Встреча с судьбой

Значит, он беспокоился о ней как о своей подруге. Мечтал о ней как о своей суженой. Думал о ней как о «своей», потому что она принудила его к этому своими гадкими колдовскими чарами.

Нужно проучить чертовку, чтобы впредь была осторожнее в своих желаниях.

Он знал, когда отступал от края бездны, что его лицо приобрело зверское выражение.

Глава 7

Отсутствие солнечного света и нормальной еды начало давать о себе знать. Мари заболела. Ее лихорадило.

Ридстром и другие продолжали уговаривать ее прыгнуть. Если бы они просили ее переплыть речку, кишащую крокодилами, или пройти по канату над клумбой с торчащими вверх клинками, она бы заставила себя это сделать, но прыгать с такой высоты…

Не обращать внимания на их уговоры становилось все легче, ибо с каждым днем ее состояние ухудшалось. Иногда она ловила себя на том, что впадает в истерическое состояние – то плачет, то смеется в темноте, вспоминая друзей и дом.

В тумане лихорадки она представляла Андуан, имение ее сообщества под Новым Орлеаном. Мари никогда не думала, что будет так скучать по этому мерзкому месту, но теперь была готова отдать все, что угодно, за то, чтобы только вернуться.

Для большинства Андуан со стороны выглядел как величественная цитадель какого-нибудь миллионера. Кованая чугунная ограда вокруг территории всего поместья была выкрашена черной блестящей краской, идеально гармонирующей со ставнями. Живописные ландшафты привлекали множество бабочек. Повсюду в изобилии росли яблони, усеянные плодами. Было много цветов.

Без завесы гламурных чар владение имело бы вид запущенного сооружения с покосившимися перилами да клубками змей по углам. Яблони действительно существовали, но вместо бабочек повсюду пировали неисчислимые пауки и лягушки. Над многочисленными водоемами, поросшими камышом, поднимались зловонные испарения.

В глубине стонущего и завывающего дома располагалась ее светлая радостная комната с розовыми обоями и кружевными занавесками. Завеса чар у ее дверей отпугивала от комнаты всякую живность, кроме черных кошек или собак, отношение к которым ведьм было самым доброжелательным в сообществе.

Но Андуан не всегда был ее домом. Большую часть детства Мари жила со своей матерью-феей Джиллиан в светлом скромном домике на берегу Мексиканского залива. Они жили там вдвоем, ни в чем, не нуждаясь, после того как ее отец-волшебник бросил их, пообещав скоро вернуться.

Но в день двенадцатилетия Мари ее мать Джиллиан упаковала вещи и отвезла дочь в Андуан. И там сообщила дочери, что это место – ее новый дом. Опешив поначалу, Мари бросилась бежать в противоположном направлении, перебирая ногами быстрее, чем когда гонялась за грузовичками, развозящими мороженое.

Два дня мать оставалась с ней. Потом оторвала от себя и оставила ревущей на парадном крыльце, объяснив ей, что уезжает в учебный отпуск на какой-то секретный остров друидов где-то у берегов Европы. В течение последующих лет Мари получала нерегулярные письма, как бы от матери, но подозревала, что писала их на самом деле Элиана.

Без Элианы и ее лучшей подруги Кэрроу исполнявшей в ковене роль плохой девчонки, Мари не смогла бы пережить те первые месяцы в поместье, оказавшись в окружении сплошного колдовства и чародейства. Боги, как же она скучала по своим подругам…

Черноволосая красавица Кэрроу считала, что нет ничего лучше в мире, чем быть ведьмой. Каждый раз, когда кто-нибудь вроде нимфы или сатира задирал нос на всякие там «чары-бары», Кэрроу изображала на пальцах «козу» и кричала: «Сколько вам ни трудиться, успеха в жизни не добиться, козлы! Вот я вас и заколдовала!»

И потом на самом деле проклинала их.

Кэрроу относилась к числу редких ведьм, обладавших талантами трех каст, хотя считала себя преимущественно воительницей с несовместимой специализацией в области любовных чар. Неистовая Кэрроу должна была участвовать в состязании вместе с Мари, но в последний вторник на Масленой неделе ее снова арестовали за неприличное поведение в общественном месте. Хотя ничего особенного бедная Кэрроу себе не позволила – она просто попыталась применить на практике малоизвестное правило моды: «Появление голышом не оскорбляет морали, если на тебе есть бусы». Но сообщество пригрозило ей, что не станет больше хлопотать за нее, если она влипнет в какую-нибудь историю.

В настоящий момент Кэрроу сидела в каталажке. Хотя, может, ее уже и выпустили.

Еще Мари очень хотелось увидеть Элиану, ставшую для нее настоящей приемной матерью, о какой можно только мечтать. Хотя Элиана и получила дар бессмертия от своей колдуньи-матери, из-за человеческой природы отца она продолжала стареть. Добросердечной Элиане было более четырехсот лет, и без гламура ее внешность соответствовала возрасту. Она любила шутить, что «никакие занятия в мире не могут помешать тому, кто любит загорать на солнышке».

Мари надеялась, что они не слишком из-за нее волнуются.

– Марикета, пора, – донесся до нее сквозь мысли голос Ридстрома. – Ты должна это сделать сейчас.

Почувствовав присутствие кого-то еще, Бауэн открыл свой единственный глаз. Впервые за многие недели в пещере появился еще кто-то, кроме него и змея.

– Лахлан, – прохрипел он, моргая, чтобы сфокусировать взгляд.

– Да, Бау, это я, – подтвердил кузен и опустился на колени, скользнув взглядом по его ранам. Бауэн понимал, что кузен шокирован, но Лахлан умело скрывал свои эмоции и только заметил: – Я доставлю тебя домой.

И помог ему подняться на ноги.

Бауэн почти утратил нюх в этом пекле и густом дыме, но вампира он все же учуял. Вырвавшись из рук Лахлана, он метнулся к темной фигуре, маячившей за его спиной.

Гневный, холодный ублюдок перенесся в другое место, и Бауэн повалился на землю. Из множества его ран сразу хлынула кровь.

Лахлан снова подхватил кузена:

– Черт, Бау, ты хочешь умереть? Ведь это он привел меня сюда за тобой.

Бауэн попытался освободиться из сильных рук Лахлана:

– Он бросил меня здесь!

– У меня нет против тебя злого умысла, оборотень, – сказал Гневный спокойным тоном.

– Потому что ты, гад, выиграл!

– Не стану возражать, – ответил вампир непринужденно.

– Как? – воскликнул Бауэн. – Как ты поднял этот клинок?

– Он обладает волшебной силой бить точно в цель, – объяснил Гневный. – От меня лишь потребовалось представить эту цель.

Вампир не был бы таким спокойным, если бы навсегда потерял Кэдрин.

– Ты воскресил валькирию из мертвых?

– Воскресил.

Ключ сработал. Забрезжил слабый луч надежды, и Бауэн спросил, сглотнув:

– Ты использовал его… дважды?

– Да.

Бауэн опустил голову. Он не мог спокойно слышать о том, что его враг сделал то, чего не смог сделать сам Бауэн. Поражение угнетало его.

– Мы еще вернули двух сестер Кэдрин, умерших давным-давно, – сказал Гневный.

– Об этом поговорим позже, – попросил Лахлан, глядя на огонь. – Нет смысла торчать здесь.

Бауэн понимал тревогу Лахлана. Более сотни лет Орда вампиров истязала Лахлана в вечном огне. Каждый день его сжигали заживо, но он продолжал жить. Спасся он совсем недавно, и уже само нахождение здесь было для него огромным испытанием.

Это напомнило Бауэну…

– Как ты мог, Лахлан, после всего, что ты испытывал, довериться вампиру?

– Он не из Орды. А его брат спас жизнь Эммы. Эмма, королева и возлюбленная Лахлана, была наполовину вампиршей, наполовину валькирией.

– Да, он помог Эмме… за вознаграждение. А почему Гневный доставил тебя сюда? Что потребовал взамен?

– Чтобы Эмма встретилась с Кристоффом, королем мятежных вампиров, – признался Лахлан. – Кристофф – ее кузен.

Бауэн покачал головой:

– Слишком опасно. Я бы не позволил Эмме пойти на такой шаг ради меня.

– Она хочет встретиться с ним. К тому же у нас не было выбора. Так же как ты единственный знаешь местонахождение этой гробницы в Центральной Америке, так же только Гневный и Кэдрин знали, как найти это место.

Страдая от кровопотери, двухнедельного голода и жажды, Бауэн не совсем понял слова Лахлана. При чем здесь гробница?

– Если хочешь выбраться отсюда, то должен принять его помощь, – сказал Лахлан и обратился к Гневному: – Подай руку.

Гневный коротко кивнул и сделал шаг вперед.

– Не прикасайся ко мне, вампир, – рявкнул Бауэн. – Как-нибудь обойдусь без тебя. Зачем кому-то понадобилось разыскивать гробницу? – прохрипел он, пытаясь подняться.

– Потому что, оборотень, игроки, которых ты там запечатал, так и не вернулись, – ответил Гневный.

– Что? – взревел Бауэн и, встав на ноги без посторонней помощи, упал без сознания.

Глава 8

– Какого черта ты делаешь? – гаркнул Лахлан на Бауэна, когда увидел, что тот пытается сесть в постели.

Прошел всего один день с тех пор, как его снова доставили на территорию оборотней в Луизиане.

– Меня ждут в другом месте, – ответил Бауэн усталым тоном, но в его облике чувствовалось скрытое возбуждение.

– Ты еще не готов к новым подвигам. – Вчера, когда Бауэн пришел в себя, Лахлан позаботился о том, чтобы его раны были обработаны и как следует перевязаны. Количество ран ужасало. Мало того, что он лишился кисти и глаза, весь его торс был истыкан осколками ржавого металла, повредившими нижнюю часть легких. – Ты еще не в той форме, чтобы куда-либо двигаться.

– Не имеет значения.

– У тебя откроются раны.

Поражал сам факт, что в таком состоянии Бауэн еще имел силы продолжать бороться на победу, если, конечно, не знать, за что он боролся. После всех испытаний и сокрушительного поражения Лахлан не понимал, почему Бауэн не сделал шаг в бездну. Если бы Лахлан потерял свою подругу, и не единожды, а фактически дважды, он бы, не раздумывая, бросился в огненную пропасть. Но что двигало Бауэном? В клане об этом только гадали.

– Хватит разглядывать меня, братец.

– Иногда я просто не понимаю тебя, – вздохнул Лахлан. Бауэн опустил ноги с кровати и заскрипел зубами – по-видимому, от пронзившей его боли.

– Если ты за двенадцать столетий не научился понимать меня, то уже никогда не поймешь.

Лахлан не мог не признать правоты кузена. С другой стороны, Бауэн всегда отличался от других представителей клана.

Как и большинство оборотней, он был нетерпеливым и порывистым, при этом мог часами спокойно объяснять молодым правила игры в регби. Всегда первый на поле боя и в драке, он не давал уступок слабакам и всегда прощал их, когда сражение заканчивалось.

На севере Шотландии зимы, как правило, были жестокие, и их сородичи всегда с радостью встречали приход весны. Но Бауэн обычно с грустью смотрел, как сдает позиции зима. Это было его любимое время года. Но после того как в разгар зимы он потерял свою Марию, его отношение к зиме изменилось…

– Почему ты не можешь больше отдыхать или есть? – махнул рукой Лахлан на гелевые упаковки с едой и минеральными напитками. Пробыв столько времени без еды и воды, Бауэн должен был усиленно пить и питаться, но он едва прикасался кеде. – Планируешь мстить Гневному?

Бауэн ничего не ответил. Опустив ноги на деревянный пол, он, похоже, собирался вставать.

– Если так, то вынужден просить тебя не делать этого, и не только потому, что чувствую себя в долгу перед его братом. Если бы не Николай Гневный, Эмма могла… умереть. – В этот момент Лахлан вдруг испытал острую необходимость ее увидеть, дотронуться до нее, хотя знал, что она ждет его у своей неистовой родни, у валькирий, в Валгалле, всего в двадцати минутах отсюда. Он оставил ее в безопасности, за плотными шторами, защищавшими от солнца, где она играла в видеоигры. – Бау, не забывай, что это было состязание. И в сообщениях, которые мы получали, говорилось, что оборотень действовал в игре безжалостно и подло, хуже, чем Кэдрин в трех предыдущих состязаниях.

Бауэн пожал плечами.

– Мы слышали, что ты загипнотизировал Кэдрин блестящим предметом, чтобы заблокировать ее там, где был оползень. И разве ты не оставил ее одну с тремя голодными василисками?

В единственном глазу Бауэна вспыхнуло что-то похожее на удовлетворение.

– И еще мы слышали, что на задании в Конго ты вырубил Себастьяна Гневного, ударив его по лицу лопатой, а затем сбросил в бурную реку. И это в Африке, в самую жару.

Его кузен явно был доволен своим поступком и до сих пор радовался, не испытывая никакого чувства вины.

– Нет, дело не в Гневном. Пока не в нем.

– Значит, твои мысли занимает ведьма?

Наконец Бауэн повернулся к Лахлану с интересом:

– И что ты слышал?

– Я знаю, что из-за ее проклятия ты можешь умереть от ран.

Но Бау, похоже, это нисколько не тревожило.

– У нас с этой ведьмой есть кое-какие незаконченные дела. Мне придется вытаскивать ее из этой пещеры, раз никто другой до сих пор этого не сделал. Хотя не понимаю, почему никто не смог найти гробницу. В том раунде состязания координаты получили все участники.

– Говорят, богиня Риора стирает данные после каждого раунда, – пояснил Лахлан. – Никто не стремился запомнить координаты, потому что не собирались туда отправляться. А ты запечатал всех, кто там находился.

Бауэн нахмурился:

– Я был уверен, что они выберутся оттуда.

– И что тебе ведьма?

Эмма довольно хорошо знала эту Марикету, потому что она частенько навещала в Валгалле одну скандальную валькирию. И это не удивляло Лахлана – почти каждый раз, когда бывал в Валгалле, он замечал этих двух ведьмочек. Слоняясь по территории, они всегда весело хохотали.

– Мало того, что ее проклятие лишило меня сил, – сказал Бауэн после некоторого колебания. – Она околдовала меня, и теперь я все время думаю о ней… как о своей подруге.

– Ты уверен, что это колдовство? – поспешно справился Лахлан. – Что, если это правда?

Он мог только надеяться. Эмма сказала ему, что, кроме необузданности и свойственного ведьмам лукавства, Марикета имела доброе сердце.

Лахлан не знал, можно ли было сказать то же самое о прежней возлюбленной Бауэна. Он видел Марию лишь однажды, когда она и Бауэн ездили встречаться с ее отцом, королем фей. Лахлан всегда считал Марию избалованной. Высокая красивая блондинка, она выказывала пренебрежение ко всему тому, что оборотни почитали важным, – к еде, физическим контактам, сексу. Но Бауэн был счастлив с ней, а Лахлан своих сомнений не высказывал. Но теперь…

– Бауэн, возможно, тебе дарованы две.