Помоги проекту - поделись книгой:
Ни об одном человеке не могу сказать: знаю его, понимаю. Только гипотезы, веточки для размышлений.
С каждым — вживаться, разматывать все от пуповины.
"Чем же вы отличаетесь от обыкновенного человека — не специалиста, а просто, скажем, доброжелательного советчика, опытного прохожего?.."
Мне самому кажется, что ничем. Разве что должностью. Спасать чаще всего удастся своей беспомощностью.
Право на смерть. Духовные врачеватели прежних времен высшим средством лечения души, возможным для человека, считали встречную исповедь. Слабому открываются глаза на то, что и у сильного, и «по должности сильного» — те же слабости, та же боль, та же греховность и та же смертность. И что, следовательно, борьба за дух — дело совместное…
Там, внутри, под моей оболочкой, сидите (голый, бескожий) — вы. Там, у вас — в глубине, неопознанный — живу я.
…Перехожу к вашей идее «лишнести». Вы описали ее с огромной художественной силой, говорю без иронии.
Просто волосы дыбом при перечитывании этого места (как и многих других). И тем не менее именно на этом месте хочется схватить плетку и отодрать вас до синих рубцов, приговаривая: — Да как ты смеешь! Как смеешь измываться над Тайной! Как смеешь ставить ни во что ниспосланный тебе божественный дар! Как смеешь судить то, что не тобою задумано, не тобою создано и не для тебя предназначено! ЛИШНИЙ? Да откуда ты знаешь, кто и что лишнее, а что нет?! Да можно ли назвать лишней хоть одну травинку на этой земле? Хоть одну собаку?.. Откуда же ты знаешь, лишний ты или нет, ЧЕЛОВЕК?!
Признаю право на смерть. Но кроме этого существует обязанность жить. Уйма духовной энергии — она-то и мучает, она и болит. У вас ведь душа художника, скажу даже больше — душа философа, особо высвечивающаяся на фоне скудного пайка общепитовской духовности… Протестую против вашего дезертирства.
Помощь отказом в помощи. Между вторым вашим письмом и первым — заметная разница. С детсадовскими иллюзиями уже распрощались. Но еще теплится надежда на какой-то ответ «сверху» — от науки ли, от медицины или от каких-то гуманных дяденек, сидящих в последней инстанции… Судорога потребителя: дайте, дайте! Спасите, помогите! Выручите, устройте! Подскажите, выпишите рецепт!! Дайтельный падеж в страдательном наклонении.
А если «дайте» — стало быть, разумеется, что ЕСТЬ кому дать?.. Есть знающие, умеющие, есть добренькие, есть богатенькие, которые дать могут, если захотят?..
Лечение от человекобоязни. Разглядите людей под коростами оболочек — живое, детское, беспомощное, свое. Вникайте сами, не дожидаясь напрасно, что вникнут в вас. Понимайте, не рассчитывая на понимание, как детский врач. Человскобоязнь иначе не лечится.
Из одиночества — единственный путь.
Силы духовности и добра не там, откуда о них вещают. Они в нас.
(…) Получил сразу два ваших письма. Видно, вы вдохновились моими, набрались мужества и решили меня нокаутировать. «Полный развал души», «умственно дебильное существо» — браво, вот это вера в себя!
Нокдаун есть. Поднимаюсь.
Поединок не окончен, но уже считаю себя вправе вручить вам свинцовую медаль чемпиона ада. Вам плохо, вам непрерывно плохо, вам плохо и еще раз плохо.
Душа ваша живет в аду, работает в режиме ада безвылазно, настроена исключительно адски. У ада вашего людоедский аппетит.
Ключ от рая? Вы писали мне о действиях моих писем — помните?.. «Вспышки солнечного озона в сырой беспросветности… Внеочередной отпуск на Средиземноморье…» Художественное преувеличение — но допустим, есть искорка. А что, если поймать?..
МОЖНО! — МОГУ!
Наивно ведь думать, будто торопливые строчки, написанные неким субъектом, — причина этих ваших вспышек. Ничего ведь нет материального в письмах, кроме бумаги, а у вас приходит вдруг в действие могучая мозговая энергия. Как понимать?..
А так, что они, строчки эти, всего лишь повод.
Все в вас. Весь озон и огонь, все блаженное Средиземноморье, все райское горючее — в вас, только в вас.
Вы просто это открыли — ОТКРЫЛИ СЕБЯ по поводу этих строчек.
Я знаю, я слишком хорошо знаю вашу ошибку. Та же, что и моя, многолетняя: бегство из ада. Нескончаемые попытки бегства. Ад ведь, если помните, устроен по принципу множественных кругов, все пути бегства ведут в еще более адский ад. В этом-то н состоит фокус жизненной пытки. В наркотической беготне мы только упражняем, развиваем, растим свой ад.
Знаю и то, что вы можете, прекратив бегство и повернув свою медаль ДРУГОЙ СТОРОНОЙ, стать чемпионом paя — если не пожизненным, то хотя бы сменным, как я. Знаю, что вы сказочный богач, Аладдин посреди несметных сокровищ — они у вас под ногами, они всегда там, где вы, но вы никак не решаетесь зажечь свою лампу…
Как окрашиваются мозги. В бытность больничным психиатром услышал, как один пациент сказал другому: «Да пошел ты… со своим оптимизмом, от тебя газетой воняет».
Он очень высоко ставил свою депрессию.
Другой мне посоветовал: «Доктор, знаете, как высечь неугасимый огонь истины? Возьмите самого убежденного пессимиста и самого убежденного оптимиста, протрите им лбы зеленкой и хорошенько трахните друг о дружку.»
Для того, кто узнал человеков врачебно, а не по газетам, смешон вопрос, откуда идут личные философии, почему одни видят мир бело-розовым или цыплячье-желтеньким, а другие — фиолетовым, сизо-черным, серо-буро-малиновым… Все краски мира происходят из окраски мозгов, из личного настроения. Я встречал пессимистов до чрезвычайности бодрых и жизнерадостных — и оптимистов восторженно дохлых, едва ворочающих языком.
К вашим услугам пессимизм упоительный, балдежный — и оптимизм кастрированный, заказной, манскенный. Есть также оптимизм душераздирающий, оптимизм кровожадный, и есть тоска образцово-показательная, которую холят и лелеют, как дорогую сердцу болонку…
У истоков вампирства. Долго не понимал, почему в дни моего рая подопечным моим меланхоликам, невзирая на всю щедрость моей души, после общения со мной становилось, как правило, еще гаже, и каким образом в адских состояниях, без кровинки в мозгу, производил духоподнятие.
Не постигал и того, почему после самых блистательных побед врачебного оптимизма у некоего процента моих счастливцев возникали спустя какое-то время наизлейшие рецидивы упадка духа. Искал свои ошибки, каверзы болезней и обстоятельств; но в конце концов вызрел одни общий диагноз, внемедицинскнй…
Приоткрылось это во времена, когда я сам жил в аду.
Работал я тогда фантастично. Самые тяжкие депрессивники, самые злостные ипохондрики, самые пришибленные психастеники расцветали один за другим, как оранжерейные кактусы, почти безо всякой химии. Я гнал их всех в исцеление с такой исступленной верой, что они просто не имели права не выздоравливать. Вдобавок к общеупотребительным наизобретал множество духоподъемных средств, как-то: Сберкнижка Удовольствий (срочные вклады особо ценятся); Огород Радостей, вырастающий в дальнейшем в необозримое Поле (сеять самые ничтожные зернышки, поливать вниманием); Разжигание Костра Счастья (сперва самыми мелкими шелками детской фантазии, в качестве спичек — игры, в качестве бумаги — страницы моих книг); Метод Мементо Мори (вместе с некоторыми отчаявшимися, по примеру великого Меле, ходил на экскурсии в морг; выползал с острым приливом жизнерадостности); Принцип Чем-Хуже-Тем Лучше, он же Благородное Озверение (потрясающие результаты в случаях подыхания от скуки); целенаправленные размышления о бренности суеты, они же Теории Отсутствия Времени (и прошлое, и будущее, и настоящее — одинаковая чепуха, ибо никто никогда не видит перед собой ни того, ни другого, ни третьего. Следовательно, о чем волноваться?); наконец, застолбленный в спецруководстве по фортунологии знаменитый Промежуточный Ход, специально для невезучих — тихая нелепая деятельность, времяпрепровождение, бесцельное по форме, но грандиозное по содержанию, за которым следует неизбежный и великолепный Зигзаг Удачи. И прочая, и прочая.
Все это были, как выяснялось из сопутствующего чтения, велосипеды производства весьма древнего. Принимались на «ура», как последние всхлипы психологической науки, жадно заглатывались (представьте, с каким вожделением голодный человек проглатывает велосипед, долженствующий привести его к счастью) — и помогали, черт возьми, и везли!.. А я не понимал, как это у меня выходит.
Ведь сам-то… Неужели, спрашивал я себя, неужели только ненормальный может лечить нормально?..
Работа была моим допингом — в каждом пациенте я лечил самого себя. Но кончался рабочий день, я возвращался к себе в застенок. Действие допинга проходило…
В моей личной камере пыток мне нужны были МОИ личный духовный врач и МОИ лекарства. Все эти сапоги, которые я шил на других, мне не годились. У себя в аду я ходил босиком.
При обилии всяческого общения был у меня только один друг, все понимавший — человек с абсолютным резонансом ИМЕННО НА МЕНЯ. Он видел все, молчал, молчал и я. Но однажды кто-то из нас не выдержал…
Поговорили раз, другой. Легче. Еще поговорили. Еще легче… Он был волшебно чуток и безотказен. Знал, что только с ним я выползаю из своей камеры, ненадолго, но выползаю. Все чаще я появлялся у него или просил посетить меня. Он стал мне необходим как воздух, как свет, как музыка, как пуповина, соединяющая с материнской кровью…
Не помню точно этого мига. То ли после его заминки в какой-то реплике, то ли после улыбки, показавшейся чуть натянутой, льдинки, почудившейся в глазах…
Вдруг дошло: это болеутоляющее общение исподволь взрастило во мне нечто несравненно подлейшее, чем примитивное потребительство. Во мне вызрел душевный паразитизм, наркомания самая хищная. Пережевывание переживаний, переживание переживаний… Еще чуть-чуть, и я бы уже никогда не смог вспомнить, что душа, как и тело, не имеет права жить на содержании, чьем бы то ни было; что она может брать лишь взаймы, когда отчаянно невмоготу, — и лишь до Предела Справедливости — до черты зависимости, за которой начинается нищенство, невозможность отдачи.
Я понял, что становлюсь вампиром…
Не знаю, каким усилием решился на одиночество.
Не на отшельничество, нет, ие на отказ от общений — но на сознательное одиночество страдания. На отказ от наркотизации, какой бы то ни было. На некоторое время с другом пришлось поссориться. Сперва он не понял; но позже, когда я вернулся к нему в новом качестве…
Нельзя лечить души, будучи благополучным. Нельзя — по той простейшей причине, что сытый голодного не разумеет.
Нельзя лечить и будучи неблагополучным. Нельзя, ибо действует неодолимое бессознательное побуждение лечить через посредство других самого себя, проецироваться, как больной художник в свои картины.
Вещество души должно быть летучим и способным гореть.
Из сапог всех моделей остался у меня на сегодня только один, старенький, зато неизнашиваемый. Благодарность Жизни. Годится на обе ноги. Надевать на босу ногу. Попеременно, то на правую, то на левую. На другую мысленно.
Спасибо за то, что и вы мне помогли. (.)
…Итак, чего ждет человек земной, человек практичный, Гомо Практикус, от психологии и прочих наук? От литературы? От медицины?
Указаний, подсказок. Инструкций, рецептов. Чтоб жить его научили, то есть помогли чтоб достигнуть желаемого наименьшими усилиями. Ничего более. Ну еще развлечения и некоторого удовольствия, ну еще утешения. Да, я обыватель, я потребитель, думайте обо мне что хотите, сами такие. Я узнал вчера, что есть такая хитрая наука — психогностика. Позволяет опознавать, кто есть кто. Так что ж, психогвоздика, изволь, распиши: какие бывают люди? какие такие признаки? Я выучу, не поленюсь! Помешу в табличку себя, жену, тещу, начальство и прочих окружающих, чтобы все по местам, по полочкам, чтобы все ясно. Ибо очень нужна мне определенность и четкость, необорима страсть к мировому порядку. И очень буду я недоволен, прямо скажем, разочарован, если кто-то вдруг скажет мне, что все еще вилами по воде и бабушка надвое, что бывает и так, и эдак, и черт его знает еще, как бывает, а бывает, что и никак не бывает. Да как же это? Удивили, нечего сказать, а еще диссертации пишут. Не люблю, когда меня заставляют думать о том, в чем я разбираюсь.
«Ты над этой задачей думал?.. Вот и напрасно. Не надо думать. Надо мыслить», — сказал как-то мой любимый учитель математики.
«А какая разница? — спросил я. — Думать и мыслить — разве не то же самое?» «Ты уже об этом подумал?» — спросил он. — «Да, подумал». — «Ну а теперь помысли».
Желающих мыслить мало, а среди желающих мало умеющих.
Гомо Практикус честно желает быть неведомо для себя обманутым. Надеется и уповает на силу внешнюю, скажем попросту, на обслугу. Ибо так его и настраивают такие же гоморактикусы, так ему и обещают с пеленок, и принуждают даже, по части мысли, обслуживание принимать.
А как странен, сколько необъяснимых нелепостей, непроглядной мистики… Разговаривает по телефону.
Сообщает то-то и то-то, задает вопросы и прочее — но зачем столько жестов? Зачем хмурится, пожимает плечами, зачем так энергично взмахивает рукой? На том конце провода ничего не видно. Не странно ли — будучи невидимкой, жестикулировать перед невидимкой же?..
А вот целая компания перед телевизором, смотрит футбол. Топают ногами, свистят, вскрикивают. «Ну!.. Давай!! Направо откинь, ну направо же. Бей!! Эх!.. — Кому? Кто их слышит? Железный ящик?..
