ПОСОЛЬСТВО СССР В КАНАДЕ 01 ноября 1982 г.
г. Оттава Исх. № 900
СЕКРЕТАРЮ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР
тов. ФЕДОРЕНКО Н. Т.
Уважаемый Николай Трофимович,
Выступление поэта Андрея Вознесенского на международном фестивале Харборфронт в Торонто было успешным и полезным. Положительные для нас репортажи о выступлении передавались по телевидению, радио и в прессе. В Фестивале не участвовали эмигрантские писатели, которые в предыдущие годы выступали в чтениях с антисоветских позиций. По существу направление А. Вознесенского в этом году на Фестиваль закрыло его для антисоветских эмигрантских писателей.
А. Вознесенский выступил также с чтением своих произведений в Макгильском университете (Монреаль) и на встрече с группой поэтов в г. Оттаве.
В беседах с советскими представителями организатор Фестиваля Грег Гэтенби высказал заинтересованность в приезде советского поэта на очередной Фестиваль 1983 года.
Учитывая успех нашего участия в Фестивале 1982 г., считал бы целесообразным предусмотреть в планах Союза Советских Писателей СССР направление советского поэта в Фестивале 1983 г. Кроме того, представляется полезным передать Г. Гэтенби приглашение посетить Советский Союз, желательно для участия в одном из литературных мероприятий, проводимых в СССР. Конкретные соображения на этот счет имеются у поэта А. Вознесенского.
Посол СССР в Канаде
А. ЯКОВЛЕВ
* * *
Опять, к сожалению, обстоятельства заставляют меня возвращаться памятью к августовским событиям 1991 года.
В ночь с 19-го на 20 меня разбудил телефонный звонок. Звонила корреспондентка “Независимой газеты” Юлия Горячева. Она спросила о моем отношении к ГКЧП. Я ответил, что понимаю и поддерживаю людей, сопротивляющихся горбачевщине, что согласен на все ограничения свободы слова ради сохранения государства.
С тем же вопросом той же ночью ко мне обратились c радиостанции “Свобода”, и я ответил им приблизительно теми же словами.
Через три месяца в интервью для “Независимой газеты” я сказал следующее: “Если бы мне предложили подписать “Слово к народу”, считающееся идеологическим обеспечением действий ГКЧП, я не сомневаясь подписал бы его”.
Через несколько дней после августовской провокации в Союз писателей России пришла толпа — некий 267-й “батальон нац. гвардии”. На второй этаж из нее поднялись трое шпанят-хунвейбинов с бумагой, подписанной префектом Центрального округа Музыкантским, о том, что наш Союз закрывается, как организация, “идеологически обеспечившая путч”. Оказывается, не кто-нибудь, а Евтушенко в эти подлые дни отправил за своей подписью письмо Гавриилу Попову с требованием закрыть “бондаревско-прохановский” Союз писателей. Сам автор письма уже восседал в бывшем кабинете Георгия Маркова на улице Воровского. Я разорвал эту бумажку Музыкантского пополам и, памятуя о наших некогда неплохих отношениях c Евтушенко, вскочил в машину и помчался с Комсомольского проспекта на Воровского.
Евгений, сидевший в кабинете один, поднял на меня свои прибалтийские глаза.
— Женя! Как бы мы ни враждовали, но так опускаться!.. Ведь в нашем Союзе Распутин, Белов, Юрий Кузнецов, которых ты не можешь не ценить. Зачем вы возрождаете чекистские нравы? Одумайтесь!
Он, с каменным лицом и ледяным взором, поджал и без того тонкие губы:
— Стасик! Хочу сказать тебе откровенно: не ошибись, сделай правильный выбор, иначе история сомнет тебя. Не становитесь поперек дороги. Ты что, не понимаешь? — время переломилось! Извини, больше разговаривать не могу. Мне надо ехать...
Я еще раз вспоминаю о прошлых событиях, потому что сейчас, после девяти истекших с той поры лет, Евтушенко таким образом изображает в “Комсомолке” (3.8.2000) мой приезд к нему:
“После неудавшегося путча ко мне в кабинет секретаря Союза писателей пришел Станислав Куняев... У него тряслись руки от страха и он почти шептал: “Женя, ты же помнишь, мы с тобой дружили”.
Ах ты, жалкий сочинитель... Да я на глазах десятков людей разорвал бумажку префекта, спровоцированную твоим письмом к Гавриилу Попову, и при этом руки у меня не тряслись. Открытым текстом выразил свою поддержку ГКЧП, и голос у меня не дрожал... С чего бы мне “почти шептать” и просить о помощи, ну кто тебе из людей, знающих меня, поверит? Не ври и перестань во всех своих интервью вспоминать о своей популярности в мире, о своих 92-х поездках в разные страны, о десятках книг, переведенных на разные языки, о бешеной своей известности в Европе и Америке, о том, что твои стихи были нарасхват у читателей всей земли, и даже, как ты пишешь, “спасали их от решения уйти из жизни”.
Ты же знаешь, как издавались эти книги, но никогда об этом не напишешь. Я помогу тебе. У меня в руках письмо секретаря посольства СССР в Нидерландах А. Лопушинского. В Союз писателей и ВААП от 5.11.82 г. Лопушинский пишет:
“В сов. посольство обратился директор прогрессивного нидерландского издательства “Амбобукен” Вим Хазеу с просьбой оказать содействие в издании перевода на нидерландский язык романа Е. Евтушенко “Ягодные места”. Учитывая то, что расходы на уплату авторских прав и переводческую работу в значительной степени повлияют на себестоимость голландского издания романа и продажную цену книги, издательство считает, что она таким образом не дойдет до широкого читателя в Нидерландах. По предварительным оценкам цена каждой книги составит 30—35 голландских гульденов, что превышает среднюю цену на книги подобного объема (20 гульденов) .
В этой связи издательство предлагает посольству субсидировать перевод книги суммой от 5-ти до 10 тысяч гульденов”.
Вы понимаете, дорогой читатель, что книга Евтушенко фактически издавалась за советские народные деньги, на которые его же приглашали на презентацию и из которых же ему выплачивали гонорар? Вот как устраивались в советские времена эти “борцы с привилегиями”.
А заканчивалось письмо так:
“В случае, если с нашей стороны будет проявлена заинтересованность, просим ориентировать сов. посольство относительно дальнейших переговоров с издательством “Амбобукен”, в том числе для издания в Нидерландах не только художественной литературы, но и общественно-политических работ, мемуаров советских руководителей и т. д.” .
Вот так-то! Просто не мог жить голландский читатель без книг Евтушенко, мемуаров Брежнева, выступлений Юрия Андропова... И все эти сочинения издавались за наши же деньги. Вообще, эти и некоторые другие документы чрезвычайно интересны... Они в первую очередь свидетельствуют о том, кто в прежние времена цензуры, тоталитаризма и диктата КПСС чаще всего ездил за границу и почему. Конечно, никакой Николай Рубцов или Анатолий Передреев и мечтать не могли, чтобы посмотреть мир. Настоящими невыездными (в том смысле, что их никогда не включали ни в какие зарубежные делегации) были русские — Дмитрий Балашов, Владимир Личутин, Николай Тряпкин, Владимир Бондаренко, Виктор Лихоносов, Федор Сухов, Татьяна Глушкова, Александр Вампилов, Глеб Горбовский, Валентин Курбатов, Виктор Коротаев, Владимир Крупин, Сергей Семанов, да и многие другие. Талантливые, умные русские поэты, прозаики, критики. Особенно живущие в провинции. В документах я нашел немало отказов на зарубежные поездки, в частности, К. Лагунову из Тюмени, Б. Зиновьеву из Куйбышева, Н. Банникову, А. Маркову из Москвы с одной неотразимой формулировкой: “в связи с ограничением валютных средств”. Зато Роберт Рождественский и Расул Гамзатов всегда ездили за границу с женами, Белла Ахмадулина с мужем и т. д. Что говорить, представителям “левого крыла” советской литературы, как свидетельствуют документы, предоставлялись для путешествий по миру за народные деньги неограниченные возможности.
А теперь еще несколько выдержек из документов:
“Посольство поблагодарило за хорошую работу участников делегации, находящейся в Париже — советских драматургов Г. Горина, Э. Радзинского, В. Славкина, Л. Зорина, В. Гуровского” . (Наше посольство во Франции. — Ст. К. )
Из телекса на имя Р. Рождественского:
“Приглашаем В. Коротича — главного редактора журнала “Огонек” на Второй международный салон книги и прессы в Женеве. Были бы рады, если В. Коротича будет сопровождать переводчица из комиссии Р. Генкина” .
Телефонограмма в Иностранную комиссию:
“15.04.88. Звонила тов. Степанова из Посольства СССР во Франции, сообщила, что Р. Товернье хочет видеть в составе делегации Д. Гранина, Г. Боровика, А. Рыбакова. Товернье спрашивает, может ли А. Рыбаков заехать во Францию перед своим отъездом в другую страну в мае”.
Вот так и жила в те времена международная компания маркитантов. Они приглашали к себе наших гориных и коротичей, а мы в благодарность принимали то и дело их соплеменников из Старого и Нового света — Г. Солсбери, Г. Гетенби, Ф. Саган, Лию Сегал, какую-то племянницу Шолома Алейхема Бел Кауфман и т. д.
Многие заявления и ходатайства представителей “выездного народа” восхищают изощренностью аргументации, красотами стиля и смелостью запросов.
Из заявления драматурга М. Сагаловича:
“Сейчас я работаю над биографическим романом о Галине Евгеньевне Николаевой, чье творчество, как показало время, глубоко корреспондирует с проблемами, которые решает после ХХVII съезда КПСС наш народ во всех областях жизни. (Каков стиль! — Ст. К. )
Последние годы жизни тяжело больная писательница по советам врачей в осенние и зимние месяцы проживала во Франции (Париж, Ницца, Канны, Анжиб, Монте-Карло, Биот) и в Италии (Рим, Венеция, Неаполь, Сорренто, остров Капри). До сих пор живы люди, окружавшие ее вниманием в чужих краях. Для написания глав, относящихся к этому периоду ее жизни (и в экстремальных условиях моя покойная жена плодотворно работала), мне необходимо поехать в названные страны, что позволит правдиво воссоздать все памятные места... 18 августа 1986 г.”
М. Сагалович, муж Г. Николаевой (Волянской), не был даже членом СП СССР, но на заявлении, конечно же, положительные резолюции Маркова, Верченко, Р. Рождественского...
Перестройка набирала темпы, советский народ “решал во всех областях жизни проблемы”, а любители путешествий заваливали Иностранную комиссию шедеврами эпистолярного жанра.
“В июне 1987 г. было принято решение о моей поездке во Францию сроком на год. Поездка мне необходима прежде всего для ознакомления с важными материалами о Пушкине, декабристах и их окружении, которые, как мне известно, за последнее время выявлены в парижских архивах, но ожидают своего исследователя (! — Ст. К. ).
Знакомство с этими документами имеет для меня особое значение в связи с работой над двумя договорными книгами...
8 марта 1988 г.
Н. Эйдельман”.
Надо сказать, что вокруг Натана Эйдельмана в Инкомиссии всегда царила оживленная свистопляска, особенно когда запросы о нем шли на высшем уровне.
ПОСОЛЬСТВО СССР В США Экз. № 1
г. Вашингтон 3 сентября 1982 года
Исх. № 1572
Секретарю правления СП СССР
тов. Федоренко Н. Т.
Уважаемый Николай Трофимович,
Участие члена Союза писателей СССР Н. Эйдельмана в Международной Пушкинской конференции в Чикаго в декабре с. г. было бы, на наш взгляд, полезным.
Временный поверенный в делах СССР в США
А. Бессмертных
Тут же на документе через несколько дней появляется резолюция Н. Федоренко:
“Тов. Лурье Ф. А. Наверное пора его оформлять”. Ну как не оформить наших маркитантов, когда за них сплошные послы ходатайствуют! Моментально все оформили, сообщили в США о своем решении и вскоре получили телеграмму: “Председателю Иностранной Комиссии Александру Косорукову: Все готово к приезду Натана Яковлевича Эйдельмана. Билет Монреаль—Чикаго—Монреаль оплачен нашей стороной. Жду его лично чикагском аэропорту Охоре Интернейшнл 27 декабря. Отвечаем за его благосостояние до 6 января. Благодарю заранее профессор Майклсон”.
Понимая, что в Инкомиссии для них создана обстановка “наибольшего благоприятствования”, “контрпропагандисты” просто изощрялись, придумывая поводы для поездок за границу.
От литературоведа Михаила Эпштейна:
“У меня возникла насущная необходимость обсудить ряд теоретических проблем с видными современными литераторами и мыслителями Франции... кроме того, в связи с работой над темой “литературный и живописный образ” мне необходимо побывать в ряде парижских музеев, выставляющих новейшие образцы концептуального искусства.
В связи с вышесказанным прошу Вас предоставить мне командировку во Францию”.
От члена СП СССР Самария Израилевича Великовского, знатока коммунистического движения на Западе:
“Прошу направить меня в творческую командировку во Францию сроком на два месяца... для встреч в редакциях таких органов французской левой печати, как “Революсьон”, “Либерасьон”, “Деба”, “Комментер”, “Пуэн де ля Роз” и др. и бесед с деятелями французской культуры ради пополнения материалов, предназначенных для моих очерков о состоянии умов и гражданских самоопределениях французской интеллигенции сегодня. 8.2.1988 г.”
А вот это план работы еще одного специалиста по международному коммунизму и Лениниане Гастона Самуиловича Горбовицкого, который решил пройти ленинскими тропинками, протоптанными до него Егором Яковлевым, Анатолием Кузнецовым, Михаилом Шатровым и другими единомышленниками.
“1 день. — Посещение советского посольства и уточнение конкретных деталей выполнения намеченной рабочей программы командировки, определение наиболее удобной и экономичной по времени последовательности ознакомления и изучения памятных и исторических мест, связанных с жизнью и деятельностью В. И. Ленина в Париже.
2 день. — Посещение квартиры-музея В. И. Ленина на улице Мари-Роз, 4, где он жил с 1909 по 1912 год. Изучение собранных в музее материалов и документов.
3 день. — Посещение Лонжюмо — памятного места, где размещалась партийная школа, организацией и работой которой руководил Ленин. (В Лонжюмо вслед за Вознесенским. — Ст. К.)
4 день. — Посещение в Дравейле дома Лафаргов, где состоялись известные встречи Ленина с Полем и Лаурой Лафаргами.
5 день. — Посещение мест, связанных с революционной деятельностью Ленина во время его пребывания в Париже (1895 год, 1908—1912 годы), в соответствии с адресами, полученными из аннотированных справок Биографической хроники “Владимир Ильич Ленин”. (Список адресов приведен подробно в моей творческой заявке.)
6 день. — Изучение городских маршрутов Ленина по Парижу (в сохранившейся части города), посещение и знакомство с общественными зданиями, которые Ленин посещал, излюбленные места отдыха, прогулок, а также места встреч и бесед с известными историческими деятелями (по свидетельствам мемуарного характера и историческим документам).
7 день. — Если это представится возможным — желательна ознакомительная поездка в Бретань, где провел отдых Ленин (г. Лилль — 1909 г. — период подготовки ко Второму съезду РСДРП, Порник, 1910 г.).”
Ну просто ползали они все со слюнями умиления по следам Ленина!
А вот этот шедевр стоит того, чтобы его процитировать целиком.
“По договору с журналом “Дружба народов” я работаю над романом о Николае Бухарине и его времени. Рукопись должна быть представлена в сентябре сего года.
Одним из ключевых моментов жизни Бухарина является период его пребывания в Париже после написания им проекта Конституции, которую вскорости назовут “сталинской”.
Говорят, Сталин сам предложил Бухарину “прокатиться”.
Почему он “выпустил” Бухарина после убийства Кирова и накануне процессов Каменева и Зиновьева?
Роковые взаимоотношения вероломного Сталина с прямодушным Бухариным представляют собою тягчайшую драму нашего века, драму, которая в определенной мере дает разгадку восхождению Сталина к чудовищной власти, о которой говорил и от которой предостерегал умирающий Ленин.
Известна странная привязанность Сталина к Бухарину, к “Бухарчику”, как он его называл. Возможно, это была та самая ситуация привязанности палача к жертве.
Возможно, Сталину было нужно, чтобы “Бухарчик” остался на Западе вместе с семьей. Это дало бы Сталину возможность держать Бухарина в постоянном страхе, поскольку руки Сталина все удлинялись, и Бухарин не мог не знать об этом. Но главное — Сталину совершенно необходимо было, чтобы Бухарин, которого он вскорости сделает главою Правотроцкистского блока, “бежал, спасая свою шкуру от гнева народа, и бежал к своему хозяину Троцкому”. Сталин был весьма примитивен в построении своих пропагандистских схем. Бегство Бухарина дало бы ему возможность воочию доказать некое единство этих двух необъединяемых и разномыслящих лидеров и оказаться в желательной для Сталина роли доверчивого и обманутого благородного вождя. Кроме того, это дало бы Сталину возможность еще раз подчеркнуть свою прозорливую настороженность к Бухарину (цитат для этого было предостаточно), прозорливую настороженность, отвергнутую Каменевым, Зиновьевым, Пятаковым и вообще старыми вождями, готовящими “ликвидацию советской власти”.
Сталину нужно было, чтобы Бухарин не вернулся .
Для Сталина “спасение собственной шкуры” казалось важнейшим фактором человеческого поведения. Он презирал людей.
Однако для Бухарина важнейшим фактором человеческого поведения были совсем другие мотивы. Революционная преданность его социализму, как строю цивилизованных кооператоров, надежда окоротить власть Сталина оказались сильнее личных мотивов. Бухарин был очень органичен в своих поступках. В романе я пытаюсь проследить именно эту черту его характера. Трагические парижские дни дают, как мне кажется, немало объяснений решению Бухарина вернуться на верную смерть.
Я прошу Комиссию предоставить мне командировку в Париж для ознакомления с деталями и реалиями, совершенно необходимыми для достоверности романа. Прошу Комиссию ускорить свое решение, учитывая сжатые сроки, в которые я поставлен работой. 14.III.1988 г.”
Письмо подписано сатириком Л. Лиходеевым (он же Леонид Израилевич Лидес).
Пушкину, когда он создавал свои великие “Маленькие трагедии”, не нужно было писать заявление Николаю I, чтобы его за казенный счет послали в Испанию, Англию и Францию, а вот наши “старые контрпропагандисты” не могли, видите ли, лудить свою “нетленку”, не побывав на берегах Гудзона или на Елисейских полях...
(Продолжение следует)
В.Николаев • Неоконченная война (Наш современник N3 2001)
ВАЛЕНТИН НИКОЛАЕВ
НЕОКОНЧЕННАЯ ВОЙНА
(Запад против России. О невыученных уроках истории)
...И будут предпринимать войны одни против других, город против города, одно место против другого, народ против народа, царство против царства.
Ездр. III, 13, 31
Только Бог знает судьбы русского народа, самого загадочного, великого и угнетенного на свете.
