— Я не ухожу. Ну так почему спросила?
— Просто я вспомнила ее. Это «Пер Гюнт». Мне это ни о чем не говорит, пустые слова — «Пер Гюнт». А, вот еще: Ибсен… Фамилия?
— Ясно. Наверное, ты вспоминаешь что-то, — Аня помолчала, ковыряя пальцем край облезающей краски на подоконнике. — Ты не убивала мужа, Дина. Тебя подставили. И тебе нужно отсюда убежать.
От неожиданности Диана хватила разом так много воздуха, что захлебнулась. Нет, она с самого начала подозревала, что здесь что-то нечисто — но чтобы вот так, запросто, какая-то девчонка взяла да и подтвердила ее страшные догадки?..
— Хм… — откашлявшись и смахнув с ресниц капли слезинок, сказала наконец Дина. — Ладно. Хорошо. Мы с тобой обе сумасшедшие. Замечательно. Но всё-таки давай попробуем следовать логике?
Аня была не против следовать логике.
— Допустим, до психушки я была богата. Угу?
Кассандрушка уже явно знала, к чему ведет собеседница, и теперь просто молча слушала, давая Дине выговориться.
— Допустим, кто-то пожелал воспользоваться моим состоянием и недвижимостью, да? Ну вот. Предположим, что меня чем-то одурманили, заставили подписать какие-нибудь бумаги — дарственные, отказные, что там еще могут заставить подписать в таких случаях? А когда дело было сделано, моего мужа убили, но подстроили все так, будто это сделала я. И, когда приехала милиция, меня, дурную, застали прямо на месте преступления. Но только
— Дина… — тихо и потрясающе спокойно осадила ее Аня, да вдобавок ко всему сделала внушительную паузу. — Я тебе говорила, за счет чего у меня складывается видимость будущего, недалекого будущего?
Второй раз эта юная «пророчица» сумела остудить в Дине горячую волну! Поистине, странная девочка-мальчик обладает изрядным даром влияния на людей.
— Да… Что-то насчет переплетения человеческих помыслов…
— Ты невнимательно меня слушала, — голос Ани стал не девичьи сухим и строгим. Она буквально отчитывала менторским тоном свою старшую соседку по палате! — Люди делают будущее лишь все вместе, массой. Существует мнение, что если все население Земли в одно и то же время подумает о втором Солнце, то силой их мысли зажжется второе Солнце.
— Такое невозможно, — отказалась Дина.
— Да! — Аня распрямилась, и под ее халатом все-таки проступило подобие острых девичьих грудок, а в осанке наметилось что-то вельможное, горделивое. — И поэтому будущее все время дрожит и пульсирует, уж слишком много помех, слишком много мыслей, бегущих в разные стороны. Я могу предсказывать действия человека, не очень наверняка, но могу — по его намерениям и если в этих его намерениях замешано не слишком много других людей.
За дверями палаты создалось некоторое оживление. Девушки поняли, что больных вот-вот разгонят по местам и что договаривать надо побыстрее. Черноглазая перевалилась через спинку кровати поближе к визави и понизила голос до предела слышимости:
— У тебя правда нет прошлого, Дин. Когда я увидела тебя впервые, ты была чиста. А человек, совершивший преступление, и даже не столь страшное, всегда несет на себе мету. Я знаю. Я видела их, и много…
— Я рада, но… вдруг из-за этой чертовой амнезии?..
— Никакая амнезия не спасет! — возмутилась Аня. — И не надейся! Да хоть в будущей жизни — и то не скроешься, догонит, припечатает. Не будешь помнить, за что, а припечатает будь здоров! Дело такое… Серьезно это. Теперь главное…
В коридоре зашаркали тапочки больных, монотонное «ы-ы-ы-ы-ы» Гены, пересмотревшего телепрограмм, тихие смешки женщин, кашель…
— Я сегодня услышала мысль о тебе нашего врача.
— Аркадия Ми…Михайловича?
— Да, его. Завтра по твою душу приедут из прокуратуры и, возможно — он сам не знает — перевезут тебя в другое место…
Диана съежилась: ощущение, что наблюдающие из тьмы еще сильнее сосредоточили на ней свое постылое внимание, сейчас во много крат усилилось.
— Если хочешь докопаться до истины, то сделать это ты сможешь только на свободе. Потом не дадут.
Дверь приоткрылась — собеседницы отпрянули друг от друга…
Сегодня с самого утра кровать Ани оказалась занятой. Туда поместили новую пациентку, не считаясь с прежней обитательницей. Но больше всего Дину удивила молчаливая покорность черноглазки, оставшейся без места для ночлега. Теперь она, решив ни во что не вмешиваться, а поглядеть, что будет, следила за соседкой.
Аня так и осталась у окна, а грузная тетка-новенькая с хозяйским видом села на ее койку.
Поддавшись необъяснимому порыву, Диана спрыгнула с подоконника и шагнула к ней, распутывавшей замысловатую косу:
— «И ночью, и при луне нет мне покоя! — продекламировала она, все шире распахивая глаза. — О, боги, боги!..»
Чужачка вздрогнула всем своим мясистым рыхлым телом, вскочила. На минуту, не меньше, замерла она в окаменении, и словно с бабочкой в коконе произошла с нею под твердой маской странная метаморфоза. Из глубины изваяния стал рождаться дурной вой, становясь громче и противнее.
— Да кто вы тут такие? — это были первые членораздельные звуки, слетевшие с полумертвых губ. — Кто это сказал?!
— Булгаков, Михаил Афанасьевич, — с дьявольской улыбочкой, ничуть не испугавшись агрессии, да и попросту прекратив сейчас ощущать себя собой, Диана озвучила очередную подсказку таинственного ментора. — Вы что-то имеете против Булгакова?
— Скоро все — здесь и везде — будут цитировать только меня! Поняла? Это мой приговор вам! Обжалованию не подлежит! — из перекошенного рта пациентки полезла пена, а бешено выкаченные глаза налились кровью. — То, что сказала Помидоркина Арина Алексеевна, не подлежит обжалованию ни в одной инстанции! Настоящим писателем никто, кроме Помидоркиной, не может зваться без тени сомнения! Да я… да знаете, кто я?..
И, внезапно прекратив крикливое вещание, сумасшедшая кинулась на Дину, стремясь ухватить ее судорожно скрюченными пальцами за горло. Поднятая соседками тревога привела к общей потасовке, только Аня быстрой кошкой вспрыгнула на спасительный подоконник. В громадных черных зрачках отражалась куча-мала, что перекатывалась на полу.
— Я тут!
Взгляд метнулся к Дине, которая спокойно и, по-видимому, давно уже стояла в сторонке, также наблюдая за дракой. Аня успела только подумать о том, что не «услышала» предварительных мыслей сестры по несчастью, но санитары отвлекли ее. А Дина с печальной улыбкой жертвы указала на Арину Алексеевну Помидоркину, красную и буйную. Аккуратно завернув пациентку в белую рубашку с длинными рукавами, ребята молча вывели ее в коридор.
— Сегодня, Анна, ты можешь спать на своей кровати, — устало пробормотала враз поникшая Дина. — А мне, пожалуй, действительно пора уходить…
— Не надо было! — не то со страхом, не то с восхищением вырвалось у черноглазки.
Диана вяло махнула рукой:
— А какого черта?
— Просто глупо это… наверное…
— То, что тебя вот так запросто лишили твоей кровати? А? Или что? — Дина снова закипела.
Аня в задумчивости потерла коленку. Она по-прежнему сидела, скорчившись в оконном проеме, и напоминала собой тощего перепуганного совенка. Ах, как разнился ее нынешний вид с тем уверенным, когда она — всего несколько минут назад! — поучала Дину!
— На событиях, как и на людях, надеты маски! На самой их сути, — процедила Диана, справившись со своей злостью. — Думаешь одно, а на самом деле — все по-другому.
— Стоп! — Аня беззащитно захлопала ресницами. — Это
Потрепанные в заварушке, соседки с ворчанием ложились спать. Они будто даже и не слышали странного разговора девушек у окна.
— А сказала
— Дина, Дина! Ну тебя и понесло! — черноглазка сползла с подоконника. — По-твоему, только запертый в психушке идиот — свободен?
— Лучше быть, чем слыть. Ну что, спокойной ночи, соседка. И пожелай мне удачи, — Дина перешла совсем на шепот: — Мне она сегодня ночью понадобится!
— Могла и не говорить, я ведь все равно
Порыв ветра, в отчаянии грохнувшего оконной решеткой, отвлек внимание Дины. Там, во дворе, промозгло и холодно… Лечебница с ее жестокой казенностью вдруг представилась девушке теплой и приветливой, убежищем сродни милому дому, который Диана до сих пор не вспомнила, но придумала. А эта уличная свобода… неопределенная… ледяная… чуждая… Зачем?
Нырять в темноту хотелось все меньше.
Здесь уютно. Здесь плохо, но кормят. Пусть и больные, но здесь есть собеседники, и они готовы общаться — они такие же, как и ты. Что еще нужно?
— Разбей окно! — прошептал в голове Анин голос.
Кажется, она была раздражена сомнениями Дины.
— Разбей окно!..
…Диана очнулась. Ее разбудили, потому что телесеанс окончился, а всем больным было велено расходиться по палатам. Гена тянул свое «ы-ы-ы-ы», как и во сне у Дины. Помидоркина — плод больного воображения — развеялась в «тонком» мире, едва реальность вступила в свои права.
«Разбей окно!» — опять выдохнул голос.
Оглядевшись, Дина встретилась взглядом с черноглазкой Аней, никакой не принцессой, а обычной больной девочкой, спрятавшей от всего озлобленного мира свой дар, жуткий и навязанный кем-то извне. «Разбей окно!» говорила не она. Голос был скорее мужским…
Молча, бок о бок, пациентки направились в палату. И только после того, как соседки захрапели, Диана услышала Анин шепот:
— Я подслушала Аркадия Михайловича. Дина, ты меня слышишь?
Дину словно окатили ведром ледяной воды.
— Слышу…
— Завтра приедут из прокуратуры. По твоему делу. Я подумала, нужно, чтобы ты это знала…
— Спас-сибо… — споткнувшись, ответила та.
Самым трудным оказалось тихо отвинтить решетку. Аня делала вид, будто видит десятый сон, спрятав голову под подушку и натянув одеяло до шеи. Но соседки то и дело всхрапывали, булькали, переворачивались, заставляя Дину замирать и покрываться ледяным потом.
«
«Разбей окно!» — сипло проскрежетала решетка, цепляясь за раму.
— Сам разбивай! — раздраженным шепотом выплюнула ответ Диана. — Умные все! Ой! — она замерла и осторожно оглянулась, понимая, что секунду назад отозвалась на голос некоего реального человека. Настолько реального, что еще миг — и в памяти высветился бы его облик.
Некто из темноты, медленно перебирающий за ее спиною длинными, суставчатыми, как лапки арахнида, пальцами, тут же отпрянул и растаял в тенях. А ведь Дина уже так отчетливо представила себе это существо, гротескное и наверняка сбежавшее с экрана во время показа малобюджетного мистического триллера…
— Тьфу! — в отчаянии высказалась девушка и, закусив губу, вновь сжала руками заевший болт. — Кому я, чес-слово нужна, кроме прокурора! Слышишь, ты, кто там меня поучает… и-эх!.. чертов болт! Слышишь, умник? Ты вылезай из тени да помоги лучше убогой отвинтить эту проклятую решетку. А? Молчишь. Вот вы все, нормальные, такие: только поу… С-с-с!
Пальцы предательски соскочили, вспыхнув алой болью там, где сорвало полногтя. Дина не сразу поняла, с каким из них это произошло, тихо заскулила. Но в то же время и едва не завопила от радости: последний болт ослаб, его оставалось лишь докрутить и вытащить совсем. Безусловно, рана тут же переполнилась кровью. Не найдя взглядом при свете дальних фонарей ничего, чем можно было бы перевязать поврежденный палец, Диана сдавила его в кулаке здоровой руки через подол халата.
— Вот черт! Этого не хватало… Да еще и в халате… — пробурчала она, бессильно приваливаясь на подоконнике к раме открытого окна и уже не замечая стылого ветра с улицы.
Проявлять чудеса скалолазания на больничной стене, будучи завернутой в длинный, путающийся между коленок халат казалось верхом безумия. И пока еще Диана не была уверена, что достигла этих виртуозных вершин. А что дальше? Даже если она и не переломает себе руки и ноги при падении, то пары часов в таком виде под дождем будет вполне достаточно для того, чтобы схлопотать воспаление легких — как минимум!
Аня-черноглазка нетерпеливо завозилась под одеялом. В самом деле, замешательство Дины становилось уже неприличным!
Она подержала раненый палец во рту, и солоновато-медный привкус постепенно растаял.
Постройка была старой, годов тридцатых. Проемы между окнами в те времена часто украшались кирпичными выступами, за которые худо-бедно мог бы уцепиться ловкий человек. И пока Дина ползла по стене вниз, в голове ее витали странные размышления о том, сколько человек успели воспользоваться архитектурой таких зданий для побегов или, наоборот, для того, чтобы забраться внутрь.
Мокрая вялая трава противно облапила Динины ступни, с легкостью пропитав ледяной влагой старые и теперь уже никчемные тапки-шлепанцы. Еще толком никуда не сбежав, Дина успела промерзнуть до костей. Идти через центральный вход было глупо и даже опасно: иногда больные видели в окна бегающую по двору собаку сторожихи — помесь немецкой овчарки и безвестного «дворянина» косматой наружности, как любила говорить одна из санитарок. Кто знает, вдруг сторожиха выпускает пса и по ночам.
За главным корпусом клиники темнела хозяйственная пристройка, а кто-то из пациентов говорил при Дине, что за этой пристройкой кирпичный забор местами порушен, а колючая проволока раздвинута вездесущими мальчишками из соседних кварталов. Так это или нет, Диане увидеть не удавалось, поскольку забор полностью прятался за крышей домика и деревьями. Зато с высоты третьего этажа открывалась панорама на склады, гаражи и — уже совсем далекий — частный сектор с хибарами-развалюхами. Совершенно ясно, что бежать надо туда, а там уж как повезет.
Беспрестанно вздрагивая в страхе услышать за спиной хриплое собачье дыхание, Дина метнулась к пристройке, сослепу влетела в кусты шиповника, обдирая икры о голые, но оттого не менее колючие ветки, а потом с облегчением прижалась к дверному косяку, надежно скрывшему ее от возможных наблюдателей из окон больницы. Чувство преследования ослабело. На Дину, кажется, перестали смотреть, и, очень этим обрадованная, девушка заскользила вдоль стены к спасительному забору. Один из старых кленов томительно заскрипел. Этот звук напоминал сказочный стон вековых деревьев, так часто используемый поэтами для красного словца в своих стихах.
Дверь в кабинет доктора Мищукова тихонько отворили.
Пустая комната слабо освещалась дальними фонарями, а из-за избытка бумаг, белизна которых с охотой отражала эти скудные электрические лучики, в помещении можно было ориентироваться вполне сносно — глаза привыкали едва ли не сразу.
После минутной паузы вошедший направился к профессорскому столу. Какое-то время он перекладывал папки с места на место, включая малюсенький ручной фонарик в поисках нужной. Наконец на одной из них высветились символы: «З-ва Айшет, 1982». Желтоватый язычок лизнул несколько буквенных строчек на страницах внутри: «Маниакально-деп…», «Рецидивы: последний зафикси…», «Virgo», «…суицидальные наклоннос…», «Навязчивая идея о…».
Плечи неизвестного посетителя дернулись. Он боялся и спешил.
Забор оказался выше, чем ожидала Диана. А тапочки — куда более неудобными и скользкими. Ей пришлось разуться и засунуть их по одной в оба кармана халата.
— Черт! — простонала она, срываясь в очередной раз. — Ну что за гадость?!
В ветреной темноте затрещали кусты. Дина вжалась в ледяные кирпичи с отслоившейся мокрой побелкой. Пригибаясь, к ней шел человек. Или не чело…
Диана крепко зажмурилась и затаила дыхание.
— Дина, не через забор. Там не перелезть.
Это была Аня.
— Ты что тут делаешь? — обретя дар речи, прошептала босоногая Диана. — Ты решила убежать со мной?!
— А куда же я денусь без тебя? — с грустной обреченностью откликнулась черноглазка, окидывая взглядом подругу по несчастью. — Обуйся, холодно же.