Гарри Поттер и Волшебный камень (перевод М. Спивак)

— Пусть она поползает, — заканючил он. Дядя Вернон постучал по стеклу, но змея не шелохнулась.

— Постучи еще, — приказал Дудли. Дядя Вернон сильно постучал по стеклу костяшками пальцев. Змея продолжала спать.

— Ску-у-учно, — простонал Дудли. И, загребая ногами, пошел прочь.

Гарри подошел к витрине и пристально посмотрел на змею. Он бы не удивился, узнав, что та умерла со скуки — никакой компании, кроме глупых людей, целый день барабанящих по стеклу, чтобы разбудить тебя. Хуже, чем спать в чулане, его-то ведь будит одна лишь тетя Петуния, и он может передвигаться по дому.

Вдруг змея открыла круглые глаза. Медленно, очень медленно поднимала она голову, пока ее взгляд не пришелся вровень с глазами Гарри.

Она подмигнула.

Сначала Гарри не мог отвести глаз. Потом быстренько огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Никто не смотрел. Тогда он повернулся к змее и тоже подмигнул ей.

Змея качнула головой в сторону дяди Вернона и Дудли, а после возвела глаза к потолку. Она посмотрела на Гарри взглядом, ясно говорившим: «И так все время.»

— Понимаю, — пробормотал Гарри в стекло, хотя и не был уверен, что змея услышит его, — ужасно надоедает.

Змея согласно закивала.

— А ты вообще откуда? — полюбопытствовал Гарри.

Змея постучала хвостом по табличке, прикрепленной рядом с клеткой. Гарри прочитал: «Боа-констриктор, Бразилия».

— Там хорошо, в Бразилии?

Боа- констриктор снова постучал по табличке, и Гарри прочел дальше: «Этот экземпляр выведен в зоопарке».

— Вот как? Значит, ты никогда не была в Бразилии?

Змея отрицательно затрясла головой, и одновременно за спиной у Гарри раздался такой оглушительный вопль, что оба, и он, и змея, подпрыгнули. «ДУДЛИ! МИСТЕР ДУРСЛЕЙ! ИДИТЕ СЮДА! ПОСМОТРИТЕ НА ЭТУ ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ДЕЛАЕТ!»

Дудли подбежал, переваливаясь.

— Уйди с дороги, ты, — крикнул он, ткнув Гарри под ребра. От неожиданности Гарри упал на бетонный пол. Дальше все произошло настолько быстро, что никто даже не понял, что случилось — только что Пьерс с Дудли стояли, уткнувшись носами в стекло, а в следующую секунду они уже отскочили в сторону с воплями ужаса.

Гарри сидел на полу, хватая ртом воздух; стеклянная витрина, ограждавшая клетку боа-констриктора, исчезла. Огромная змея, стремительно развертывая кольца, выползала на пол. По всему террариуму люди вопили и неслись к выходу.

В тот момент, когда змея быстро и бесшумно проскользнула мимо Гарри, он услышал — он мог бы поклясться, что услышал — тихий, свистящий голос, проговоривший: «В Бразилию… с-с-спас-сибо, амиго».

Смотритель террариума был в шоке.

— Стекло, — повторял он как заведенный. — Куда делось стекло?

Директор зоопарка собственноручно заварил для тети Петунии чашку крепкого сладкого чаю, не переставая извиняться. Дудли и Пьерс едва могли говорить, у них тряслись губы. Насколько видел Гарри, боа-констриктор всего-навсего игриво стукнул их хвостом по пяткам, проползая мимо, но к тому моменту, когда все расселись в машине, Дудли уже взахлеб рассказывал, как питон едва не откусил ему ногу, а Пьерс божился, что его чуть не задушили. Но самое худшее, по крайней мере для Гарри, началось тогда, когда слегка успокоившийся Пьерс наябедничал: «А Гарри разговаривал с ним, скажешь, нет, Гарри?».

Дядя Вернон дождался, пока Пьерса забрали, и сразу же начал орать на Гарри. Дядя был так зол, что едва мог говорить. Ему удалось лишь выдавить из себя: «Вон — в чулан — будешь сидеть — без еды», и он рухнул в кресло — тете Петунии пришлось побежать и принести большой стакан бренди.

Много позже Гарри лежал в чулане, мечтая о часах. Он не знал, сколько времени и не мог быть уверен, что семья заснула. До этого он не смел вылезти из чулана и пробраться на кухню, чтобы хоть что-нибудь съесть.

Он жил у Дурслеев уже почти десять лет, десять несчастливых лет, с тех самых пор как себя помнил, с того времени, как его родители погибли в автокатастрофе. Он не помнил, что тоже был в той машине. Иногда, когда он сильно напрягал память во время долгих заключений в чулане, к нему приходило странное видение: ослепительная вспышка зеленого света и огненная боль во лбу. Это, по его предположениям, и было воспоминание об аварии, хотя он и не мог себе представить, что это была за вспышка. Он совсем не помнил родителей. Дядя и тетя никогда не говорили о них и, уж конечно, ему было запрещено задавать вопросы. Фотографий их в доме тоже не было.

Когда Гарри был помладше, он все мечтал о каких-нибудь неизвестных родственниках, которые приедут и заберут его, но такого не могло случиться; кроме дяди и тети, у него никого не было. И все же иногда ему казалось (или, может быть, ему хотелось, чтобы так было), что незнакомые люди на улице узнают его. Очень, кстати, странные незнакомые люди. Однажды, когда они ходили по магазинам с тетей Петунией и Дудли, ему поклонился крошечный человечек в фиолетовом цилиндре. После яростных расспросов, откуда Гарри знает этого человека, тетя волоком вытащила детей на улицу, так ничего и не купив. В другой раз, в автобусе, ему весело помахала рукой дикого вида старуха, вся в зеленом. Не далее чем позавчера лысый мужчина в очень длинном пурпурном плаще поздоровался с ним за руку и, не говоря ни слова, ушел. Самое странное, что все эти люди исчезали, как только Гарри пытался рассмотреть их получше.

В школе у Гарри друзей не было. Все знали, что Дудли с приятелями терпеть не могут дурака Поттера с его мешковатой одеждой и разбитыми очками, а никто не хотел идти против Дудли и его банды.

Глава 3 Письма ниоткуда

Побег бразильского боа-констриктора обошелся Гарри дорогой ценой. К тому времени, когда его выпустили из чулана, уже начались летние каникулы, и Дудли успел сломать новую видеокамеру, разбить планер и, при первом же выезде на гоночном велосипеде, сшибить с ног старую миссис Фигг, тащившуюся по Бирючиновой аллее на костылях.

Гарри радовался, что школа уже кончилась, но от Дудли и его приятелей, ежедневно приходивших в гости, деться было некуда. Пьерс, Деннис, Малькольм и Гордон были здоровые и тупые как на подбор, но Дудли был самым большим и самым тупым, а потому являлся вожаком. Друзья с удовольствием составляли Дудли компанию в занятиях его любимым видом спорта: гонками за Гарри.

Гарри старался проводить по возможности больше времени вне дома, бродил по окрестностям и думал о начале нового учебного года, который нес с собой слабый лучик надежды. Когда наступит сентябрь, Гарри пойдет уже не в начальную, а в среднюю школу и к тому же, в первый раз в своей жизни, без Дудли. Дудли зачислили в частную школу под названием «Смылтингс», куда когда-то ходил дядя Вернон. Туда же направлялся и Пьерс Полукис. А Гарри записали в «Бетонные стены», районную общеобразовательную школу. Дудли считал, что это очень смешно.

— В «Бетонных стенах» в первый день всех макают головой в унитаз, — сказал он как-то Гарри, — хочешь пойдем наверх потренируемся?

— Нет, спасибо, — ответил Гарри, — в наш бедный унитаз еще не попадало ничего хуже твоей головы — он засорится, — и убежал раньше, чем до Дудли дошел смысл сказанного.

Однажды в июле тетя Петуния вместе с Дудли отправилась в Лондон покупать форменную одежду, которую носили ученики «Смылтингса», а Гарри остался у миссис Фигг. У нее было не так ужасно, как раньше. Как выяснилось, миссис Фигг сломала ногу, споткнувшись об одну из своих питомиц, и это несколько охладило ее любовь к животным. Она разрешила Гарри посмотреть телевизор и отломила от плитки кусочек шоколада — по вкусу легко можно было заподозрить, что плитка лежит у миссис Фигг уже несколько лет.

Тем же вечером в гостиной Дудли демонстрировал новую, с иголочки, форму. В «Смылтингсе» мальчики носили бордовые курточки, оранжевые гольфы и плоские соломенные шляпы под названием «канотье». Кроме того, им полагались шишковатые палки, чтобы стукать друг друга, когда учитель отвернется. Считалось, что это дает полезные для будущей жизни навыки.

Глядя на новые гольфы сына, дядя Вернон срывающимся голосом произнес, что это самый торжественный момент в его жизни. Тетя Петуния разрыдалась и сквозь слезы сказала, что просто не может поверить, что видит перед собой милого Мышку-Дудли, он такой красивый и взрослый. Гарри не решился ничего сказать. Он и так боялся, что сломал пару ребер, сдерживая хохот.

На следующее утро, когда Гарри вышел к завтраку, в кухне стоял отвратительный запах. Источником вони Гарри определил большое цинковое корыто, водруженное на раковину. Он подошел взглянуть. В серой воде плавало нечто, похожее на грязные половики.

— Что это? — спросил он у тети Петунии. Губы ее сжались, как, впрочем, и всегда, когда он осмеливался задавать вопросы.

— Твоя новая школьная форма, — ответила она.

Гарри еще раз посмотрел в корыто.

— Ой, — сказал он, — я и не знал, что она должна быть такая мокрая.

— Не идиотничай, — разозлилась тетя Петуния. — Я перекрашиваю для тебя старые вещи Дудли в серый цвет. Чтобы было как у всех.

Гарри сильно сомневался, что у всех будет именно так, но почел за благо не спорить. Он сел за стол и постарался не думать о том, как будет выглядеть первого сентября, когда пойдет в «Бетонные стены» — наверное, так, как будто напялил старую слоновью шкуру.

Вошли Дудли с дядей Верноном, брезгливо морща носы из-за запаха, шедшего от новой школьной формы Гарри. Дядя Вернон, как всегда, развернул газету, а Дудли стал барабанить по столу смылтингсовой палкой, которую теперь повсюду таскал за собой.

От входной двери донесся щелчок открывающейся прорези, куда почтальон опускал почту, и, несколько позже, звук упавших на коврик писем.

— Принеси почту, Дудли, — велел дядя Вернон из-за газеты.

— Пусть Гарри принесет.

— Принеси почту, Гарри.

— Пусть Дудли принесет.

— Ткни его палкой, Дудли.

Гарри увернулся от палки и пошел за почтой. На коврике лежали три предмета: открытка от Маржи, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, скорее всего, со счетами, и — письмо для Гарри.

Гарри взял письмо в руки и не мог оторвать от него глаз; сердце мальчика, как мячик на резинке, прыгало в груди. Никто, никогда, за всю его жизнь не писал ему писем. Да и кто бы стал ему писать? У него не было ни друзей, ни родственников — и он не был записан в библиотеку, так что не получал даже невежливых уведомлений с требованиями вернуть просроченные книги. И все же, вот оно — письмо, с адресом, доказывавшим, что никакой ошибки нет:

Сюррей

Литтл Уингинг,

Бирючиновая аллея, дом № 4,

чулан- под-лестницей,

М- ру Г. Поттеру

Конверт был толстый и тяжелый, из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелеными чернилами. Марка отсутствовала.

Трясущимися руками повернув конверт обратной стороной, Гарри увидел пурпурную сургучную печать с гербом: лев, орел, барсук и змея, окружавшие большую букву «Х».

— Ну где ты там? — раздался голос дяди Вернона. — Что, проверяешь, нет ли бомб? — он засмеялся собственной шутке.

Гарри вернулся на кухню, не переставая рассматривать письмо. Он протянул дяде Вернону открытку и счета, а сам сел и начал медленно открывать желтый конверт.

Дядя Вернон рывком вскрыл счета, раздраженно фыркнул и стал читать открытку.

— Маржи заболела, — сообщил он тете Петунии, — съела какую-то…

— Пап! — вдруг закричал Дудли. — Пап, смотри, что это у Гарри?

Гарри почти уже развернул письмо, написанное на таком же жестком пергаменте, из которого был сделан конверт, но тут дядя Вернон грубо выдернул письмо у него из рук.

— Это мое! — закричал Гарри, пытаясь вернуть письмо.

— Кто это станет тебе писать? — издевательски бросил дядя Вернон, держа письмо одной рукой и встряхивая его, чтобы оно развернулось. Он глянул на текст, и цвет его лица сменился с красного на зеленый быстрее, чем меняется свет у светофора. Но на зеленом дело не кончилось. Буквально через секунду лицо дяди Вернона приобрело сероватый оттенок засохшей овсяной каши.

— П-п-петуния! — задыхаясь, прошептал он.

Дудли попытался выхватить и прочитать письмо, но дядя Вернон держал его высоко, так, что Дудли не мог дотянуться. Тетя Петуния с любопытством взяла пергамент у дяди из рук и прочла первую строчку. С минуту она стояла покачиваясь, будто вот-вот упадет в обморок. Потом схватилась за горло и издала задушенный хрип.

— Вернон! Боже милосердный! Вернон!

Они смотрели друг на друга, словно позабыв о том, что Дудли и Гарри все еще находятся в кухне. Дудли не привык, чтобы его игнорировали. Он изо всех сил треснул отца палкой по голове.

— Хочу прочитать письмо! — заявил он громко.

— Это я хочу прочитать письмо, — гневно прервал его Гарри, — оно мое!

— Убирайтесь отсюда, оба! — прохрипел дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт.

Гарри не пошевелился.

— ОТДАЙТЕ МНЕ ПИСЬМО! — заорал он.

— Отдайте мне письмо! — потребовал Дудли.

— ВОН! — проревел дядя Вернон и за шкирку вышвырнул обоих мальчишек в холл, захлопнув кухонную дверь у них перед носом. Гарри и Дудли тут же деловито и безмолвно подрались за место у замочной скважины. Дудли победил, поэтому Гарри, в очках, болтавшихся на одном ухе, лег на живот и стал подслушивать под дверью.

— Вернон, — говорила тетя Петуния дрожащим голосом, — посмотри на адрес — откуда они могли узнать, где он спит? Ты же не думаешь, что за нами следят?

— Следят — шпионят — может быть, даже подглядывают, — дико бормотал дядя Вернон.

— Что же нам делать, Вернон? Написать им? Сказать, что мы не желаем…

Гарри видел, как сияющие черные туфли дяди Вернона шагают взад-вперед по кухне.

— Нет, — наконец решил дядя Вернон, — мы не будем обращать на это внимания. Если они не получат ответа… Да, так будет лучше всего… мы ничего не будем делать…

— Но…

— Мне не нужно ничего такого в моем доме, Петуния! Разве мы не поклялись, когда оставили его у себя, что будем выжигать каленым железом всю эту опасную ересь?

Вечером, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил нечто, чего никогда раньше не делал; он посетил Гарри в его чулане.

— Где мое письмо? — выпалил Гарри, едва только дядя Вернон протиснулся в дверцу. — Кто это мне пишет?

— Никто. Это письмо попало к тебе по ошибке, — коротко объяснил дядя Вернон. — Я его сжег.

— Ничего не по ошибке, — сердито буркнул Гарри, — там был написан мой чулан.

— ТИХО! — рявкнул дядя Вернон, и с потолка свалилась пара пауков. Дядя несколько раз глубоко вдохнул, а затем заставил себя улыбнуться, что вышло у него довольно неудачно.

— Кстати, Гарри…по поводу чулана. Мы с твоей тетей считаем… ты уже такой большой… тебе тут неудобно… мы думаем, будет хорошо, если ты переедешь во вторую спальню Дудли.

— Зачем? — спросил Гарри.

— Не задавай лишних вопросов! — гаркнул дядя. — Собирай свои вещи и побыстрее!

В доме было четыре спальни: одна принадлежала дядя Вернону и тете Петунии, вторая служила комнатой для гостей (чаще всего в ней останавливалась Маржи, сестра дяди Вернона), в третьей спал Дудли, а в четвертой хранились вещи и игрушки Дудли, не вмещавшиеся в его первую комнату. Гарри потребовалось одно-единственное путешествие на второй этаж, чтобы перенести туда все свое имущество. Он присел на кровать и осмотрелся. Практически все вещи в комнате были поломаны или разбиты. Всего месяц назад купленная видеокамера валялась поверх игрушечного танка, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку; в углу пылился первый собственный телевизор Дудли, разбитый ногой в тот день, когда отменили его любимую передачу; здесь же стояла большая птичья клетка, где когда-то жил попугай, которого Дудли обменял на настоящее помповое ружье, лежавшее на верхней полке с погнутым дулом — Дудли неудачно посидел на нем. Остальные полки были забиты книгами. Книги выглядели новыми и нетронутыми.

Снизу доносился рев Дудли: «не хочу, чтобы он там жил… мне нужна эта комната… выгоните его…».

Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Еще вчера он отдал бы что угодно, лишь бы получить эту комнату. Сегодня он скорее согласился бы снова оказаться в чулане, но с письмом, чем быть здесь наверху без письма.

На следующее утро за завтраком все вели себя неестественно тихо. Один Дудли кричал, вопил, колотил отца палкой, пинал мать ногами, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в парнике, но так и не получил назад своей комнаты. Гарри в это время вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал письмо в холле. Дядя Вернон и тетя Петуния бросали друг на друга мрачные взгляды.

Когда пришла почта, дядя Вернон, явно старавшийся угодить Гарри, послал за ней Дудли. Они слышали, как Дудли по дороге колошматит по чем попало своей смылтингсовой палкой. Потом раздался крик: «Еще одно! Бирючиновая аллея, дом № 4, Малая Спальня, М-ру Г. Поттеру…»

С задушенным хрипом дядя Вернон выпрыгнул из-за стола и понесся в холл, по пятам преследуемый Гарри. Дяде Вернону пришлось повалить Дудли на пол и силой вырвать письмо, причем Гарри в это время изо всех сил тянул дядю за шею, стараясь оттащить его от Дудли. После нескольких минут беспорядочной драки, в которой каждому перепало множество ударов палкой, дядя Вернон выпрямился, хватая ртом воздух и победно сжимая в руке письмо.

— Иди к себе в чулан — то есть, в комнату, — свистящим от удушья голосом приказал он Гарри. — Дудли — уйди — говорю тебе, уйди.

Гарри кругами ходил по новой комнате. Кто-то знает не только о том, что он переехал, но и о том, что он не получил первого письма. Наверное, они попробуют написать еще раз? И уж на этот раз он постарается, чтобы письмо дошло по назначению. У него созрел план.

На следующее утро отремонтированный будильник зазвенел в шесть часов утра. Гарри поскорее выключил его и бесшумно оделся. Главное никого не разбудить. Не зажигая света, Гарри прокрался вниз.

Он решил подождать почтальона на углу Бирючиновой аллеи и взять у него почту для дома № 4. Он пробирался по темному холлу, и сердце его колотилось как сумасшедшее…