Атомный поезд. Том 2

Данил Корецкий

Атомный поезд

том 2

Часть 4

Боевой запуск

Глава 1

Второй заброс «Сети»

– Вот это и есть «Мобильный скорпион», господин президент, – торжественно произнес директор ЦРУ, выкладывая на широкую полированную ореховую столешницу несколько фотографий. – Это уже не логические выводы, не умозаключения и не предположения, это факты.

Фотографии были отличного качества, они прибыли с другого полушария, из глубины России, на них был изображен специальный состав поезда, составляющий один из наиболее тщательно охраняемых государственных секретов России. Директору разведывательного ведомства действительно было чем гордиться.

– Да, когда артефакт материализуется, это производит впечатление…

Президент медленно пересмотрел снимки, особенно задержавшись взглядом на раздвигающемся цельнометаллическом вагоне.

– Ракета с ядерным зарядом находится именно здесь, внутри, – дал компетентное и своевременное пояснение директор.

Компетентность и своевременность ценятся любыми руководителями и в любой стране мира. В рациональной и хорошо организованной державе – особенно. Президент одобрительно кивнул. Уголки губ чуть приподнялись, будто готовились к улыбке – это был знак расположенности к собеседнику.

– Да, да… А что, этот «Мобильный скорпион» – он действительно настолько опасен?

Глава разведывательного ведомства почтительно и со значением наклонил голову.

– Чрезвычайно опасен! Можно сказать, что это прямая и явная угроза национальной безопасности США!

Было бы трудно услышать от него другой ответ после того, как русским отделом затрачено столько времени, средств, нервов и сил! Даже если бы на фотографиях была изображена телега, запряженная усталой сивой кобылой, директор сказал бы то же самое. Во всяком случае, попытался бы сказать.

Президент отложил фотографии. Выражение его лица начало меняться: исчезла заинтересованность, губы распрямились в нейтральную линию.

– Факт существования столь серьезной угрозы не может быть терпимым! – произнес он и посмотрел на часы.

Время, отведенное на аудиенцию, закончилось. В конце концов, для президента великой державы «Мобильный скорпион» только один из множества частных вопросов, решать которые обязаны главы соответствующих департаментов. Его дело – лишь определить стратегию решения.

– Не может быть терпимым! – повторил он.

И выходя из Овального кабинета, и идя по аккуратной гаревой дорожке к ограде Белого дома, и сидя на кожаном сиденье огромного, как однокомнатная квартира, «Крайслера», директор ЦРУ пытался понять: какое же указание он получил. Ясно было одно: «Мобильный скорпион» должен быть выведен из строя. А каким путем… Это пусть решают подчиненные, непосредственно отвечающие за данный участок работы.

Вернувшись к себе, директор вызвал всех сотрудников, имеющих отношение к операции «Мобильный скорпион».

Ричард Фоук, Дэвид Барнс, Мел Паркинсон и профессор Лоуренс Кольбан явились немедленно, но по лицу начальника русского отдела директор понял, что произошла какая-то неприятная неожиданность.

– Я только что доложил президенту о фиксации «Мобильного скорпиона», – начал он, не придавая значения деталям. – Я представил ему фотографии объекта…

Директор развернул снимки, как опытный картежник разворачивает колоду карт, и показал собравшимся изображения специального поезда русских. Непонятно, зачем он это сделал, ведь все присутствующие неоднократно видели плоды своих трудов.

– Это не «Мобильный скорпион», – обычным голосом и тоном сказал Кольбан.

– Что?! – у директора перехватило дыхание.

– Это не «Мобильный скорпион», – прежним тоном повторил профессор.

– А что же это?!

– Не знаю, – пожал плечами Кольбан. – Этот вопрос выходит за пределы технических оценок, а следовательно, не входит в мою компетенцию.

– Что это значит, мистер Фоук? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил директор.

Начальник русского отдела встал. Это было не принято и демонстрировало чрезвычайность происходящего.

– Профессор Кольбан считает, что это подстава русских. Муляж. Макет. Фальшивка…

Наступила зловещая тишина. Доложить президенту о победе и узнать, что на самом деле за победу выдано поражение – значит подписать себе приговор. Речь может идти только о снижении наказания.

– Объясните подробно, Лоуренс! – приказал директор. Голос у него стал хриплым и напряженным. Он понимал, что профессор вряд ли ошибался.

Маленький человечек со сморщенным лицом подергал себя за мочку уха.

– Во-первых, меня насторожила реконструкция маршрута объекта. В пятнадцать часов ровно «Плутон» зафиксировал его движущимся от Челябинска на восток. Встреча с детектором произошла в шестнадцать десять. А в восемнадцать двадцать «С-126» обнаружил его возвращающимся в Челябинск. На снимках, сделанных другими спутниками – как за предыдущие сутки, так и за последующие, – никаких следов объекта не обнаружено. То есть его маршрут составил около ста восьмидесяти километров – девяносто в одну сторону и девяносто в другую.

– Значит…

– Таковы факты, цифры, явления, – занудливо произнес профессор. – Я не могу давать им оценку. Это дело аналитиков.

Начальник аналитического сектора Мел Паркинсон заерзал на стуле. Переводить слова технического эксперта предстояло ему.

– Лоуренс считает, что объект специально подставили под наши детекторы. С учетом очень короткого маршрута можно предположить, что это была тщательно спланированная и подготовленная операция русских. Если учесть, что первый контейнер пропал, то такая версия может быть вполне реальной.

– А ядерная боеголовка, черт вас всех побери! – не сдержавшись, загремел директор. – Вы доложили, что детекторы зафиксировали боевой заряд баллистической ракеты!

Начальник технического сектора Дэвид Барнс тихо откашлялся.

– Совершенно верно, сэр. Уровень излучения характерен для стандартной ядерной боеголовки, стоящей на вооружении русских.

Маленький человечек поднял руку.

– С учетом странностей маршрута, я проанализировал запись детекторов низкой радиации, – уверенным тоном продолжил он. – И оказалось, что наибольший уровень излучения отмечен в середине раздвижного вагона. В середине. Не в конце, не в начале, а именно в середине. Насколько я знаю, ядерный боеприпас располагается в головной части ракеты. Тогда эта головная часть должна находится в начале вагона или в его конце, принципиального значения это не имеет. Если существуют ракеты, в которых ядерный заряд располагается в середине, тогда такой факт можно объяснить. Если таких ракет не существует, а я о них ничего не слышал, то остается предположить, что стандартная русская боеголовка просто стоит на полу вагона без всякой ракеты. Что это означает – не мне судить. Для этого есть мощные умы аналитиков.

Лоуренс Кольбан замолчал. Никто не замечал за ним раньше склонности к шуткам, поэтому все им сказанное следовало воспринимать всерьез. В том числе и пассаж про мощный ум Мела Паркинсона.

Паркинсон кивнул.

– Да, вполне может стоять на полу… Если они вскрыли первый контейнер и обнаружили счетчик Гейгера, то имитировали только уровень и характер излучения. Но не местонахождение заряда.

Директор крепко сцепил руки. Эталоны западной демократии и стереотипы служебного этикета не позволяли ему покрыть матом своих подчиненных. Только спросить…

– Почему же вы не сказали мне об этом раньше, до доклада президенту?! – тон его голоса был ледяным и ровным, но в нем чувствовалась скрытая ярость. Горящие глаза испепеляли Ричарда Фоука.

Начальник русского отдела таким же взором посмотрел на Барнса и Паркинсона. А те, в свою очередь, перевели взгляды на Кольбана. Профессор спокойно высморкался и ответил за всех.

– Вначале я не заметил ничего подозрительного. А потом, когда заподозрил неладное и все проверил, сразу же доложил по команде. Это случилось полтора часа назад. Точнее, час двадцать назад.

– Вы уже были у президента, – тихо сказал Фоук. Его плоское лицо блестело от пота.

– И что же вы предлагаете теперь делать? – ужасным шепотом спросил директор. Он ни к кому конкретно не обращался, но ясно, что отвечать должен был начальник русского отдела. Тот вытер платком лицо и выпрямился. Достоинство сотрудника состоит не только в том, чтобы не совершать ошибок – это практически недостижимый идеал, – сколько в том, чтобы уметь эффективно их исправлять.

– Я запрошу Бицжеральда обо всех нюансах сообщений Прометея. Даже истребую оригиналы, чтобы аналитики могли высосать из них всю информацию до последней капли…

– Мы сделаем все возможное! – уверенно кивнул Мел Паркинсон, который тоже знал, в чем состоят достоинства сотрудника.

– Кроме того, я поручу Бицжеральду направить кого-то из русской агентурной сети к месту задержания первого контейнера. Пусть выяснит все, что с этим связано. Вплоть до того, насколько строго наказали злоумышленников, – продолжил Фоук. – И буду просить вашей санкции на направление в Россию офицера-нелегала для целевой работы по «Мобильному скорпиону».

– Действуйте! – хмуро кивнул директор.

* * *

Ехать в купе спального вагона в отпуск или даже в плацкарте в командировку – это одно. Приятное расслабление, убаюкивающий стук колес, проносящиеся за окнами пейзажи – бесконечно меняющийся узор дорожного калейдоскопа, более или менее усердные проводники с их обязательным чаем, необременительная беседа с попутчиком или волнующий разговор с попутчицей и витающая в тесном пространстве возможность мимолетного романа, большие и маленькие станции, на которых можно выскочить на свежий воздух, размять ноги, купить крупные рассыпчатые яблоки, ароматные сливы, распаренную домашнюю картошку или малосольные огурчики… Можно читать газеты или книги, резаться в карты, просто валяться, бессмысленно глядя в потолок, или отсыпаться за прошлое и на будущее.

Находиться на боевом дежурстве в неизвестно куда несущемся БЖРК – совсем другое. Здесь нет расслабления, напротив – все постоянно напряжены в ожидании приказа начать третью мировую войну или ответить на удар опередившего тебя агрессора. Замкнутое пространство, отсутствие окон, достаточно спертый воздух, избыточное давление, унылая стальная обшивка вокруг, гиподинамия, качка… Да, да, именно качка – Кудасов, к своему удивлению, на восьмые сутки несколько раз ощутил приближение приступов морской болезни, он даже сходил к врачу, но майор Булатова успокоила: идет период адаптации, потом организм привыкнет и неприятные ощущения пройдут. Она дала какие-то таблетки, после которых все вошло в норму. Но спал он плохо, часто снились кошмары, однажды привиделся Степан Григорьевич, который с плетью в руках гнался за голой, растрепанной Оксаной. Сон был явно нехорошим, возможно, как-то связанный с тем, что происходило с женой в действительности. Но узнать это можно было только после возвращения на базу. Когда это произойдет, тоже никто не знал. Неизвестность, отсутствие новостей и каких-либо свежих зрительных ощущений угнетали больше всего. С психологической точки зрения все это было оправданно: резко повышалась роль командиров, которые были более осведомлены и лучше знали, что надо делать.

Кудасов, например, стал по-другому относиться к Белову. Более уважительно, что ли… Он даже почти забыл его оскорбительный тон в свой адрес и несколько раз пытался установить с командиром нормальные отношения.

Но Евгений Романович ничего не забыл, он отвечал на вопросы односложно, избегал встречаться взглядом, а если такое все же происходило, Александр отчетливо читал в глазах командира явное недоброжелательство. Да и вообще от Белова исходила волна животной злобы. Полковник явно его ненавидел. Дай только ему возможность – и он разорвет Кудасова прямо голыми руками.

На двенадцатый день Кудасов почувствовал, что силы на исходе. Один раз он чуть не заснул на ночном дежурстве, другой – ощутил недостаток воздуха и выскочил в тамбур, где воздуха было ничуть не больше. И все время он чувствовал, что полковник Белов пристально за ним наблюдает, выискивая любой повод, чтобы придраться. Допустить ошибку было нельзя, ибо Евгений Романович тут же использует ее в своих интересах.

И неспроста начальник смены отложил контрольное тестирование: от Булатовой старший лейтенант узнал, что в первых рейсах производительность труда резко снижается после десятого дня боевого дежурства. Да и другие операторы это подтверждали.

Отношения в смене были достаточно непростыми: капитаны Шульгин и Петров держались особняком, лейтенант Половников и старлей Козин вроде бы дружили, хотя старались это особенно не афишировать. Шульгин относился к новичку в целом доброжелательно, но Александр его побаивался и старался держать дистанцию.

– Сколько обычно длятся рейсы? – спросил как-то Кудасов у Половникова.

– По-разному, – ответил тот, зевая. Здесь часто зевали: сказывался недостаток кислорода.

– То пятнадцать дней, то три недели, однажды месяц…

Кудасов пришел в ужас. Месяц он точно не выдержит!

В конце второй недели полковник Белов объявил, что завтра стажеру предстоит пройти контрольное тестирование. Очевидно, он внимательно наблюдал за подчиненным и выбрал правильный момент: Кудасов ходил как сонная муха и едва держался на ногах. Работая над текущими программами, он стал часто допускать ошибки и хотя вовремя их исправлял, в контрольное время вполне мог и не уложиться…

Александр ощутил неизвестное ему ранее чувство обреченности. Наверное, так чувствует себя чемпион по плаванию, которому перед стартом связали руки.

А ведь Белов знал, что делает: провал одного теста, потом другого, потом третьего – и молодой стажер будет признан непригодным для должности начальника смены.

Кудасов записался на прием к врачу и рассказал Булатовой все как есть. Она не удивилась или не показала виду. Открыла шкафчик с лекарствами и дала старлею две желтоватые таблетки.

