Косметика врага

– Откуда вы знаете?

– Вы деловой человек. И ваши устремления исчисляются деньгами. А деньги – это самое низменное, что только есть.

– Я по крайней мере никому не надоедаю.

– Но своей деятельностью вы все равно наносите кому-то вред.

– Даже если это так, то кто вы такой, чтобы колоть мне этим глаза?

– Я Тексель. Текстор Тексель.

– Я это уже слышал.

– Я голландец.

– Голландец – гроза аэропортов. Пытаетесь играть в Летучего голландца.

– Летучий голландец? Вот простак! Этот наивный романтик охотился только за женщинами.

– А вы охотитесь только за мужчинами?

– Я охочусь за теми, кто мне нравится. Вы, например, показались мне довольно симпатичным, месье Ангюст. Вы не похожи на обычного делягу. Я почувствовал в вас что-то располагающее. И это очень трогательно.

– Вы ошибаетесь, во мне нет ничего располагающего.

– Это вы так думаете. На самом деле жизнь не убила в вас юношу, открытого, любознательного. И вам не терпится узнать мою тайну.

– Люди вроде вас твердо уверены, что всем вокруг интересны их тайны.

– Но это так и есть.

– Ну, хорошо, тогда постарайтесь меня развлечь. Это поможет мне убить время.

Жером закрыл книгу и сложил руки. Теперь он смотрел на своего преследователя, как на эстрадного конферансье.

– Меня зовут Тексель. Текстор Тексель.

– Это любимый припев?

– Я голландец.

– Вы думаете, я это забыл?

– Если вы будете меня все время перебивать, мы не сдвинемся с места.

– Но я не уверен, что мне хочется куда-то двигаться вместе с вами.

– Откуда вы знаете! Вы наверняка измените свое мнение, когда я расскажу вам несколько случаев из моей жизни. Например, когда я был маленьким, я убил человека.

– Простите?

– Мне было тогда восемь лет. В моем классе учился мальчик по имени Франк. Это был чудесный мальчуган – красивый, приветливый, улыбчивый. Он не был первым учеником, но успевал по всем предметами, особенно отличался в спорте, а это всегда помогает завоевать любовь одноклассников. Все просто обожали этого мальчика.

– Кроме вас.

– Я его ненавидел. Должен признаться, что сам я был хилым и совершенно не спортивным мальчишкой. И у меня совсем не было друзей.

– Надо же! – улыбнулся Ангюст. – Вас уже в детстве не любили!

– Хотя я старался изо всех сил, чтобы меня полюбили. Но сколько я ни старался, у меня ничего не получалось.

– И с возрастом вы не преуспели.

– А Франка любили, поэтому с каждым днем я ненавидел его все сильней. В ту пору я еще верил в Бога. Однажды воскресным вечером, уже в постели, я принялся горячо молиться. Это была молитва, подсказанная самим дьяволом: я просил Всевышнего убить мальчика, которого ненавидел. Долгие часы я молил об этом Бога.

– Легко догадаться, что было дальше.

– На следующее утро в наш класс вошла опечаленная учительница и со слезами на глазах сообщила, что этой ночью у Франка случился неожиданный сердечный приступ, и он умер.

– И вы, конечно, решили, что это произошло по вашей вине.

– Но это действительно произошло по моей вине. Если бы не я, с чего бы это вдруг абсолютно здоровый мальчик умер от сердечного приступа?

– Если бы это было так просто, на земном шаре почти не осталось бы живых.

– Мои одноклассники заплакали. Ну, и как положено в таких случаях, звучали фразы: «Первыми всегда уходят лучшие», и т. д. А я думал: «Конечно, лучшие! Стал бы я так молиться, если бы он не был лучшим!»

– И вы решили, что Бог услышал вашу молитву? Вы ведь никогда ни в чем не сомневаетесь.

– Поначалу я торжествовал: я победил! Теперь этот Франк больше не будет мне мозолить глаза. Но вскоре я понял, что смерть мальчика ничего не изменила в моей жизни. Для своих одноклассников я по-прежнему оставался гадким утенком, которого никто не любит. Напрасно я думал, что главное для меня – освободиться от своего соперника. Как я ошибался! Франка забыли, но я вовсе не занял его место.

– Ничего удивительного. У вас совсем нет обаяния.

– Прошло немного времени, и я начал испытывать угрызения совести. Если бы мне удалось завоевать любовь одноклассников, я бы не сожалел о своем преступлении. Но меня мучила мысль, что я убил Франка напрасно.

– И с той поры вы торчите в аэропортах и каждому встречному рассказываете о своих душевных муках.

– Все не так просто, как вы думаете. Мне было стыдно, но я вовсе не страдал.

– У вас, видимо, хватало здравого смысла не чувствовать себя виноватым?

– И снова вы ошибаетесь. Я ни минуты не сомневался, что убил этого мальчика. Но мое детское сознание еще не было готово к подобной ситуации. Как вам известно, взрослые приучают детей здороваться и запрещают ковырять в носу. Но они не внушают, что нельзя убивать своих маленьких товарищей. Поэтому я испытывал такие же угрызения совести, как если бы украл конфеты с витрины.

– Если вы утратили веру, почему вы по-прежнему считаете себя виноватым в смерти Франка?

– Вера укрепляет человеческий дух и придает ему огромную силу. Независимо от того, существует Бог или нет. Я столь убедительно молил Бога лишить Франка жизни! Утратив веру, я утратил и свою власть.

– Какое счастье, что вы больше не верите и уже не можете…

– Да. Поэтому второе убийство далось мне не так легко.

– Ах, так была целая серия убийств?

– В расчет идет только первое. Если ты убийца, то чувство вины не возрастает в зависимости от числа жертв. Не важно, сколько ты убил: одного человека или сотню. Стоит убить одного, а затем можно убить и сотню.

– Конечно. Зачем отказывать себе в маленьких радостях?

– Я вижу, вы не воспринимаете меня всерьез. Вы смеетесь надо мной.

– Если вы верите, что убили своего одноклассника, то вы не такой уж великий преступник.

– Вы правы, я мелкий преступник, не обладающий большим размахом.

– Как мне нравится эта самокритичность!

– Да, я убил всего двух человек.

– Всего лишь двух! Месье, вы не очень-то честолюбивы.

– Согласен. Я был рожден для большего. Но меня попутал проклятый демон вины, который помешал мне выполнить мое великое предназначение.

– Демон вины? Я думал, вы испытывали обыкновенное раскаяние.

– После убийства Франка – да. Но позже меня стало постоянно мучить чувство вины.

– Это началось после второго убийства? Как оно произошло? Вы наслали на человека порчу?

– Зря смеетесь. Чувство вины возникло у меня, как только я утратил веру в Бога. А вы веруете?

– Нет. В моей семье не было верующих.

– Забавно, когда о вере говорят как о гемофилии. Мои родители тоже не веровали, но это не помешало мне стать верующим.

– Но ведь сейчас вы атеист, как и ваши родители.

– Да, я утратил веру после одного случая, одного нелепого случая, который полностью перевернул мою жизнь.

– То есть вы пережили сильное душевное потрясение.

– Да, можно сказать и так. Мне было тогда двенадцать с половиной лет. Я жил у дедушки с бабушкой. В доме было три кошки, и в мои обязанности входило готовить им еду: я должен был открывать рыбные консервы и смешивать их с рисом. Отвратительная процедура. Меня тошнило от одного только вида рыбы и ее запаха. Но от меня требовали, чтобы я долго-долго разминал рыбу, пока она не образует с рисом единую массу, иначе кошки не станут ее есть. Я закрывал глаза и вслепую, на грани обморока, руками месил и месил эту кашу. Стоило мне только коснуться пальцами переваренного риса и рыбы, как на меня накатывала дурнота.

– Вас можно понять.

– Я не один год готовил это отвратительное месиво, но однажды произошло неожиданное; мне было тогда двенадцать с половиной лет. Я открыл глаза и посмотрел на кошачью смесь, которую приготовил собственными руками. К горлу тотчас же подступила тошнота, но я сумел ее подавить. И тут вдруг я непроизвольно засунул эту гадость в рот и проглотил.

– Фу!

– А вот и нет! Вот и нет! Мне показалось, что я не ел ничего вкуснее! Я был тщедушным мальчишкой, которого никогда не могли усадить за стол и кормили чуть ли не силой, а тут я с наслаждением съел эту мерзкую кашицу для животных. После чего я с ужасом осознал, что мне хочется еще этого рыбного клея, и начал горстями засовывать его в рот. Три кошки испуганно наблюдали, как их обед исчезает в моем желудке. Но я испытал куда более сильное потрясение, чем они: я понял, что ничем не отличаюсь от кошек. Я сознавал, что набросился на кошачий корм не по своей воле – меня заставила это сделать какая-то враждебная мне сила. В итоге я съел всю миску, до последней крошки. Кошачье семейство осталось в тот день голодным. Свидетелями моего падения были только кошки.

– Забавная история.

– Ужасная история, потому что с этого дня я утратил веру.

– Странно. Я неверующий, но не вижу связи: почему пробудившийся вкус к кошачьему корму заставил вас усомниться в существовании Бога?

– Причем тут вкус к кошачьему корму! Это сидевший во мне враг заставил его проглотить! До сих пор он молчал, а тут вдруг показал, что он в тысячу раз сильнее Бога, и я утратил веру не в Его существование, а в Его могущество.

– Так вы по-прежнему верите, что Бог существует?

– Да, потому что я постоянно оскорбляю его.

– А почему вы его оскорбляете?

– Чтобы заставить его как-то ответить на мои проклятия. А он не отвечает, словно у него совсем нет чувства собственного достоинства. Даже люди не так аморфны, как он. Бог – это полное ничтожество. Видите? Я его оскорбляю, а он молчит.

– А чего вы от него хотите? Чтобы он поразил вас молнией?

– Вы путаете его с Зевсом, месье.

– Допустим. Так чего же вы хотите? Чтобы он наслал на вас дождь из кузнечиков или чтобы вас поглотили воды Красного моря?

– Вы все смеетесь. Но если бы вы знали, как горько было убедиться, что Бог бессилен, а внутренний враг всемогущ! До этого дня я верил, что где-то на небесах живет незлобивый и благоволивший ко мне Владыка, а теперь я понял, что нахожусь в полной власти засевшего во мне жестокого тирана.

– Но что тут такого: съесть кошачий корм! Это же пустяк!

– С вами такое случалось?

– Нет.

– Тогда что вы об этом знаете? Поверьте мне, что это ужасно: сожрать кошачий обед. Прежде всего, это противно. Но самое страшное: после этого начинаешь себя ненавидеть. Смотришь на себя в зеркало и думаешь: «Этот сопляк сожрал целую миску кошачьей мерзости». И чувствуешь, что полностью зависишь от темной и ненавистной силы, которая притаилась у тебя в животе и громко потешается над тобой.

– Это дьявол?

– Называйте его как угодно.

– Мне все равно, как его называть. Я не верю ни в Бога, ни в черта.

– А я верю во врага. Есть Бог или нет – это еще надо доказать, а его всесилие и вовсе под вопросом. А внутренний враг то и дело напоминает о себе, и от него никуда не спрячешься. Я верю в него, потому что он непрерывно, днем и ночью, путается у меня под ногами. Этот враг изнутри разрушает все, что только может разрушить. Он против вашей воли обнажает червоточину, которая таится в любом предмете и в каждом человеке. Он высвечивает все, что в вас есть самого низкого, а заодно и подлость ваших друзей. Этот враг может замучить вас в один день. Он заставит вас ненавидеть самого себя. И если вам выпадет счастье встретить божественно прекрасную незнакомку, то по его приказу на ее небесных чертах вы различите печать смерти.

– Это он надоедает своими разговорами, когда пытаешься читать в аэропорту, в ожидании самолета?

– Да, в вашем случае это он. Быть может, он не существует вне вас. Вам кажется, что он сидит рядом, а он прячется у вас в голове или желудке и мешает вам читать.

– Нет, месье. У меня нет внутреннего врага. У меня есть только вполне реальный враг, который находится рядом со мной. Это – вы.

– Это вам так кажется. А я знаю, что мой внутренний враг сидит во мне и внушает мне чувство вины.

– Вины за что?