Здоровенного парнягу это не остановило, напротив, подтолкнуло к ответным действиям. Он привык действовать нахрапом, он был моложе, сильнее и весил, минимум, на тридцать килограммов больше. Жалкий гаечный ключ в моем кулаке никак не мог уравнять наши шансы.
– Ты что, не понимаешь, где находишься?
– Понимаю. В ночном клубе, куда принимают на работу кого попало. Например, ублюдков вроде тебя.
– Да я…
– Ты просто мальчик на побегушках с глупой детской кличкой. Ноль целых шесть десятых.
– Урою! – истово пообещал Вадюля, драматически возвышая голос и делая шаг вперед.
– Попробуй. – Я удивился тому, как ровно звучит мой голос.
Вадюлю не насторожило мое поведение. Он находился на своей территории, где действовали особые законы, по которым всякую пришлую шелупонь, вроде меня, можно было безнаказанно размазывать по стенкам, гноить в подвалах или даже закатывать под асфальт. Моя строптивость его не только разозлила, но и обрадовала. Он заметно просветлел лицом в предвкушении предстоящей расправы. Смерил меня плотоядным взглядом и, сверившись с часами, торжественно провозгласил:
– Хана! Твое время вышло! Ща я тебе рога пооблома-а-аю!
Еще один шаг в моем направлении. Я знал, что сейчас произойдет. Прикинул все свои шансы и, вызвав на лице Вадюли глумливую усмешку, выпустил из разжавшихся пальцев бесполезную железяку. Вовремя. В дверном проеме за Вадюлиной спиной возникла женская фигура, привлеченная его громогласными угрозами. Наверное, та самая сердобольная работница кухни, которая пичкала парнягу гамбургерами. Выкормила на мою голову!
– Вы бы не мешали работать, молодой человек, – возмущенно произнес я, играя на публику, о присутствии которой Вадюля не подозревал.
Похоже, обращение «молодой человек» задело его похлеще любого ругательства. Неужели он считал себя не молодым? Или не человеком?
Закончить эту мысль я не успел. Рявкнув от негодования и натуги, Вадюля метнул свой объемистый кулак вперед, метя мне в лицо.
Я ждал этого момента, ловил его. Когда Вадюля еще только начинал свой богатырский замах, я обхватил гладкие бока «Текны», и узкий высокий шкаф покатился на своих писклявых колесиках прямо навстречу удару. Грохот получился впечатляющий. Но еще до того, как стеклянные осколки дружно посыпались на пол, все перекрыл рыдающий Вадюлин вопль:
– У-уй, бля!!!
Тут любой заголосил бы благим матом. Кулак прошиб двойное стекло дверцы и снес центральную стойку вместе со всеми круглыми полочками, рухнувшими вниз. Очень шумное, очень эффектное зрелище.
– Девушка! – окликнул я оцепеневшую зрительницу. – Зовите руководство! Этот пьяный придурок сейчас все здесь разнесет вдребезги!
Ойкнув, она исчезла в дебрях ночного клуба.
– Гад! Вот же гад!..
– Сам напоролся. – Я пожал плечами. – Кто виноват, что ты вдруг разбушевался? Припадочных в роду случайно не было?
Вадюля с мучительным стоном опустился на колени. Здоровой рукой он бережно придерживал искалеченную и таким образом постепенно извлекал ее из зубчатого пролома. Мелкие осколки весело бренчали на протяжении всей спасательной процедуры. А когда рука оказалась снаружи, все днище изуродованного шкафа было покрыто кровавыми потеками. Теперь «Текна» стала не просто нерабочей, теперь это был вообще никакой не холодильник. Меня это вполне устраивало.
Вадюля жалобно вскрикнул, извлекая из руки самый большой осколок, изогнутый, как стеклянный ятаган.
– Больно? – посочувствовал я. – Ничего, сейчас шеф тебя вылечит.
Валера был легок на помине. Он шагал к нам так порывисто, что, не смени он своевременно полотенце на костюм, быть бы ему голым.
– Дыхни! – приказал он и, шумно втянув носом опасливо выпущенную Вадюлей струйку воздуха, зажмурил глаза.
Я уж испугался, что он грохнется в обморок, сраженный этой гремучей смесью гнильцы и тухлятины, но Валера не только устоял, но даже обрел удвоенную энергию.
– Пивком с утреца балуемся?! – проревел он, занося карающую длань.
Тресь! – обрушилась оплеуха на повинную голову денщика. Хрясь! – отозвалась подставленная щека под хозяйской ручищей. Но этого оказалось мало для выхода ярости, переполнявшей Валеру. Озирнувшись в поисках следующего подходящего объекта, он азартно вскрикнул и без видимого усилия с грохотом опрокинул многострадальную «Текну» на пол, довершая ее бесславный конец.
– Мне этот утиль не нужен! – бушевал Валера. – Я новый холодильник хочу, непокоцанный! И ты, сучара, – указующий перст ткнулся в побелевшее Вадюлино лицо, – ты мне точно такой купишь. Хоть у этого, – палец переметнулся на меня, – хоть у любого другого хрена с бугра!
По завершении тирады указательный палец Валеры присоединился ко всем остальным, и образовавшийся кулак саданул денщика по скуле. Тот даже не попытался отшатнуться. И все смотрел на меня ищущим взором. Я медленно покачал головой:
– Ничем не могу помочь. Только под заказ. Поставка в течение двух месяцев.
– Слышал, Валера? – подал робкий голос Вадюля. – Я бабки хоть сегодня соберу и отдам. Но где ж я…
– Не колышет! – отрезал Валера.
Челядь, наблюдавшая за происходящим изо всех щелей, мигом попряталась кто куда, когда мрачный Валера зашагал восвояси. Верный денщик униженно засеменил следом, надеясь вымолить хозяйское прощение. А я стоял как истукан и смотрел на останки золотистого чудо-шкафа. Нижняя панель при падении отвалилась, и теперь даже я, полный профан в холодильном деле, сообразил, почему не работал компрессор. Потому, что его не было и в помине. Вместо него в нутро шкафа был запихнут черный полиэтиленовый пакет размером с хорошую подушку.
С помощью отвертки я надорвал уголок и поинтересовался содержимым. В свертке обнаружились пакетики поменьше, туго наполненные скрипучим белым порошком. Я бы очень хотел, чтобы это оказалась мука или сода, но рассчитывать на это не приходилось. Килограмм этого порошка стоил неизмеримо дороже муки самого высшего качества. За одну его щепоть люди отдают свои жизни и забирают чужие. И как только я окончательно осознал, какой именно товар случайно попал в мои руки, мне сразу вспомнился обманутый Геворкян, отчего внутри у меня произошло резкое похолодание.
Запихнув пакет в сумку, я поспешил прочь, надеясь, что еще не поздно исправить свою катастрофическую ошибку.
Глава 2
1
Покинув негостеприимный ночной клуб, я направился к проезжей части, машинально отметив про себя, что походка моя стала неуверенной, а повадки – вороватыми. Когда на меня пристально посмотрел случайный прохожий, мне захотелось бросить сумку и бежать сломя голову куда глаза глядят. Даже без выброшенных инструментов она весила прилично. Тянула лет на пятнадцать строгого режима…
Я никогда не употреблял наркотиков, но подобных мешочков, набитых белым, навидался достаточно. Во всех видеобоевиках они выглядели именно так, будь то хоть кокаин, хоть героин, без разницы. Предположить же, что кто-то припрятал в «Текне» килограммов двадцать тальковой присыпки для Геворкяна, было бы наивно. Этот вальяжный бородатый мужчина давно вышел из того возраста, когда страдают детской потницей. И Черняков у себя в Москве вовсе не случайно озаботился столь незначительной сделкой, как продажа одного несчастного холодильника.
С сумкой, доверху набитой наркотическим грузом, у меня оставался только один путь – прямиком в выставочный центр. Я желал как можно скорее вернуть товар тем, кому он принадлежал. Наверняка Геворкян с соплеменниками уже дожидался меня, чтобы высказать пылкое возмущение по поводу навязанной ему белой «Текны». Я торопился удовлетворить его обоснованные претензии.
Подобравший меня молоденький водитель предложил положить сумку в багажник, но я решительно отказался и умостил ее на колени, держась за ручки обеими руками. Кащей Бессмертный, помнится, плохо оберегал иголку, спрятанную в яйце, за что и поплатился. Я же любил жизнь, что само по себе и не ново. И в настоящее время можно было надеяться сохранить голову на плечах, только доставив содержимое сумки по назначению.
