Чудо-христианин

Добиться со стороны метрдотелей дорогих ресторанов молчаливого согласия на все эти выходки обошлось Гранду в приличную сумму. Однако в итоге они послужили хорошей встряской для ветеранов ресторанного бизнеса. Те, кто в результате потерял работу, теперь могли бы открыть свои собственные неплохие рестораны. Разумеется, у них не было никакого желания покупать рестораны, из которых их уволили.

Глава 13

— В лучших произведениях литературы, — говорила Джинджер Хортон, — все идет от сердца, а не от ума!

— Я согласен! — сказал Гай Гранд и наклонился вперед, проявляя неподдельный интерес к беседе. — Если я плачу деньги, — возбужденно заговорил он, — то хочу получить… самое-самое лучшее произведение — то, что идет из самого нутра, видит бог! — и он шлепнул себя по животику, как бы в подтверждение.

— Боже милостивый! — воскликнула Эстер, заходясь смехом.

— И не переписывать! — продолжал Гай. — А прямо выливать свои чувства из самого нутра на проклятую бумагу!

— Гай! — воскликнула Агнесс, — в самом деле, Гай! — Всем давно было известно, что Джинджер Хортон писала — писала непрестанно — непрерывным потоком — глубоко исповедальную прозу.

— Извините, — пробормотал Гай, откидываясь назад, — я иногда немного забываюсь…

— Чувства и страсть! — согласно воскликнула Джинджер Хортон. — Конечно, все эти мерзкие людишки вокруг ничего подобного не чувствуют! Совсем ничего не чувствуют!

— Это очень интересно. Следует это обсудить, — сказал Гай, доставая из кармана пиджака маленькую записную книжку.

Пролистав ее, он продолжил:

— Человек, которого я встретил в поезде — если не возражаете, я не буду здесь упоминать его имени, потому что эта идея — довольно забавная — пока только в проекте, скажем так… Но я могу сказать вам следующее: он является одним из ведущих «Колонки издателей». Мы начали говорить, переходя от одной темы к другой, и он предложил мне рассмотреть такую вот новую схему. Я даже не знаю, как это назвать, но он предложил мне принять участие в проекте. Инвестиционное участие.

Суть проекта — писать заново известные рассказы, — продолжил Гранд, добродушно улыбаясь. — И вот тут мы опять играем в кости и выкидываем наши старые шесть и семь, но в инвестиционных играх так оно все и происходит. Так вот, его схема — и я хотел бы сыграть пробную партию — выпустить серию нескольких рассказов, написанных самостоятельно… самостоятельно написанный Шекспир, Лоуренс и так далее.

— Господи боже… — начала Джинджер потрясенно.

— Его идея, — продолжил Гай, — честно говоря, я и сам не очень представляю, что это будет — выпустить обычные тексты хорошо известных произведений, но оставить пустые места, просто белые листы, которые читатель заполнит сам.

— Нет, я никогда… — сказала Джинджер с возмущением.

— Да-да, вот оно, — сказал Гранд, находя в записной книжке место, которое искал. — Здесь есть несколько рекламных образцов… пока это сыровато, предупреждаю вас… давайте посмотрим, да, это из Кафки — пробный экземпляр «Процесса». Вот как это звучит:

«Теперь вы тоже можете испытать такие же чудесные творческие мучения от двусмысленности и такие же проблески гениальности, которые творились в душе этого необыкновенного писателя и которые привели его к всемирной славе! Выберите нужные фигуры речи, красивые эпитеты, сядьте за стол и возьмите специальную шариковую ручку, которой пишут писатели и которая стоит тридцать пять центов».

Джинджер Хортон гневно фыркнула и приготовилась разразиться тирадой, но Гай перебил ее:

— И вот у нас есть «Взгляни (сам) на дом свой, ангел»:

«Ну так что, читатель-писатель — понравится ли тебе вывалить свои внутренности на этот прекрасный бесценный ковер? Да? Прямо посреди чьей-то комнаты, когда все на вас смотрят? Да? Да, черт возьми, вы можете это, вы можете, и так далее, итак далее».

— Скажу только, что это не вполне готовый образчик, конечно. Его нужно еще слегка подправить, сделать поярче… Так что ты думаешь по этому поводу, Джинджер?

— Что? Да я в это… ни единого цента не вложу! — пафосно заявила Джинджер.

— О, это слишком страшно, Гай. Ты не должен в этом участвовать! — воскликнула Агнесс.

— Хммм… Полагаю, ты права, — сказал Гай, — хотя на самом деле трудно сказать. Может получиться, может не получиться… Просто хотел посмотреть, кто и что по этому поводу думает. В этих инвестиционных играх самое главное — принимать свежие решения.

Гай придумал еще одно развлечение и опять повеселился на славу. Он вовлек одного человека в мероприятие по разбиванию крекеров огромным отбойным молотком на Таймс-Сквер.

Этот стойкий товарищ прибыл на место со своим арсеналом — коробкой соленых крекеров и шестидесятифунтовым молотком — приблизительно в 9 утра. Там он, как выразился Гай, «открыл свой магазин», — прямо рядом с выходом из метро на Сорок второй улице, на самом оживленном в это время суток перекрестке мира.

Одетый в хаки и жестяную каску, странного вида человек пробрался через людской поток к выходу из метро, и, нырнув в самую гущу толпы, открыл обитый медью сундук, прикрепленный к поясу ремнем, вытащил соленый крекер и наклонился, чтобы осторожно положить его на пешеходной дорожке.

— Смотрите собственными главами! — закричал он, выпрямившись и нетерпеливо жестикулируя. — Будьте осторожны! Не подходите близко! — И за тем, подняв молоток на высоту плеча, мощным ударом обрушил его на крекер — не только рассеяв его в пыль, но также разбив на куски часть пешеходной дорожки.

Через несколько минут вокруг него собрались зеваки. Все собравшиеся, кроме тех, которые стояли в непосредственной близости, должны были вытягивать головы или подпрыгивать, чтобы увидеть хотя бы мельком человека в жестяной каске. А он разглядывал почти невидимую пыль, оставшуюся от крекера.

— Я размял его, не правда ли? — пробормотал он самому себе тоном профессионала.

— Что он сказал? — поспешно переспросили не сколько человек — из тех, что стояли ближе.

— Он сказал, что размял его, — объяснил кто-то.

— Размял его? — фыркнул другой. — Чувак, ну-ка повтори!

Гай Гранд также присутствовал при этой сцене. Он выслушивал различные комментарии и иногда присоединялся к дискуссии.

— Эй, как так случилось, что ты этим занимаешься? — спросил он человека в жестяной каске.

Человек вытащил еще один крекер и с великой осторожностью положил его на асфальт.

— Вот этим? — переспросил он, вставая и поднимая огромный молоток. — О, да это всего лишь дело техники.

— Что он сказал?

— Говорит, это дело техники.

— Что?

— Дело техники.

— Да, хорошо, а что он разбивает своим молотком? Что это? Похоже на крекер.

— Да для чего ему крекер-то разбивать, вы шутите?

— Чувак, смотри, как молоток поднимается над асфальтом! Смотрите, у него там молоток!

Через короткое время собравшихся было столько, что они заполонили всю улицу и даже вылезли на проезжую часть, мешая проезжать машинам. В результате полицейскому Сорок Второй улицы пришлось, ругаясь, протискиваться в центр толпы. «Дайте пройти!» — кричал он. — «Уберитесь с дороги!»

Когда он пробрался к центру, где в самом разгаре шла операция по разбиванию крекеров, то остановился, заломил кепку назад, сложил руки и скорчил гримасу отвращения, наблюдая, как человек в жестяной каске разбивает несколько крекеров огромным отбойным молотком.

— Ты на службе у городских властей, приятель? — дрогнувшим голосом спросил полицейский.

— Так точно, — сказал человек в жестяной каске, не оборачиваясь. — Городское планирование. Технические дела.

— Да, — сказал полисмен. — Местечко ты выбрал хуже некуда, вот что я тебе скажу. — После этого, поправив кепку, он начал разгонять толпу. — Двигайтесь! Расходитесь! — орал он. — Освободите место! Идите на работу! Это технические дела! Прочь с дороги!

Разогнать толпу в такой час оказалось делом нелегким. Через некоторое время пришлось пригнать пожарные машины и пустить в ход шланги. Когда причина происшествия была раскрыта, полиция доставила Гранду некоторое беспокойство.

— Наверное, Джинджер подошли бы кое-какие твои вещи, — предположил Гай.

Эстер по-детски прикрыла рот, чтобы скрыть смешок, и весело поглядела на остальных, а Агнесс, задержав дыхание, выпалила:

— Я боюсь, что мы носим другой размер, Гай!

Агнесс, тоненькая словно тростинка, носила максимум девятый размер, а Джинджер — минимум шестидесятый.

Джинджер покачала головой.

— Чарльз просто умрет, если я надену вещь, которую шил не он! — сказала она.

— А Чарльз делал для тебя балахоны? — спросил Гай.

— Я хотела бы, чтобы Чарльз сшил для меня маленькие итальянские балахоны, Гай, — ответила Джинджер. — Я думаю, они мне, с моей полнотой, вполне подойдут — но это значит, мне придется отказаться от всех моих женственных оборок и кружев, а Чарльз и слышать об этом не хочет! Он сказал, это будет «сверхпреступлением» — он ведь так любит работать с кружевом, Гай. И мне просто совесть не позволит! А что ты думаешь по этому поводу, Гай? — спросила она, гордо вскинув голову, словно сама Кармен.

— Чарльз нрав, конечно, — сказал Гай после минутного размышления.

Гай поверг в полный шок британских охотников в Конго (а заодно и пожилых знаменитых американских писателей, которые в тот момент находились на сафари), организовав большую охотничью экспедицию с 75-миллиметровой гаубицей.

— Она выстреливает с начальной скоростью в две тысячи футов в секунду, — любил посмеяться Гранд. — Она остановит все что угодно на этом континенте.

Как правило, используемая Французской Армией в артиллерии, эта огромная пушка, даже разобранная на части, весила тем не менее больше ста пятидесяти фунтов.

— Остановит все, что движется, — повторял Гай, — даже кита, если тот вынырнет на поверхность.

Для перевозки оружия Гай нанял трех туземцев. Сам же, одетый в огромный бронежилет, обернутый вокруг живота, и каску таких чудовищных размеров, что половина его лица оказалось спрятанной, гордой походкой следовал рядом, со знанием дела обсуждая с другими участниками мероприятия тонкости обращения с огнестрельным оружием и прелести большой охоты.

— У нас на днях в Кении была заваруха, — говорил он, — огромная кошка утащила двоих наших лучших парней. — Он с любовью поглядывал на пушку и со знанием дела продолжал: — Но у кошки изменились вкусы, когда она испробовала нашу семидесятипятимиллиметровую подружку! Да, сэр, эта малышка издает чудовищный грохот, можете жизнь свою на это поставить!

Примерно раз в час Гранд останавливался и делал театральный жест рукой, объявляя всем о привале. После этого он вместе с одним из верных ему туземцев (известным как «лучший гид по Центральной Африке») начинали принюхиваться, поводя ноздрями и безумно выпучив глаза.

— Там, в кустах, кошка, — внезапно говорил Гай, и, на глазах всей изумленной публики, в шлеме, который полностью закрывал ему видимость, хватал оружие, шатаясь под его тяжестью, прижимал его к покрытому бронежилетом брюху и вслепую палил в какой-нибудь камень, скрывавшийся за кустами. Выстрел клонил к земле высокие заросли и сносил верхушки деревьев, как если бы они были кукурузными стеблями. Отдачей Гранда отшвыривало футов на сорок, и он приземлялся в отвал практически без сознания.

— У этой крошки нечеловеческая отдача, — позже говорил Гай. — Маннлихер, конечно, по сравнению с этим — просто детская игрушка.

Семидесяти миллиметровая гаубица издавала невероятный грохот, земля дрожала, и любая охота в радиусе нескольких миль вокруг прекращалась. Все остальные сафари прошли от начала до конца без единого выстрела, кроме, естественно, случайных выстрелов из пушки Гранда.

Охотничьи экспедиции в Африке — мероприятия серьезные, дорогостоящие, и развлечение это потребовало от Гранда огромных затрат. И все же Гай всегда вспоминал эту историю с превеликим удовольствием. Всем гидам-туземцам это развлечение также пришлось по нутру.

Глава 15

— Вот смотрите, последние новости, — сказал, внезапно просветлев, Гранд, сидевший в своем огромном кресле. Он, шурша, развернул газету и показал статью окружающим. Заголовок гласил:

НАЧИНАЯ ГИГАНТСКУЮ КОСМИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ, ПРЕЗИДЕНТ ПРОСИТ НАРОД О ДОВЕРИИ.

«ОСЕЛ» ОБЕЩАЕТ НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИКАМ…

Он прочитал это громко и звучно, но Джинджер отнеслась к данной просьбе весьма пренебрежительно.

— Вероятно, один из этих малолетних мексиканских ослов! — воскликнула она. — Воистину осел! — Она была большим противником президентской администрации.

— На твоем месте я бы не стал недооценивать нашего большого дядю Сэма, — предостерег ее Гай, обведя хитрым взглядом присутствующих.

— Да эти мексиканские ослы — просто мелочь! — настаивала Джинджер.

— Джинджер права, — резко вставила Агнесс, надевая очки — как и всякий раз, когда разговор с Гаем переходил на политические темы, — чтобы смерить его серьезным осуждающим взглядом. — Будет гораздо полезнее, если в космос отправят самого этого простофилю! — Она вскинула голову, явно довольная своей идеей. — Запустить бы этих болванов куда подальше!

Гай отложил газету.

— Я считаю тебя человеком терпимым, — мягко, но уверенно сказал он, поднимаясь. — И не люблю делать скоропалительных выводов. Но в случаях, подобных этому, когда речь идет о национальной чести, такие высказывания недалеки от гнусной государственной измены! — И так же серьезно станцевал чечетку шажка и раскланялся. — Боюсь, у меня не получится остаться на обед, — сообщил он.

— Гай, да я слышать об этом не желаю! — пронзительно вскрикнула Агнесс, сорвав с носа очки и сердито уставившись на Гая. — Ты обязательно должен остаться!

— Гай, Гай, Гай, — проворковала Эстер, покачав седой головой, — всегда куда-то спешит…

— Да, я бы так хотел остаться, — с грустью добавил Гай. — И все же — обратно в упряжку, обратно к станку.

Наша история про Гая Гранда уже подходит к концу. Однако понастоящему скандальную славу он заслужил после того, как вышел в открытое море на большом корабле «С.С.Чудо-Христианин»… Это судно впоследствии стали называть «Ужасный мистический корабль капитана Клауса». На самом деле это был старый «Гриффин», пассажирский лайнер, который в свое время Гранд приобрел приблизительно за пятьдесят миллионов.

«Христианин», водоизмещением в 30000 тонн, мог перевозить около тысячи ста пассажиров. Гранд переоборудовал его в корабль первого класса, способный разместить на борту четыреста пассажиров. Корабль был отделан с небывалой роскошью, какая бывает только на Востоке. Каждая каюта на «Христианине» была дворцом в миниатюре: все детали интерьера были созданы с такой любовью и аккуратностью, что их скорее можно вообразить, чем описать. Все каюты находились над палубой, в каждой было двенадцатифутовое окно и застекленные двери, выходившие в отдельное патио, с которого открывался великолепный вид на море и небо. В каютах были расстелены ворсистые мягкие ковры и расставлена первоклассная мебель, кроме того, там были мини-бары, шезлонги, камины, огромные королевские кровати с балдахинами, библиотека (с полным комплектом Британники и первосортным чтивом для интеллектуалов), магнитофоны, дамские комнаты, маленькая итальянская ванная и сауна. Стены, выкрашенные в мягкие коричнево-желтые тона, были отделаны панелями из тика и розового дерева.

Столовая корабля была сделана в стиле парижского ресторана «Максим». Сам персонал этого всемирно известного дорогого ресторана был занят приготовлением блюд и сервировкой. Они должны были грациозно, но ненавязчиво передвигаться по залу под легкую музыку в исполнении Джиллиан Стринг Квартет.

Все на этом корабле было продуманно и гармонично. Театр, словно настоящий драгоценный ларец, ровно на четыреста мест, был точной копией казино Монте-Карло, а театральная труппа — «Олд Вик Плэйерс» — имела большой репертуар и была готова давать по два представления в день.

Корабельный доктор был не только терапевтом, но также высококлассным психоаналитиком. За помощью в решении душевных проблем пассажиры могли приходить к нему все двадцать четыре часа в сутки.

Но, вероятно, главным чудом «Христианина» была его гостиная, Марина-рум, огромная, расположенная гораздо ниже палубы. Стены в ней (которые одновременно являлись самим корпусом корабля) были из прозрачного стекла, так что пассажиры, сидевшие в комнате, могли любоваться морскими глубинами. Эффект океанского дна был произведен следующим образом: с бака корабля регулярно выбрасывались поднятые из глубин морские существа. И перед глазами, освещенная мощными солнечными прожекторами, представала захватывающая дух панорама: огромные спруты, гигантские лучи всех цветов радуги, змеи, снежные морские ангелы и светящиеся стаи фантастических рыб, безмолвно скользящие или извивающиеся в молчаливой битве всего в нескольких футах от отдыхающих пассажиров.

В ходе подготовки к вояжу «Чудо-Христианина» (журнал «Лайф» посвятил ему целый номер) была дана единственная платная реклама — объявление о дате отплытия, которое опубликовали The Times и National Geographic. Стоимость путешествия не указывалась (хотя «Лайф» упомянул, что стоит это удовольствие около пяти тысяч), а анонс, набранный маленьким жирным шрифтом, был заключен в толстую черную рамку. Начинался он с таких слов: «Для тех нескольких счастливцев…» и содержал краткое извинение за то, что не каждый желающий может быть взят на борт. Также указывалось, что заявления на участие в вояже на «Чудо-Христианине» были тщательно рассмотрены, а получивших отказ просят не обижаться. «Наш критерий отбора, — заканчивался анонс, — может не совпадать с вашими представлениями».

Пока подавший заявку на участие в вояже не был утвержден, он не допускался на корабль. Встреча назначалась только после окончательного утверждения.

Судно было наречено самой Королевой Англии.

Все это привлекло небывалое внимание, и заявления потекли рекой. Многие прямо-таки требовали, чтобы их взяли в первый круиз «Христианина». Те, кто только что вернулся с отдыха, в суматохе планировали новое путешествие.

Казалось, людям жизненно необходимо попасть на борт «Христианина».

Между тем Гай Гранд самолично отбирал заявления, руководствуясь только своими, никому не понятными критериями. Естественно, между делом он хорошо развлекся. Например, рассмотрев заявление от очень почтенной римской аристократки, он просто начирикал поверх него: «Вы шутите? Никаких итальяшек!» Позже говорили, что женщина получила нервный срыв и потребовала миллион за моральный ущерб. Гранд дорого заплатил, чтобы уладить дело.

С другой стороны, он принимал — или, лучше сказать, вовлекал — в качестве пассажиров — группу шутов из убогих ярмарочных шоу, большинству из которых не следовало бы вообще уделять внимание, нескольких цыган с Бродвея, и других людей странной внешности и сомнительных достоинств. Однако в первые несколько дней они должны были находиться под палубой. Таких было всего сорок человек, то есть десятая часть списка из тех элитных гостей, которые стояли на палубе, когда «Христианин» отплывал под звонкие фанфары с Восточного побережья. Все стоявшие на палубе были аристократами голубых кровей и джентльменами до кончиков ногтей.

Среди всех достопримечательностей «Христианина» его система видеокоммуникации, способная транслировать изображение с капитанского мостика, была уникальна.

В каждой каюте над камином был вмонтирован маленький телевизионный экран, через который можно было наблюдать напрямую за капитаном в рубке и видеть, что происходит снаружи. Изображение на экране позволяло видеть пространство вокруг всего капитанского мостика.