Помоги проекту - поделись книгой:
Пётр Краснов ТАЙНА БЕССМЕРТИЯ
Русский язык – язык великой русской литературы.
И, конечно, следует продолжить: русская литература – дочь великого русского языка.
Слово "великий" здесь никакое не преувеличение, не хвастовство: его огромность, сибирская неохватность изумляет всякого русского даже, не говоря уже об иноязычных, всех, кто пытается заглянуть в его глубины. Даже русских – уже попривыкших, кажется, приученных относиться ко всему своему с неким пренебреженьем: двадцать лет одичания под "ковровыми бомбардировками" нашего сознания преступным телевидением, русоненавистническими "россиянскими" СМИ не прошли даром...
Издавна уже ведётся вполне надуманный и провокационный спор: Россия – это Европа или Азия? Надумали даже в кабинетах такой же провокативный термин, посягающий на целое учение, – "евразийство", этакую "сухую воду", в природе и в истории не существующую. То есть это географическое и весьма условное геополитическое понятие пытаясь насильно внедрить в сферу этнокультурную, ментальную, сводя тем самым русских к чему-то межеумочному и в лучшем случае составному, слепленному из остатков чужих культур, влияний, заимствований. Сказать в скобках, впрочем, это не первый позор русской аристократии, целый век обезьянничавшей на французском, а с ней и интеллигенции, ударившейся в вольтерьянство, в марксизм потом, а сейчас вот и в "рыночность". На Западе этот термин – "евразийство" – подхватили с несказанным удовольствием, "забыв" даже о мнениях по этому поводу многих своих авторитетов, того же Шпенглера.
Но первый свидетель (равно и свидетельство) полномерной и совершенной уникальности русской православной культуры, цивилизации, нации есть прежде всего наш великий язык. Выкованный в горнилах ещё домонгольского нашего средневековья, в беспрецедентном летописном наследии, в высокопоэтичном эпосе былин и "Слова о полку Игореве", он по многим причинам не сразу отрядил из себя литературу светскую, "пушкинскую"; но когда в два-три десятилетия – по историческим меркам едва ли не мгновенно – сделал это, открывшись для внешнего мира Толстым, Достоевским, Тургеневым, целым веером блистательных умов и перьев, вырвавшись сразу вперёд, на Западе поразились: откуда такой богатейший язык, такая пронзительная мысль?!
Оттуда, из недр великого, всегда им непонятного и оттого опасного, будто бы даже враждебного народа. Из Гардарики – "страны городов", как называли нас скандинавы, – простолюдины которой писали друг другу письма, на бересте в том числе, в то время как некоторые короли Европы попросту неграмотны были.
С несвойственной им лёгкостью веря романтическу эпатажу Блока ("Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, с раскосыми и жадными очами!.."), это именно они наваливались на нас жесточайшими – куда там азиатам – нашествиями с Запада; а кем были мы, не раз и не два загоняя их обратно в разбойное логово, приходя к их очагам? Да самыми что ни есть европейцами – в их о себе идеальном представлении.
Но мы не европейцы, разумеется, и ещё меньше азиаты. В духовном и душевном своём строении русские глубоко отличны от тех и других, и когда какой-нибудь наш по-журналистски невежественный газетчик или тэвэшник, побывавши в американской провинциальной глубинке, пытается уверить нас и себя в обратном ("Да они такие ж, как мы!.."), то он драматически, по меньшей мере, ошибается: в вечном явном и неявном противостоянии нет, пожалуй, человеческих типов, более друг от друга далеких...
Это отнюдь не призыв к пресловутой ксенофобии, а констатация давным-давно удостоверенного исторического факта. И если уж к кому и ближе мы, русские, то это к Индии, индусам – на языковой опять же и, тем самым, ментальной основе.
Об этих коренных мировоззренческих различиях "человека западного" и "человека русского", отражающихся в языке, пишет специалист языковедения Маргарита Сосницкая (статья "На фоне русского", газета "День литературы"): "Это разница не просто в словах, но и в сознании, во взгляде на мир, события и факты. Вот, кстати, само слово "мир". Оно включает у нас понятия "мироздания", "не войны", "общества" и тем как бы выражает, что все они должны пребывать между собой в любви и согласии, и тогда будет настоящий мир во всех трёх значениях; в других же языках (западных – П.К.) для каждого из этих понятий есть отдельное слово, что можно трактовать как невозможность им между собой договориться..." И, приведя примеры этих слов-понятий на английском, французском, итальянском и испанском языках, предлагает: "Попробуйте с этой точки зрения перевести "Войну и мир" (только название)..."
Да, попробуйте – хотя бы название! Что уж говорить о переводе глубинных смыслов и тончайшей нравственной структуры, западному обыденному сознанию и душе вряд ли внятных, "Поликушки" Толстого, например, "Марея" Достоевского или бунинских "Лаптей". "Запад не понял ни одного нашего поэта, начиная с Пушкина, – пишет она. – ...поэты даже такого ранга, как Ф.Тютчев, А.Блок, просто неизвестны на Западе..." И дело здесь не только в весьма существенной "неэквивалентности языков", которую она довольно подробно разбирает, выделяя преимущества русского языка, его гибкость и образность; наверняка и наши переводчики с "западного" не улавливают многие ментальные нюансы и оттенки переводимых текстов. Речь о нравственных императивах, изначально заложенных в языке и проявляющихся и в повседневном, и в историческом бытовании того или иного народа.
И если, скажем, в романских языках "совесть" и "сознание" обозначаются одним словом, то русский, пожалуй, вправе спросить: что ж, выходит, "романский человек" считает совестью то, что "подставляет" ему по ситуации услужливое сознание? Что сочтёт за совесть, тем и будет руководствоваться?
Мне вспоминается в связи с этим эпизод известной многотомной "Истории XIX века" французских авторов Рамбо и Лависса, где они, историки, описывая занятие Наполеоном Москвы, возмущаются: какие-то негодяи стреляли, дескать, из окон по входящим войскам... Пьер Безухов, видите ли, негодяй и даже хуже – замыслил "великого из великих" убить!.. Террорист, по-нынешнему говоря, вроде иракских или палестинских сопротивленцев. Можно представить, что они понаписали о событиях, которые я как читатель знаю хуже или не знаю совсем...
И посему я без сожаления, признаться, подарил сей восьмитомник приехавшему в Оренбург В.Ганичеву: он историк, вот пусть и разбирается, насколько резинова она, эта "совесть-сознание", у этих и других творцов европейских исторических мифов – которые с ещё большей напористостью творятся и сейчас... А в некоторых языках слова – а значит и понятия – "совесть" вообще нет, хотя это и не означает отсутствия совести у отдельных его представителей: "Дух веет где хочет..."
О богатстве же нашего языка может судить тот из русских, кто в совершенстве овладел такими же мировыми языками. И понятно, мягко говоря, недоумение Набокова: как же так, пошлости в этой загранице – море, а слова "пошлость" в европейских языках нет?!.
М.Сосницкая, начавши с цитаты: "Великий и могучий русский язык!" – продолжает: "Эти известные слова И.С. Тургенева, прожившего большую часть жизни во Франции, выстраданы, проверены опытом и написаны, можно сказать, кровью... Его друзьями были П.Мериме, Ж.Санд, Флобер, Золя, Доде, Мопассан. Кто-то из них писал, что Тургенев говорил по-французски безукоризненно, только иногда делая маленькие паузы, подбирая точное слово, и точность эта была поразительна и не каждому французу по плечу. Так что мы полностью можем доверять его словам о языке: "Нам нечего брать у тех, кто беднее нас..."
А мы всё берём... И не от жадности, нет – чаще по глупости, а то и по дурному умыслу, и куда реже – по необходимости; благодаря нынешней нашей интенсивно-серой "элите", мы порядком поглупели в глазах других народов, мы отдали всё, в том числе и свой великий язык, "на поток и разграбление". Вот уж действительно "растеклись мыслью по древу", повторяя эту застарелую словесную ошибку, а в жизни наступая всё на те же грабли...
А ведь как прекрасно сказал автор "Слова о полку Игореве": "растекашется мысью (белкой! – П.К.) по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы" – по всей логике этой развёрнутой метафоры. Белка стелется, растекается по дереву, и это правильно перевели и А.Майков, и К.Бальмонт, и И.Шкляревский (среди десятков других шаблонно-неверных переводов этого выражения). Да и в "Слове" есть далее "мыслено древо", но это совсем другой троп, над смыслом которого надо ещё думать и думать. Может быть, это метафора "ветвящейся" мысли, размышления о происшедшем, чем и является, в сущности, "Слово"?
А мы всё ещё растекаемся бессмысленной "мыслью по дереву" своих письменных столов, ища под фонарём "русскую идею" – непотерянную, старательно не видя её во всей своей очевидной простоте и здравости. Особенно ретиво, кстати, "ищут" её – и не находят, понимашь! – дипломированные русоненавистники.
И сколько же сейчас в русский язык вброшено, всучено, навязано ему таких вот извращённых, ложных по смыслу антиметафор, "понятий" и грошовых "ценностей", слов-паразитов, стремясь свести его до убогого лексикона вырожденцев, до образованческой "фени" "говорящих голов" из телеящика!..
Но он и сейчас все так же велик и могуч, наш язык. Он борется, обволакивая защитной иронией и отторгая одни слова-вирусы, нарочито видоизменяя, а то и коверкая насмешливо другие, переформатируя (уже и не чужим словом говоря), делая их не такими опасными, приспосабливая как гастарбайтеров на ролях чернорабочих.
Он, помимо воли постмодернистов-комбинаторов и их критиков-пиарщиков, выворачивает наизнанку их набитую псевдоцитатами пустоту и всем её, кто ещё не ослеп, показывает воочию... Как и пустоту наших корыстных и лживых политиков, между прочим. Его разоблачающая сила удивительна, в нём ощутимо вязнет едва ли не любая ложь!
Он, живой и мудрый, несравненно умней нас с вами – как средоточие нашего национального духа и воли к жизни великой и пространной, да на меньшее, когда с нами такая сила его, мы никогда и не согласимся.
И чем больше я, грешный, в меру сил своих человеческих соработничаю с ним, тем чаще думаю, что великие языки не образовались в результате общеутверждаемой учёными долгой языковой эволюции, а были даны свыше в основе своей готовыми каждому народу "по роду его" и назначению, – настолько сложна и едва ль не бесконечна Вселенная моего родного языка, настолько всё в нём переплетено, как в мощном дёрне, в почве нашей корнями и корешками, с нечеловеческой мудростью взаимоувязано...
Во всяком случае, тайна происхождения языка, мне думается, не менее глубока, чем возникновение живой материи из неживой, чем тайна зарождения разума, человека. Это тайна чаемого нами бессмертия: всё живое вечно живо в Боге, в Слове.
Редактор “РОССИИ ВЕРНЫЕ СЫНЫ”
В восьмой раз в Большом зале Центрального дома литераторов проходит награждение одной из ведущих литературных премий России, и, безусловно, одной из немногих по-настоящему весомых в русском национальном направлении – премии имени Александра Невского "России верные сыны".
Её лауреатами за минувшие годы стали Юрий Бондарев и Валентин Распутин, Пётр Проскурин и Леонид Бородин, Станислав Ку- няев и Юрий Поляков, Юрий Козлов и Вячеслав Дёгтев, Вера Галактионова и Владимир Личутин, Пётр Краснов и Сергей Каргашин, Лев Аннинский и Владимир Бондаренко… Безусловно, ведущие русские писатели нашего времени. Наша литературная державная партия.
И организовал её, направил эту премию в будущее русской литературы талантливый промышленник, строитель Виктор Степанович Столповских, руководитель движения "Верные сыны России". В беседе со мной Виктор Степанович признавался: "Как только органи- зовал движение "Сыны России" и заявил о задачах этого державного движения, так сразу и стал врагом для либералов. Если ты – сын России, то ты будешь драться за свою мать до последней капли крови. Мы – не сыны Израиля или Америки, мы – сыны России. Отчество у всех у нас разное, но Отечество – одно".
Спасение России в нынешних Столповских. Дадут им возможность расправить свои крылья, они всю Россию перестроят, и далее ворвутся в Европу. Но уже не на танках, а экономически, своими новейшими товарами и технологиями. Как считает ещё крепкий и бодрый, уверенный в себе промышленник двадцать первого века, Виктор Степанович Столповских, у России для такого взлёта есть всё. Нужна политическая воля власти. И Россия вновь будет вся застроена новейшими заводами.
Он оптимист от роду. Его знаменитый старообрядческий род Столповских из Пономаревского района Оренбургской области. Ещё дед его, Егор Флорович Столповских построил в селе Софиевка храм в честь Казанской иконы Божьей Матери. Естественно, в годы советской власти храм был разрушен и вновь восстановлен уже Виктором Столповских. Кстати, ничего лишнего не говоря, уже девять православных храмов построил на родной русской земле этот молодой промышленник. Староверы всегда до революции возглавляли русскую промышленность и смело соревновались с еврейскими банкирами. Роль староверов в развитии промышленности в России академик Лихачев сравнивал с ролью европейских протестантов. У них был свой староверческий клан, нерушимый и созидательный. Обязательно нацеленный на развитие. Кто мог устоять против Рябушинских или Мамонтовых, Морозовых или Путиловых? Одной инородческой клановости староверы противопоставляли свою. Всё это разнесла революция, но пора восстанавливать нам уже и русские промышленные созидательные кланы. А сколько эти же староверческие кланы вложили денег в наше искусство. Третьяков создал галерею, Рябушинский финансировал Большой театр, Мамонтов организовал свой Абрамцевский кружок. Наверное, также тянет и Виктора Столповских на русское подвижничество и в промышленности, и в литературе.
Литературная премия "России верные сыны" живёт и здравствует уже восемь лет.
Я заметил, многие её лауреаты, получавшие за свою жизнь немало и других наград, любят носить в лацкане пиджака небольшой значок с профилем Александра Невского. И с каждым годом лауреатов становится всё больше.
В этом году лауреатами премии имени Александра Невского "России верные сыны" стали Владимир Карпов, знаменитый герой Советского Союза, разведчик, автор популярной книги "Генералиссимус", Захар Прилепин, тоже фронтовик, но уже другой войны, малой чеченской, его романы "Патологии" и "Санькя" всколыхнули всю читающую Россию своей жизненной правдой и дыханием художественной достоверности. После надоевшего и малочитаемого потока постмодернистской чепухи проза Захара Прилепина стала символом жизнеспособности русского реализма. Премию Захару Прилепину дали за новую книгу рассказов "Грех", вышедшую недавно в издательстве "Вагриус".
Поэтическим лауреатом этого года стал известный поэт из Астрахани Юрий Щербаков. Там же в зале поэт сочинил стихотворный экспромт, соответствующий названию премии.
Поделиться книгой: