Особая офицерская группа

* * *

Обойти поляну с расположившимися «противниками» оказалось намного легче, чем предполагалось. Головной дозор вышел на пределы прямой видимости и залег на склоне за чахлой ёлочкой. Пришлось снова к ним ползти и расчехлять бинокль. Ух, ты! Нам так не жить! Огромный костёр, несколько палаток-альпиек, выставленных полукругом. Вокруг кострища здоровенные небритые мужики в сине-серых зимних камуфляжах и черных шапочках-пидорках. Стволы у всех за спиной. Среди них парочка наших худосочных связистов в обыкновенных зимних камуфляжах и штатных камуфлированных вязаных шапках. Вон виднеются мачты антенн. Даже сюда долетает шум голосов и смех. Готовятся к грандиозному ужину. Так, а что же дозоров-"фишек" у них не выставлено?

Ну, правильно, это не Чечня! Тут все своё, родное — так что можно и похалявить. Выше базы СОБРовцев небольшая тропинка, проходящая через поляну. Если мы сейчас резко уйдём влево, спустимся, пройдём метров триста, то, попыхтев, все же сможем забраться на сопку минут за двадцать. По карте, рядом с пунктирной линией тропинки, какой-то овраг. В темноте в бинокль его не видно. Если он там есть, то его уже достаточно припорошило снегом, можно будет пересидеть и переждать группу «спортсменов», которые будут двигаться как раз к полянке с СОБРом. Наверняка командир решит, что все разведпризнаки налицо и совершит налёт, думая, что это наша офицерская группа громко горланит песни и употребляет водку. От задумчивости я съел кислую аскорбинку, выданную доктором. Надо сделать так, чтобы командиру противоборствующей группы не пришлось всё-таки доразведывать, кто перед ним. Пусть сразу вступает в «бой», а мы уж как-нибудь бочком, бочком выскочим сзади, иии… тихонько смоемся в направлении Вахапетовки.

Вот тут под влиянием докторской таблетки и необычайно бодрившего выпитого чая с травками в голову пришло наглое…, очень наглое решение…

— Лейтенант! Ты "Двенадцать стульев" смотрел?

Часть третья

Лагерь обустраивали быстро и со знанием дела. Все мужики в СОБРе в возрасте и все в офицерских званиях. Молодых и помогающих нет и не будет, поэтому надо делать всё самим. Хотя сейчас в группе есть два солдата-срочника, приданные связисты из бригады специального назначения. Но связисты на особом положении. «Айкомы», имеющиеся у каждого бойца в группе, хороши конечно, да радиус действия не тот. Бригадные разведчики укомплектованы средствами связи с Центром. Поэтому, несмотря на то, что они молоды, их стараются припахивать поменьше. Развернули палатки-альпийки, натаскали сушняка, развели жаркий костёр.

Офицеры начали расстёгивать рюкзаки и вытаскивать на "божий свет" различные вкусности. На такие условности, как охранения и дозоры, решили не обращать внимания — не Чечня всё-таки, а тут такой шанс вырваться из города на природу и отдохнуть "душой".

— Степаныыч, — прогудел матерый бородатый капитан, заместитель командира поисковой группы, — ну, давай за удачный поход по пять капель! — и он протянул пластиковый стаканчик с прозрачной и холодной водкой.

Степаныч неодобрительно покачал головой, но, заценив температуру воздуха и внутренние ощущения, опрокинул стаканчик и гулко выдохнул. В руки ему тут же сунули бутерброд — кусочек черного хлеба со свиной тушенкой, обильно посыпанный крошеным луком. Командир с удовольствием слопал бутерброд и стёр крошки с усов:

— Васёк! Как там мальцы-связисты, связались со своими?

— Да, порядок, связались — все нормально. Антенны пока сворачивать не будут до утреннего сеанса.

— Ну и ладно, тут еще сотовый ловит. Надо своим в отдел позвонить, чтобы машину наготове держали, мало ли что.

Потихоньку группа подготовилась к ночлегу, развернули в палатках спальники, определили место радистам, накрыли импровизированный стол, потрясающий изобилием. Постепенно все угомонились и расселись по кругу, по старой привычке держа оружие в руках или за спиной. На костре в большой кастрюле, которую таскал с собой отрядный доктор, он же по совместительству и повар, доваривалась картошка, приправленная тушенкой, луком и специями. В ожидании основного блюда приняли по пятьдесят грамм, закусили паштетами да рыбными консервами. Бойцам-"срочникам" налили по чуть-чуть, предупредив о политике конфиденциальности и неразглашении военной тайны. Не дай бог узнает какое-либо начальство, что разведчиков из спецназа при выполнении учебно-боевой задачи напоили водкой СОБРовцы. Радисты дали клятву: "Что никому и никогда", — не забыв для себя отметить, что надо будет после выхода своим корефанам в роте связи рассказать: "Ну и набухались мы с СОБРами на задаче". Доктор помешал картошку, понюхал, попробовал, чуть подсолил и сказал, что через пару минут будет готова. Командир достал из пакета палку сырокопчёной колбасы и начал аккуратно очищать её от шкурки.

— Степаныч! Слышь, Степаныч, — начал задавать вопросы заместитель, — всё-таки со спецами, которые на соревнования готовятся, понятно, там ребятишки оторви и выбрось: мы с ними совместные стрельбы стреляли, вещи творят нешуточные. Их-то мы хрен поймаем, сам сказал, что мы не сайгаки по сопкам скакать. Вторая группа нам на хрена сдалась, как я понял, там же одни офицеры.

— Да этих вообще, наверно, хрен поймаешь, — хохотнул Степаныч, — там со всех служб старперов понабрали. Замкомбриг ихний сказал — пусть в лесу пробздятся! Вот они наверно и сидят где-нибудь, как мы и плевать им на эти учения…

— Ой, Степаныч, старые кони борозды не портят, — подыграл зам.

— Ага, они её удобряют, — ответил командир, — Док, что там с картошкой?

— Готово! — бодро воскликнул повар-доктор, ставя кастрюлю посреди импровизированного стола из коврика, накрытого клеенкой.

— Отлично, — обрадовался Степаныч, — Васёк, начисляй по пятьдесят!

* * *

А на пятом тосте под горячую картошку случилось что-то непонятное. В освещенный костром круг зашёл какой-то странный человек. В военной форме, но без оружия и снаряжения. Приветливо всем улыбнулся.

— Привет, селяне! Далеко ли до Пхеньяна?

СОБРовцы недоумённо переглянулись между собой.

— Ты чего, лыжник, на олимпиаду идешь? — спросил озадаченный Степаныч.

Радисты-спецназовцы, узрев в «страннике» что-то знакомое, радостно улыбнулись и гаркнули:

— Здравия желаю, товарищ лейтенант!

— Нет денег на статье, — загадочно ответил незнакомец и вперился взглядом в палку колбасы на столе.

— Ух ты, сырокопчёная, — радостно взвизгнул он и, в мгновение ока схватив колбасу, откусил внушительный кусок.

— Ну ладно, я пошёл, — промолвил он с набитым ртом, достал что-то из кармана, бросил в костёр и стартанул через всё расположение в направлении ближайшей сопки.

В костре что-то оглушительно грохнуло и разметало горящие ветки. Стол и блюдо с картошкой были безнадежно испорчены.

— Стой, сука! — заорали в один голос СОБРовцы.

— Группа, к бою! — скомандовал Степаныч.

— Товарищ лейтенант, отдайте колбасу! — добавили паники связисты.

— Бля, да он уже в Пхеньяне! — орал заместитель командира Васёк.

— Сейчас мы этого отца Фёдора скрутим! — бушевал Степаныч.

Боевой опыт просто так не пропьёшь. Группа мгновенно подхватила оружие и, наращивая скорость, гуськом рванула по тропинке за "лейтенантом-отцом Федором - лыжником из Пхеньяна, похитившим колбасу". Скачущая фигурка еще довольно сносно просматривалась на склоне на фоне белеющего снега.

— Не уйдешь! — ревели СОБРовцы.

Внезапно бегущая фигура исчезла из поля зрения, как будто никто и не бежал вверх по тропинке. Тут Степанычу стало совсем не по себе. Крики СОБРовцев перекрыл грохот нескольких длинных пулемётных очередей. Бойцы поисковой группы инстинктивно сыпанули в стороны, кто-то не удержался и покатился вниз по склону. Место для засады было выбрано идеально. Вся группа на склоне — как в чистом поле! Противник бьёт из ПКМа — как по мишеням.

Степаныч судорожно озирался. Подполз Васёк с округлившимися глазами:

— Командир, бля! Нас обули, пипец! Нас вытащили на этот пулемёт! Если бы били не холостыми, половине группы был бы уже каюк.

— Тьфу, бляяяя, — разродился Степаныч, — мы же на учениях, твою мать, развели как кроликов. Вася, всем на связь включить «айкомы», проверить всех, чтобы магазины с холостыми пристегнули — не дай бог, что…

Поисковая группа начала быстро рассредотачиваться и разворачиваться в боевой порядок. Всех душила яростная и азартная злость. Про ужин и про водку уже забыли. Тут уже работали другие принципы. Расслабились на учениях — сами себе и виноваты.

Прав был Суворов — "тяжело в учении, легко в лечении". Неизвестный пулемётчик дал еще две короткие очереди. Степаныч скомандовал на осторожное передвижение по парам вперед. Пошли. Один прикрывает, второй — перебегает. Кровь в жилах снова стала горячей, чувства обострились. Теперь только победа.

* * *

Когда Пачишин, сидевший на «фишке», начал тонами давать установленный сигнал, братья Артемьевы силой оттащили Ромашкина от ПКМа.

— Лёня, валим! Оставь «спортсменам» хоть кого-нибудь, — тащили они волоком увлекшегося стрельбой майора. Лёня сучил ногами и хрипел что-то типа: "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг… гвардейцы, удержите правый фланг любой ценой… и — я их вижу, они среди кокосовых пальм". Лейтенант, ползший рядом с братьями, предложил Лёне в обмен на пулемёт колбасу, так нагло похищенную им у поисковой группы СОБРа.

Меня даже начало колотить от волнения — успеют или не успеют? Ура! Успели! Как только "огневая и заманивающая" подгруппа нырнули в овраг, среди деревьев показались призрачные фигуры. «Спортсмены» даже не бежали, они летели над снегом. На такое зрелище стоило посмотреть! Группа двигалась в походном порядке бегом. Ничего не бряцало и не звякало. Не было слышно ни хрипов, ни стонов. Бесшумно — словно призраки. Двенадцать человек двигались тихо, быстро, слаженно. Облачены в белые штаны от зимних маскхалатов, что при нынешней цветовой пейзажной гамме наиболее приемлемый вариант. Маскировочные штаны сливаются с фоном припорошенной снегом земли, камуфлированные куртки сливаются с темными стволами деревьев и нетренированному взгляду издали трудно что-либо различить. Без какой-либо команды «спортсмены» начали разворачиваться в боевой порядок — правый фланг выстроенной линии начал резко загибаться и уходить вперёд. Интересно, сколько же они отрабатывали все эти перестроения, что им не надо никаких лишних слов. Каждый разведчик знает своё место и свой маневр. Командир группы, скорее всего, уже по звукам стрельбы определил расстояние и заранее дал указание, когда и где перестраиваться. Вот что значит боевая подготовка денно и нощно — свободная от всяких нарядов и хозяйственных работ! Молодцы «спортсмены», что тут сказать! Эх, будь на месте СОБРовцев мы, как бы нам не поздоровилось. Раскатали бы в лепешку. Отняли бы у Пачишина всю его лапшу, у доктора забрали бы таблетки, а лейтенанту просто, по широте душевной, накатили бы люлей за то, что у него постоянно в бригадной кассе нет денег.

Ладно, хватит любоваться на «противника». Пересчитал, вроде все на месте. Лейтенант, талантливо сыгравший роль «живца», ничуть не запыхавшись, уже навешивал себе на плечо отнятый у Ромашкина пулемёт и выслушивал дифирамбы в свой адрес. Остальные уже были готовы к движению. Меланхоличный доктор, вслушивающийся в звуки стрельбы, хищно улыбнулся и произнёс:

— Вот и встретились два одиночества, и помог им в этом хулиганствующий подросток!

— Я не сам, токмо по воле бу. бу. бу, — забубнил лейтенант, что-то пережёвывая.

— Опять что-то хапнул, — возмутились братья Артемьевы.

— Оставь и нам кусочек, — «прислонились» к подвигу технари.

Я махнул рукой, и мы трусцой, в стиле "обленившихся штабных крыс", потихоньку побежали в сторону, противоположную той, откуда прибежали "спортсмены".

