Помоги проекту - поделись книгой:
— Зачем? — спросил Иоганн. — Я всегда хотел быть только вашим камердинером, и никем иным.
Тайный советник поднялся.
— Значит, предпочитаете остаться здесь?
— Нет, — ответил Иоганн. — Если вам так угодно, то поеду великим герцогом.
— Вы поедете как состоятельное частное лицо, — сказал Тоблер. — Почему всегда должно быть хорошо только мне! Десять дней вы будете богачом.
— Не знаю, что и делать, — подавленно вздохнул Иоганн. — И все это время мне нельзя с вами заговорить?
— Ни в коем случае. С таким бедняком, как я, господам из вашего круга нечего делать. Вы будете общаться с баронами и чемпионами среди лыжников. Кстати, вам тоже понадобятся лыжи и все снаряжение.
— Я не умею кататься на лыжах, — возразил Иоганн.
— Научитесь.
Камердинер съежился.
— Но можно мне хоть иногда прибрать в вашей комнате?
— Нет.
— Я зайду, когда никого не будет в коридоре.
— Посмотрим.
Иоганн опять ожил.
— У меня нет слов, — сказала Кункель.
— В самом деле? — спросила Хильда. — Серьезно? Тоблер махнул рукой.
— Одни разговоры.
— Я уже пятнадцать с лишним лет в этом доме, — сказала Кункель. — И каждый год, а то и чаще, обязательно что-нибудь да стрясется. У господина тайного советника чересчур богатая фантазия и слишком много свободного времени. Но такого еще не бывало! Господин тайный советник, вы самый большой ребенок, какого я знаю… Ладно, меня это не касается. Но я нервничаю. А доктор запретил мне волноваться. Какой смысл, что вы каждый год посылаете меня на сердечный курорт? Ведь как только я возвращаюсь, все опять начинается с начала! У меня сейчас пульс — сто двадцать, не меньше. И давление в голову ударило. Такого же ни одна лошадь не выдержит. Если бы я принимала таблички… то есть таблетки. Но я не могу их проглотить, они слишком большие… А растворять в воде их нельзя!.. Кажется… Они тогда не действуют. — Она в изнеможении умолкла.
— Боюсь, вы уклонились от темы, — заметила Хильда.
Тоблер добродушно улыбнулся.
— Брехливые экономки не кусаются, — сказал он.
Матушка Хагедорн и сын
В тот же день и примерно в тот же час фрау Хагедорн, живущая на Моммзенштрассе, постучалась в дверь своего квартиранта Франке. Не очень-то приятно в собственной квартире стучать в чужую дверь. Что поделаешь, иногда без этого не обойтись. Особенно если ты вдова со взрослым сыном и маленькой пенсией, а взрослый сын никак не найдет работу.
— Войдите! — крикнул господин Франке. Он сидел за столом и проверял тетради с диктантами. — Негодяи! — пробормотал он, имея в виду своих учеников. — Похоже, что эти бездельники сидят на ушах, а не на…
— Осторожней! — сказала фрау Хагедорн. — Не желаю слышать то, что вы чуть не произнесли. Хотите чашку кофе?
— Две чашки, — ответил Франке.
— Вы уже смотрели газету? — Толстые щеки старой дамы зарумянились.
Франке покачал головой.
Она положила на стол газету.
— Отчеркнуто красным, — гордо заявила она.
Когда хозяйка вернулась с кофе, жилец сказал:
— Ваш сын молодчина! Снова первая премия! В Брукбойрене очень красиво. Я был там однажды в туристическом походе. Когда он едет?
— Через пять дней. Надо срочно постирать ему рубашки. Ведь это наверняка шикарный отель, где у каждого есть смокинг. А у моего мальчика только синий костюм. Он носит его уже четыре года. Лоснится, как шкварка.
Франке отхлебнул кофе.
— Какой же это по счету приз выиграл ваш ученый сын?
Фрау Хагедорн медленно опустилась в свое сданное в аренду красное плюшевое кресло.
— Седьмой! Первый раз было три года назад — большой круиз по Средиземному морю. Он выиграл его за две срифмованные строчки. Потом полмесяца в «Палас-отеле» в Шатонеф. Это было перед тем, как вы к нам въехали. Потом поездка по морским курортам Северной Германии — приз Общества содействия развитию туризма. Потом бесплатное лечение в Пистиане, хотя мальчик был вовсе не болен. Впрочем, это никогда не повредит. Потом полет в Стокгольм. Туда и обратно. И три дня в шхерах. Последней весной — две недели на Ривьере. Он еще прислал вам открытку из Монте-Карло. А теперь поездка в Брукбойрен. Альпы зимой — это, наверное, грандиозно. Я так рада за него. На день у него будет спортивный костюм. Там, на свежем воздухе, пусть отвлечется. Вы не могли бы одолжить ему ваш толстый свитер? Его пальто тонковато для высокогорья.
Франке кивнул в знак согласия. Старая женщина сплела пальцы натруженных рук, по которым она перечисляла семь удач своего сына, и улыбнулась:
— Сегодня почтальон принес письмо с бесплатными билетами.
— Это настоящее свинство! — проворчал Франке. — Такому талантливому человеку и не находится работа! Я бы их так…
— Полегче, полегче! — остановила его матушка Хагедорн. — Фриц сегодня рано ушел. Поехал куда-то поискать места. Знает ли он уже о премии?
— Почему он не стал учителем? — спросил Франке. — Преподавал бы сейчас в какой-нибудь гимназии, проверял диктанты, получал бы твердое жалованье.
— Реклама всегда была его страстью, — сказала она. — Он посвятил этому свою диссертацию. О психологических законах воздействия рекламы. После защиты Фриц работал во многих местах. На последнем получал восемьсот марок в месяц. Он хорошо знал свое дело. Но обанкротилась фирма, фрау Хагедорн поднялась. — Пора замочить рубашки.
— А я закончу с диктантами, — сказал господин Франке. — Надеюсь, красных чернил хватит. Порой у меня возникает смутное ощущение, что сорванцы делают столько ошибок нарочно, чтобы свести меня преждевременно в могилу. Уж завтра я им покажу…
— Полегче, полегче, — сказала хозяйка, взяла газету и двинулась в кухню.
Когда вернулся кандидат наук Хагедорн, уже смеркалось. Он устал и замерз.
— Добрый вечер, — сказал он матери и поцеловал ее. Стоя у корыта, она быстро вытерла руки и протянула ему письмо от фирмы «Путцбланк».
— Уже знаю, — сказал он. — Читал газету. И как тебе это нравится? Спятить можно. С работой, впрочем, опять ничего не вышло. Этот человек уедет в Бразилию только через полгода. А на его место уже есть кандидатура. Племянник управляющего. — Он шагнул к печке и стал отогревать окоченевшие пальцы.
— Держись, сынок! — сказала мать. — Поедешь в горы, покатаешься на лыжах. Все лучше, чем ничего.
Он пожал плечами.
— Днем отправился на фирму «Путцбланк». На трамвае. Господин директор был чрезвычайно рад лично познакомиться с первым призером. Поздравил меня с меткими фразами, которые я придумал для рекламы их стирального порошка и мыльной стружки. Фирма ожидает успешного сбыта этих товаров. Свободного места для меня, к сожалению, не было.
— А зачем ты вообще туда поехал? — спросила мать.
Помолчав немного, сын сказал:
— Я сделал директору предложение: вместо бесплатного путешествия заплатить мне хотя бы часть суммы наличными.
Мать прервала стирку.
— В очередной раз передо мной стали ломать комедию, — продолжал сын. — Мол, это невозможно. Мы связаны соглашениями. Да ведь Брукбойрен восхитительный уголок. Особенно зимой. Он желает мне хорошо повеселиться. Я встречу там избранное международное общество. Попросил прислать ему видовую открытку. У него нет возможности путешествовать зимой. Связан по рукам и ногам. Как он мне завидует!
— Говоришь, очередная комедия? — спросила мать. — Значит, ты делал так уже не раз?
— Просто я не говорил об этом, — признался сын. — У тебя каждый грош на счету, а я разгуливаю по свету. Что называется, даром! Как бы не так! Всякий раз перед моим отъездом вдова Хагедорн немедля направляется в сберегательную кассу и снимает со счета пятьдесят марок. Иначе у ее ученого сыночка не будет денег на чашку кофе или кружку пива.
— Нельзя упускать момент, мой мальчик.
— Не работать и не отчаиваться, — сказал он. — Вариация на старую тему. — Он включил свет. — Эти заводы «Путцбланк» принадлежат Тоблеру, одному из богатейших людей в подлунном мире. Хотя бы разок поглядеть на этого дядю!
— Ну, ну, не хнычь, — сказала мать.
— Вот бы тебе съездить по моему билету! Ведь ты за всю свою жизнь никуда дальше Вердера и Шильдхорна не выбиралась.
— Врешь как по писаному, — сказала мать. — Тридцать лет назад я была с твоим отцом в Свинемюнде. А в 1910-м с тобой в Гарце. Ты болел тогда коклюшем. Надо было сменить климат. Посему я должна тебе сообщить, что сегодня вечером мы идем в кино. Фильм про Альпы. Возьмем второй ряд партера и вообразим, что сидим на Маттерхорне.
— Приглашение с благодарностью принимаю, — сказал сын. — И если я когда-нибудь стану английским королем, то награжу тебя орденом Подвязки. Это будет моим первым государственным актом. И возможно, пожалую тебе дворянство. Правда, это зависит от того, что сегодня на ужин.
— Студень с жареной картошкой, — сказала мать.
— Ого! — воскликнул господин кандидат Хагедорн. — Тогда ты будешь герцогиней Кумберлендской. Это хороший старинный род. Один из предков герцогини даже изобрел английский соус.
— Весьма благодарна, — сказала госпожа Хагедорн. — Ваше величество возьмут с собой синий костюм?
— Разумеется. Это один из самых блестящих костюмов, какие только есть на земле.
Закончив стирку, мать натянула веревку между оконным шпингалетом и верхней дверной петлей и повесила сушить бельишко семикратного лауреата. Потом они поужинали за кухонным столом под сенью капающих рубашек. Далее хозяйка отнесла учителю Франке чай и тарелку с прибором. И наконец мать с сыном отправились в кинотеатр, который находился в занесенном снегом переулке и кичливо назывался «Виктория-паласт».
— Два билета в ложу для иностранцев, — потребовал Хагедорн.
— Ложи для иностранцев у нас, к сожалению, нет, — ответила кассирша.
— Какая неприятность, — сказал он. — Нет, право, очень досадно! И кардинально меняет все дело! Тетушка, милая, может, вернемся домой?
— Нет, — сказала мать. — Раз уж я выбралась в Берлин в гости, то хочу что-нибудь повидать. — Она незаметно вложила сыну в руку полторы марки.
— Возьмите оркестровый ряд, — предложила кассирша.
— Отпадает, мы не музыкальны, — ответил сын. — Знаете что, дайте нам два билета во второй ряд партера!
— Но это очень близко, — сказала кассирша.
— Будем надеяться, — заметила фрау Хагедорн с величественным видом. — В перлебергском городском театре мы тоже сидим в первом ряду. Мы всегда берем самые передние места.
— Мой дядя — начальник пожарной охраны, — пояснил кандидат наук, — и может себе это позволить. — Он подал матери руку, и они степенно вошли в темный зрительный зал.
Покупки по случаю
В последующие дни тайного советника Тоблера возили на машине в северную и восточную часть Берлина. Он снаряжался в экспедицию. Галстуки — доисторического вида — он приобрел в Темпельхофе. Три нахально полосатые фланелевые рубашки — на Ландсбергер-аллее. Кроме того, две пожелтевшие хлопчатые сорочки, несколько жестких манишек, две пары манжеток и пару никелированных запонок в виде четырехлистного клевера, на счастье.
На Нойе-Кенигштрассе он купил по дешевке — из-за ликвидации магазина — партию шерстяных носков. А на Мюнцштрассе — грубые ботинки из воловьей кожи. В день отъезда он наконец приобрел костюм! Это случилось за Силезским вокзалом. На Фрухтштрассе. Магазин находился в полуподвале. Надо было спуститься по шести ступенькам.
Ветошник, бородатый старик, разложил кое-что из своих сокровищ на прилавке.
— Почти неношеные, — сказал он неуверенно.
Тоблеру сначала приглянулась дряхлая визитка из маренго. Однако визитка, пожалуй, не самая подходящая одежда, когда снег по колено. Рядом лежала светло-коричневая пиджачная пара. В мелкую клетку и с крупными жирными пятнами. А левее — другой костюм, который Тоблер окончательно выбрал. Давным-давно он был фиолетовым. В светлую полоску. Но время не стоит на месте.
— Ужасно красивый, — сказал Тоблер. — Почем сей наряд?
— Восемнадцать марок, — ответил старик. — Это крайняя цена.
Тайный советник снял пиджак с плечиков и надел его. В спине узковато. Рукава слишком коротки.
— Возьмите визитку! — посоветовал старик. — Цена двадцать две марки, но разница в четыре марки того стоит. Материал лучше. Не пожалеете.
— Зеркало здесь есть? — спросил Тоблер.
— В задней комнате, — сказал старик.
Они прошли в заднюю комнату. Пахло капустой. Тайный советник уставился в зеркало, все-таки узнал себя и рассмеялся.
— Я вам нравлюсь? — спросил он.
Хозяин лавки в поисках равновесия схватился за бороду.
— Возьмите лучше визитку! Тоблер был непоколебим.
— Беру фиолетовую модель. Она будет сюрпризом.
— В этом отношении вы правы, — сказал старик. Тоблер надел свой пиджак и расплатился. Ветошник завернул покупку в коричневую оберточную бумагу и проводил клиента к выходу. Перед тем как открыть дверь, он пощупал тоблеровскую шубу, профессионально подул на куний воротник и спросил:
— Шубу не продадите? Я бы взял. За сто двадцать. Тайный советник покачал головой.
— Визитка была вам дороговата, — продолжал старик. — У вас нет денег. С богатыми это бывает, притом чаще, чем бедняки думают. Ну ладно. Сто пятьдесят марок. Наличными. Подумайте!
Поделиться книгой: