Бови в один миг бросил весла, выхватил нож и приставил его прямо к горлу Элвина — но от ножа к тому времени осталась одна рукоять.
Улыбка медленно сползла с лица Бови, когда он осознал, что его драгоценный нож, бывший прежде напильником, лишился клинка.
— Ты что наделал? — вскричал он.
— Забавный вопрос для человека, который собирался меня убить.
— Я хотел только попугать тебя. Не надо было делать такое с моим ножом.
— Чужие намерения я разгадывать не умею. Беритесь за весла.
Бови повиновался.
— Этот нож приносил мне удачу.
— Стало быть, кончилась она, ваша удача.
— Думать надо, кому грозите ножом, мистер Бови, — вставил Артур.
— Я хотел только сказать, что ты именно тот человек, который нам нужен. Незачем было ломать мой нож.
— В следующий раз, когда соберетесь привлечь человека на свою сторону, не тычьте в него ножом, — сказал Элвин.
— И не угрожайте раскрыть его секреты, — добавил Артур.
Бови, который до сих пор просто дулся, встревожился:
— Да я и не говорил, что знаю ваши секреты. Догадывался, и только.
— Итак, Артур Стюарт, мистер Бови только что сообразил, что находится на середине реки, в тумане, вместе с двумя людьми, чьи секреты он угрожал раскрыть.
— Тут призадумаешься, — сказал Артур.
— Просто так вы меня из лодки не выкинете, — предупредил Бови.
— Я не желаю вам зла, потому что я на вас не похож, — сказал Элвин. — Я убил человека только однажды, в приступе горя и ярости, и с тех пор не перестаю сожалеть об этом.
— Я тоже, — сказал Бови.
— Вы этим гордитесь. Вы сберегли орудие убийства и сделали его своим талисманом. Мы с вами совсем не похожи.
— Пожалуй.
— И если бы я захотел убить вас, мне не пришлось бы выбрасывать вас из лодки.
Бови опять бросил весла и поднес дрожащие руки к горлу.
— Дыхание перехватило? — спросил Элвин. — Но ведь вам никто не мешает. Дышите же! Вдох — выдох. Вы всю свою жизнь это делали.
Бови не то что задыхался — он просто не мог подчинить себе собственное тело.
Элвин не стал дожидаться, когда Бови посинеет, — он всего лишь дал ему почувствовать свое бессилие. Потом тот просто вспомнил, как надо дышать, и втянул в себя воздух.
— А теперь, когда мы установили, что вам нечего меня опасаться, — сказал Элвин, — давайте спасем двух ребят на самодельном плоту без дифферента.
И в белой пелене перед ними, в каких-нибудь пяти футах, возник плот. Еще один взмах веслами — и они стукнулись об него. Только в это мгновение двое на плоту их заметили.
Артур перебрался на нос с кормовым концом и перескочил на плот.
— Слава Богу! — воскликнул один из двоих терпящих бедствие.
— Вы прибыли как нельзя более вовремя, — сказал другой, выше ростом, помогая Артуру закрепить канат. — Плот ненадежный, а в таком тумане даже окрестностей не видно. Так себе поездочка, надо сказать.
— Рад видеть, что вы не пали духом, — засмеялся Элвин.
— Мы молились и пели гимны, — заверил длинный.
— Это сколько же росту в вас будет? — спросил, запрокинув голову, Артур.
— Я на голову выше собственных плеч, но подтяжек вполне хватает.
Нельзя было не почувствовать симпатии к этому человеку, и это сразу вызвало у Элвина подозрения. Если у него такой дар, то доверять ему опасно. Но в том-то и штука с такими людьми: ты не доверяешь им, и в то же время они тебе нравятся.
— Вы, часом, не адвокат? — спросил Элвин. Они уже приготовились взять плот на буксир.
Незнакомец выпрямился во весь свой рост и поклонился — такого неуклюжего поклона Элвин еще в жизни не видел. Одни колени и локти, сплошные углы, даже лицо напрочь лишено плавных линий. Этот малый настоящий урод. Надбровья выдаются, как у обезьяны, и все же… смотреть на него не противно, а улыбка у него на редкость теплая и приветливая.
— Авраам Линкольн из Спрингфилда к вашим услугам, джентльмены.
— А я Куз Джонстон из Спрингфилда, — представился другой.
— «Куз» — значит «кузен», — пояснил Линкольн. — Его все так зовут.
— Теперь стали звать, — уточнил Куз.
— Кузен? А чей? — спросил Артур.
— Только не мой, — ответил Линкольн. — Но он вылитый кузен, правда? Воплощение родственности, квинтэссенция седьмой воды на киселе. Начав звать его Кузом, я только подтвердил очевидное.
— Вообще-то я сын второй жены его отца от первого брака, — внес ясность Куз.
— Вследствие этого мы друг другу сводные никто, — сказал Авраам.
— Я особенно благодарен вам, ребята, за то, — взял слово Куз, — что мне теперь не придется выслушивать до конца самую невероятную басню, которую когда-либо плел старина Эйб.
— Никакая это не басня. Я слышал ее от человека по прозвищу Сказитель. Он поместил ее в свою книгу и не сделал бы этого, не будь она правдивой.
У «старины Эйба», который выглядел не более чем на тридцать, был острый глаз, и он сразу заметил, как переглянулись Элвин с Артуром.
— Вы его знаете? — спросил он.
— Он правдивый человек, это верно, — сказал Элвин. — Какую же историю он рассказал вам?
— О рождении одного ребенка. О трагической гибели его старшего брата — его убило несущееся по течению дерево, когда он спасал свою мать. Фургон застрял на середине реки, а у нее как раз начались роды. Однако он умер не сразу и прожил достаточно долго, чтобы новорожденный мог считаться седьмым сыном седьмого сына, у которого живы все братья.
— Возвышенная история, — сказал Элвин. — Я сам прочел ее в той книге, о которой вы говорили.
— И вы верите в нее?
— Верю.
— Я же не говорил, что это неправда, — вмешался Куз. — Просто это не та история, которую хочется слушать, когда тебя несет вниз по течению в миззипском тумане.
Эйб Линкольн пропустил это мимо ушей.
— Вотя и говорю Кузу: Миззипи еще милости во обошлась с нами по сравнению с тем, как поступила куда более мелкая речка с героями этого рассказа. А тут и вы подоспели — выходит, река проявила великую доброту к двум никудышным плотовщикам.
— Плот сами делали? — спросил Элвин.
— У нас руль сломался, — сказал Эйб.
— А запасной?
— Я не знал, что он понадобится. Но если нам суждено попасть на берег, я его сделаю.
— Умеете работать руками?
— Не сказал бы. Но буду трудиться, пока не добьюсь своего.
— Не мешало бы и над плотом потрудиться, — рассмеялся Элвин.
— Буду признателен, если покажете, что с ним не так. Я сам ни черта не вижу — плот как плот.
— Сверху да, а вот под ним кое-чего не хватает. На корме должен быть дифферент, чтобы она оставалась кормой. А спереди плот у вас перегружен, вот он и вертится.
— Чтоб мне провалиться! — сказал Эйб. — Не гожусь я в лодочники.
— Мало кто годится, — заметил Элвин. — Исключение — наш друг мистер Бови. Ни одной лодки не пропустит, хлебом его не корми, только дай погрести.
Бови натянуто улыбнулся. Плот теперь плыл за ними, и им с Элвином хочешь не хочешь приходилось тащить его по реке.
— Вы бы стали чуть дальше назад, — деликатно предложил потерпевшим Артур Стюарт. — Тогда плот перестанет так зарываться в воду, и его будет легче тянуть.
Сконфуженные Эйб и Куз поспешили выполнить его просьбу. Густой туман делал их почти невидимыми и глушил звуки, сильно затрудняя беседу.
Пароход они догоняли долго. Хорошо еще, что рулевой, добрая душа, шел тихим ходом, несмотря на гнев капитана Ховарда из-за потерянного времени. Спасатели и спасенные услышали шум колеса, и перед ними выросла «Королева Язу».
— Чтоб меня ощипали и поджарили! — вскричал Эйб. — Какой замечательный у вас пароход.
— Увы, не у нас, — сказал Элвин.
Артур Стюарт заметил, как проворно Бови взобрался на палубу и растолкал всех собравшихся, хлопавших его по плечу, как героя. Артур его не винил, но Бови, хотя Элвин порядком напугал его на реке, все-таки представлял опасность для них обоих.
Когда шлюпку подняли, а плот закрепили у борта, пассажиры принялись задавать обычные дурацкие вопросы — например, как они нашли друг друга в знаменитом тумане над Миззипи.
— Все вышло, как я сказал, — рассказывал Элвин. — Они были совсем близко, но все-таки пришлось их поискать.
Эйб Линкольн слушал его с усмешкой и ни слова не сказал поперек, но Артур видел, что этот человек далеко не дурак. Он знал, что плот был отнюдь не близко от парохода, и заметил, что Элвин греб прямиком к «Королеве Язу», как будто видел ее.
Что бы Эйб ни думал об этом, вскоре он уже рассказывал всем желающим, какого дурака свалял, строя плот, и как они с Кузом ополоумели от бесконечного кружения в тумане.
— Меня так скрутило, что мы вдвоем полдня распутывали мне руки-ноги и выкапывали голову из подмышки. — Несмешная, в общем, история в его изложении звучала так, что все со смеху покатывались, но вряд ли у нее был шанс попасть в книгу Сказителя.
Ночью они сделали остановку в довольно большом порту. Народ все время сновал взад-вперед, поэтому Артур временно отказался от плана освободить рабов-мексиканцев.
Вместо этого они с Элвином отправились в кают-компанию послушать лекцию. Читал ее Кассиус Марселлус Клей, известный противник рабства, не боявшийся выступать в самом сердце рабовладельческих штатов. Но делал он это, как отметил Артур Стюарт, довольно ловко. Он не обличал рабство как ужасающий грех — он говорил о том, какой вред приносит оно семьям самих рабовладельцев.
— Каково это — растить детей в убеждении, что их руки никогда не будут знать никакого труда? Что будет, когда отец состарится, а дети, не приученные к труду, начнут тратить его деньги, не думая о завтрашнем дне?
И разве эти дети, видевшие, как их ближними, какого бы цвета ни была их кожа, помыкают, ни во что не ставя их труд и свободу, — разве не сочтут они своего престарелого отца вещью, утратившей всякую ценность? Вещью, которую выбрасывают на свалку? Ибо, если к одной категории людей относятся как к товару, отчего бы детям не приучиться делить всех людей на полезных и бесполезных, которых следует выбросить вон?
Артур слышал многих аболиционистов, но этот всем утер нос. Рабовладельцы не кипели желанием вывалять его в смоле и перьях, по меньшей мере — нет, они сконфуженно переглядывались, думая, возможно, о собственных детях, ни на что не годных оболтусах.
Но в конечном счете польза от речей Клея невелика, решил Артур. Что ж им теперь прикажете делать — отпустить своих рабов и перебраться на Север? Прямо как в Библии, где Иисус сказал богатому юноше: «Раздай имение свое нищим и иди за мной». Богатство этих людей измеряется рабами. Отказаться от них — значит сделаться бедными или по крайней мере перейти в средний класс, где приходится платить наемным рабочим. Нанимать, другими словами, чью-то спину, а не владеть ей. Ни у кого из них не хватит на это мужества — так, во всяком случае, думал Артур Стюарт.
Он, однако, заметил, что Эйб Линкольн слушает оратора очень внимательно, с горящими глазами. Особенно когда Клей заговорил о сторонниках отправки черных обратно в Африку.
— Что сказали бы вы, если бы кто-то захотел отправить вас самих в Англию, Шотландию, Германию или любую другую страну, откуда приехали ваши предки? Все мы, богатые и бедные, свободные и невольники, теперь стали американцами. Нельзя отсылать в Африку рабов, чьи деды и прадеды родились на этой земле — Африка для них теперь не более родина, чем Китай или Индия.
Эйб кивал, слушая это, и у Артура сложилось впечатление, что до сих пор долговязый считал этот проект — взять и спровадить черных в Африку — наилучшим решением проблемы.
— А мулаты? Светлокожие метисы, в которых кровь европейцев и африканцев смешалась поровну? Их что же — надвое разделить, как железнодорожные пути, и каждую половину оправить на родину? Нравится вам это или нет, мы все перемешались на этой земле и приросли к ней. Порабощая темнокожего, вы порабощаете сами себя, ибо отныне вы прикованы к нему не менее крепко, чем он к вам, и его неволя формирует ваш характер точно так же, как его собственный. Сделайте темнокожего раболепным, и тот же процесс сделает вас тираном. Заставьте его дрожать от страха перед вами, и это превратит вас в чудовище. Выдумаете, ваши дети, видя вас таким, не будут бояться вас? Нельзя носить одну личину перед рабами и другую — перед своими близкими, если вы хотите, чтобы этим личинам кто-то верил.
После лекции, перед тем как разойтись спать, Элвин и Артур постояли немного у поручней, глядя на плот.
— Как можно после такой речи вернуться домой, — сказал Артур Стюарт, — и тут же не отпустить всех рабов на волю?
— Я же нот не отпускаю тебя, — заметил Элвин.
— Потому что ты только притворяешься моим хозяином, — шепотом парировал Артур.
— Тогда я мог бы притвориться, что отпускаю тебя, и это послужило бы другим хорошим примером.
— И что бы ты тогда со мной делал?
Элвин на это слегка улыбнулся, и Артур понял его.