* * *

До окраины Вахапетовки всего полтора километра, если пересечь дорогу, огибающую сопку, и махнуть напрямую через заснеженное поле. Кто же придумал проводить встречу с агентом именно в таком открытом месте? До встречи оставалось еще полтора часа, до обязательного сеанса связи — еще час. Начали решать, кто же пойдёт на романтическое свидание со шпионом. Лейтенат-финансист снова вызвался погеройствовать. Однако я его кандидатуру отверг — молод еще и горяч. Тут нужна фигура, которая не внушит подозрений — как местным пейзанам, так и "ловцам диверсантов". Нужен «типажный» для этой местности разведчик. Самым подходящим оказался Пачишин. Зарос щетиной, взгляд как у матёрого сантехника-тракториста. Вместо стандартной спецназовской обувки — на ногах китайские сапоги-"дутыши" весёленькой голубой расцветки. Тем более, майор данную деревню знает. По слухам, витавшим в бригадной среде, «парковые» крутили в данной местности какие-то шашни с местными трактористами — то ли солярку на водку меняли, то ли запчасти какие-то поставляли. Да и старый «технарь» сам случайно обмолвился, что — "Воон в том домике с красной крышей живут армяне, которые круглосуточно продают местному населению водку, сигареты и карточки на сотовую связь". Узнав о возложенной на него миссии, Пачишин попытался изобразить "географический кретинизм" и полную потерю ориентировки в пространстве. Для доказательства он даже отошел справить малую нужду на рюкзак Пиотровского. Капитан обозлился и обвинил майора в том, что он по дороге выхлебал из фляжки весь запас "огненной воды" и схрупал, как чипсы, пачку «Доширака». Поэтому пусть идёт к агенту, а заодно зайдёт к армянам — прикупит чего в дорогу. И пусть только попробует перепутать последовательность действий.

Участь Пачишина была решена, и мы приступили к его «легендированию». Майору пришлось снять верх от бушлата и остаться в одной коричневой подстёжке. Снаряжение и рюкзак он снял, оставив при себе только пистолет под курткой да одну осветительную ракету — для подачи условного сигнала на случай провала «явки». В руки ему всучили пластиковый пакет с "Дональдом Даком" и отошли полюбоваться на преобразившегося спецназовца. Перед нами стоял банальный сельский ханыга. Для антуража Ромашкин посоветовал поставить ему «фофан» под глазом и, вдобавок к зелёнке, вымазать физиономию золой и порвать вязаную чёрную шапочку. Пачишин от греха подальше засобирался в ускоренном темпе.

Деньги собирали со всей группы — у кого что было по карманам. Финансист мялся больше всех, начал ныть и упрашивать нас зайти через недельку и сетовать на то, что самый главный начфин его «взгреет». Артемьевы сказали, что отберут у лейтенанта пулемёт, если он еще раз обратится к своим "финансовым корням". Все мы здесь теперь одно целое — разведчики особой группы! Нет теперь среди нас ни инженеров технической части, ни старших офицеров, ни медиков, ни Бэтменов. Сумма набралась вполне приличная и Пачишин начал составлять список.

— Мне «Сникерс», презервативы и жевательную резинку с покемонами, — озвучил свой заказ Аллилуев.

— Водки, «Доширак» и три пачки "Бонда", — произнес банальность Пиотровский.

Лейтенант заказал пачку "бумажных сосисок", кетчуп и туалетной бумаги. Я попросил несколько пакетиков кофе, пару пачек сигарет и карточку оплаты на сотовый.

"Связник" был готов и начал проверяться мною на знание пароля и отзыва:

— Пастеризация и Интернационализм! — бодро выпалил Пачишин.

— Артемьевы! Напишите ему на бумажке все эти иностранные слова, а то их хрен кто запомнит, — расстроился я.

Майор-"связник" печально вздохнул, попытался расцеловаться с разведчиками, но был сурово послан, сопровождаемый умными советами:

— Поймают, застрелись! — орали Артемьевы, — стреляй прямо в жопу — чтобы мозги вынесло!

— Чисти зубы после принятия пищи, не ешь жёлтый снег, смотри под ноги, — добавил Пиотровский.

— Мне еще чупа-чупс со вкусом дыни, — опомнился лейтенант.

Пачишин оглянулся, показал всем «фак» и, переваливаясь с ноги на ногу, попытался аккуратно спуститься с сопки, поскользнулся и с криком — "А пошли вы все на…" - скатился с горки.

— "Уй… уй… уй…" — заметалось эхо среди сопок.

— И тебе удачи! — проорал Ромашкин.

— Да, пастор Шлаг совсем не умеет ходить на лыжах, — произнес задумчивый доктор.

* * *

Ожидание томительно, особенно при выполнении задачи. Братья-капитаны готовились к сеансу связи, разворачивали антенны и присоединяли к станции "аккумуляторный пояс". Пиотровский с Ромашкиным раскочегарили газовую горелку и занимались приготовлением завтрака. Доктор перебирал медицинскую сумку. Лейтенант выпросил у меня сотовый телефон для передачи экстренных сообщений своим подругам, заодно получив задачу поменять дурацкий рингтон про "убитого Кенни", рыскал по округе и вёл разведку на «себя». Идиллия! Тишина и благодать. Вкусно запахло жареной тушенкой и гречневой кашей. Внезапно в тишине раздался резкий звук разрываемой материи.

Ромашкин подскочил, упал на живот и, схватив автомат, прохрипел:

— Духи обходят, гранаты — к бою!

— Извините, — сказал доктор и покраснел, — это я, так сказать, с «огоньком» давнишнюю мечту осуществил!

Артемьевы сказали, что доктор силён. Пиотровский так ничего и не понял. Ромашкин с печальным взором "брутального спецназера" покачал осуждающе головой и произнес киношно-гоблиновско-блокбастерную фразу:

— Цитрамон поди жрал? «Доширак» нежнее аромат даёт.

— Лёня, ты чего такой воинственный вечно? — спросил я Ромашкина, помешивая ложкой горячую кашу.

— У меня наверно "вьетнамский синдром", мне столько всего пришлось пережить, — ответил печальный Ромашкин и даже шмыгнул носом.

— Ой, бля, Лёня! Дофига же ты перенёс — особенно на Ханкале в разведуправе! Целыми днями дрых в палатке направленцев, да на рынке разгрузки и камуфляжи примерял! — возмутились в один голос капитаны.

— Не надо на него напраслину наводить, он еще на вылет с ВПШГ на озеро Голубое летал и в Каспийск, — заступился за майора Пиотровский.

— И под капельницей лежал в отряде на второй день после замены, и фонарик «маглайтовский» в сортире утопил, — не сдавались Артемьевы.

— Между прочим, у меня этот синдром с детства, — возмутился Ромашкин, — я в школе во втором классе уже воевал!

— А мы в космос летали и капитана Гранта спасали во втором классе, — парировали капитаны.

— Я серьёзно, воевал, — тихо произнёс Лёня, — с американцами!!!

— Лёня! Делать пока нефиг, почеши нам уши, — подначил я майора.

— Ну ладно.

* * *

Из рассказа майора Ромашкина - непризнанного ветерана третьей мировой…

Было это 10 ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, поздней осенью. Родители тогда рано на работу уходили, а я взял да и проспал в школу. Смотрю — опаздываю, и приду только ко второму уроку. Ну, что делать, чувствую — влетит мне. Поэтому, когда в школу шёл с пацанами из второй смены, заигрался в войнушки и совсем припозднился.

Иду в школу, а на душе тревога такая и предчувствие чего-то нехорошего такого. И на улице как-то вдруг пустынно стало, даже машин почти не видно. Захожу, значит, я в фойе, а в школе тихо так. Обычно кто-нибудь из прогульщиков шарахается или дежурные из старших классов, пионерские патрули или уборщицы. А тут — тишина. И слышу, как где-то далеко-далеко печальная и страшная музыка играет. Мне вообще страшно стало. Думаю, наверно что-то случилось. В класс свой заглядываю. А тааам! А там, короче, никого, а у нас контрольная должна быть по «матише». Вообще страх на меня напал, капец. Я в другой класс побежал. И там никого. Еще пару классов проверил. Пусто!

Непонятно — куда весь народ подевался? Я бегу к учительской, может там хоть кто-нибудь есть. Слышу — кто-то есть, разговаривают. Я ухо «пригрел» возле двери, толком не разобрать, но слышу кто-то всхлипывает и голоса женские и мужские вроде:

— Ой, что же теперь будееет!.. Наверно империалисты теперь радуются…

Я так понял — это наша школьная "комсомольская вожачиха" рыдает. А её кто-то успокаивает, по голосу — как «физрук» (он всех училок женского пола помоложе любил успокаивать):

— Не получится ничего у подлых империалистов бу… бу… бу…

А потом что-то вроде про войну и: