Трое в снегу

— А что ему надо? — спросил Хагедорн.

— Массировать.

— Кого?

— Вас, господин кандидат.

— Очень любезно с его стороны, — сказал Хагедорн. — Но у меня нет денег. Передайте ему сердечный привет.

Швейцар состроил обиженное лицо.

— Господин кандидат!

— Массаж тоже бесплатно? — спросил Хагедорн. — Ну хорошо. Если так надо, пусть! А что это дает?

Притворялся миллионерчик образцово.

— Массаж поддерживает мускулатуру в форме, — разъяснил Польтер. — Кроме того, он чрезвычайно усиливает кровоснабжение кожи.

— Согласен, — сказал Хагедорн. — Если не будет вредных последствий, то не возражаю. Новые почтовые марки есть?

— Еще нет, — ответил Польтер с сожалением. — Но завтра будут наверняка.

— Полагаюсь на вас, — серьезно сказал Хагедорн и направился в холл, сдерживая смех.

На пятом этаже Шульце и Карл Отважный покинули лифт. Выше он не ходил.

Пешком они поднялись на шестой этаж и пошли по длинному узкому коридору. В конце директор отпер дверь, включил свет и сказал:

— Дело в том, что отель полностью занят.

— Ах вот почему, — промолвил Шульце, растерявшись поначалу, и оглядел каморку: косые стены, кровать, стол, стул, умывальник.

— Комнаты поменьше у вас нет?

— К сожалению, нет, — ответил директор. Шульце поставил корзину на пол:

— Ну и холодина здесь!

— Центральное отопление доходит только до пятого этажа. А для печки здесь нет места.

— Охотно верю, — сказал бедняк. — К счастью, врач строго запретил мне спать в отапливаемых помещениях. Благодарю вас за догадливость и предупредительное отношение.

— О, пожалуйста, — ответил Кюне и прикусил губу. — Делаем что можем.

— Остальное время, разумеется, я буду вынужден проводить в общественных местах, — сказал господин Шульце. — Я приехал сюда, естественно, не для того, чтобы окоченеть.

— Как только освободится отапливаемый номер, — сказал директор, — мы вас переселим!

— Это не к спеху, — примирительно сказал бедняк. — Больше всего я люблю косые стены. Сила привычки, понимаете?

— Вполне понимаю, — ответил директор. — Я счастлив, что угадал ваш вкус.

— Действительно, — сказал Шульце. — Это вам удалось. До свидания!

Он открыл дверь. Когда директор переступал порог, у Шульце мелькнула мысль: не дать ли ему хорошего пинка?

Однако он овладел собой, запер дверь, открыл слуховое окно и посмотрел на небо. Большие хлопья снега влетели в комнатку и осторожно опустились на одеяло.

— Это было бы преждевременно, — произнес тайный советник Тоблер. — Оставим пинок про запас.

Глава седьмая

Сиамские кошки

Этот вечер что-то предвещал. Первое недоразумение не должно было оставаться последним. (Истинные недоразумения размножаются, как клетки, — делением. Ядро заблуждения расщепляется, и возникают новые недоразумения.)

Пока Кессельгут надевал смокинг, а Шульце под самой крышей выгребал пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего костюма сидел в холле, курил сигарету (одну из тех, что дал ему на дорогу квартирант Франке) и морщил лоб в размышлениях. Ему было не по себе. Если бы на него смотрели косо, он чувствовал бы себя лучше. К плохому обращению Хагедорн привык и знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет дразнить. Он нервничал. Почему люди ни с того ни с сего вели себя столь противоестественно? Если бы вдруг взлетели вверх столы и стулья вместе со швейцаром, это удивило бы Хагедорна куда меньше. Он подумал: поскорее бы пришел старик Шульце. С ним хоть знаешь что к чему! Но в холле пока появлялись другие лица. Ужин близился к концу.

Госпожа Каспариус, оставив десерт нетронутым, поспешно выкатилась из столовой.

— Противная особа, — сказала Маллебре.

Барон Келлер, занятый компотом, поднял голову, нечаянно проглотил вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.

— В каком отношении? — спросил он.

— Знаете, почему Каспариус так быстро поела?

— Возможно, проголодалась, — заметил он мягко. Фон Маллебре зло рассмеялась.

— А вы не особенно наблюдательны.

— Знаю, — ответил барон.

— Она хочет захватить миллионерчика, — сказала Маллебре.

— В самом деле? — спросил Келлер. — Только потому, что он плохо одет?

— Она находит это романтичным.

— Это называется романтикой? — спросил он. — Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.

Минуту спустя он засмеялся.

— Что такое? — спросила Маллебре.

— Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите.

— У меня разыгрался аппетит, — заявила она сердито.

— Я даже знаю на что, — сказал он.

Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.

Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.

— Вы позволите мне вставить словечко? — скромно спросил молодой человек.

— Пожалуйста!

— У вас в номере есть сиамские кошки?

Она обеспокоенно посмотрела на него.

— Или другие твари? — спросил он еще.

Она засмеялась.

— Будем надеяться, что нет!

— Я имею в виду собак или моржей. Или морских свинок. Или бабочек.

— Нет, господин кандидат, — ответила она. — Сожалею. В моем номере я единственное живое существо. Вы живете тоже на четвертом?

— Нет, — сказал он. — Я хочу только знать, почему у меня в номере завелись три сиамские кошки.

— Можно взглянуть на ваших зверюшек? — спросила она. — Я больше всего люблю кисок. Они такие ласковые и в то же время совсем дикие. Какое-то волнующее сочетание противоположностей. Вы не находите?

— У меня мало опыта с кошками, — сказал он неосторожно.

Ее глаза сделались фиалковыми, и она заворковала грудным голосом:

— Тогда берегитесь, господин ученый. Я — кошка.

К счастью, госпожа фон Маллебре и барон Келлер сели за соседний столик. А через несколько минут Хагедорн очутился в громкоголосом окружении сгорающих от любопытства гостей отеля.

Госпожа Каспариус нагнулась к нему:

— Боже, какой шум! Пойдемте! Покажите мне ваших кисок!

Такая прыть была ему внове.

— Думаю, что они уже спят, — сказал он.

— Мы их не потревожим, — сказала она. — Мы будем тихо-тихо. Обещаю вам.

Подошел кельнер и протянул ему записку. Текст гласил: «Нижеподписавшийся, имеющий отношение к концерну Тоблера, желает встретиться с господином Хагедорном в баре на несколько минут для переговоров. Кессельгут».

Молодой человек поднялся.

— Извините, пожалуйста, — сказал он госпоже Каспариус. — Со мной хочет поговорить человек, который может оказаться для меня очень полезным. Удивительный отель! — Поклонившись, он ушел.

Красивое лицо госпожи Каспариус светилось незатухающей полуулыбкой.

Госпожа фон Маллебре не дала себя провести. От удовлетворения она впилась пальцами в подлокотник кресла, однако промахнулась и ущипнула барона за руку.

— Это обязательно, почтеннейшая? — спросил тот с легким стоном.

Кессельгут напомнил сначала, что они с Хагедорном прибыли в гранд-отель вместе, и поздравил с первым призом конкурса. Затем он пригласил молодого человека на рюмку джина. Они уселись в углу.

У стойки на табуретах сидели брат и сестра Мареки с индийским колониальным офицером Салливаном, пили виски и разговаривали на английском.

На диване крайне малой вместимости кое-как уселась супружеская пара из Саксонии. Остальные посетители бара имели удовольствие слушать их гнусаво-неразборчивый сердечный дуэт. (Саксонский диалект, известно, как никакой другой подходит для выражения нежных чувств.) Даже бармен Джонни утратил сдержанность и осклабился. Потом, нагнувшись над ледницей, стал без всякой нужды колоть лед. Служащему отеля не положено смеяться над постояльцами.

— Если сравнить немецкий язык со зданием, — заметил Хагедорн, — то можно сказать, что в Саксонии протекла крыша.

Кессельгут улыбнулся, заказал еще две рюмки джина и сказал:

— Буду откровенным, господин кандидат. Хочу вас спросить, могу ли я быть вам полезным. Извините за прямоту, пожалуйста.

— Я не щепетилен, — ответил молодой человек. — Было бы здорово, если бы вы мне помогли. Помощь нужна. — Он отпил глоток. — Приятная штука. Да, я уже несколько лет безработный. Директор фирмы «Путцбланк», когда я справился у него о рабочем месте, пожелал мне хорошо отдохнуть в Брукбойрене. Хотел бы я знать, от какого переутомления мне надо отдохнуть! Я хочу работать, работать до седьмого пота! И получать хоть малость денег! А вместо этого я помогаю моей матери проедать ее жалкую пенсию. Ужас!

Кессельгут ласково посмотрел на него.

— У концерна Тоблера кроме «Путцбланк» есть другие заводы, — сказал он. — И не только заводы. Вы Специалист по рекламе?

— Да! — ответил Хагедорн. — И уверяю вас, не из худших, если позволите.

Кессельгут кивнул:

— Позволяю!

— Что вы скажете о таком варианте? — оживился молодой человек. — Сегодня вечером пошлю матери вторую открытку, То, что я доехал целым и невредимым, я ей уже сообщил, Она запакует мои работы в картонку, и самое позднее через три дня собрание произведений Хагедорна будет в Брукбойрене. Вы хоть немного разбираетесь в рекламе, господин Кессельгут?

Иоганн честно покачал головой,

— Тем не менее мне хочется посмотреть работы, а потом я отдам, — он тут же поправился, — потом я отошлю их с припиской тайному советнику Тоблеру. Так будет лучше всего.

Хагедорн выпрямился и побледнел,

— Кому вы хотите послать этот хлам? — спросил он.

— Тайному советнику Тоблеру, — ответил Кессельгут. — Я знаю его двадцать лет.

— Хорошо знаете?