Семейный мир

Ги де Мопассан

Семейный мир

Комедия в двух актах, в прозе

Действующие лица

Г-н де Саллюс.

Г-н Жак де Рандоль.

Г-жа де Саллюс.

Париж, наши дни.

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Г-жа де Саллюс читает у себя в гостиной перед камином. Жак де Рандоль бесшумно входит, осматривается, не видит ли его кто-нибудь, и быстро целует ее в голову. Она вздрагивает, слегка вскрикивает и оборачивается.

Г-жа де Саллюс. О! Как вы неосторожны!

Жак де Рандоль. Не бойтесь, меня никто не видел.

Г-жа де Саллюс. А слуги?

Жак де Рандоль. Они в передней.

Г-жа де Саллюс. Как!.. О вас не доложили?

Жак де Рандоль. Нет... мне просто открыли дверь.

Г-жа де Саллюс. Но о чем они думают?

Жак де Рандоль. Они думают, наверное, что я не в счет.

Г-жа де Саллюс. Я не позволю им этого больше. Я хочу, чтобы о вас докладывали. Это неудобно.

Жак де Рандоль (смеясь). Может быть, они станут докладывать и о вашем муже...

Г-жа де Саллюс. Жак, это неуместная шутка!

Жак де Рандоль. Простите. (Садится.) Вы кого-нибудь ждете?

Г-жа де Саллюс. Да... по всей вероятности. Вы знаете, что, когда я дома, я всегда принимаю.

Жак де Рандоль. Мне знакомо удовольствие видеть вас в течение пяти минут, чего как раз достаточно, чтобы справиться о вашем здоровье. А потом является какой-нибудь господин, конечно, влюбленный в вас, и с нетерпением начинает ждать ухода того, кто пришел раньше.

Г-жа де Саллюс (улыбаясь). Ничего не поделаешь! Раз я не ваша жена, приходится с этим мириться.

Жак де Рандоль. О! Если бы вы были моей женой!..

Г-жа де Саллюс. Ну, а если бы я была вашей женой?

Жак де Рандоль. Я увез бы вас на пять или на шесть месяцев куда-нибудь подальше от этого ужасного города, чтобы вы принадлежали мне одному.

Г-жа де Саллюс. Вам бы это скоро наскучило.

Жак де Рандоль. О нет!

Г-жа де Саллюс. О да!

Жак де Рандоль. Знаете, любить такую женщину, как вы, очень мучительно.

Г-жа де Саллюс. Почему?

Жак де Рандоль. Потому что, любя вас, становишься похож на голодного, который смотрит в окно ресторана на паштет и жареную птицу.

Г-жа де Саллюс. О Жак!..

Жак де Рандоль. Это правда. Светская женщина принадлежит свету, то есть всем решительно, за исключением того человека, которому она отдается. Любовнику же позволено видеть ее в течение четверти часа, раз в три дня, не чаще, и только при открытых дверях — из-за прислуги. С бесконечными предосторожностями, с бесчисленными уловками, вечно трепеща, она встречается с ним в виде исключения раз или два в месяц в меблированных комнатах. И даже тогда она задерживается не больше, чем на четверть часа, ведь она здесь по пути от госпожи X к госпоже Z, куда велела кучеру заехать за ней. Если идет дождь, она вовсе не является, ибо тогда невозможно отделаться от кучера. И вот этот кучер, выездной лакей, госпожа X, госпожа Z и все прочие входят к ней в дом, как в открытый для всех музей; все эти мужчины и женщины присваивают — минута за минутой, секунда за секундой — ее жизнь; она отдает им свое время, как чиновник отдает его государству, — и только потому, что она светская женщина. Эти же люди не что иное, как прозрачное, но непроницаемое стекло, отделяющее вас от моей любви.

Г-жа де Саллюс. Вы сегодня нервничаете.

Жак де Рандоль. Нет, но я жажду быть наедине с вами. Вы моя, не так ли? Или, вернее, я ваш. Но разве это так на самом деле? Моя жизнь проходит в том, что я ищу способа встретиться с вами. Да, наша любовь состоит из встреч, поклонов, взглядов, мимолетных прикосновений — и только. Мы встречаемся поутру на бульваре — поклон; встречаемся у вас или у какой-нибудь общей знакомой — двадцать слов; встречаемся в театре — десять слов; иногда обедаем за одним столом, но сидим слишком далеко друг от друга, чтобы перемолвиться словом, и у всех на глазах я не осмеливаюсь даже на вас и посмотреть. И это называется любовью! Неужели мы только знакомы друг с другом?

Г-жа де Саллюс. Может быть, вы хотели бы похитить меня?

Жак де Рандоль. К несчастью, это невозможно.

Г-жа де Саллюс. Что же тогда делать?

Жак де Рандоль. Не знаю. Я говорю только, что такая жизнь может совсем извести.

Г-жа де Саллюс. Но ваша любовь не иссякает именно из-за такого множества препятствий.

Жак де Рандоль. О Мадлена, как вы можете так говорить?

Г-жа де Саллюс. Поверьте мне, если ваше чувство окажется продолжительным, то главным образом потому, что я не свободна.

Жак де Рандоль. Вот как! Я никогда не видел более рассудочной женщины. Значит, вы полагаете, что если бы по воле случая я стал вашим мужем, то разлюбил бы вас?

Г-жа де Саллюс. Не сразу, но вскоре.

Жак де Рандоль. Ваши слова возмутительны.

Г-жа де Саллюс. Нет, они справедливы. Знаете, когда кондитер берет себе в продавщицы лакомку, он говорит ей: «Кушайте конфеты, сколько хотите, дитя мое». Целую неделю она объедается ими, а потом у нее отвращение к сластям на всю жизнь.

Жак де Рандоль. Вот что! Скажите, почему вы... остановили свой выбор на мне?

Г-жа де Саллюс. Не знаю... чтобы доставить вам удовольствие.

Жак де Рандоль. Прошу вас, не издевайтесь надо мною.

Г-жа де Саллюс. Я сказала себе: «Бедный мальчик, по-видимому, очень влюблен в меня. Морально я свободна, так как уже больше двух лет перестала нравиться мужу. И если этот человек меня любит, почему не выбрать его?»

Жак де Рандоль. Вы жестоки!

Г-жа де Саллюс. Наоборот, я не была жестокой. На что вы можете жаловаться?

Жак де Рандоль. Знаете, вы доводите меня до отчаяния своими постоянными насмешками. Вот так вы меня мучаете с тех пор, как я вас люблю, и я даже не знаю, есть ли у вас ко мне хоть капля нежности.

Г-жа де Саллюс. Во всяком случае, я была добра к вам.

Жак де Рандоль. О! Вы вели странную игру. С первого дня я почувствовал, что вы кокетничаете со мной, кокетничаете незаметно, тайно; женщины умеют так кокетничать, не подавая виду, что хотят нравиться. Вы постепенно победили меня взглядами, улыбками, рукопожатиями, и все это, не компрометируя себя, ничего не обещая, не снимая маски. Вы оказались неотразимы и совершенно обворожили меня. Я полюбил вас всей душою, искренне и честно. Но и сегодня я не знаю, какое чувство таится у вас в глубине сердца, какие мысли у вас в голове, — я не знаю, ничего не знаю. Я смотрю на вас и думаю: вот женщина, которая как будто избрала меня и вместе с тем как будто постоянно забывает, что я ее избранник. Любит ли она меня? Не надоел ли я ей? Не сделала ли она только опыт, заведя себе любовника, чтобы посмотреть, узнать, попробовать, что это такое, без всякого влечения ко мне? Бывают дни, когда я спрашиваю себя: среди всех тех, кто любит вас и постоянно говорит вам об этом, нет ли кого-нибудь, кто начинает нравиться вам больше меня?

Г-жа де Саллюс. Боже мой! Есть вещи, которые никогда не надо углублять.

Жак де Рандоль. О, как вы жестоки! Это доказывает, что вы меня не любите.

Г-жа де Саллюс. На что вы жалуетесь? На то, что я не веду об этом разговоров?.. Ведь... я не думаю, чтобы вы могли упрекнуть меня в чем-либо другом.

Жак де Рандоль. Простите меня. Я ревную.

Г-жа де Саллюс. К кому?

Жак де Рандоль. Не знаю. Я ревную ко всему, что мне в вас остается неизвестным.

Г-жа де Саллюс. Да. И не чувствуете ко мне благодарности за остальное.

Жак де Рандоль. Простите! Я слишком вас люблю, меня все беспокоит.