Высадившись у высокого пандуса, ведущего к входу в центр, я настороженно огляделся. Против ожидания, в округе не наблюдалось засад или сторожевых постов. Никто не оглашал зимнее утро воинственными гортанными криками, никто не потрясал оружием и не обещал вырезать весь мой род до седьмого колена. Военные действия еще не начались.
Я немного успокоился. Разумеется, Геворкян еще вчера обнаружил пропажу и скорее всего немедленно связался с Черняковым. Тот заверил, что груз передан по назначению, но такой-сякой региональный менеджер все напутал по врожденной тупости, а поэтому не стоит бить тревогу раньше времени. Достаточно с утра поменять один холодильный шкаф на другой, и все уладится. Мол, непредвиденная случайность. Вот только если бы кто-нибудь покопался в «текновском» нутре до моего вмешательства, то эта случайность могла бы стать роковой. Лично для меня.
Оказалось, я не ошибся в своих предположениях. Первое, что я обнаружил при входе в центр, это тот самый белый холодильник, который я сбагрил вчера вечером. Привет от обманутого клиента. Жест доброй воли. Он возвратил то, что взял по недоразумению. Теперь настала моя очередь исправлять ошибку.
– Привет! – при моем появлении Серега моментально оторвался от компьютерного монитора. Обычно, чтобы выйти из виртуального транса, ему требовалось не меньше пяти минут.
– Привет. Были посетители?
– Ага. Какие-то хачатуряны. Я только дверь открываю, а они тут же следом. Выгрузили «Текну», которую ты им вчера втюхал, и стали требовать другую, ту, бронзовую. Я говорю: отгружена. Они: как отгружена, кому? Расшумелись, как на базаре. Я сказал, что продавал ты, а кому – мне неизвестно.
Серега умолк, пытаясь по моему лицу угадать, правильно ли он поступил. Я кивнул: все в порядке, продолжай.
– Ну вот, – Серега оживился. – У них за главного бородатый такой, лупатый. Он велел тебе передать, что вернется ровно в двенадцать. Предупредил, чтобы ты к этому времени достал ему обещанную «Текну» хоть из-под земли. Если тебе придется выплатить неустойку, то он готов возместить расходы. Но подавай ему только золотистый шкаф. Как будто на нем проба проставлена.
– Угу, – кивнул я. – Дороговато мне обходится эта штуковина. Головной боли не оберешься. Спасибо господину коммерческому директору.
– Он, кстати, звонил, – вспомнил Серега, явно озадаченный моей туманной тирадой. – Несколько раз. Велел срочно с ним связаться.
– Перебьется твой Черняков.
– Почему мой?
Я не стал объяснять, что моя карьера в фирме «Айс», по всей видимости, подошла к концу. Зачем Сереге мои проблемы?
– Что-то случилось? – он присматривался ко мне все внимательнее.
– Ничего не случилось.
Мне очень хотелось добавить: «пока», но я сдержался. Пристроил влажную от снега сумку на топчан, сам уселся рядом.
– Чем это она набита? – поинтересовался Серега.
– Героином. – Я растянул губы в гримасе, которая должна была означать улыбку.
Он понимающе ухмыльнулся в ответ:
– Заделался наркокурьером?
Я не поддержал шутку. Ничего веселого в своем положении я не находил. Чем больше я думал про назначенную встречу, тем меньше верил в то, что она завершится благополучно. Место вокруг нашей выставки пустынное, безлюдное. Покупатели не занимают с утра очередь в нетерпеливом ожидании новых партий поставляемого оборудования. Мало кто забредает в наши края от нечего делать. А Геворкян и его команда – не те люди, с которыми хочется общаться в укромных уголках. Чем закончится наш разговор? Как я буду объяснять, почему в наличии имеется не сама «Текна», а лишь вскрытый пакет? Делать вид, что я понятия не имею о его содержимом? Давать страшные клятвы, что буду молчать до гроба? Гораздо надежнее упрятать меня в этот самый гроб, чем оставлять в живых невольного свидетеля сложных взаимоотношений Москвы и Курганска.
Все больше меня привлекала идея устроить все таким хитрым образом, чтобы в руки Геворкяна попал пакет, а не я сам. После чего мне останется залечь на дно и не высовывать нос на поверхность, пока вся эта история не позабудется, пока не уляжется поднятая мной наркотическая пыль. Поскольку порошок будет возвращен, меня вряд ли станут искать чересчур уж рьяно. Отсижусь где-нибудь. Тех денег, которые хранились у меня в кармане, в маленьком городишке должно было хватить надолго – нельзя сказать, что я увольнялся из фирмы без содержания. Чтобы обосноваться на новом месте, следовало лишь немедленно рассчитаться с вредной домохозяйкой и завладеть паспортом. На эту неприятную процедуру почти полутора часов, оставшихся до полудня, хватало с лихвой.
– Вот что, Серега, – сказал я, глядя в пол. – Я понятия не имею, сколько этих орлов понаедет, и не желаю объясняться со всей их оравой. Ровно в двенадцать я буду ждать Геворкяна у главного входа во Дворец. – Вспомнив, как многолюдно бывает там днем, когда родители приводят своих чад на плавание, я удовлетворенно кивнул и повторил: – Да, у главного входа. Пусть явится один, если хочет получить свое имущество. Без провожатых. Понял?
– Ничего я не понял, – честно признался Серега.
– Неважно. Это даже хорошо. Ты главное не забудь передать мои слова Геворкяну. В двенадцать. У центрального входа. И не поминай лихом.
– Ты что, уезжаешь?
– Много будешь знать – скоро состаришься. Все, Серега, тема закрыта. Гуд бай.
Оставив своего бывшего помощника на посту, я, волоча за собой ненавистную ношу, отправился на свидание с бывшей домохозяйкой. Я и сам вдруг почувствовал себя бывшим. Вся моя размеренная жизнь вдруг оказалась в прошедшем времени. В далеком-далеком прошлом.
2
– Это я, Анна Ильинична. Откройте.
– Игорек?
Надо же, какие нежности! Хозяйкины глазки за приоткрытой дверью озарились неподдельной радостью – не моему визиту, а деньгам, которые я, по ее разумению, принес. Но дверь осталась на цепочке.
Ей явно не терпелось просительно высунуть ладошку за приношением, но в то же время она опасалась, что я ее мигом оттяпаю, ладошку-то. Без опеки участкового эта карга вела себя гораздо сдержаннее, скромнее. И голосок у нее вдруг прорезался сладенький-пресладенький, настолько приторный, что она, наверное, с трудом разлепила губы, когда решилась поинтересоваться:
– Неужто денежки принес, Игорек?
– Принес, – неохотно признался я. – Мой паспорт у вас?
– Так я его на квартире оставила. Вещички твои в кладовку определила, а паспорт сунула в пиджак. Во внутренний кармашек.
Похоже, она ожидала многословных изъявлений благодарности за свои старания, но время поджимало, и мне некогда было заниматься китайскими церемониями.
– Давайте ключи, Анна Ильинична, и получите свою сотню. Только побыстрее, пожалуйста. Я спешу.
Она попробовала выклянчить доплату за полмесяца, но я был сух и категоричен:
– Больше денег у меня нет. И я заберу не все. Паспорт, кое-какую мелочь. Остальное оставляю в залог наших доверительных отношений.
Я сунул в хозяйкину лапку стодолларовую купюру. Лапка исчезла и возникла снова, уже со связкой ключей.
– Там теперь новый постоялец, – предупредила домохозяйка. – Ему ключики и оставишь.
Сверившись с часами, я погнал извозчика к месту своего недавнего проживания. Двадцать минут туда, десять – на недолгие сборы, еще столько же на обратную дорогу во Дворец молодежи. Я успевал. Даже с небольшим запасом.
Дверь, которую я привык считать своей, открылась без скрипа. Теперь за ней обитал незнакомый мне тип, охарактеризованный домохозяйкой как очень приличный молодой человек. На самом деле ему было за сорок.
Я увидел его сразу, как только захлопнул за собой дверь и обутым протопал в направлении кладовки. Он сидел за кухонным столом совсем по-домашнему – в спортивных штанах и майке салатного цвета. Сидел, откинувшись на спинку стула и заведя руки за спину. Одна половина его лица была перепачкана кровью, и те же самые бурые пятна покрывали его плечо и безволосую грудь. А в левой глазнице квартиросъемщика торчал черенок вилки, одной из тех, посредством которых я еще недавно с аппетитом уплетал жареную картошечку или магазинные пельмешки. Я подумал об этом, и меня чуть не вывернуло наизнанку.
Уж понятно, это не был несчастный случай. Даже если бы постоялец случайно пронес вилку мимо рта, он не смог бы вонзить ее себе в глаз с такой силой. Кроме того, он вовсе не трапезничал, когда с ним произошло несчастье. Во-первых, на столе не наблюдалось ничего более съедобного, чем пустая бутылка из-под портвейна да пепельница, полная вонючих окурков. Во-вторых, рот убитого был надежно заклеен скотчем, а руки связаны за спиной.
Даже не будучи экспертом судебной медицины, я легко определил признаки насильственной смерти. Догадался также, что обнаруженный мной труп не самой первой свежести. Хладнокровно заключив это, я бегом отправился в уборную – меня вывернуло наизнанку.
После этого мне сразу перехотелось разглядывать покойника и я сосредоточился на месте преступления. До моего появления в квартире был произведен торопливый обыск. Все было перевернуто вверх дном, вещи в единственном шкафу перерыты и сброшены на пол. Сунувшись в кладовку, я и там обнаружил последствия погрома. А в моем единственном пиджаке никакого паспорта не обнаружилось. И это открытие заставило меня обессиленно привалиться к стенке.
Злоумышленники могли, конечно, прихватить паспорт мимоходом, преследуя какие-то свои преступные цели. Но мне представлялась совсем иная картина. Я был почти убежден в том, что в квартире искали московский гостинец, не попавший по назначению. Адрес узнали из личной анкеты, хранящейся в столичном офисе, куда у Чернякова имелся доступ в любое время суток. Разузнав координаты, бросились на поиски сотрудника, который нарушил распоряжение коммерческого директора и обманул доверившегося ему Геворкяна. Точнее говоря, преследовали меня по горячим следам, заподозрив коварный умысел в моих действиях. А когда выяснилось, что по этому адресу проживаю не я, на всякий случай укокошили постороннего мужчину, который видел налетчиков в лицо. Возможно, вилку в глаз ему воткнул Геворкян собственноручно, деликатно отстранившись при этом, чтобы не испачкать кровью свою светлую дубленку.
Лишь после этого его горячая кровь охладилась до температуры, при которой возможен трезвый расчет. Он еще раз созвонился с Черняковым, и партнерами было принято решение дождаться утра, когда можно будет спокойно заменить один холодильник на другой. Но меня утром на рабочем месте не оказалось, я находился в ночном клубе «Мистер Икс», куда был доставлен чуть ли не под конвоем. И тогда была назначена встреча, которая должна произойти через…
Я взглянул на часы. Времени оставалось в обрез. Водитель, получивший щедрое вознаграждение, ждал внизу, но все равно следовало поторапливаться, если я не хотел, чтобы уроженцы южной республики потеряли терпение и взялись за кинжалы. Или за вилки.
Динь-дилинь!
Неожиданный звонок заставил меня вздрогнуть, как будто этот короткий электрический разряд пропустили через мое тело.
Ди-ли-ли-ли-линь!
Так бесшумно, как не смог бы проделать и кот, я прокрался в своих тяжелых ботинках к входной двери и прислушался. Это могла быть домохозяйка. Или ее знакомый участковый. Или кто угодно. В любом случае мне с сумкой наркоты ни за что не доказать, что я к трупу за своей спиной не имею ни малейшего отношения. Меня прошиб холодный пот. Сердце заколотилось в груди столь отчаянно, что его стук показался мне таким же громким, как тот, который раздался снаружи.
– Открывай, Эдька! – требовательно голосил невидимый мужчина, тарабаня ладонью по дерматиновой обивке двери.
Я невольно оглянулся на кухню. Мне очень не хотелось, чтобы Эдька встал на зов и явился в прихожую с черенком вилки, торчащей из глаза.
– Эй! – к хриплому голосу присоединился еще один, позвонче, но тоже нетрезвый.