Стреляешь в брата — убиваешь себя

— Вот я толком и говорю, — поспешил пояснить Петрович. — В этой местности у сербов до фига отрядов четников действует.

— Это нам и без тебя известно, — зевнул командир. — И что из того?

— А то, что отряды четников, это по сути те же партизанские банды, без особой дисциплины, определенной формы и знаков различия. Получается что? Любой серб с автоматом в руках может заявить, что он четник из отряда какого-нибудь там Бобана Мстителя, или Драгана Непобедимого. И хрен кто его проверит и разоблачит до тех пор, пока эти самые Бобан и Драган не скажут их это человек, или нет. А если их и самих в природе не существует? Тогда у кого прикажете спрашивать? А?

— Ты к чему это клонишь, Петрович? Что-то я не очень врубаюсь…

— Да к тому! — бесцеремонно перебил командира аналитик, злясь на его непонятливость. — Что в отрядах четников далеко не редкость русские добровольцы! Которые к тому же обычно действуют своим коллективом, без сербов. Понял теперь?

— Не совсем, пока…

— От блин, все вам разжуй да в рот положь, сами ни черта думать не хотите. Представь, если мы втроем, никого не боясь и не прячась, заявимся в село на нашей таратайке и представимся русской диверсионной группой из четы какого-нибудь Велько Могучего Засранца, посланной им для усиления обороны этого стратегически важного населенного пункта. Как думаешь, поверят нам или нет?

Роман даже сразу не нашелся что ответить. На первый взгляд идея Петровича была просто бредовой и самоубийственной. Но как раз некая сумасшедшинка и бесшабашная дерзость предложенного плана и делала его привлекательным в глазах склонного к различным авантюрам командира джокеров.

— Ну, блин, ты старый и даешь… — только и смог выговорить Роман, задумчиво качая головой.

— Что даешь? Нормально все. Ничего давать не надо, — засуетился аналитик. — Ты сам прикинь, какие плюсы! Нас они не расколют верняк, мы же настоящие русские, можем говорить без акцента и так далее. А русские только на их стороне воевать могут, так они думают, тут на нас мусульманская пропаганда поработала. Это же муслики каждый раз как им по заднице надают, орут про целые батальоны русских наемников на сербской стороне. Так громко возмущаются, что им уже все верят, сербы в том числе. Так что здесь все нормально пройдет, уши им законопатим, не подкопаются. Дальше смотри. Что они в этом случае делают? А?

Несколько ошарашенный таким напором Роман лишь неопределенно пожал плечами в ответ.

— Да ты чего, Ром? Не выспался что ли? Чего тормозишь-то? — Петрович в негодовании всплеснул руками. — Да в штаб они нас ведут, или что у них тут, с начальством своим знакомить. Доложить там о вновь прибывших, то да се, ну, короче, чтобы у батьки голова болела, а не у самих караульщиков. Это ж любой служивый так: чуть нестандартная ситуация, сразу бегом к командиру, чтобы с себя ответственность снять. А теперь прикинь, что мы втроем можем им в штабе устроить? Это ж, блин, крестьяне вчерашние! Да мы там всех покладем на раз и даже не вспотеем. А «шимпанзятки» тем временем, как стрельбу услышат, в лоб отсюда ударят. На спор «братушкам» в тот момент не до них будет? Да сколько их тут в территориальцах? Человек двадцать? Тридцать? Да мы половину на себя оттянем, а остальные сами разбегутся…

— Ладно, не тарахти, понял я все, понял, — делая рукой отстраняющий жест, сморщился Роман.

— Да что не тарахти?! — все еще кипятился аналитик. — Один хрен, другого решения нет. Разве что ждать пока полк сюда подтянется…

— Да уймись ты! — уже строже прикрикнул на разошедшегося зама Роман и обернулся к все так же невозмутимо жевавшему травинку Дракуле. — Как тебе, Влад? Что думаешь?

— Может сработать, — безразлично протянул тот, даже не взглянув в сторону командира. — А может, и нет. Если нет, будет три трупа. Если пойдем штурмовать в лоб, будет десять трупов. Так что я — за.

— Ну вот! Ну вот! Видишь! Что я говорил! — обрадованный поддержкой вновь воспрял духом Петрович.

— Вот смотрю я на тебя, — покачав головой, совершенно серьезно произнес Роман. — Смотрю и поражаюсь. У тебя вон пол башки уже сединой прибило, а ты до сих пор, как козел молодой скачешь. Выдумал, как ловчее свою задницу под пулю подставить и радуешься, будто миллион в лотерею выиграл. Что неужто и вправду так адреналина не хватает?

— Да нет, командир, — криво улыбнувшись, отозвался Петрович. — Просто работу свою привык на совесть делать. Профессиональная гордость, мать ее так. Красиво ведь придумал, нестандартно! Согласись? Так чего же не радоваться? А пуля она дура, если про нее думать, так тут как раз и притянешь. Ты вот не думай об этом, относись к акции, как к шахматной партии: люди — деревянные фигурки, смахнул с доски и не жалко, да и переиграть всегда можно…

— Пулю не переиграешь, — тяжело вздохнул Роман отворачиваясь.

— Так-то оно так, но кто мешает считать, что все это просто игра, — в спину ему произнес Петрович.

Вновь звякнула, в который раз за утро, волшебная фляжка.

