидячий и аритмичный, курение, дурное питание (колбасы, консервы!), плюс брошенный спорт, плюс нервная работа, плюс еще многое…

Уже в 28–30 лет узнал, что такое грудная жаба.

Сначала просто „сдыхал“, когда случалось поиграть в бадминтон или в любимый футбол. Сдавливало грудь, заходилось дыхание… А потом вдруг обнаружил, что не могу пробежать и 30 метров, не ощутив холодный кол за грудиной; не мог больше играть и в волейбол, не мог быстро ходить, появились сердечные боли даже в покое, поползла вниз умственная работоспособность… Таскал с собой валидол; была уже и плоховата кардиограмма, диагностировали „ишемическую болезнь“… В то время книга Гарта Гилмора „Бег ради жизни“ не была еще широко известна; стенокардию лечили лишь химией и „покоем“…

И вот опять что-то во мне взбунтовалось: я понял, вернее, какой-то глубиной вспомнил: спасение в ДВИЖЕНИИ! В том самом движении, которого меня хочет лишить проклятая жаба… И долой табак! И да здравствует свежий воздух!..

Эта ВВ началась с жестокого поражения.

Бросив курить, оказался вышибленным из творческой колеи: за год некурения не сумел написать ни странички связного текста — ни толкового письма, ничего… Узкое место — зависимость, захватившая высшие умственные механизмы. Стыдно, унизительно, гнусно — курящие писатели поймут, о чем речь. (Хотя знаю и некоторых бросивших с превеликим плюсом.) Моральный ущерб перевесил физическую прибавку — пополз в депрессию.

Решился на компромисс: отложить ВВ с курением до первой книги стихов, а пока… Постараться, насколько возможно, нейтрализовать вред табака обходными мерами. Отобрать свое на других фронтах.

Хватило ума не запрезирать себя.

Я узнал уже кое-что о Человеке — Изнутри, и не применить из этого хоть чуть-чуть к себе было бы просто глупо.

Изменил питание. Подружился с водой и холодом.

Стал фанатиком свежего воздуха. И — в моем случае главный фронт: начал РАСХАЖИВАТЬСЯ. Много и быстро ходить, ходить ТОЛЬКО БЫСТРО.

Пробивание. Сперва, как и следовало ожидать, очень скоро наступал момент спазма, боли — и… Несколько раз пришлось останавливаться — казалось, вот-вот, сейчас — все… Боль ворчала, угрожала и скалилась. Но после какого-то момента, который назвал ПОРОГОМ ПРОБИВАНИЯ, начинала слабеть. Съеживалась, отступала…

Уже не останавливался, лишь на время снижал скорость.

Новый уровень жизни. Так я снова начал вытаскивать свое тело из пассивной глухой защиты (она же самоубийство) — в активность, в полноценную жизнедеятельность.

Освобождение сосудов от трусливого сжатия. Прочистка капилляров и клеток. Включение в действие дотоле преступно простаивавшей, заживо распадавшейся биотехники. Переход на новый энергобаланс.

Теперь прохожу почти каждый день не менее 8 — 10 км вперемежку с бегом, и с непривычки угнаться за мной сложновато. Стенокардия осталась далеко позади.

Лыжи, плавание, велосипед — живу в радости движения и при всякой возможности с упоением играю в подвижные игры. Контрастный душ, а зимой еще и снежные ванны. На моржа не тяну, но не могу передать вам, какое наслаждение растирать снегом обнаженное тело, какой праздник сосудов и торжество тонуса!

Теперь я знаю, что сердце, как волка, ноги кормят; что сосуды аплодируют скорости; что за час интенсивной ходьбы на открытом воздухе — ходьбы радостной, ходьбы до пота, до счастья — мозг платит тремя-четырьмя, а то и пятью-шестью часами прекрасного тонуса…

Нет, здоровье идеальным не стало. Но форма, в которой себя держу, позволяет работать по 12–14 часов в сутки.

Во время прогулок и гимнастики мозг мой не только отдыхает, но и выполняет множество рабочих операций.

Найти подход к сложному пациенту, ключ к решению какой-то проблемы, найти слово, музыку — все это делается за столом лишь на 15–20 процентов, а остальное — в движении. (Еще процентов пять-десять — лежа, в расслаблении.) Лучшими страницами, любимейшими мыслями, интереснейшими решениями я обязан двум своим друзьям: свежему воздуху и собственным мускулам. И когда пишу книгу или большое письмо, то, возвращаясь с прогулки, обычно несу в голове несколько готовых страниц, которые останется лишь побыстрее перенести на бумагу. (Это письмо выхожено в парке „Сокольники“.)

Пробивать снова. КАЖДЫЙ РАЗ сызнова! На каждом очередном сеансе спасительного движения! Разница между еще не втянувшимся и уже втянувшимся только в том, что для первого это тяжкий труд, для второго — радостный.

„Тело глупо“, — сказал великий учитель здоровья Поль Брэгг. Тело глупо, сказал человек, исцеливший тел множество, и свое в том числе.

И не согласиться нельзя: да, тело глупо. Тело упрямо, как упрямейший из ослов. Тело трусливо, капризно, коварно.

Но сказано это о теле, забывшем свою Природу.

Не будем неблагодарны. Тело податливо. Тело воприимчиво и внушаемо, как ребенок. Тело мудро — как зверь, как растение. Тело, знающее Природу, одухотворенное, — прекрасно и гениально.

Что делать сегодня. Вы вялы, у вас нет энергии?

Вас гнетет какая-то полусонливость, полусуетливость, полугневливость-полуплаксивость? А вам надо жить, действовать, мыслить? Вам надо, надо и еще раз надо?..

А этому телу с его непонятной мудростью все до лампочки, да?.. Гасится мозг, приходят в бездействие самые нужные нервно-мускульные приборы, и — и…

Спать?.. Прямо вот так — взять да и завалиться?..

Если бы это было возможно в любой момент… И если бы после сна всегда прибегала к нам ожесточенная бодрость и новоиспеченная свежесть. И если бы во сне можно было бы заодно, между делом, исполнять и наши многочисленные обязанности — о, тогда, пожалуй, и я бы не переставал спать… Стимуляторы? Это всему конец.

Но у нас есть ДВИЖЕНИЕ. У нас всегда есть в запасе движение! То единственное, чем мы можем ответить на всю неизбывность мировой глупости, в нас поселенной.

Не спать — значит двигаться. Не отдыхать — значит работать.

Отдыхать — значит работать!

…Гулять?.. Да, гулять! Если не в лес, то в парк, если не в парк, то на двор, на улицу, на бульвар! (Только подальше от загазованных магистралей). Ходить, бегать! Играть в мяч, играть во что угодно, лишь бы во что-то подвижное, бегать взапуски с ребятишками во дворе!

Э-э, не та комплекция, не тот возраст… Неудобно, да и не примут ребятишки, разбегутся, пожалуй… А потом — вон погода какая… Хороший хозяин собаку не выгонит…

Ладно, погода… И впрямь, кошмарная слякоть. Останемся в четырех стенах.

Как двигаться у себя дома. Что сейчас на нас надето — пижама, халат, брюки, куртка?.. Снимем, снимем это утомительное барахло. Останемся в трусиках либо в наилегчайшем, наисвободнейшем спортивном костюме.

Откроем окно или форточку. Отодвинем подальше стол, стулья, что там у нас еще — к черту мебель, освободим жилплощадь для здоровья. Встанем свободно.

Прочь ужимчивые гримаски. Прочь скованность и брюхосолидность. Приготовились?.. Начали!

…А ЧТО начали?..

Вот те раз.

Оказывается, мы не знаем, с чего начиналась жизнь.

Мы стоим, мы мнемся, мы жмемся. Мы забыли, как можно двигаться. Ну чего там? Наклончики, приседания?

Или ходьба на месте?.. Притоп-прихлоп?..

Учиться у тех, кто не забыл. Посмотрим на любого младенца — он еще не забыл, он нам подскажет. Вот приседает, вот и топает-хлопает, вот и ползает, и кувыркается, и отжимается, и подтягивается… А посмотрите, сколько у него упражнений для брюшного пресса, для таза и спины; как вращает ногами в воздухе, подтягивает пятку ко рту — чем не йога?.. А вот и прыжки „в партере“: упершись руками в пол, отбрасывает ноги назад, и снова вперед, на корточки — прекраснейшее упражнение, разгонка крови…

Посмотрим на ребятишек, посмотрим и на спортсменов, посмотрим на балерин, на цирковых акробатов, посмотрим, наконец, на обезьян в зоопарке или на своего собственного кота, когда он играет, — они еще не забыли, они помнят и дают вспомнить нам…

Вы так не можете?.. МОЖЕТЕ!

Все мы с детства имеем стремление подражать, копировать, брать пример. Ну так что же, возьмем подборку журналов с комплексами разных упражнений, перефотографируем, перерисуем, развешаем у себя перед носом?..

Нам подсказывают, демонстрируют, предлагают. Гантели, эспандеры, резиновые бинты, турник, кольца, трапеция, шведская стенка, всевозможные гимнастические станки и снаряды — натащим все это к себе в дом, во двор — что сможем! — насытим свою жизнь пособиями для движения!..

Учиться у себя самих. Но и без всего этого — есть ли у нас, наконец, хоть капля воображения? Неужто нельзя представить, что мы ползем, прыгаем, прячемся, атакуем, прыгаем с ветки на ветку, катаемся по земле от счастья, тащим на себе что-то тяжелое и сопротивляющееся, боремся за добычу, за жизнь, кого-то очаровываем, соблазняем — неужели нельзя все это вспомнить? А мы… Сидеть, стоять, ходить кое-как? Рукой помахать, наклон враскоряку, побежать вприсядку — и все?..

Не ждать вдохновения. Если мы не в агонии и не в бессознательном состоянии, если сердце худо-бедно гоняет кровь!.. Если у нас хоть как-то двигаются ноги, руки, шея и поясница, даже при тяжком радикулите (хуже все равно некуда!), оседлаем-ка своего осла, не раздумывая, не куксясь, не ожидая прилива вдохновения, — да, НАСИЛЬНО! — заставим работать! Ну же, вот теперь-то и разозлимся! „Баран, медуза, моллюск, спасайся от неподвижности! Марш к здоровью!“

— НАЧАЛИ!!!

…Ну вот, помахали руками, словно птичка крылышками, — но почему же так вяло, невдохновенно?.. А чуточку поэнергичней?! Покрутить головой, пошевелить ушами, повращать шеей, чтобы потрещали, как хворост, заиндевевшие позвонки!..

…Кое-что ПРОБИЛОСЬ, не так ли?.. Могу сказать по секрету, что вы совершили подвиг.

…А теперь вот что: сядем на пол, отдышимся.

Сели… Отдышались… А теперь задерем-ка повыше ногу — попробуем как-нибудь водрузить ее вот на это плечо. Это уже элементы творческой йоги. Не получается? Великолепно! Ну а теперь — нога остается за плечом, а мы ее — в руку. Да-да, йоги в руки — не в эту?

В другую!.. И вытягивать, да-да, распрямлять — рукой ногу! Выше, еще выше!..

Глупость требует осторожности. Чуточку тише, самую малость поосторожней… Видите ли, с глупым телом нужно быть… как бы сказать? Слегка обходительным.

Дураки ведь шуток не понимают, они обидчивые. Мой, например, однажды, когда я слишком ретиво на него поднажал, занимаясь с резиновым эспандером (после бессонной ночи, многочасовой неподвижности — сдача рукописи, цейтнот…), выдал мне сердечную истерику, сбой, да какой… Не надо, не надо шутить с дураками.

Обращаться с ними следует, с одной стороны, вежливо, с другой — внушительно; с одной стороны, не идя на поводу, а с другой — не давая повода…

Мера и Постепенность.

Давайте себе время на адаптацию — приспособление к новым требованиям, оно же вышеупомянутое „пробивание“. Раскисшие ваши мышцы должны успеть встрепенуться, раскачаться, взыграть; залежалый жир — возгореться и принести жертву самосожжения; сосуды — умножить свою упругость и проходимость; капилляры — раскрыться, освободиться от застоявшейся мути; сердце — успеть напитаться освеженной кровью, развить ударную силу, наладить ритм. Всем клеткам тела нужно какое-то время, чтобы перейти на новый энергобаланс. Этот переход имеет свои графики, определяемые скоростями биохимических циклов. Клеткам мозга и „мозга мозга“ тоже нужно успеть вжиться в новую ситуацию, сообразоваться с ней. Слишком быстро и сильно — плохо; слишком слабо и медленно — тоже плохо, не включишься…

Семь разминок как минимум. Спортивная разминка — вы наверняка с ней знакомы, хотя бы издали. Но есть разминка — и разминка. Вы видели по телевизору, как разминаются футболисты, перед тем как выбежать на поле? Это разминка легкая, поверхностная, главным образом для нервов и сухожилий. Когда я занимался боксом, узнал, что бывает разминка до пота: одной такой разминки новичку хватало на пятидневные боли в мышцах. И это была лишь первая разминка, а дальше еще и еще… Разминка тканевая, глубокая, до седьмого пота, воистину до седьмого. (Число „семь“, кстати сказать, не зря так часто фигурирует в народной мудрости, это действительно магическое число и для тела, и для души; очевидно, оно каким-то образом запечатлено в генах; семь усилий подряд, большой цикл из семи рабочих циклов во всем, а потом — подведение черты, полный отдых, переключение.)

Не забудем же, что каждое упражнение, каждое трудное и новое движение — каждый подвиг повторять следует не менее семи раз С ЧУВСТВОМ МЕРЫ.

Тайные компромиссы. Но как же ее узнать, эту меру?

Предел нагрузки, предел резкости и напряжения? Как, если глухота к своему телу столь застарелая?

Слушайте. Просто слушайте.

И внимайте. Вот, слышно: болью в мышцах, стеснением дыхания, сердцебиением, дребезжанием в печени, еще чем-то — слышно, как, едва начав шевелиться, тело уже вопит: „Стой! Хватит! Больше не могу. Ой, мамочки родные, пощадите!..“ Протест бурный, отчаянный. Страшновато.

Но слышно и другое — как оно где-то там, про себя, во глубине клеточек лопочет украдкой: „Ну, еще три-четыре движения вытяну, ну еще пять-шесть, может быть…“

Глупое-то оно глупое, но в хитрое тоже, а лени сколько накоплено, а всевозможных сорных веществ — неудаленных отбросов — какие помойки внутри, какие завалы!..

И вы тоже будьте хитры: пойдите на компромисс. Остановитесь. Расслабьтесь. Но все-таки не сразу, как услышите вопль, а где-то на предполагаемой середине между началом протеста и тем крайним пределом, до которого еще далеко. (А если б спасались от настоящей гибели!..)

Говорю проще: в самые первые разы останавливайтесь пораньше, поближе. А потом — дальше. Перевести дух — и дальше.

Движение: приход радости. Вдруг или постепенно — станет легче, спокойнее…