– Это фенамин – препарат, активизирующий умственную деятельность и мобилизующий скрытые резервы организма, – сказала она. – Завтра выпьете одну с утра, вторую – непосредственно перед испытанием.

Александр печально кивнул.

– Спасибо…

– Что с вами? – военврач улыбнулась. – Я вижу, поезд вас угнетает?

– Да, – кивнул Кудасов. И тут же спросил:

– Это ненормально?

– Как раз вполне нормально. Меня он тоже угнетает. Но у молодых это быстро проходит! – она ободряюще положила руку на ладонь старшего лейтенанта. Рука у нее была прохладной и приятной.

Кудасов машинально опустил взгляд, но сегодня Наталья Игоревна была в туфлях. Она перехватила его взгляд и порозовела.

– Идите, товарищ старший лейтенант. Вам надо выспаться. За следующую ночь тоже – после фенамина бывает трудно заснуть… Но он вам поможет. Да и я постараюсь вам помочь…

Что означает последняя фраза, Александр не понял. Скорее всего, Булатова имела в виду медицинскую помощь.

Действительно, после утреннего приема фенамина голова сразу прояснилась. За час до испытания он принял вторую таблетку и вскоре почувствовал резкое обострение ума. Мысли молниями летали в голове, он воспринимал происходящее со всех сторон одновременно, различал шепот сидевших у дальней стены Козина и Половникова.

Наконец по команде Белова он сел за компьютер. Шульгин и Петров стояли у него за спиной, Половников и Козин наблюдали на параллельном экране. Белов с индифферентным видом прогуливался чуть в стороне.

– Учебно-боевая задача номер семь! – объявил начальник смены и включил хронометр. – Время пошло!

Александр привычно загрузил вводные данные и принялся сноровисто рассчитывать полетную траекторию. В этом деле он чувствовал себя как рыба в воде. Но что-то его смущало. Цифры, которые каждая сама по себе были правильными, соединяясь вместе, вызывали серьезные сомнения! Координаты БЖРК, координаты цели, запас и вид топлива, погода: ветер, влажность, облачность, грозовые разряды… Не очень сложный тест, но он чувствовал: стоит закончить расчеты обычным способом и на экране монитора высветится позорная надпись «Цель не поражена»!

Что-то было не так, выстроенная формула траектории ему не нравилась, хотя никакой другой он вывести не мог. Следовало нажимать клавишу «Enter», но он не мог этого сделать, как незадачливый ракетчик, скованный ступором старта.

И вдруг обостренным сознанием он понял: справочные величины, которые автоматически задаются в каждом тесте, на этот раз искажены! И уже нет времени искать правильные поправочные коэффициенты и углы наклона! Надежда только на память, на быстрые ловкие пальцы, да на выработанные рефлексы…

Будто включился панорамный обзор, он видел одновременно и экран, и нужные страницы справочника по баллистике. Расхождения бросались в глаза, словно кто-то предупредительно обвел их красным карандашом. Пальцы летали над клавиатурой, сухо щелкали клавиши, картина менялась в лучшую сторону, наконец все цифры стали правильными не только по отдельности, но и собранные вместе. Кудасов с облегчением нажал кнопку условного пуска.

– Старший лейтенант Кудасов контрольное тестирование завершил! – четко и громко доложил он.

– Да? – как будто удивился начальник смены и выключил хронометр. Но к монитору не подошел, словно знал, каким будет результат.

Александр впился взглядом в экран. Несколько секунд, которые обычно отделяют условный пуск от его оценки, растянулись в минуты. Наконец появилась долгожданная надпись: «Цель поражена».

– Все! – выдохнул за спиной Шульгин.

– Что «все»? – встрепенулся Белов и подошел поближе. Кудасов уже все понял, он повернулся и рассматривал командира с нескрываемой улыбкой. Лицо у Белова было напряжено, губы шевелились. Он читал и перечитывал надпись, тщетно отыскивая затерявшуюся частицу «не». Но ее не было.

– Молодец, стажер! – сказал Шульгин.

– Молодец! – эхом повторил Петров, но без особой сердечности.

– Подождите хвалить, – холодно проговорил начальник смены. – Результат, конечно, положительный… Но вот время… Время просрочено!

– Разве? – Кудасов набрал комбинацию клавиш, и на экране появилось время исполнения теста: «15 минут 35 секунд».

– У меня все шестнадцать, – еще холоднее проговорил Белов. – Ну, ладно, с компьютером спорить не будем!

Несмотря на попытку выглядеть объективным, в голосе полковника отчетливо проскальзывали неприязненные нотки.