Г-жа де Саллюс. Все?

Жак де Рандоль. Да, все.

Г-жа де Саллюс. Вы и к мужу ревнуете?

Жак де Рандоль (пораженный). Нет... Странный вопрос!

Г-жа де Саллюс. Напрасно.

Жак де Рандоль. Ну, вы опять смеетесь надо мной.

Г-жа де Саллюс. Нет. Я сама хотела вполне серьезно поговорить с вами об этом и попросить у вас совета.

Жак де Рандоль. Относительно вашего мужа?

Г-жа де Саллюс (серьезно). Да. Я не смеюсь или, вернее, больше не смеюсь. (Смеясь.) Так вы не ревнуете к мужу? А ведь это единственный человек, у которого есть права на меня.

Жак де Рандоль. Именно потому, что у него есть права, я и не ревную. Сердце женщины не признает никаких прав над собою.

Г-жа де Саллюс. Милый мой, право — это нечто положительное, это документ на обладание. Обладанием можно пренебрегать, как это делает мой муж в течение последних двух лет, но им также можно и воспользоваться в любой момент, что ему с некоторого времени, по-видимому, хочется сделать.

Жак де Рандоль. Вы хотите сказать, что ваш муж...

Г-жа де Саллюс. Да.

Жак де Рандоль. Это невозможно.

Г-жа де Саллюс. Почему невозможно?

Жак де Рандоль. Потому, что ваш муж... занят в другом месте.

Г-жа де Саллюс. Как видно, он любит перемены.

Жак де Рандоль. В самом деле, Мадлена, что же происходит?

Г-жа де Саллюс. Вот как!.. Значит, вы начинаете ревновать к нему?

Жак де Рандоль. Умоляю вас, скажите, смеетесь вы надо мной или говорите серьезно?

Г-жа де Саллюс. Я говорю серьезно, очень серьезно.

Жак де Рандоль. Что же тогда происходит?

Г-жа де Саллюс. Вы знаете мое положение, но я никогда не рассказывала вам своей биографии. Она очень проста. Вот она в нескольких словах. Когда мне было девятнадцать лет, я вышла замуж за графа Жана де Саллюса, влюбившегося в меня после первой же встречи в Комической опере. Он уже знал папиного нотариуса. Первое время он был очень мил, да, очень мил! Право, я думаю, что он любил меня. Я тоже была с ним очень мила. Безусловно, ему не в чем было упрекнуть меня.

Жак де Рандоль. Вы любили его?

Г-жа де Саллюс. Боже мой! Не задавайте никогда таких вопросов!

Жак де Рандоль. Значит, вы его любили!

Г-жа де Саллюс. И да и нет. Если любила, то как дурочка. Но я никогда не говорила ему об этом, так как не умею проявлять своих чувств.

Жак де Рандоль. Это правда.

Г-жа де Саллюс. Да, возможно, что некоторое время я его любила, наивно, как застенчивая, робкая, неловкая, беспокойная молодая женщина, которой всегда не по себе от гадкой вещи, какой является любовь мужчины, от этой гадкой вещи, которая иногда бывает очень приятной! Его вы знаете. Это красавец, клубный красавец, худший вид красавца. У таких людей прочное чувство может быть только к девкам — вот единственно подходящие самки для этих клубных завсегдатаев, привыкших к распущенной болтовне и к развращенным ласкам. Чтобы привлечь и удержать их, нужны нагота и непристойность — слов и тела... Если только... если только мужчины действительно не способны долго любить одну и ту же женщину. В конце концов я скоро почувствовала, что муж начинает охладевать ко мне, что он целует меня... небрежно, что смотрит на меня... невнимательно, что ни ради меня, ни в моем присутствии он больше не стесняется в своих манерах, жестах, речах. Придя домой, он стремительно усаживался в кресло, тотчас брался за газету, по всякому поводу пожимал плечами и, если бывал недоволен, кричал: «А мне наплевать!» В один прекрасный день он зевнул и потянулся. В этот день я поняла, что он меня уже не любит; это было для меня большим горем, но я страдала больше оттого, что не сумела своим кокетством снова привлечь его к себе. Скоро я узнала, что у него была любовница, и притом светская женщина. Тогда мы после бурного объяснения стали жить как чужие.

Жак де Рандоль. Как? После объяснения?

Г-жа де Саллюс. Да.