Если мы не исследуем жизнь, то автоматически превращаемся в ее подопытных кроликов.
Если не изучаем себя, то нас изучают — не в нашу пользу. Результат изучения можно купить. Это и есть наживка.
«То, чего я не знаю, для меня не существует».
Заблуждение, опасное заблуждение, даже в виде шутки. Наоборот. То, что я знаю, скорее всего, не существует, ибо знание мое всегда ограничено и в неизвестной мне степени ложно. То, чего я не знаю, существует наверняка, в бесконечной степени существует. Это доказывает история и наука, доказывает вся жизнь. Если что-то существует, то это как раз то, чего я не знаю.
Друг мой, послушай… Знаю, ты мучаешься сейчас. Тебе не дается дело, тебе не дается жизнь, ты себе не даешься.
Друг мой, поверь: ты себя не знаешь. И прошу, прости меня за то, что и мне довелось быть одним из твоих «наставников». Имел глупость критиковать тебя, поучать, упрекать в несосредоточенности, нерешительности, слабоволии… И это уже после того, как, казалось, постиг всю подноготную парадоксального состояния. Я впал в него сам.
Друг мой, моя сверхценность! Войди и ты в мое положение, пойми мой парадокс. Психотерапевт, видишь ли, обязан свято верить и вдохновенно внушать, что из любого положения есть выход, и притом очень хороший, замечательный, наилучший. А в то же время психотерапевт не должен обманываться и обманывать, а имеет право, как все смертные, лишь на искренние заблуждения.
В своем наставническом исступлении я видел в тебе не тебя, а себя — того самого, который так долго себя мучил, не понимая зачем…
Друг мой, ты видишь: я не решил свои проблемы — ни одной не решил, наоборот, умножил, как только мог.
Так мне и надо. Единственное, чего удалось достичь, — нового отношения к кое-каким проблемкам, только и всего — нового отношения, которого они не выдержали и отдали богу душу. Туда им и дорога!..
ВЫХОД ИЗ БЕЗВЫХОДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ ТАМ ЖЕ, ГДЕ ВХОД
Не толкуй «владение собой» только как самонасилие. Не я первый заметил, что чем одареннее человек, тем труднее ему с собой совладать, и особенно в молодости, пока дух ищет себя и мечется.
Гений творит не «владея собой», но позволил творческой стихии собою овладеть. И это безмерный труд и великая смелость.
Неприглядная видимость — бездеятельность, бесплодие — еще не есть бездеятельность внутренняя и не равнозначна бесплодию духа. Невозможность справиться с собой может быть знаком действия способностей безымянных, исканий невыразимых. Не все, что в нас есть, согласуется с жизнью, не все должно согласовываться.
Ты не машина деятельности, какой бы то ни было, ты человек — бездна бездн. Ты работаешь не только работой, но всем своим бытием, всем молчанием.
Ночной консилиум
А мое наставление излечивает не одну болезнь, а всю наши жизнь.
Вот оно: презирай смерть!
Искусство быть собой (ИБС).
Аутотренинг (AT).
Без малого пятнадцать лет назад вышло первое худощавенькое издание этой книги. Потом потолще. Переводы на разные языки.
Но время очередного боя за тиражи, как всегда проигранного, представитель победившей инстанции заметил: «Говорят, вы уже повторяетесь. На ваши темы пишут другие авторы. Пишите лучше что-нибудь новенькое».
Я хотел ответить: «А вы посмотрите, как повторяются письма читателей, умоляющих об этих повторениях. Как повторяются вопли тех, кто желал бы стать читателем, но не смог».
Смолчал. Ведь нужно было бы еще объяснить, что если я повторяюсь, то сознательно, в целях врачебных; что повторение повторению рознь; что есть темы актуальные и есть вечные; что не я пишу книги, а они пишутся; что главный автор — Читатель Книги как дети — возвращаются, с какой-нибудь неотложной нуждой… Опять ИБС, опять «Разговор в письмах» — почта.
«Разговор» еще юн (эту книгу можно считать его вторым рождением), а вот ИБС работник со стажем. Многих спасла, многим помогла. Многих обнадежила понапрасну и сбила с толку. Остальных оставила равнодушными. Нормальней судьба книги.
Квинтэссенция AT
В. Л.
Мне 21 год, живу в городе Иске, работаю строителем, студент-заочник. Ваша книга «Искусство быть собой» была у меня в руках только 4 часа. Я «проглотил» ее и сразу же понял, что это именно то… Но, увы, книга была чужая…
История моей жизни (…)
Мои физические недомогания (…)
Мои психологические отклонения (…)
Как же быть?.. AT для меня срочно, жизненно необходим! Я должен постичь сущность самовнушения, должен овладеть техникой аутотренинга во что бы то ни стало, иначе… (.)
Поделиться книгой: