Змеиный Эликсир

— Это мой дом, и сегодня вы — мои гости.

Хозяин стал их расспрашивать, откуда они и куда едут. Конан не успел даже рта раскрыть, а Зурр-аль-Асар уже начал плести всякие небылицы, да так складно, что киммерийцу и самому было впору в них поверить. Варвар тоже был мастак приврать и нередко пользовался этим, но такого пройдоху встречал впервые. Он как-то по-новому взглянул на своего дорожного товарища, всем нутром почувствовав, что особо доверять ему нельзя. Судьба случайно свела их, направила по одной дороге, но ухо с ним надо держать востро.

Между тем хозяин, выслушав байки Зурр-аль-Асара, стал рассказывать о себе и своей деревне. Конан, занятый обильным угощением, не особенно вслушивался в его речь, но вдруг краем уха уловил, что в деревне живет искусный оружейник, и насторожился.

— И вот завтра его дочь выходит замуж, — неторопливо повествовал хозяин.— Но для нас каждая свадьба чревата горем. Хоть совсем не выдавай девушек замуж. Уже несколько лет, как здесь объявился оборотень — огромный медный волк. Он появляется на свадьбах и утаскивает невест. И никто их потом не может найти. Поначалу наш деревенский колдун отваживал волка своими заклинаниями, но он, к сожалению, постарел, и его колдовство стало терять силу. Тогда он ушел из деревни — колдун всегда уходит, когда силы его идут на убыль,— и его место занял старший сын. Обычно ему удается отогнать оборотня, но иногда его волшебство оказывается бессильно. И вот завтра самая красивая девушка нашей деревни, Юста, дочь оружейника, выходит замуж за сына вдовы Арги. Уже целую неделю колдун ходит в лес и приносит жертвы в тайном месте, где собираются духи наших предков. Завтра он совершит главное колдовство, и оборотень либо не появится, либо унесет невесту…

Хозяйка, сидя на лавке и слушая рассказ своего мужа, сокрушенно кивала, и слезы текли по ее морщинистым щекам. Мальчишки перешептывались в углу и угрожающе размахивали кулаками, как бы отгоняя страшного зверя.

Время было уже позднее, и путников отвели на ночлег. В небольшой комнатушке, где им предстояло провести ночь, на полу лежали охапки сена и несколько бараньих шкур. Этого было более чем достаточно, чтобы хорошенько отдохнуть. Кони, напоенные и накормленные, стояли во дворе под навесом, в маленькое оконце заглядывала луна. Колдуны и оборотни не очень пугали Конана, спутник его тоже, по-видимому, не думал об этом. Положив мечи рядом с собой, они завернулись в шкуры и провалились в глубокий сон.

Утром их разбудило звяканье колокольчиков и блеяние коз. Мальчишки, сыновья хозяина, выгоняли животных за ворота, негромко переговариваясь. Кони под навесом нетерпеливо постукивали копытами, где-то невдалеке перекликались женщины, лаяли собаки. Начинался обычный день.

Волк-оборотень — это было первое, что вспомнил Конан, окончательно проснувшись. Он как живой стоял перед глазами, ощерив клыки и вздыбив на загривке красноватую шерсть. Конан тоже почувствовал себя зверем, ему показалось, что и у него на загривке шерсть встала дыбом. Предвкушение схватки было таким острым, что он невольно засмеялся. Карлик приподнялся на локте, удивленно посмотрел на него:

— Ты чего? Красотку во сне видел или мешок с золотом?

— Ни то, ни другое. Решил погулять на свадьбе. Торопиться некуда, а невеста, говорят, красавица. Надо посмотреть, какие тут девушки.

Зурр-аль-Асар покачал головой, потом улыбнулся и сказал:

— Верно, спешить нам некуда. И свадьбы не каждый день бывают, да еще с оборотнями!

Теперь уже смеялись оба, предвкушая опасность и веселье.

Хозяин явно обрадовался, узнав, что гости хотят остаться на свадьбу.

Люди в деревне готовились к празднику невесело, заранее не ожидая от него ничего хорошего. Перед домом жениха стояли накрытые столы. Нарядные девушки шли по одной стороне улицы, юноши — по другой. Пожилые женщины пели тягучие свадебные песни, мужчины наигрывали на свирелях и дудках нехитрые мелодии. Жених и невеста, держась за руки, печально прошествовали вдоль всей деревни и остановились перед белоголовым старцем, склонив головы. Старец положил свои ладони поверх их соединенных рук, негромко проговорил заклинание, после которого они считались мужем и женой, и отошел в сторону. Все это время люди тревожно поглядывали на дальний конец деревни.

И вот на дороге показался человек, одетый в ветхую, клочьями висевшую одежду. На каждом клочке болтался блестящий железный шарик. Звук тихонько постукивавших друг о друга шариков был хорошо слышен в наступившей тишине. Лицо странного человека скрывали пряди волос с вплетенными в них кусочками кожи, разноцветными лоскутками и перьями. Это был деревенский колдун. В одной руке он нес кувшин, в другой — палку. Бормоча и пританцовывая, он подошел к молодым, схватил невесту за руку и вытащил ее на середину улицы.

Конан только теперь смог ее хорошенько рассмотреть. Нежное смуглое лицо, волнистые черные волосы, выбившиеся из-под свадебного убора, красиво очерченный рот, похожий на яркий цветок, и напряженные, но совсем не испуганные глаза.

Колдун, не переставая бормотать, обошел невесту кругом, поливая землю из кувшина — девушка оказалась в круге, очерченном разлитой жидкостью, красной, как кровь. Потом он ударил палкой по кувшину, и черепки разлетелись во все стороны, а сам колдун завертелся перед невестой, завывая и выкрикивая заклинания. Так, вертясь и вскрикивая, он скрылся за поворотом.

Все невольно перевели дух. Даже Конан заметил, что весь обряд простоял почти не дыша.

— О всемогущий Кром, ну и дела! — наконец с облегчением произнес он. — Ну уж теперь-то, я думаю, можно будет вволю повеселиться?

Не успел он договорить, как раздался истошный визг, вой собак, и из-за поворота дороги, ведущей к лесу, выскочил огромный волк. Его красно-бурая шерсть стояла дыбом. Оскаленные клыки и огромные когти сверкали как ножи — и немудрено, ведь они были стальными. Глаза горели нестерпимо-желтым светом, а из пасти вырывался ужасающий рев, от которого кровь леденела в жилах.

Жених, только что взявший за руку невесту, и невеста, поднявшая на него глаза, словно окаменели. И никто в толпе не шевелился — ни женщины, зажавшие от ужаса рты руками, ни мужчины, с луками наготове. Всех как будто держала в плену злая колдовская сила. Только Конан чувствовал, что не окаменел, хотя руки были очень тяжелыми, а ноги никак не хотели отрываться от земли.

Но ощущение поединка, испытанное им утром, взорвалось в нем вспышкой слепой ярости, он испустил рык, не менее страшный, чем рев волка, выхватил меч и бросился на зверя. За спиной его раздался крик, такой же дикий, как и его собственный, и киммериец догадался, что это Зурр-аль-Асар тоже пришел в себя.

Волк повернул огромную оскаленную пасть в их сторону, клыки ощерились еще больше, на землю закапала пена. Но мечи, вонзившиеся в него с двух сторон, заставили его взвыть. Бешено завертевшись в попытке ухватить зубами смертоносную сталь, волк вдруг на глазах стал меняться, и несколько мгновений спустя на земле лежал колдун с мечами, торчащими в груди и боку, а вместо рук и ног у него были волчьи лапы с железными когтями.

Стон ужаса прошел по толпе, люди медленно придвигались поближе, чтобы рассмотреть чудовище, мучившее их столько лет.

Колдун, вредящий не врагам, а своей собственной деревне, должен быть уничтожен вместе со всей семьей. Таков закон. И вот уже мужчины, вооруженные луками и мечами, побежали к его дому, выволокли оттуда дряхлую старуху и тощего мальчишку и потащили в лес. Остальные воины, с опаской подойдя к колдуну и убедившись, что он мертв — Конан на всякий случай еще пару раз проткнул его мечом и отрубил лапы, — завернули то, что осталось от оборотня, в шкуры, и углубились в лес. Через некоторое время вдалеке поднялся густой столб дыма.

Люди, забыв о свадьбе, потихоньку расходились по домам. Кушанья так и остались нетронутыми. Только жених и невеста, взявшись за руки, улыбались друг другу.

Вечером в дом, где остановился Конан с товарищем, набилось порядочно народу. Все старались хоть чем-то их отблагодарить за столь долгожданное избавление, и дом просто завалили флягами с вином, свежими лепешками, козьим сыром. Припасов хватило бы на целый отряд, но это никого не смущало — гости сами возьмут сколько им нужно.

Конан и Зурр-аль-Асар с восторгом рассматривали луки удивительной работы и легкие острые стрелы — подарок отца невесты. Кольчуги из мелких стальных чешуек уже были надеты поверх рубашек из тонкого полотна, как будто недавним избавителям снова предстояла нелегкая битва. Но ожидал их не бой, а настоящий свадебный пир, пир до утра.

* * *

Сразу за деревней дорога (или то, что можно было назвать дорогой) кончилась, перейдя в узкую тропу, которая тоже вскоре заглохла. Кругом расстилалась равнина, сплошь усыпанная валунами и галькой. Впереди неясно маячили холмы. Кони осторожно пробирались между камнями, копыта с трудом находили надежную опору. Всадникам пришлось идти пешком, ведя коней в поводу.

Направление оба чувствовали безошибочно, поэтому у них и мысли не возникало, что они могут заблудиться. Человек, являвшийся частицей этой дикой природы, не избалованный и не изнеженный городской жизнью, мог быть уверен, что всегда без проводников попадет в нужное ему место. Чуть раньше или чуть позже — это уже не имело значения. Время, не разделенное на часы и минуты, было послушно людям, не убегало, а текло медленной, спокойной рекой.

Уже три дня двигались путники по суровой каменистой местности. Если бы не попадавшиеся кое-где клочки чахлой травы и невесть откуда взявшиеся жалкие ручейки, им бы пришлось совсем туго. К концу третьего дня кони, совсем выбившиеся из сил, вдруг зафыркали, прибавили шагу, и вскоре Конан разглядел на горизонте узкую зеленую полоску.

— Смотри, Зурр, похоже, там река. О всемогущий Кром, как вовремя! Я уж думал, мы останемся без лошадей.

Карлик поднял голову, всматриваясь в даль, колеблющуюся от зноя, радостно гикнул, дав шпоры коню, и вот уже, не разбирая дороги, всадники во весь опор несутся вперед, окрыленные надеждой обрести наконец отдых и прохладу.

Река оказалась быстрой и неглубокой. Ледяная вода обжигала разгоряченные тела, но Конан и Зурр-аль-Асар как мальчишки плескались между камнями, хохоча и подпрыгивая.

Вдруг карлик стремительно выскочил на берег, подбежал к снаряжению, сложенному под деревом, быстро что-то схватил и тут же вернулся обратно. Когда Конан увидел, что он несет стрелу, ему все стало ясно. Вскоре крупная рыбина отчаянно билась в руках Зурр-аль-Асара. Конан тоже вооружился стрелой и пошел вверх по течению. За поворотом реки, на совсем мелком месте, ему удалось пронзить стрелой трех рыбин. У его спутника улов оказался не хуже. Пора было подумать об ужине.

Сложив из камней небольшой очаг, они пошли за хворостом. Надо было спешить, солнце уже стояло совсем низко, еще немного — и совсем стемнеет. Углубившись в заросли, Конан нашел засохшее дерево и стал с треском обламывать ветки, помогая себе кинжалом. Куча хвороста быстро росла, и он подумал, не пора ли остановиться. Вдруг за спиной киммерийца раздалось громкое хлопанье крыльев, и какая-то большая птица пролетела мимо, чуть не задев его крылом. Проследив за ней глазами, Конан вдруг вскрикнул, бросил хворост и подбежал к кусту, росшему совсем рядом, в нескольких шагах от сухого дерева. На тоненьких ветках с узкими голубовато-серыми листьями он увидел ягоды — красные в желтую полоску. Ягод было всего несколько штук, и Конан, не раздумывая, быстро сорвал их и сунул в пустой кошелек, сиротливо болтавшийся на поясе. Теперь он был сказочно богат и силен.

Собрав хворост в охапку, он шел и думал, сказать ли о находке Зурр-аль-Асару. И решил, что не стоит.

Костер быстро прогорел, под углями пеклась рыба. Конан лежал, слушал, как играет река, и вспоминал Деяниру. Пройдет время, и шум в городе уляжется. Что будет дальше, он придумать не успел: рыба испеклась. Достав ее прутьями из-под углей, они жадно принялись за еду. Запив рыбу остатками вина из фляги, Конан спросил Зурр-аль-Асара:

— А что там, за рекой? Ты говорил, что знаешь дорогу. Есть там какие-нибудь селения или замки?

— Нет, люди нам здесь больше не встретятся. Разве что путники вроде нас с тобой или какой-нибудь отшельник. Хотя вряд ли. Впрочем, сам я не видел, но слышал истории о замке Танцующих Дев — он как раз где-то в этих местах. Поэтому странники обходят эти леса стороной.

— А что это за Танцующие Девы? Опять колдовство?

— Мне рассказывали, что они заманивают путников в замок, а потом колдовскими чарами заставляют танцевать до смерти. Больше я ничего не знаю. Но это самый короткий путь, и идет он вдоль реки. Мы вдвоем, и мы сильны. Неужели какие-то колдуньи вынудят нас идти в обход?

— Как бы не так! Да я лучше с дюжиной колдуний станцую, чем опять тащиться по камням. Еще немного — и от моих сандалий останутся одни ремешки. Ладно, давай спать, может, это еще и враки.

Угли вспыхнули раз-другой и погасли. Ночь опустилась на землю. Все стихло, только река, занятая своим вечным делом, шумела, перекатывая камни.

Утро, сверкая солнечными бликами на траве и прибрежных камнях, обещало ясный день. Пробираясь вдоль реки среди деревьев, путники не чувствовали той обжигающей жары, которая изнуряла их вчера. Но к вечеру, когда они выехали на открытые луга, погода вдруг изменилась. Подул резкий ветер; облака, незаметно подкрадывавшиеся целый день, сбились в плотную кучу; за их спиной уже сверкали молнии.

Путники понимали, что скоро их настигнет гроза, и гроза нешуточная. Требовалось срочно искать укрытие, но, кроме кустов и невысоких деревьев, поблизости ничего не было. Конан и Зурр-аль-Асар погнали испуганных коней вперед, прочь от настигающей их тучи, надеясь, что случай пошлет им удачу. И правда, вскоре они увидели какие-то развалины, заросшие травой и кустарником. Похоже, это был разрушенный замок, такой старый, что камни кое-где уже рассыпались в пыль. Но здесь можно было укрыться от грозы.

Найдя подходящий закуток, судя по всему, угол полуразрушенного зала, где чудом сохранившаяся крыша могла защитить их от дождя, они привязали коней и, опустившись на землю, стали выглядывать наружу, в дыры между камнями. Когда-то это были окна, но безжалостное время, не вынося ничего вечного, основательно здесь поработало. Все утратило свои привычные очертания, и развалины замка казались уже частью дикой природы, а не делом человеческих рук.

Ослепительно вспыхнула молния. Последовавший за ней удар грома заставил землю содрогнуться. И тут же хлынул ливень, плотной стеной отгородив путников от остального мира. Кони испуганно шарахались в углу, и Конану пришлось их успокаивать, чтобы они не оборвали поводья. Раскаты грома постепенно становились глуше, молнии сверкали уже где-то вдалеке, и только ливень по-прежнему неукротимо хлестал по ветхим стенам да швырял в окно фонтаны брызг.

Зурр-аль-Асар снял с лошадей поклажу, разложил одеяла:

— Ну вот, здесь и заночуем. Земля сухая, над головой крыша — прямо дворец!

Конан промолчал, но тоже стал готовиться к ночлегу. Сейчас, когда гром тихо урчал вдали, как обиженный пес, а снаружи мирно шумел дождь, киммериец наконец осмотрелся как следует. То, что он увидел, ему совсем не понравилось, но деться все равно было некуда. Стены, обветшалые и потрескавшиеся, кое-где сохранили остатки росписи — и везде это были легкие фигурки танцующих девушек с гирляндами цветов.

Стоя спиной к Зурр-аль-Асару и разглядывая рисунки, Конан бессознательно потянулся к кинжалу. Но рука его наткнулась на кошелек, набитый плодами мисахи. Не раздумывая, Конан вытащил одну ягоду, сунул в рот и быстро разжевал. На вкус ничего особенного, даже, пожалуй, слишком кислая, но то, что почувствовал киммериец, проглотив мякоть вместе с косточкой, просто ошеломило его как гром среди ясного неба.

Ему показалось, что он может одной рукой разбросать весь этот замок, раздвинуть тучи, стрелой долететь до Ке-занкийских гор — и что ему какие-то там колдуньи! С трудом подавив в себе желание немедленно проверить это ощущение небывалой силы, он лег рядом с карликом, отвернулся и притворился спящим. Сквозь полуприкрытые веки он вскоре стал различать некие почти неуловимые перемены. А немного погодя зал, тускло освещенный вечерним светом, начал меняться прямо на глазах. Проломы в стенах превращались в ажурные окна, а земля с редкими пучками пожухлой травы — в блестящий мозаичный пол. Откуда-то сверху лился мягкий красноватый свет. Конану стоило больших усилий изображать из себя спящего, но волшебство мисахи делало его хитрым и предусмотрительным: он понимал, что притворяться нужно до последнего, ибо только это и может их спасти.

Вдруг послышались легкие быстрые шаги, кто-то остановился возле них, и киммериец почувствовал пряный аромат благовонного курения, одурманивающий и убаюкивающий. Странное чувство, что одна половина его спит, а другая бодрствует, не покидало Конана. То, что он услышал, заставило его внутренне содрогнуться, но ни один мускул его не дрогнул, лицо по-прежнему оставалось безмятежным и спокойным.

— Наконец-то снова в этих краях появились люди! — произнес мелодичный женский голос.— Так давно здесь никого не было, что я забыла, жива я или нет.

— Я тоже совсем ослабела от ожидания. Зато сегодня у нас праздник! Хозяин будет доволен! Ты только посмотри, какие они молодые и сильные, их жизни хватит нам надолго, и юность наша снова расцветет!

Нарастающий гул прервал разговор колдуний, они побежали в угол залы и стали выдвигать что-то огромное, скрытое серой завесой с пробегающими по ней багровыми искрами. Сквозь ресницы Конан разглядел гибкие девичьи фигурки и лица, молодые, но угасшие, похожие на маски. То, что они выдвинули на середину, оказалось огромным зеркалом в черной раме, увитой гирляндами цветов. Цветы извивались как змеи, хищно покачивали головками и тихо гудели.

Обе колдуньи подошли к зеркалу и встали перед ним на колени. Конан чем угодно мог поклясться, что они там не отражались. Вместо них в раме зеркала возник чудовищный великан в странных богатых одеждах. Руки, грудь и лицо его покрывала клокастая шерсть, голову венчала корона, усыпанная рубинами. Однако он был так изможден, что, казалось, с трудом держался на ногах. Протянув руку в их сторону, великан приказал:

— Начинайте! Мы ждали слишком долго, и сейчас нельзя медлить. Судьба послала нам подарок — их жизнь и молодость скоро станут нашей жизнью. Но помните —сил у них должно остаться лишь на один шаг, не больше, иначе мы погибли! Один шаг в зеркало — и все! Помните! Помните! Помните!

Великан постепенно становился все прозрачнее и прозрачнее и вскоре исчез совсем.

Колдуньи подошли к столу, взяли кубки с пенящейся жидкостью и приблизились к спящим.

— Проснитесь, путники, вы наши гости, и мы хотим устроить вас поудобнее! — изрекли они и стали брызгать на них из кубков.

Зурр-аль-Асар проснулся, посмотрел на колдуний, выглядевших уже как обыкновенные девушки, и очень обрадовался. Конан, решив, что ему надо последовать его примеру, привстал и заулыбался во весь рот.

— Ну и ну! Куда это мы попали? — верещал Зурр-аль-Асар. — Помню дождь, грозу, а что дальше — не помню. Конан, где это мы?

— Может, нас оглушила молния, и они нас подобрали? — предположил Конан, догадавшись, что Зурр-аль-Асар начисто забыл о Танцующих Девах и о развалинах. Значит, и он не должен о них вспоминать.

Девушки засмеялись и побежали к столу, приглашая их за собой. Стол был уставлен богатыми яствами и винами, пряные запахи стояли в воздухе, одурманивая и в то же время возбуждая. Карлик не стесняясь набросился на угощение, и Конан решил от него не отставать. Но вина он не пил, однако все время делал вид, что наполняет кубок и подносит его к губам.

Музыка звучала все громче и настойчивее. Девушки увивались вокруг них, слегка пританцовывая. Зурр-аль-Асар, охмелев, пытался ухватить за одежды то одну, то другую, но тонкая ткань как дымка ускользала из рук. Конан, стараясь уподобиться Зурр-аль-Асару, притворился не на шутку опьяневшим. Девушки, смеясь, уворачивались от них и то и дело подбегали к зеркалу, прихорашиваясь перед ним и жеманясь. Цветы на раме выглядели вполне обычно, они не шевелились и не качали головками.

Вот девушки снова подбежали к столу. А музыка все играла и играла, и карлик, сидя с кубком в руке, начал ей в такт притопывать ногами. Конан вдруг ощутил на своем плече легкое прикосновение, тонкая рука обвилась вокруг его шеи, и к нему склонилось смеющееся женское личико — нежные щечки, свежий, как полураскрывшийся бутон, рот, огромные глаза… Глаза необыкновенной глубины, как два опасных колодца, манящие, пугающие… Конан засмеялся, грубо схватил девушку за руку, посадил рядом с собой, между делом локтем столкнув со стола кувшин с вином. Она на миг прижалась к нему, замерла, потом прошептала:

— Я хочу потанцевать с тобой… Совсем немного… Я так люблю танцевать! А потом мы долго-долго будем вместе, сколько захочешь!.. Пойдем — слышишь, музыка играет для нас!..

Зурр-аль-Асар уже кружился по залу со своей волшебницей, с трудом держась на ногах. Она смеялась, весьма довольная, и летала вокруг него, как пестрая бабочка. Конан ощущал в себе бурлящую силу, но притворялся ослабевшим и спотыкался на каждом шагу. Музыка становилась все быстрее и неистовее. Колдуньи, грациозно порхая вокруг Конана и карлика, как бы оплетали их невидимой паутиной, в которой им предстояло погибнуть. Киммериец, чувствуя, как в вихре танца они неминуемо приближаются к страшному зеркалу, тем не менее заранее знал, что сделает. Еще сидя за столом и сожалея, что с ним нет его доброго меча, он заметил тяжелый мраморный шар, окованный ажурными металлическими украшениями. Шар лежал почти рядом с зеркалом, поддерживая чашу, в которой трепетал язычок пламени. Поднять этот шар смогли бы, пожалуй, несколько человек, таких же сильных, как Конан, но юноше он казался сейчас детской игрушкой.

Зеркало неумолимо надвигалось на них своей темной пастью, и вот уже они видят в нем свое отражение. Девы-колдуньи мелькают в зеркале прозрачными тенями. Зато там, за их спинами, стоит огромное чудовище в сияющей короне, его губы дергаются от нетерпения, обнажая огромные клыки.

Конан понял, что последний миг настал. Он оттолкнул прильнувшую к нему колдунью, метнулся к шару, схватил его, даже не ощутив тяжести, и изо всех сил швырнул в зеркало. Оно со звоном разлетелось на куски. Ужасающий грохот и вой сотрясли весь зал, стены стали покрываться трещинами, очертания их размывались. Лишь рама зеркала стояла посередине, и все, что было вокруг, рассыпалось прямо на глазах и втягивалось туда, как в воронку. Вот мелькнули девы, растерзанные и окровавленные, и огромная голова в рубиновой короне… Вихрь уже подтаскивал к раме распростертое тело Зурр-аль-Асара, но Конан схватил карлика, взвалил на плечи и кинулся прочь, продираясь сквозь воющий туман, несущийся ему навстречу. Даже его сил, удесятеренных волшебной ягодой, едва хватило, чтобы противостоять этому смертоносному вихрю. Вконец обессилев, киммериец рухнул на землю, прикрыв карлика своим телом.

Конан очнулся, почувствовав, что карлик, ругаясь и постанывая, пытается выбраться из-под него. Собравшись с силами, варвар встал и, пошатываясь на дрожащих ногах, огляделся. Неподалеку стояли их кони, привязанные к какому-то корявому дереву. Вокруг были разбросаны фляги, одеяла, мечи и кинжалы. Ни следа дворца, ни следа развалин. Трава, мокрая от дождя, блестела на утреннем солнце.

Зурр-аль-Асар сидел на земле, обхватив голову руками, покачивался и причитал:

— Ох, что это было? Нергал сбросил на нас свой трезубец или камни падали с неба? Хотя нет, камней не видно… Вроде была гроза… Ну да, вон и трава мокрая. Но как кружится голова и болит, прямо раскалывается. Ох, кости мои, косточки, что же это было?..

Он с трудом поднялся и пьяной походкой пошел к реке. Встав на колени, он долго пил, плескал водой в лицо, отфыркивался, потом, так же пошатываясь, вернулся и сел на одеяло:

— Надо потихоньку ехать, пока не жарко. Главное теперь — не наткнуться на замок Танцующих Дев. Мне рассказывали, что они затанцовывают путников до смерти…

Конан с изумлением обнаружил, что товарищ его ничего не помнит: все, что произошло с ними ночью, исчезло из его памяти, осталось только тяжелое похмелье от колдовского вина. Еще раз с благодарностью ощупав кошелек с мисахи, Конан собрал разбросанное снаряжение, оседлал лошадей, подсадил Зурр-аль-Асара, и они поехали дальше, один — ругаясь и отплевываясь, другой — радуясь утру, солнцу, удаче.

Прохладный утренний ветер приятно щекотал шею, ласкал плечи, трепал волосы. Подставляя ему лицо, Конан с удовольствием думал о нескольких днях пути, оставшихся до Кезанкийских гор — пути, таящего, быть может, новые приключения, встречи, опасности.

Конечно, жизнь в большом городе тоже полна приключений и неожиданностей, и опасности встречаются там на каждом шагу. Но дорога… Нет, с дорогой ничто не может сравниться! Дорога — это сама жизнь, переменчивая и прекрасная. Сегодня одно, завтра другое… Такие разные страны, такие разные попутчики — то верные, то коварные. Все это наполняло жизнь смыслом, подпитывало силы, дарило ощущение дикой свободы. И где еще человеку дано так полно понять и проявить себя?

Сам того не сознавая, Конан любил эти резкие переходы от оседлости к путешествию, пусть даже вынужденному. Молодой, отважный и сильный, прошедший суровый путь детства и юности, он везде чувствовал себя как дома, ни к чему не прикипая сердцем. И жизнь вела его своими дорогами как любимого сына, помогая и подсказывая. Конан ехал, ослабив поводья и рассеянно посматривая по сторонам. Но взгляд его тем не менее подмечал каждую деталь, и никакая опасность не могла подкрасться незамеченной.

Сейчас все было спокойно. Ровная благодатная местность то манила лесной прохладой, то радовала глаз просторами сочных лугов. Зурр-аль-Асар, уже пришедший в себя, снова обрел способность разговаривать. Приподнявшись в стременах, он внимательно вглядывался вперед, словно что-то припоминая, потом обрадованно вскрикнул:

— Ну точно, это здесь! Вон видишь, за полем темнеет лес? Отличный лес, просто прекрасный лес, кабанов там — пропасть! Слово Зурр-аль-Асара, сегодня у нас будет царский ужин!

Они пустили коней в галоп, и вскоре лес укрыл их своей тенью, свежей, как глоток ключевой воды. Углубившись в чащу, они привязали коней под высоким дубом. Кабаны здесь действительно водились, судя по многочисленным следам, оставленным животными на лесной тропе; да и под самим деревом земля была порядком изрыта и истоптана.

Конану предстояло загонять дичь, а Зурр-аль-Асар спрятался в засаде. Вооружившись луком и стрелами, Конан неслышными шагами двинулся по большому кругу, прислушиваясь к каждому шороху, всматриваясь в каждый трепещущий лист. По пути он подобрал две толстые палки, чтобы, когда обнаружит свиней, произвести как можно больше шума. Тихо, как дикая кошка, пробираясь по лесу, Конан вскоре услышал хруст веток и похрюкиванье. Целое семейство пировало в орешнике, не ожидая никакой опасности. Ведь кабаны были полноправными хозяевами этого леса. Люди забредали сюда так редко, что звери жили и плодились, не ведая страха.

Осторожно подкрадываясь к свиньям, стараясь, чтобы ветерок, пусть едва заметный, дул ему в лицо, не донося до них тревожащего запаха, Конан подобрался к стаду довольно близко. Свиньи, скрытые листвой низких кустарников, беззаботно чавкали и похрюкивали, не чуя беды.

Конан распрямился и, прикинув направление, в котором погонит свиней, вдруг засмеялся во весь голос, потом заорал и бросился вперед, ломая кусты и громко стуча палками. Звери на мгновение замерли, ошеломленные криком, потом с треском рванулись вперед, преследуемые этим вопящим и громыхающим чудовищем. Конан бежал быстро, как олень, не давая стаду свернуть в сторону, и вскоре раздался один предсмертный визг, затем второй. Остальные свиньи, охваченные страхом и паникой, бросились врассыпную.

Выскочив на небольшую полянку, Конан увидел огромного мертвого кабана со стрелой во лбу, а рядом — здоровую свинью, тоже сраженную наповал. Из-за дерева вышел Зурр-аль-Асар, лицо его расплылось в торжествующей улыбке. Ткнув свинью ногой в живот, он сказал:

— Ну, что я тебе говорил?! Здесь такие места, только пошевеливайся — без дичи не останешься.

— Да, места богатые. И стрелок ты что надо! Две свиньи с одного гона — это редкий охотник так может!

Зурр-аль-Асар, довольный и гордый, связал свинье ноги и взвалил ее на плечи. Конан занялся кабаном. Вскоре они уже готовили ужин под своим дубом. Жареное мясо аппетитно пахло, жир, капая на угли, вспыхивал оранжевыми искрами.

Наевшись и нажарив мяса впрок, они еще немного посидели у костра, посудачили об охоте и отправились на боковую. Ночь была тихая, лунный свет едва пробивался сквозь густую листву дуба. Конану не спалось. Страшная ночь в замке Танцующих Дев казалась ему чем-то вроде далекого сна, из которого припоминаются только отдельные куски, но никак не сложить целого. Конан пытался вспомнить все по порядку, но однако ему это не удавалось. В конце концов он разозлился и сразу уснул.

…Сияющий день, крутая горная тропа, он сам, идущий по ней вверх — нет, это не могло быть сном, и все же Конан сознавал, что спит. Камешки с шорохом осыпались из-под ног, птицы перекликались в кустах, ящерицы, гревшиеся на камнях, при его появлении тут же куда-то прятались. Он уверенно шел вперед, как будто уже много раз ходил этой тропой. Ни меча, ни кинжала при нем не было, но он знал, что здесь, в этих горах, опасность ему не грозит.

Тропа родила его все дальше, все выше в гору. Внизу осталась долина, где текла, теряясь в пышных кустах, быстрая речка. Постепенно склоны, местами покрытые пожухлой зеленью, перешли в голые скалы. Лишь кое-где из трещин торчали корявые деревца, уцепившиеся корнями за мертвый камень. Тропинка была совсем узкой, но Конан шел, не глядя под ноги и не ощущая тяжести своего тела. Он был уверен, что не упадет. Понемногу расширяясь, петляя между огромными острыми камнями, тропинка незаметно пошла вниз.

Пройдя еще чуть-чуть, Конан оказался на площадке, почти круглой, с трех сторон окруженной отвесными скалами. В скалах правильными рядами зияли огромные пещеры, вырыть которые было под силу разве что гигантским насекомым. Посреди площадки, окруженный ухоженными кустами, высился огромный колодец из необтесанных камней. Сбоку от него возвышалась небольшая башенка с крутой лестницей. На нижней ступеньке сидел человек. Увидев Конана, он приветственно махнул рукой, поднялся и пошел ему навстречу. Конан узнал его сразу. Тот самый старик, что предлагал ему купить мисахи! Что он здесь делает, в этих диких горах? И потом, это странное место… Пещеры, колодец… Конану на мгновение почудилось, что он уже где-то это видел или же слышал о чем-то похожем…

Старик, улыбаясь, подошел к Конану, слегка коснулся его руки своей узкой ладонью и сказал: