По площади пронесся волчий вой в несколько голосов.
– Ауу-ууу!
Меня чуть не затоптали ногами, а я – сам не знаю, что на меня нашло, – стоял, словно статуя и наблюдал за происходящим.
– Беги, Егор, спасайся! – тянули меня друзья за собой.
– Ауу-ууу! Ауу-ууу! Ауу-ууу-у-у-у-у-у!
Свет вспыхнул опять. И на этот раз не погас. Все поневоле оглянулись на сцену и, изумленно выдохнув, потеряли дар речи – на сцене стояли четыре косматых человека-волка с открытыми пастями. С их зубов капали слюни, а недавно целая одежда оказалась разорванной из-за увеличения тела в объеме и висела теперь лоскутами.
Оборотни взяли в руки микрофоны, музыкальные инструменты и продолжили петь противные песни… А толпа фанатов вернулась на свои места и как ни в чем не бывало принялась плясать, подпевать и трясти головами в такт музыке из кошмарного репертуара «Вкуса крови».
Я не мог понять, отчего люди сначала заметили оборотней на месте музыкантов, а затем вдруг так спокойно восприняли их перевоплощение в оборотней? Почему они уже не бежали спасаться, как делали это минуту назад? Глаза у всех были будто затуманены…
– Полина, бежим! – крикнул я.
– Ты что? – удивилась она. – Куда бежать? Зачем? Я так ждала этого дня, а ты – «бежим»…
– Но они же оборотни! – попытался объяснить я подруге, оттаскивая ее подальше от сцены.
А она неожиданно разозлилась и возмутилась:
– Слушай, Шатер, если у тебя крыша съехала на оборотнях, я не виновата! Сходи к психотерапевту, а мне голову всякой чушью не забивай! И не оскорбляй моих кумиров! – Полина фыркнула, всем своим видом показывая, что, кроме музыки, для нее ничего не существует.
– Ну, смотри сама…
Я развернулся и принялся выбираться из толпы. В моей голове никак не укладывалось, что происходило с людьми…
Я покинул толпу и отошел достаточно далеко от площади по опустевшей улице, но оборотней на сцене и их поклонников, заполнивших всю площадь, было обычно видно. Вот тут-то я и заметил еще одного человека, стоящего в стороне и пристально наблюдающего за веселящейся молодежью. Присмотревшись, с удивлением обнаружил, что этот наблюдатель не кто иной, как моя классная руководительница Прокопьева Лилия Владимировна.
Вот так сюрприз! Она-то что делает на концерте оборотней? Лиличка же всегда нам внушала, что это музыка плохая и слушают ее только люди с дурным вкусом. Так зачем же она сюда пришла?
Прячась за деревьями, как участник какого-нибудь детектива, я подобрался поближе и притаился за толстым стволом дерева.
До того места, где стояла Лилия Владимировна и где прятался я, музыка долетала, но была уже не такой громкой. Ехидно улыбаясь, Прокопьева выудила из сумочки сотовый телефон и, элегантными движениями понажимав на кнопочки, поднесла его к уху. Дождалась ответа и произнесла, глядя на толпу:
– Да, все в порядке… Все идет по плану… Да… Нет… Хорошо… Скоро… Я чувствую, что очень скоро… Действуйте дальше.
Затем надавила на кнопку сброса, прекращая разговор, и небрежно бросила телефон в сумочку. Она отвела взгляд от людей, явно собираясь уходить, и в этот момент я вышел из-за дерева и подошел к классной руководительнице.
– Доброй ночи, Лилия Владимировна, – спокойно поздоровался я, держа руки в карманах. Не в школе же мы, не на уроке, можно вести себя вольно.
От неожиданности Прокопьева вскрикнула и одновременно подпрыгнула на месте.
– Егор? Д-доброй ночи и тебе… М-мм… А что ты тут делаешь? – спросила она взволнованно. Ее глаза воровато бегали слева направо.
– То же самое, что и вы. Наблюдаю за оборотнями на сцене, – пожал я плечами и саркастически улыбнулся.
– За оборотнями? – изумилась Лилия Владимировна, как самая бездарная в мире актриса. – За какими такими оборотнями?
– За обычными оборотнями… Вам уточнить? Оборотни бывают разные – одни в курицу превращаются, другие в зайца или в любое другое животное. А эти, что на сцене, только что из людей волками сделались. Или вы их не видите?
– Я не понимаю, что ты хочешь сказать, – ответилала Прокопьева, нервно дернув шеей.
– Лилия Владимировна, – тепло произнес я, лениво при этом зевнув, – я говорю об оборотнях, которые сейчас поют песни на сцене.
Честно говоря, я уже начал выходить из себя, хотя всеми силами пытался это скрыть.
– А-а-а… Я поняла… Ты еще находишься в стрессовом состоянии и неадекватно оцениваешь мир, – уже довольно уверенно произнесла классная руководительница. – И вообще, вытащи руки из карманов, когда со старшими разговариваешь. Тем более с классной руководительницей!
Однако отчаянно дрожащие свои руки я из карманов не вытянул. Я пропустил ее слова мимо ушей и продолжал стоять на своем:
– Лилия Владимировна, мне бы хотелось знать, зачем вы сейчас так нагло врете, глядя прямо мне в глаза, как актриса из погорелого театра, и для какой цели на каждом классном часе делаете нам внушение, что группы типа «Вкус крови» плохие. И в то же время вы пришли на их концерт. Как вы можете это объяснить?
Прокопьева достойно выдержала мою пламенную речь. Она снисходительно посмотрела на меня и откликнулась:
– Шатров, ты слишком умный стал, да? За такой тон я могла бы вызвать тебя на педсовет для профилактики, но не сделаю этого – я люблю детишек, тем более тех, кто побывал в лапах оборотня. Я на тебя не злюсь, а сочувствую тебе. И я не верю, что на сцене стоят оборотни. Ахинея какая-то… Это смешно. Я и в оборотней-то не верю, о чем говорила вам перед каникулами. А группа «Вкус крови» плохая. Да что там – отвратная! А сюда я пришла для того, чтобы лично посмотреть на этих, с позволения сказать, певцов. В своем мнении я только утвердилась… Спокойной ночи, Егор. Увидимся в школе. Привет маме! – Прокопьева приобняла меня и прогулочным шагом удалилась.
До меня донеслись ее слова, которые она, кажется, бормотала себе под нос:
– Цирк бесплатный… Оборотни! Вот уж анекдот так анекдот…
Я стоял и просто трясся от злости.
«Прокопьева та еще штучка! И я обязательно выведу ее на чистую воду! Она у меня попляшет, обязательно попляшет! – давал я себе слово. – Я узнаю ее секреты, открою все, что она от нас скрывает. Уверен – она чуть ли не главный персонаж в этой истории…»
Очень сильно я злился и поэтому только запутывался в своих угрозах все больше и больше, никак не мог собрать воедино все события, посмотреть на них со стороны и все понять. И от этого злился еще сильнее…
Глава V
Логово перевертыша
Когда закончились выходные дни, подаренные нам администрацией города, мы вновь приступили к занятиям в школе. Как и следовало ожидать, никто из моих одноклассников и друзей не помнил точно, что видел на сцене в двенадцать часов на Театральной площади. Все утверждали, что никаких оборотней на эстраде не было. И я перестал их допрашивать, чтобы не вызывать к себе лишнее внимание и не провоцировать народ на круговые движения пальцем у виска…
И, как тоже следовало ожидать, у меня резко ухудшились отношения с классной руководительницей. За малейшую неточность в ответе на заданный на уроке вопрос она ставила мне двойку или в лучшем случае тройку и советовала серьезнее относиться к ее предмету, а не то у меня в дневнике будет красоваться «пара» в четверти.
Проделывая все это, Лилия Владимировна улыбалась мне. Если не губами, то глазами. И в ее глазах было что-то такое, от чего мне становилось не по себе. Она знала что-то, чего не знал я, и насмехалась надо мной… Конечно же, мне это не нравилось.
Однажды, когда прозвенел звонок с урока географии, весь класс дружно выбежал из кабинета. А меня, хоть я был уже в дверях, Лилия Владимировна остановила и поманила к себе. Я неохотно подошел, судорожно гадая, чего хочет от меня эта женщина.
– Я беспокоюсь за тебя, Шатров, – с преувеличенной досадой в голосе сказала Прокопьева, рассматривая мои руки, которые опять демонстративно находились в карманах. О, да, это так ее раздражало… – Ты в курсе, что у тебя может быть в четверти неудовлетворительная оценка?
– В курсе, – невозмутимо ответил я. – Она будет благодаря вам. Вы специально ко мне придираетесь, а началось это после того, как мы встретились на концерте «Вкуса крови». – Я понизил голос до шепота: – Мы, Лилия Владимировна, повязаны с вами одной тайной, но между нами есть различие – я тайну разгадываю, а вы – ее участник.
Директриса-географичка вздохнула и посмотрела куда-то в сторону.
– А скажи, Егор, ты ходил к врачу? Больше после того случая не видел оборотней, скажем, по телевизору?
Тон ее был серьезен, а губы сжаты в ухмылку.
– Я вижу оборотня в школе каждый день с понедельника по пятницу… – начал я.
Прокопьева замерла. Побледнела. Больно схватила меня за плечи, но, сразу опомнившись, отпрянула, как от электрического разряда.
– Что, Шатров? Что ты сказал?
Изумленный такой ее реакцией на мои слова, я повторил:
– Каждый день я вижу в школе оборотня.
– И где же он? – Взволнованный голос Прокопьевой вновь стал насмешливым. Но, несмотря на это я чувствовал, что тема ее заинтересовала…
– А вот, за вашей спиной стоит.
Напряженная географичка коротко вскрикнула и оглянулась. Конечно же, за ее спиной никого не было.
– Шутка, – сказал я, стараясь не рассмеяться и сохранить каменное выражение лица. – А если серьезно… Оборотня зовут Прокопьева Лилия Владимировна. Потому что вы двуличная и коварная. Не думайте, что я такой простой и ничего про вас не знаю. Я знаю что-то, чем мог бы вас шантажировать, если бы захотел.
– Ты, Шатров, не бери меня на понт! – вырвалась вдруг у Прокопьевой совсем не учительская фраза, и она тут же себя одернула: – В смысле, не умничай. Я тебя спрашиваю вполне серьезно – как у тебя с психическим здоровьем?
– Ой, Лилия Владимировна, я вас умоляю! Приберегите ваш ехидный взгляд для родственников и друзей, ладно? А за мое психическое здоровье можете не волноваться. Подумайте лучше о том, что я могу вас разоблачить и предать огласке то, что слышал в ночь концерта. Я непременно узнаю вашу тайну, чего бы это мне ни стоило. Вы как-то связаны с оборотнями, но пока я не понял, как именно. Вы не сомневайтесь, я все узнаю и докажу. Еще на классном часе перед каникулами я понял, что вы с оборотнями заодно. Это ведь очень непедагогично – посылать своих учеников в лес на растерзание оборотням. Так что бойтесь и трепещите. Привет оборотням! – ядовито пожелал я на ее же манер и, сильно хлопнув дверью, вышел из класса. И сразу же приник глазом к замочной скважине.
Прокопьева взяла в руки вазу со стола и со всей силы разбила ее об пол. Она злилась. Значит, Лиличке есть что скрывать. Одно очко в мою пользу.
Это хорошо.
Не успел я сделать и двух шагов по коридору, как из кабинета выскочила взмыленная Прокопьева и схватила меня за руку.
– Это еще что за номера? – возмутился я.
– Постой, Шатров. Ты меня обвинил невесть в чем и сразу убежал. О каком звонке ты говоришь?
– Не делайте вид, что не понимаете, о чем речь… – сказал я не очень уверенно. Вдруг Прокопьева и в самом деле не имеет к оборотням никакого отношения и все мои подозрения не более чем бред? На мгновение я засомневался, а потом вспомнил и то, как она уговаривала нас пойти на пикник, и странный телефонный разговор на площади… Впрочем, аргументов маловато, но моим самым сильным аргументом была интуиция. Мне на нее еще грех жаловаться, и сейчас она работала, как никогда, активно, прямо-таки кричала мне, что географичка не так проста, как кажется с виду, и психологически надавить на нее стоило…
– Но я действительно не понимаю… – проговорила Прокопьева.
Я уже собирался процитировать ей все услышанные мной фразы, которые прочно засели у меня в мозгу, но вовремя одумался. Нельзя раскрывать все карты до конца, а уж тем более так тесно контактировать с подозреваемой. Поэтому я накинул на себя маску легкой вины и сказал:
– Извините, мне пора на урок…
И ушел.
Я говорил с нашей странной классной как можно более уверенным тоном, а в душе меня все же грызли сомнения. Я никак не мог от них избавиться, мучился-мучился и в конце концов решил так.
Все, что меня сейчас гложет, так или иначе связано с оборотнем. И совершенно очевидно, что сам разобраться во всем я не могу. Наступило время, когда мне пора прибегнуть к посторонней помощи. Помощи оборотня. Кто, как не он, может мне все объяснить?
Я не стану ждать, что оборотень снова вломится в мою комнату или повстречается мне в автобусе. Я сам приду к нему в лес и найду его логово. И тогда мы разберемся с ним, я получу ответы на все интересующие меня вопросы. Пусть даже ценой этого станет моя жизнь. Хотя я уверен, что все будет хорошо, – не зря же он оставлял меня в живых два раза. Оставит и в третий.
Вечером перед очередным полнолунием я находился дома один – мама работала в ночную смену.
– Принц, будь дома, – сказал я своему псу. – Я недолго. Надеюсь…
Принц заскулил и посмотрел на меня жалобными глазами.
– Будь дома. Тебе туда нельзя, – покачал я головой и закрыл дверь.
Улицы, как всегда, были безлюдны. Голые деревья, стволы которых чуть ли не до середины утопали в ковре из палых листьев, создавали унылую картину. В такое время года только сидеть бы дома да пить горячий чай, читая интересные книги, а не бродить по лесу в поисках оборотня…
На автобусе я доехал до конечной его остановки и еще примерно километр шел пешком до того места, где Алла высадила оборотня. Оглядевшись по сторонам, я перешел дорогу, поле и оказался в лесополосе. Кое-какие места здесь я знал, но в большей ее части не бывал никогда. Очень уж она широкая и густая. И я сомневаюсь, что милиция прочесала абсолютно весь лес в поисках Карины Зиминой. Какое-нибудь непрочесанное местечко да и осталось…
Я даже примерно не представлял, где можно встретиться с оборотнем, куда именно мне надо идти, чтобы его увидеть. Но одно я знал точно – надо идти в лес, надо искать, и я его обязательно найду. Или он меня почует. Странно, но как только я ступил на опушку лесополосы, то сразу почувствовал необычайную легкость. В голову пришла дикая мысль:
Я все шел и шел, надеясь, что оборотень выскочит из-за дерева и снова предстанет передо мной, как Сивка-Бурка перед Иваном-дураком из известной сказки. И тогда я спросил бы у него, что ему от меня понадобилось, зачем он два раза нападал на меня.
Я шел спонтанно, без определенного маршрута, но вскоре заметил: отчего-то, когда я останавливаюсь около какого-нибудь дерева, мне вдруг нестерпимо хочется свернуть направо или налево. Я иду туда, а через какое-то время возле какой-то другой точки желание повернуть в сторону одолевает меня снова. И я стал этому желанию подчиняться, посчитав, что мне помогает шестое чувство, проще говоря, интуиция. Ей я доверял всегда. Ведь по меньшей мере глупо утверждать, что главные в человеке – пять чувств: вкус, слух, зрение, обоняние и осязание. А еще есть интуиция! Правда, многие скептически усмехаются, когда кто-то говорит, что ему помог внутренний голос. И зря усмехаются. Он есть. И у самих этих скептиков, между прочим, внутренний голос тоже есть, вот только они к нему не прислушиваются… В общем, мой внутренний голос шептал мне, когда надо свернуть, а когда идти прямо.
Ступая по лесу, я включал прихваченный из дома фонарик, но, как только вспыхивал свет, внутренний голос замолкал, и на меня мгновенно наваливался страх. Мгновенно приходило понимание того, что я нахожусь в полнолуние в лесу и что зашел я довольно далеко… А вот когда я выключал фонарик, голос появлялся опять.
Неожиданно я обо что-то споткнулся. Упал, проехался носом по земле, усыпанной хвойными иголками. Тихо постанывая от боли, я поднялся на ноги и отряхнулся. Из носа текла теплая кровь, одежда на локтях и коленках разорвалась, а сами эти части тела саднили.
– Вот черт… Надо же было так грохнуться… – проговорил я.
Отряхнувшись, я решил продолжить свой путь… и не смог – впереди возвышалось что-то высокое и довольно раскидистое. Я хотел было обойти это место, но интуиция подсказывала, что идти надо
Я включил фонарик и осветил окрестности. Густо росшие деревья почти смыкались за моей спиной, по бокам. Деревья были повсюду. А возвышенностью оказалась гора валежника, окруженная сухостоем. Неестественно большая гора. Раньше я видел валежник несколько раз, и оба раза это были небольшие кучки. А тут не кучка, а целая гора – палки, листья, хворост, бревна…
И, подчиняясь внутреннему голосу, я полез через валежник. Я
Я поставил ногу на выступающее, как ступенька, бревно и стал взбираться на кучу. Из-под ног посыпались ветки. Я старался лезть как можно аккуратней, потому что если бы я поскользнулся, то непременно свернул бы шею или сломал ногу. Валежник был очень непрочным, колючки все время кололи мне ладони, а ветки так и норовили выколоть глаза.
Вот я добрался почти до верхушки горы, оставалось пролезть еще пару метров, а там, наверное, можно будет спокойно идти дальше… Но вдруг случилось то, чего я боялся больше всего, – я поскользнулся на толстой скользкой ветке и полетел вниз, больно ударяясь о бревна. Злополучная скользкая ветка, вывернувшись из-под моей ноги, зацепила остальные ветки и толстые палки, словом, весь валежник. Внезапно вся конструкция задрожала, зашелестела и начала рассыпаться. Превозмогая боль, я вскочил с земли и отбежать от рассыпающегося валежника, иначе меня могло засыпать, и я остался бы до скончания веков погребенным под ветками и бревнами.
– Вот это да… – изумленно выдохнул я, освещая фонариком то, что оказалось замаскированным под валежником. А маскировал он старый разваливающийся домик лесничего. – Если этот домик спрятали, значит, он необычный и там есть что скрывать. Что ж, надо его обследовать.
Действительно, вдруг в этом трухлявом с виду жилище кроется то, что послужит ключом ко всем дверям, за которыми находятся ответы на мучившие меня вопросы? Или какая-то другая тайна… В любом случае, в него нужно проникнуть во что бы то ни стало.
Я положил фонарик на пенек. Подошел к рассыпавшемуся валежнику и принялся оттаскивать ветки и бревна в разные стороны, чтобы проложить себе дорожку к домику. Вскоре путь был расчищен. Я взял фонарик в руку и подошел к двери. Я был решителен в своих действиях, но вместе с тем меня одолевали сомнения – заходить в дом или нет? Ввязнуть в эту историю еще больше или пройти мимо? Или же мои опасения беспочвенны, и дом никак не связан с переживаниями последнего времени? Это вполне возможно. Но домик-то все равно наверняка скрывает какую-то загадку, в противном случае его вряд ли стали бы прятать под валежником…
«Чтобы выяснить, надо войти в дом. А там, если увижу что-то значимое, решу, как с этим быть», – подумал я и толкнул дверь в дом. Она протяжно заскрипела. Запах сырости и затхлости ударил в мой разбитый нос, пыль, кружившая по всему дому, попала в глаза, и они сразу заслезились. Еще в этой халупе витал непонятный и противный запах. Чем пахло, я не смог определить. Запах был мне незнаком, оставалось лишь строить догадки. Одно можно было сказать точно – пахло чем-то тошнотворным.
В доме не было ни столов, ни стульев, ни посуды, ни какого-либо другого скарба, не говоря уже о занавесках.
– М-да, ну и развалюха… – сказал я сам себе. Осветил еще раз фонариком помещение и узрел в земляном полу ледник, вырытый посреди дома и ничем не накрытый. Я удивился – ледник ведь принято закрывать деревянной крышкой, чтобы он не терял своих охлаждающих свойств… Значит, им, по-видимому, не пользуются… Но через минуту я отверг свое предположение. Ледником пользовались. Правда, выполнял он роль не холодильника, а… Однако я забегаю вперед.
Сначала я подошел поближе к глубокому леднику и посветил вниз. Там была довольно большая куча, накрытая грубой мешковиной. Я почувствовал, что наткнулся на что-то страшное. К горлу подобрался вязкий густой ком. Захотелось выбежать из домика и вернуться домой… Хотя с недавних пор я прекрасно знал, что и дом не может защитить от «воздействий окружающей среды».
Недолго колеблясь, я прыгнул в совсем не холодный ледник и подобрался к необычной куче. Я понял, что именно она являлась источником ужасного запаха. Вокруг нее я заметил нечистоты и гнилые остатки еды… С раскрытым от удивления ртом я обвел фонариком всю яму и обнаружил одежду – ту самую, в которую одевается оборотень, когда «выходит в люди». В ней он приходил и ко мне… Она была разорванная, грязная, окровавленная. Лежащие рядом мужские туфли находились в столь же плачевном состоянии.