— Бесконечная игра, — раздался булькающий звук и затем аналитик добавил задыхающимся сдавленным голосом:

— Мы живем вечно, просто не помним об этом…

Сербская передовая застава оказалась возле того самого смешно изогнутого, прямо как рисуют художники в мультфильмах, мостика через говорливую речушку. Роман, завидев поднявшиеся из земли вооруженные автоматами фигуры, плавно надавил на тормоз и, не глуша мотора, остановил «мозготряс» нескольких метров не доезжая до деревянного покрытия моста. Мост, скорее всего, был заминирован, так что лишний раз, не согласовав правил проезда с местной властью, заезжать на него не хотелось. Петрович не барин, и пешком прогуляется. При распределении ролей решили, что старшего группы будет изображать более быстрый на язык и солиднее выглядящий благодаря своему возрасту Петрович. Аналитик несказанно обрадовался доверенной роли и успел за несколько минут поездки настолько с ней сжиться, что даже начал начальственно покрикивать на сидящего за рулем Романа. Тот впрочем, реагировал на эти проявления командирского духа лишь нервным смехом. Дракула разместился в кузове, ради такого случая, сменив свою неразлучную снайперку на ручной пулемет, сошки которого он установил на крыше кабины, дабы аборигенs сразу чувствовали серьезность прибывших гостей и не вздумали открыть огонь без предварительной беседы. Пулемет, по словам Дракулы, должен был явить собой на переговорах не меньшего веса рекомендацию, чем ручательство мифического четнического командира. Роман подумав, с ним согласился. Союзнический долг и единение города и деревни перед лицом общего врага это одно, а то, что дело придется иметь с туповатыми и жадными до чужого добра крестьянами, это другое. Вряд ли местные труженики села, так уж отличались от своих советских собратьев, хорошо знакомых и Владу и Роману. Потому не исключался вовсе уж тривиальный вариант развития событий, когда местные территориальцы могут попытаться просто ограбить хорошо экипированных чужаков, пользуясь своим численным превосходством и не вступая с ними ни в какие переговоры. Установленный на крыше кабины ручной пулемет должен был внушить селянам некое почтение к прибывшим и помочь избежать ненужных эксцессов. А уж если бы дело все же дошло до заварухи, можно было не сомневаться, что Дракула успеет покрошить нападающих раньше, чем они смогут нанести группе, хоть минимальный ущерб.

Петрович, преувеличенно жалостливо кряхтя и нарочито неловко переваливаясь, выбрался из кабины грузовика. Видимо такого поведения уже требовала разыгрываемое им сейчас для территориальцев представление, Роман знал, что, не смотря на возраст и хронический алкоголизм, аналитик находится в куда лучшей физической форме, чем можно предположить по его внешнему виду. Порой на марш-бросках, при пешем отрыве от преследования, когда скисали даже молодые «шимпанзята», старый вояка двигался вперед будто заведенный, еще успевая подбадривать и словом и добрым пинком выбившихся из сил бойцов. Наконец выбравшись из машины и страдальчески морщась, Петрович сделал несколько шагов к мосту и, разведя в стороны руки, показал, что никакого оружия при себе у него нет. С той стороны приглашающее махнули, иди, мол, сюда. Наемник, демонстративно потирая поясницу, неспешно заковылял по деревянному настилу. Дракула так же напоказ вдавил в плечо приклад пулемета и оглядел собравшихся на другом берегу селян сквозь прицельную планку, будто примериваясь, как бы ловчее скосить всех одной очередью. Территориальцы жест оценили по достоинству: возмущенно загомонили и забряцали оружием, пока один, видимо старший не прокричал какую-то команду, после которой двое постовых нехотя отошли с дороги и пропали в неприметных окопчиках, а еще двое присели прямо возле перил, взяв на прицел машину наемников.

Сам командир двинулся навстречу Петровичу. Заметив это аналитик, дошедший уже до середины моста, остановился, облокотившись на резные перильца и дожидаясь. Командир шел к нему широким уверенным шагом, одет он был в старую, не камуфлированную еще форму югославской народной армии, едва сходящуюся на широкой бочкообразной груди. "Не по размеру костюмчик-то, — ехидно отметил про себя Петрович. — А ты, видать, милый, как из армии дембельнулся, лет десять назад, так раздобрел на гражданских харчах, что китель вон и не застегивается. Однако ради форса тупого все же форму напялил, да еще и лычки сержантские прицепил. Интересно, это на действительной тебе сержанта дали, или ты уже сейчас, сам себе звание присвоил? В любом случае ясно уже, что ты за фрукт. Ну, сейчас я с тобой пообщаюсь…"

Командир уже подошел на несколько метров и замер в нерешительности, не зная, как начать разговор. Он горой возвышался над привалившимся к перилам немощным стариком, явно уступавшим ему по своим физическим кондициям, что для мужчины очень важно. Несмотря на то, что культ грубой силы, царивший на земле в темные века, безвозвратно канул в прошлое мужчине подсознательно всегда проще разговаривать с тем, кто заведомо слабее и вряд ли может на непонравившиеся слова ответить прямым в челюсть. Селянин не знал, что даже в этой казалось бы очевидной оценке своего визави, он жестоко ошибается, Петрович при желании способен был убить этого вскормленного натуральным хозяйством бычка голыми руками. Просто сейчас он, уже прокачав примитивную и недалекую натуру командира поста, приготовился бутафорить, работать на контрасте, дабы произвести наиболее верное и устойчивое впечатление. Сейчас территориалец чувствовал себя хозяином положения, так как за его спиной буравили непрошеных гостей несколько автоматных стволов, сам он был заведомо сильнее физически их представителя, да и выглядел куда как воинственнее. Немного смущал лишь внешний вид чужого переговорщика: добротный камуфляж, в то время жутко дефицитный и доступный лишь немногим избранным, шикарная импортная разгрузка, каких отставной сержант сроду не видал, разве что в голливудских боевиках у Шварценеггера, да еще тускло поблескивающее воронением тело огромного пистолета небрежно болтающегося на бедре визитера в понтовой открытой кобуре. Простой человек так ходить не будет, явно тут не все чисто. Но глянув в угодливо улыбающееся просительно скомканное лицо Петровича, территориалец окончательно успокоился и начальственно гавкнул:

— Кто такие?! С какой целью прибыли?! Документы?!

— Доброго ранку, — искательно изогнулся Петрович.

— Какого там ранку?! Документы, говорю, показывай! — полностью убедившись в признании собсвенной крутизны, рявкнул командир поста, делая шаг к Петровичу и нависая над его тщедушной фигурой всей своей стокилограммовой массой.

Против ожидания окрик на незваного гостя не подействовал, точнее, подействовал, но как-то совсем не так, как ожидал территориалец. Заморыш вдруг неожиданно распрямился став с ним почти одного роста, его серые глаза будто заледенели, сделавшись враз колючими и неприятными, а губы растянула презрительная гримаса.

— Как разговариваете с офицером, сержант?! Забылись тут в глубинке?! Так я вам живо устав напомню! А ну, смирно! И обращаться, как положено! Вы в армии, или кто?! Что за бардак на посту! Не подразделение, а банда грязных вонючих свиней! Молчать, слушаться! Смирно, я сказал!

Территориалец замер, будто с размаху налетел на стену, прочно вбитые в мозг еще со времен срочной службы специфические начальственные интонации были мгновенно вычленены из общего контекста речи и сделали свое дело. Сержант отшатнулся, будто загипнотизированный резким звуком командного голоса. Он уже понимал, что вляпался в скверную историю, и если на него орут вот таким вот голосом, то сто к одному, орущий имеет на это право и надо как-то выкручиваться.

— Я… Мне… Виноват… А вы… — жалко забормотал он уже полностью утратив контроль над ситуацией и даже забыл, что ему так и не предъявили никаких документов.

— Капитан четнического отряда воеводы Илича Петров. Командир отдельной разведывательной группы, провожу по приказу воеводы рекогносцировку местности. Что замерли, сержант? У вас столбняк? Или вы туго соображаете? Представьтесь! Или у вас и на это ума не хватает?

— Сержант Ниделич, территориальная оборона, — жалко пролепетал обескураженный здоровяк.

Именно на такой эффект и рассчитывал изначально Петрович, специально спровоцировавший неосознанное хамство начальника поста, чтобы разом поставить потом бдительного вояку, в глубине души чувствующего свою вину, на место и в зародыше погасить неприятные вопросы о наличии документов. Теперь следовало показать караульщику, что он прощен и могущественный четнический офицер зла на него не держит. И все, вечная признательность служаки будет гарантирована, после розыгрыша с ним такого психологического этюда сержант сам первый в глотку вцепится любому посмевшему усомниться в истинности личности мифического капитана.

— Вольно, сержант. Вот теперь вы похожи на настоящего солдата. Подскажите мне, это село Войковичи, я не ошибаюсь?

— Так точно, Войковичи. Никак нет, не ошибаетесь, — тараща от усердия глаза, проорал сержант.

"Ты еще "Ваше благородие" забыл добавить, козленок!", — привычно съехидничал про себя Петрович. В слух же сказал совсем другое:

— Ну ничего себе, мы считали, что в этом селе давно уже хозяйничают хорваты, потому и долго не решались подъехать. А оказывается здесь такие мужественные защитники, что, похоже, проклятым усташам ничего не обломиться, — при этом он смерил восхищенным взглядом громадную фигуру, расплывшегося от удовольствия сержанта. — Хвалю за службу, молодцы!

Сержант польщено улыбался и краснел, будто девица от первого комплимента и Петрович уже решил было, что нечаянно переборщил с лестью, когда бравый вояка все же задал вопрос, которого он давно уже ожидал.

— Разрешите узнать, господин капитан, вы так странно говорите… Как будто с иностранным акцентом…

— Ничего удивительного, я действительно иностранец. Вся наша группа составлена из русских добровольцев, приехавших сюда, чтобы помочь братскому сербскому народу в его священной борьбе.

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы, сержант так и замер с отвалившейся челюстью с благоговением глядя на Петровича. У того сложилось на тот момент четкое ощущение, что вояка вот-вот упадет на колени и примется возносить в его честь молитвы. Он даже дружески похлопал территориальца по плечу, чтобы хоть как-то вывести из ступора.

— Ну-ну, все нормально, русские и русские, что не видел никогда?

Сержант лишь отрицательно замотал головой.

— Ну вот теперь увидел, все как у людей. Две ноги, две руки, одна голова — ничего особенного. Скажи лучше, много у вас в селе бойцов.

— Двадцать три человека вместе с командиром, — браво отрапортовал сержант. — То есть, виноват, сейчас двадцать два, Славко Рябой болен, у него высокая температура, лежит дома, не встает. Поэтому двадцать два.

— Это хорошо, хорошо, — милостиво закивал Петрович. — Как с оружием, с патронами?

— С оружием плохо. Автоматов очень мало, все больше ружья и карабины. А пулемет всего один, зато к нему есть два полных магазина и еще пятьдесят патронов россыпью. На автоматы тоже патронов много, по два рожка, а у некоторых даже по три…

— Это хорошо, хорошо… — кивал Петрович, про себя быстро прикидывая, что идиоты-территориальцы должны бестолково расстрелять столь ограниченный боезапас в первые десять-пятнадцать минут боя.

— А пулемет какой?

— Ручной, иностранной марки, я точно не знаю… — огорченно развел руками сержант.

— Это хорошо, хорошо… А где стоит-то он? Там, в доме с заложенными окнами?

— Нет, он раньше там стоял, а сейчас его командир к себе домой забрал. Потому что караульные частенько просто так из него стреляли, от интереса, патроны зря тратили. Вот командир его и забрал, чтобы значит, всегда под присмотром был.

Петрович еле удержался от восторженного жеста — пулемет в укрепленном бункере, держащий под прицелом всю луговину даже с двумя магазинами стал бы для наступающих «шимпанзят» серьезной проблемой. Очень удачно командир территориальцев проявил в этом вопросе хозяйственность.

— А кто командиром-то у вас?

— Подпоручик Петрович.

— Кто?! — Петрович не поверил собственным ушам, даже мелькнула шальная нерациональная мысль, что караульщик прекрасно знает, с кем имеет дело и сейчас просто издевается.

— Петрович. Александр. Он раньше был у нас учителем, а теперь командует территориальной обороной, — удивленный возгласом русского капитана, сержант попытался объяснить более доходчиво. — Вы что его знаете?

— Так это фамилия — Петрович?

— Да, конечно, фамилия. А зовут его Александр.

— Да действительно, я слышал о таком офицере территориальной обороны, — чувствуя, как, несмотря на холодное утро, на лбу выступает испарина, произнес Петрович. — Воевода Илич много рассказывал о его мужестве, вот только я думал, что он командует обороной совсем в другом селе, оттого и удивился.

Он отчаянно боялся пересластить свою речь, ну в самом деле откуда могущественная фигура ранга четнического воеводы могла слышать, а тем более рассказывать другим о каком-то занюханном подпоручике территориальцев? Однако, рациональность мышления видимо не входило в число достоинств бравого сержанта, он не только ничего не заподозрил, а наоборот вновь расцвел от удовольствия, как майская роза.

— Да действительно подпоручик Петрович необыкновенно умный и мужественный человек. Вам обязательно надо к нему заехать, господин капитан.

— Всенепременно, — натянуто улыбнулся Петрович. — Особенно если вы выделите мне сопровождающего.

— Конечно, господин капитан, конечно. Сейчас я распоряжусь, — засуетился сержант.

— Сделайте милость, — сухо проскрипел Петрович, четко разворачиваясь через левое плечо и деревянной походкой направляясь обратно к машине, разговор его полностью вымотал, а ведь впереди еще предстоял бой.

Проезжая мимо небрежно замаскированных окопов для стрельбы лежа, вырытых на пригорке за мостом Роман остановил машину и в кабину втиснулся молодой веснушчатый парень, представившийся их проводником. Он отчаянно робел, заикался и смотрел на Романа с Петровичем с нескрываемым восхищением. Остальной личный состав придорожного поста тоже вылез из своих ям, чтобы поглазеть не приехавших русов. Сержант, вытянувшись во фрунт, отдал проезжающей машине честь, на что Петрович ответил небрежным взмахом руки, а Дракула, стоявший в кузове, коротко кивнул. В раскрытое окно долетели обрывки фраз, караульных обсуждающих появление разведчиков:

— Русы, братушки, код нас дошли! Русы, добры борцы… Люты, пуно люты…

Роман криво улыбнулся и притоптал педаль газа, уж кому-кому, а вот этим воякам точно вскоре предстояло на собственной шкуре прочувствовать насколько люты в бою прибывшие в село русы.

Штаб территориальной обороны располагался в двухэтажном доме на центральной сельской площади, напротив стояла ладная церквушка с невысокой колокольней, а по краям лепились один к другому дома наиболее зажиточной части населения, тут же виднелась яркая вывеска, зазывавшая желающих отведать несравненного свежего пива в местном баре. Штаб окружал невысокий деревянный заборчик из фигурно выпиленных досок. Ворота были предупредительно распахнуты, а в тесном дворике уже толкались одетые в полувоенную форму, разномастно вооруженные люди. Видимо весть о прибытии русов уже успела долететь сюда впереди машины, площадь была запружена зеваками пришедшими поглазеть на русских четников: здесь были и согбенные годами почтенные старцы, и вездесущие уличные мальчишки, погрузневшие с годами матери семейств и стыдливо прячущие глаза и краснеющие молодухи. Все они с восторгом и обожанием глядели на разведчиков, разве что не было букетов цветов и торжественных речей в их честь. Но этого и не требовалось, Роман и так чувствовал себя изрядно не по себе, на душе скребли кошки и сколько он не пытался уговорить себя, что задуманная ими операция всего лишь военная хитрость, почему-то настойчиво свербящий где-то внутри тихий голос совести никак не хотел умолкать. Ведь он прекрасно представлял себе, что будет со всеми этими людьми, радостно приветствующими его сейчас, когда в село войдут подразделения их бригады. Вот уж когда им станет не до смеха. Он уже участвовал во взятии сербских сел и знал, как зверствуют в них хорваты, уничтожая сербов с поистине садистской жестокостью. Последний раз проняло даже вечно невозмутимого Дракулу, когда он после взятия очередного населенного пункта не в силах выносить того, что творилось вокруг просто развернулся и в одиночку ушел ночевать в ближайшую рощу, откуда возвратился лишь утром, когда насытившиеся кровью победители просто от усталости прекратили резню. Он, конечно, знал, что и сербы в этом вопросе вовсе не святые, приходилось слушать леденящие душу рассказы о том, что творят их солдаты на оккупированных территориях. Но от этого знания вовсе не легче было глядеть в сияющие глаза пышнотелой деревенской красавицы машущей сейчас им рукой, зная, что всего через несколько часов она будет многократно изнасилована, а потом, если повезет, ее просто пристрелят, если не повезет, победители еще будут куражиться, отрежут груди, выколют глаза, да мало ли что еще придет в их воспаленные от ненависти и злобы головы. Он украдкой бросил взгляд на Петрович невозмутимо восседавшего рядом не глядя по сторонам, и лишь то, что аналитик уже давно не прикладывался к заветной фляжке, да легкая тень, набежавшая на его лицо, давали понять хорошо знавшему его человеку, что и ему сейчас как-то не по себе, неуютно и пакостно. Однако работа есть работа, деньги плачены, а значит должны быть отработаны. В конце концов, убивает не пистолет, а рука, нажимающая на спуск. Они сейчас были лишь пистолетом, лишенным свободы воли живым, но бездушным оружием, за использование которого хорваты заплатили немалые деньги, а личные переживания оплаченного инструмента здесь никого не волновали.

Роман стиснул зубы, выгоняя из головы ненужные сейчас мысли и, усилием воли отворачивая голову в сторону, чтобы не видеть, не пускать в мозг лишние впечатления. Уже через несколько секунд предстояло работать и от четкости, быстроты и согласованности действий каждого из джокеров будет зависеть жизнь всех остальных, потому разум должен быть чист и кристально спокоен. Вокруг нет живых людей, это лишь манекены в тире, такие же, как те пластиковые фигуры, изображавшие обезличенных врагов, что он десятками и сотнями расстреливал в свое время на тренировках. Они не живые, им не больно, а вся задача сводится к максимально эффективному отстрелу очередного упражнения. Только и всего, не больше, не меньше. Вокруг просто мишени, бездушные, неживые. Все же краем глаза он успел зацепить согбенную фигуру древнего деда с косо наколотыми на заношенный пиджак потускневшими от времени наградами. Когда грузовик, пофыркивая мотором, проезжал мимо него, старик неожиданно распрямился, весь сморщившись от запредельного для прибитого немощью тела усилья, и размашисто перекрестил их, что-то прошамкав вслед беззубым ртом. Романа от этой картины передернуло, в глазах предательски защипало, а окружающие предметы враз утратили четкие очертания скрытые мутно-радужной пеленой. Он протер глаза, чувствуя пальцами готовую потечь из них влагу, и сосредоточился на заезде во двор, ограниченный створками ворот проезд был довольно узок и «мозготряс» помещался в нем только-только.

Въехать во двор никого не зацепив и не посрамив своих водительских умений ему все же удалось, а вот заранее обусловленный разворот машины на выезд, так чтобы пулеметчику удобно было держать двор под прицелом укрываясь за кабиной не получился. Маловат оказался дворик, потому Роман ограничился тем, что просто притер машину бортом к забору. Толпившиеся во дворе территориальцы представляли собой довольно живописное зрелище, ни о какой единообразной форме одежды речь тут не шла в принципе, каждый напяливал на себя все, на что был горазд в соответствии с собственными представлениями о том, как должен выглядеть настоящий воин. Тут были и старые мундиры Югославской Народной Армии, и перехваченные широкими офицерскими ремнями брезентовые штормовки студенческих стройотрядов, и просто кожаные куртки перетянутые портупеями, на головах у некоторых были каски, у других пилотки, а двое самых продвинутых щеголяли в сделанных из камуфляжной ткани косынках. Вооружение у этих вояк тоже было самым разнообразным: у большинства охотничьи ружья, но цепкий взгляд профессиональных солдат вычленил и нескольких автоматчиков с неловко болтающимися на плечах югославскими версиями «калашей», отличавшихся непривычными прямыми магазинами. Что больше всего не понравилось Роману, так это двое довольно настороженно державшихся мужиков у самых ворот, явно неподдавшихся общему ажиотажу, мерящих пришельцев недружелюбно-угрюмыми взглядами. Они кстати и экипированы были получше остальных, а у стоявшего правее над плечом вытарчивал зеленый футляр «Золи», местного варианта родного гранатомета «муха». Выпрыгнув из кабины и захлопнув за собой дверь, Роман, легко подтянувшись, хлопнул по ноге стоявшего в кузове Дракулу, привлекая его внимание и, когда невозмутимо осматривавший двор волгоградец нагнулся к нему, свистящим шепотом не разжимая губ, прошипел ему в ухо:

— Видишь двоих у ворот, у одного еще граник торчит из-за спины? Чую, те еще волки, первыми их положишь, понял?

Дракула, молча кивнул, растянув мертвенно-бледные губы в неприятной улыбке и прищурив глаза, будто прицеливался, оглядел неправильных территориальцев.

Убедившись, что его указания поняты должным образом, Роман заспешил вслед за Петровичем, который уже подходил к невысокому в три ступеньки крыльцу, ведшему в дом. Влад искоса глянул ему вслед, небрежно снял установленный на крыше пулемет и якобы от нечего делать, сложив сошки, принялся протирать его вспотевшее от утренней прохлады тело извлеченной из кармана разгрузки бархоткой, на местных, разглядывающих его будто диковинного зверя в зоопарке, он не обращал решительно никакого внимания. Вряд ли кто-нибудь из жадно наблюдавших сейчас за ним людей поверил бы, что с виду полностью поглощенный сейчас своим немудреным занятием Дракула, на самом деле лихорадочно просчитывает, что он будет делать через несколько минут, когда из открытых окон штаба донесутся первые выстрелы: куда отпрыгнет, по кому пустит первую прицельную очередь, как будет перемещаться по кузову, накрывая лоховатых территориальцев. Ласково гладя чуткими длинными пальцами прохладный металл ствольной коробки, Влад мечтательно улыбался, он уже прикинул мысленно, как будет действовать, больше того, точно знал, что у противника не останется ни единого шанса, большинство из собравшихся во дворе людей умрет в первые же секунды боя, а остальные охваченные паникой, впавшие в ступор от неожиданно начавшейся бойни станут для него легкой добычей чуть позже. Это радовало и наполняло душу приятным восторгом предвкушения хорошо выполненной задачи, внутреннего удовлетворения и сдержанной командирской похвалы. Дракула был настоящим мастером, он любил свою работу. Любил убивать людей. Любил и умел… Ничего личного, просто работа…

Петровича с Романом тем временем провели к командиру. Неожиданный тезка Петровича оказался худым наголо бритым мужиком с костистыми обтянутыми бледной с зеленоватым оттенком кожей чертами лица. По налитым кровью воспаленным глазам можно было сразу определить, что этот человек уже несколько суток не может нормально выспаться. Полевая офицерская форма на нем топорщилась и сидела как-то неправильно, бросалось в глаза, что эта одежда для хозяина непривычна и носится им недавно. Довершали впечатление очки с невероятно толстыми стеклами, которые подпоручик периодически снимал и принимался вертеть в руках, после чего водружал обратно на длинный хрящеватый нос, видимо так внешне проявлялось охватившее его при встрече с высокопоставленными четниками волнение.

— Добр дан, господин капитан. Добро пожаловать, так сказать, — надтреснутым сиплым голосом поприветствовал Петровича подпоручик.

— Здраво, господин подпоручик, — милостиво кивнул тот. — Принимайте гостей, из самой России прибыли к вам на помощь!

Роман бегло огляделся в комнате, сразу зацепившись взглядом за громоздкое, маслянисто поблескивающее тело чешского ручника видать еще времен Второй Мировой, установленного на придвинутом к окошку столе и глядящего своим тупорылым дулом с широким раструбом компенсатора на конце прямо во двор. "А вот это в цвет, видать, тот самый пулемет, который этот деятель с поста на въезде экспроприировал! Молодец, козленок, это ты правильно придумал!" — молнией пронеслась в голове мысль, он даже не заметил, что употребил в уме любимое словечко Петровича. Только войдя в комнату, он перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг, полностью переключившись в боевой режим, все, что будет сказано сейчас Петровичем и незадачливым подпоручиком уже не важно, не имеет никакого смысла, без разницы как именно завершится разыгрываемая аналитиком комедия, главное не пропустить момент первого выстрела. Сейчас Роман уже прикинул, какой отличный сектор огня открывается с этой позиции, и даже сделал пару шагов к столу, чтобы в нужный момент оказаться ближе, совершенно не обращая внимания на удивленный взгляд сопровождавшего их невысокого юркого паренька, видимо выполнявшего при командире обязанности адъютанта. В самом деле, кого теперь стесняться? Вокруг одни трупы…

Меж тем, подпоручик не обращая внимания на странное поведение одного из прибывших, все не мог оторвать глаз от Петровича, нервно тиская в руках дужки своих очков.

— Русы? — дрогнувшим от волнения голосом, наконец уточнил он.

— Русы, — твердо глядя ему в лицо, уверенно подтвердил Петрович.

Взгляд подпоручика подозрительно завлажнел, и как-то суетливо и поспешно разведя руки в стороны, он с благоговением прошептал, глядя на Петровича:

— Брача…

Петрович улыбнулся ему дружески и покровительственно и шагнул вперед, тоже распахивая руки для объятия. Подпоручик сделал шаг навстречу, и в тот момент, когда его ладони шлепнули Петровича по плечам, аналитик упер ему в живот мгновенно выдернутую из набедренной кобуры «беретту». В следующую секунду приглушенно хлопнул выстрел, заставив худое тело подпоручика подпрыгнуть и конвульсивно задергаться, однако Петрович свободной рукой мертвой хваткой вцепился в воротник своей жертвы и не дал ей упасть. Резким рывком, навалив на себя обмякшего тезку, аналитик, прикрываясь им как щитом, развернулся к замершему в дверном проеме адъютанту. Все произошло так быстро, что парнишка еще не сообразил, что случилось, а может просто мозг, понимая всю гибельность окружающей реальности, до последнего цеплялся за призрачную надежду, диктуя рассудку, что все вокруг лишь наваждение и почетные гости вовсе не превратились вдруг в одночасье в смертельно опасных врагов. Расстояние между ними было всего пару метров и Петрович успел поймать выражение безграничного удивления, стынущее в глазах паренька, еще через мгновенье он всадил пулю точно между этих широко распахнутых глаз с расплывшимися во всю радужку зрачками. Полутонный удар тяжелой девятимиллиметровой пули нокаутирующим кулаком боксера вынес, так и не успевшего поднять автомат адъютанта в коридор, в наступившей тишине было слышно, как гулко ударилась об пол его голова.

Роман едва пошла кутерьма, уже не таясь метнулся к пулемету, рванул на себя обшарпанный от времени приклад, в поисках предохранителя осматривая ствольную коробку, система все же была незнакомая. Как он и ожидал, похожий рычажок флажкового типа обнаружился с левой стороны. Сильно не вдаваясь в смысл выбитых возле предохранителя значков, Роман, по аналогии с родной продукцией изобретателя Калашникова, перекинул флажок в среднее положение, долженствующее отображать собой автоматический огонь и, не целясь, надавил спуск. Пулемет зашелся хриплым кашлем, отплевываясь свинцом, забился, задергался в его руках, хлестнув по двору длинной очередью. "Есть! Все правильно угадал! Ну, суки, отгребайте!" Роман припал всем телом к пулемету, ловя в непривычный прицел замершие в удивлении темные фигуры территориальцев, сильно мешал вытарчивающий вверх магазин, но вскоре он к этому неудобству приноровился и, экономно отсекая очереди, принялся коротко жалить так и не опомнившегося врага. Лишь когда несколько человек сшибленными кеглями разлетелись в разные стороны, сербы сообразили, что их убивают и стоять кучей посреди двора не стоит. Беспорядочно паля в белый свет как в копеечку, они заметались в поисках укрытий, но пулеметный огонь находил их везде, выковыривая из любых щелей, куда они пытались забиться. Более мощные, чем у привычного РПК, пули прошибали насквозь дворовые постройки, ажурные дощечки, из которых была сработана превращенная в курилку беседка, злобно взрывали землю, находя свои цели, где бы они не пытались спрятаться.

Петрович, отбросив в сторону жадно хватающего ртом воздух в немом крике подпоручика, не целясь, дважды выстрелил ему в голову и метнулся в коридор. Следовало немедленно перекрыть лестницу, ведущую на второй этаж, кто знает, что там происходит, будет совсем не здорово, если наверху окажется хотя бы один решительный и умелый боец, способный бесшумно спуститься на первый этаж и без помех расстрелять увлеченных пальбой по территориальцам джокеров. Ловко перепрыгнув через распростертое в коридоре тело адъютанта, Петрович занял позицию в углу просторного холла, притаившись за креслом и контролируя из своего укрытия и лестницу, ведущую наверх и единственную входную дверь дома.

Едва в штабе приглушенно хлопнул первый пистолетный выстрел, Дракула одним движением опрокинулся навзничь, скрываясь за бортом грузовика, тут же поверх бортовых досок показался пулеметный ствол, изрыгнувший первую прицельную очередь, свинцовым градом прошедшуюся по толпившимся у ворот сербам. Как и приказывал командир, Влад в первую очередь метил в тех двоих, что выглядели поприличнее остальных доморощенных вояк, и как, оказалось, не зря. Пока остальные воины бестолково хлопали глазами в ступоре, эти двое начали действовать, практически одновременно с джокерами. Первый рванул с плеча автомат и, приседая и разворачиваясь в сторону дома, успел бросить его к плечу, тут-то и нашла его выпущенная Дракулой пуля, заставив мешком осесть наземь, похоже, точно в сердце, умер раньше, чем упал, отметил для себя Влад. Зато второй проявил куда большую прыть, успев скакнуть за ворота и пропав из виду стрелков, хуже всего было то, что ушел тот самый, вооруженный «Золей». Дракула был далек от мысли, что серб просто спраздновал труса и сейчас, пользуясь тем, что удачно выскочил из сектора обстрела пулеметов, смазывает пятки салом, уж больно не похожа на паническую была его четкая отточенная реакция на внезапно открытый огонь. Еще пара секунд и парень окончательно придет в себя и сообразит, что из его гранатомета можно гарантированно заткнуть пулемет в доме, а уж разобраться потом с практически неукрытым пулеметчиком в кузове, большого труда не составит. Сейчас главным было не дать мечущимся под пулеметным огнем территориальцам опомниться и сообразить, что нападающих всего трое. Поэтому важно было стрелять не переставая, вбивать врага в землю, не давать ни секунды передышки, поэтому пулемет Романа басовито грохотал из окна частыми очередями, а вот Дракула вынужден был вовсе не стрелять, сосредоточившись на опасном створе ворот, чтобы не пропустить гранатометчика. В том, что он вот-вот появится там наемник не сомневался, предчувствуя это каким-то неясным атавистическим чутьем на опасность. С начал боя прошло всего несколько секунд, но для Дракулы они растянулись в часы его субъективного времени, времени вынужденного бездействия и напряженного ожидания. "Ну давай же, давай! Соображай быстрее! Ну же!" — почти молил он невидимого серба, припав к прицельной планке и надежно фиксируя в ней створ ворот. И гранатометчик все же откликнулся на его мольбы. Темная фигура, заучено упав на одно колено стремительно выметнулась из-за открытой воротины, с плеча прямо в глаза Владу глянула бездонным черным жерлом труба готовой к бою «Золи». Сейчас гранатометчику нужно лишь пару секунд на то, чтобы прицелиться, а потом хвостатый огненный шар гранатометного выстрела кометой ударит в окно дома, выбивая мощным термобарическим ударом оттуда все живое, заставляя захлебнуться собственной злостью гремящий пулемет. Всего лишь пара секунд, но Дракуле на то, чтобы чуть скорректировать прицел и мягко вдавить спуск понадобилось гораздо меньше времени. Ему показалось, что он слышал, как с глухим чмокающим звуком пули вошли в тело гранатометчика, заставив его волчком крутнуться на месте. Он был очень силен и упрям этот серб, он все же сумел выстрелить, но тело оказалось слабее духа, обмякшие обессилевшие руки не смогли удержать гранатомет в выбранном положении и пылающий раскаленной плазмой клубок безобидно ударил в землю где-то за углом дома. Влад шумно стравил сквозь зубы задержанный в легких воздух и, больше не отвлекаясь на все еще бьющееся в агонии тело гранатометчика, перекинул прицел на вислоусого мужика смешно отклячив задницу ползущего между смородиновыми кустами в углу двора, тщетно пытаясь вырваться из огороженного забором периметра ставшего вдруг смертельной ловушкой. Минутой позже с окраины села донеслась частая автоматная перебранка и звериный рев идущих в атаку «шимпанзят».

Все было закончено в течение получаса, без труда сломив вялое сопротивление постовых у моста, «шимпанзята» пробились в центр села и с тыла ударили по только начавшим приходить в себя и организовывать какое-то подобие сопротивления территориальцам. Деморализованные потерями, лишенные руководства сербы частично были перебиты, частично разбежались. Во дворе штаба и на прилегающей улочке Петрович насчитал шестнадцать трупов, еще четверо погибли у моста. Значит, если верить охранявшему мост сержанту, уйти удалось только двоим, да еще лежит где то у себя дома, страдающий высокой температурой третий вояка. Среди самих джокеров в этот раз потерь не было, не считать же всерьез потерей оцарапанную пулей руку одного из «шимпанзят».

Связавшись с комбригом, Роман коротко, не вдаваясь в подробности, доложил о разгроме местного отряда территориальной обороны, выслушал целую кучу похвал и слюнявых поздравлений, а заодно получил заверение, что не позже чем через пару часов в село должен вступить первый батальон их бригады уже движущийся туда форсированным маршем, дабы поддержать своих специальцев и не позволить сербам вновь вернуть себе захваченное. На это время было решено укрепиться в помещении штаба, потому как, чем черт не шутит, пока бог спит, если сейчас беженцы из села наткнуться на какой-нибудь сербский отряд, вполне может последовать попытка штурма, отбивать который столь малыми силами гораздо сподручнее в доме, чем на сельских окраинах. Тут только Петрович вспомнил, что в горячке боя они так и не проверили второй этаж штаба. Свистнув с собой пару без дела шатающихся по двору джокеров аналитик бодро направился к ведшей наверх скрипучей деревянной лестнице.

На втором этаже обнаружились самые обыкновенные жилые комнаты, видимо незадачливый подпоручик здесь и обитал со своей семьей. Подтверждением тому послужила насмерть перепуганная растрепанная женщина лет тридцати пяти — сорока, которую джокеры обнаружили забившейся в дальний угол темного чулана и с хохотом и шутками выволокли наружу. Женщина не сопротивлялась, лишь начинала мелко дрожать всем телом и кусать губы, когда ладошки особо шаловливых «шимпанзят» начинали слишком откровенно ощупывать ее прелести. За подол ее платья цеплялся пацаненок лет пяти, прожигавший джокеров темными бусинами ненавидящих глаз и дерзко вскидывающий подбородок, показывая, что никого здесь не боится. Явление этой пары тут было вовсе некстати. Разгоряченные боем «шимпанзята» явно были настроены изрядно повеселиться с обнаруженной бабой, Петрович закаленный несколькими войнами был далек от мысли мешать им из каких-то там этических соображений. В конце концов, есть такое понятие, как право победителя и все такое, да и вообще наводить в таких вопросах жесткую дисциплину среди этого полудикого по своей природе сброда обычно выходит себе дороже. Потом того и гляди в бою в спину пальнут. Но сейчас случай был особый, заниматься разграблением села и празднованием победы было рановато, мало ли, могли и сербы нагрянуть, потому с бабой нужно было срочно что-то решать, пока звероватые джокеры не начали, наплевав на подготовку дома к обороне раскладывать ее прямо здесь.

— А ну лапы убрали! — вложив как можно больше металла в командный голос рявкнул Петрович. — Что заняться больше нечем, уроды?! Куда свои грабли тянете?! Вот подойдет первый батальон, все бабы, что сбежать не успели ваши будут! А сейчас не хрена тут губы раскатывать, потерпите пару часов! Не страшно, сперма в голову не ударит! А ты шалава, чего тут замерла, не терпится?! Пошла вон отсюда! Ну! Вон пошла, я сказал! Страшная ты слишком для моих орлов! Мы таких не трахаем!

Обескуражено зароптавшие было, поняв, что развлечение срывается, орлы, при последних словах аналитика заметно приободрились, вновь заулыбались и обидно заулюлюкали. Дело принимало даже веселый оборот, вполне можно было и так унизить эту сербскую шлюху. Женщина все еще нерешительно переминалась с ноги на ногу, исподтишка взглядывая на Петровича, в котором сразу признала начальника, не верила, что ее вот так просто отпускают.

— Что, шлюха, неймется тебе? Все же хочется на член запрыгнуть?! — чутко ловя настроение «шимпанзят» прикрикнул на нее Петрович. — Через пару часов приходи, так уж и быть поимеем тебя во все дырки на славу. А сейчас пошла вон, некогда нам с тобой возиться!

Джокеры еще громче захохотали, посылая женщине воздушные поцелуи и в меру своей фантазии демонстрируя неприличные жесты. Петрович, устало вздохнув, толкнул ее в плечо, понимая, что если она еще пару минут простоит здесь соляным столбом, настроение «шимпанзят» вполне может перемениться.