СКИТАЛЬЦЫ
(THE WANDERERS)
1798 г. ЛондонТрагедия в четырех действияхПеревод с английскогоВлад. СиринаДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Трактир "Пурпурного Пса". Колвил — хозяин — и Стречер — немолодой купец — сидят и пьют.
СТРЕТЧЕР: Я проскочил, он выстрелил… Огонь вдогонку мне из дула звучно плюнул и эхо рассмешил и шляпу сдунул; нагнулся я, — и вынес добрый конь… Вина, вина испуг мой томный просит… Я чувствую, — разбойник мой сейчас свой пистолет дымящийся поносит словами окровавленными! КОЛВИЛ: Спас тебя господь! Стрелок он беспромашный, а вот поди ж, — чуть дрогнула рука. СТРЕТЧЕР: Мне кажется, — злодей был пьян слегка: когда он встал, лохматый, бледный, страшный, мне, ездоку, дорогу преградив, — поверишь ли, — как бражник он качался! КОЛВИЛ: Да, страшен он, безбожен, нерадив… Ох, Стречер, друг, я тоже с ним встречался! Сам посуди, случилось это так: я возвращался с ярмарки и лесом поехал я, — сопутствуемый бесом невидимым. Доверчивый простак, я песенку мурлыкал. Под узорной листвой дубов луна лежала черной и серебристой шашечницей. Вдруг он выскочил из лиственного мрака и — на меня! СТРЕТЧЕР: Ой, грех, — мой бедный друг! КОЛВИЛ: Не грех, а срам! Как битая собака, я стал юлить (я, — видишь ли, — кошель червонцев вез) и выюлил пощаду… "Кабатчик, шут, — воскликнул он, — порадуй побасенкой, — веселою, как хмель, бесстыдною, как тысяча и десять нагих блудниц, да сочною, как гусь рождественский! Потешь меня, не трусь, ведь все равно потом тебя повесить придется мне". Но худо я шутил… "Слезай с коня", — мучитель мой промолвил. Я плакать стал; сказал, что я, — Джон Колвил, пес, раб его; над страхом распустил атласный парус лести; побожился, что в жизни я не видел жирных дней; упомянул о Сильвии моей беспомощной, — и вдруг злодей смягчился: "Я, говорит, прощу тебя, прощу за имя сладкозвучное, которым ты назвал дочь: но, помни, — с договором! Лишь верю я вот этому пращу носатому, с комком сопли свинцовой в ноздре стальной, — всегда чихнуть готовой и тьму прожечь мокротой роковой… Но так и быть: поверю и горгоне, уродливо застывшей предо мной. Вот договор: в час бури иль погони пускай найду в твоем трактире "Пса Пурпурного" приют ненарушимый, бесплатный кров; я часто крался мимо, хохочущие слышал голоса, завидовал… Ну что же, ты согласен?" Он отдал мне червонцы, и бесстрастен был вид его. Но странно: теплоту и жажду теплоты — я, пес трусливый, почуял в нем, как чуешь в день тоскливый стон журавлей, в туманах на лету рыдающих… С тех пор раз восемь в месяц приходит он спокойно в мой кабак, как лошадь, пьет, грозит меня повесить иль Сильвию, шутя, вгоняет в мак. Входит Сильвия.
Вот и она. Ты побеседуй, Стречер, а у меня есть дело… Уходит в боковую дверь
СТРЕТЧЕР: Добрый вечер, медлительная Сильвия; я рад, что здесь, опять, склоняюсь неумело перед тобой; что ты похорошела; что темные глаза твои горят, лучистого исполнены привета, прекрасные, как солнечная ночь, — когда б господь дозволил чудо это… СИЛЬВИЯ: Смеетесь вы… СТРЕТЧЕР: Смеяться я не прочь; но, Сильвия, смеяться я не смею перед святыней тихой чистоты… СИЛЬВИЯ: Мы с мая вас не видели… СТРЕТЧЕР: И ты скучала? СИЛЬВИЯ: Нет. Скучать я не умею: все божьи дни — души моей друзья, и нынешний — один из них… СТРЕТЧЕР: Мне мало… Ах, Сильвия, ты все ли понимала, когда вот здесь тебе молился я и вел с тобой глубокую беседу и объяснял, что на лето уеду, чтоб ты могла обдумать в тишине мои слова. Печально, при луне, уехал я. С тех пор тружусь, готовлю грядущее. В июне я торговлю открыл в недальнем Гровсей. Я теперь уж не бедняк… О, Сильвия, поверь, куплю тебе и кольца, и запястья, и гребешки… Уже в мешках моих немало тех яичек золотых, в которых спят — до срока — птицы счастья… СИЛЬВИЯ: Вы знаете, один мне человек На днях сказал: нет счастия на свете; им грезят только старики да дети; нет счастия, а есть безумный бег слепого, огневого исполина, и есть дешевый розовый покой{1} двух карликов из воска. Середина отсутствует… СТРЕТЧЕР: Да, сказано… Какой дурак изрек загадку эту? СИЛЬВИЯ: Вовсе он не дурак! СТРЕТЧЕР: А! Знаю я его! Не царствует ли это божество в глухих лесах от Глумиглэн до Гровсей и по дороге в Старфилд? СИЛЬВИЯ: Может быть… СТРЕТЧЕР: Так этот волк, так этот вор кровавый тебе, тебе приятен? Боже правый! Отец твой — трус: он должен был убить, убить его, ты слышишь? Что ж, прекрасно — устроился молодчик: пьет и жрет да невзначай красотку подщипнет.. У, гадина!.. СИЛЬВИЯ: Он — человек несчастный… Незаметно возвращается Колвил.
СТРЕТЧЕР: Несчастного сегодня встретил я… Конь шагом шел, в седле дремал я сладко; вдруг из кустов он выполз, как змея; прищурился, прицелился украдкой; тогда, вздохнув, — мне было как-то лень, — я спешился и так его шарахнул, так кулаком его по брылам трахнул, что крикнул он и тихо сел на пень, кровавые выплевывая зубы… "Несчастный" — ты сказала? Да, ему бы давно пора украсить крепкий сук осиновый! «Несчастный» — скажет тоже! Он подошел, а я его по роже как звездану… КОЛВИЛ: Э, полно, полно, друг! Хоть ты у нас боец не безызвестный, — но мнится мне, что воду правды пресной ты подцветил вином невинной лжи. СТРЕТЧЕР: Ничуть… Ничуть! КОЛВИЛ: Твой подвиг беспримерен, и ты — герой; но, друг мой, расскажи, как это так, что в мыле смирный мерин, а сам герой без шапки прискакал? СИЛЬВИЯ: Оставь, отец: меня он развлекал лишь вымыслом приятным и искусным. Он говорил… СТРЕТЧЕР: Я говорил одно: я говорил, что Сильвии смешно умильничать с бродягой этим гнусным, я говорил, что кровью все леса измызгал он, что я его, как пса… КОЛВИЛ: Довольно, друг! Задуй свой гнев трескучий, не прекословь девическим мечтам; ведь сто очей у юности, и там, где видим мы безобразные тучи, она увидит рыцарей, щиты, струящиеся перья и кресты лучистые на сумрачных кольчугах. Расслышит юность в бухающих вьюгах напевы дивья. Юность любит тьму лесную, тьму высоких волн, туманы, туманы и туманы, — потому, что там, за ними, радужные страны{2} угадывает юность… Подожди, о, подожди, — умолкнут птицы-грезы, о сказочном сверкающие слезы иссякнут, верь, как теплые дожди весенние, и выцветут виденья… СТРЕТЧЕР: Давно я жду, и в этом наслажденья Не чувствую; давно я, как медведь, вокруг дупла душистого шатаюсь, не смея тронуть мед… Я допытаюсь, я доберусь… Я требую ответ, насмешливая Сильвия: пойдешь ли ты за меня?.. Стук в наружную дверь.
Слыхали?.. Этот стук… Он, может быть… КОЛВИЛ: О нет; наш вольный друг стучит совсем иначе. Стук повторный.
ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ: Отопрешь ли, телохранитель Вакха? КОЛВИЛ: Это он, — хоть стук и необычен. Стречер, милый, куда же ты? СТРЕТЧЕР: Я очень утомлен, пойду я спать… ГОЛОС: Открой! Промокли силы… Ох, жизнь мою слезами гасит ночь. СТРЕТЧЕР: Я, право, утомлен… КОЛВИЛ: Ступай же, дочь, впусти его; а нашему герою тем временем я норку покажу. Колвил и Стречер уходят. ГОЛОС: Да это гроб, а не кабак!.. СИЛЬВИЯ:(идет к двери)
Открою, открою…
