Том 7

С ком. приветом И. Сталин

25 января 1925 г.

Печатается впервые

О “Дымовке”

Речь на заседании оргбюро ЦК РКП(б) 26 января 1925 г.[13]

Прежде всего вопрос о Сосновском, хотя он и не представляет центрального вопроса. Его обвиняют в том, что он, будто бы, утверждал где-то в печати, что весь советский аппарат, даже система — прогнили. Я этих утверждений не читал, и никто не указал, где Сосновский об этом писал. Если бы он заявил где-либо, что система Советов прогнила, он был бы контрреволюционером.

Вот его книга. Тут сказано: “Не зная достаточно хорошо украинской деревни, я не берусь судить, насколько Дымовка типична для всей украинской деревни. Пусть об этом судят более сильные знатоки Советской Украины. Однако, я позволю себе утверждать, что Дымовка — отнюдь не исключение. Из местной печати, из бесед с работниками, из встреч с крестьянами, из некоторых попавших мне в руки документов я уловил, что элементы “дымовщины” рассеяны и по другим селам”.

Это очень мягко сказано, и здесь нет речи ни о каком разложении советской системы или советского аппарата в целом. Поэтому обвинения против Сосновского, выдвинутые комиссией или отдельными товарищами, неправильны. Губком ли это выдвигает, окружном ли, комиссия или отдельные лица, — все равно, это ничем не подтверждено, документов нет.

Наоборот, я хотел бы отметить, что здесь имеется заслуга Сосновского. Об этом никто ничего не сказал. Заслугу “Правды”, заслугу Сосновского, заслугу Демьяна Бедного, — то, что у них хватило мужества вытащить кусок живой жизни и показать всей стране, — эту заслугу обязательно нужно отметить. Об этом надо говорить, а не о том, что они перегнули палку.

Говорят, что Сосновский перегнул палку. Но в таких случаях, когда есть общий уклон в сторону официальности, между тем как язвы все-таки кроются где-то там и портят всю работу, в таких случаях перегнуть палку следует. Обязательно следует. Это неизбежно. От этого ничего, кроме плюса, не будет. Конечно, кой-кого обидишь, но дело от этого выиграет. A 6eз некоторой обиды в отношении отдельных лиц мы дела не поправим.

Основной вопрос в этом деле, по-моему, не в том, что убили селькора, не в том даже, что есть у нас Дымовка, — все это очень плохо, но не в этом основа дела. Основа в том, что наши местные работники кое-где в деревне, в волости, в районе, в округе глядят лишь на Москву, не желая повернуться к крестьянству, не понимая, что недостаточно ладить с Москвой, надо уметь еще ладить с крестьянством. Вот в этом основная ошибка, основная опасность нашей работы в деревне.

Многие из работников говорят, что у нас в центре пошла мода на новые речи о деревне, что это — дипломатия для внешнего мира, что у нас нет, будто бы, серьезного и непоколебимого желания улучшить нашу политику в деревне. Вот это я считаю самым опасным. Если наши товарищи на местах не хотят верить, что мы серьезно взялись за то, чтобы привить нашим работникам новый подход к деревне, к крестьянству, если этого они не уловят, не хотят верить в это дело, — то это серьезнейшая опасность. Переломить это настроение у местных работников, круто повернуть линию в другую сторону, чтобы на нашу политику в отношении деревни смотрели как на нечто серьезное, абсолютно необходимое, — вот что нужно нам теперь.

Три союзника у нас имеются: международный пролетариат, который не торопится с революцией; колонии, которые очень медленно раскачиваются, и крестьянство. О четвертом союзнике, т. е. о конфликтах в лагере наших врагов, я сейчас не говорю. Когда международная революция раскачается, — трудно сказать, но когда она раскачается, это будет решающим делом. Когда колонии раскачаются, — тоже трудно сказать, — это очень серьезный и трудный вопрос, ничего не скажешь определенного. А вот с крестьянством мы сейчас работаем, — это третий наш союзник, причем такой союзник, который дает нам прямую помощь теперь же, дает армию, хлеб и пр. С этим союзником, т. е. с крестьянством, мы работаем вместе, мы вместе с ним строим социализм, хорошо ли, плохо ли, но строим, и мы должны уметь ценить этого союзника именно теперь, особенно теперь.

Вот почему на первый план нашей работы мы выдвигаем теперь вопрос о крестьянстве.

Нужно сказать, что нынешний курс нашей политики есть новый курс, отмечающий новую линию нашей политики в отношении деревни в деле строительства социализма. Этого товарищи не хотят понять. Если этого основного не поймут, — никакая у нас работа не пойдет, никакого социалистического строительства у нас не будет. И поскольку наши товарищи, забывая об этом основном, увлекаются своими, так сказать, ведомственными соображениями о том, что необходимо Москве показать “товар лицом”, что все у нас, будто бы, обстоит благополучно, что нужно прикрывать язвы, что не нужно, будто бы, критики, ибо она дискредитирует местную власть, местных работников, — поскольку такие речи имеют место, в этом я вижу основу самой серьезной опасности. С этим нужно покончить и надо сказать товарищам, что не надо бояться вытаскивать кусочки жизни на свет божий, как бы они ни были неприятны. Наших товарищей мы должны повернуть в том смысле, чтобы они не смотрели лицом только к Москве, а научились смотреть лицом к крестьянству, которое они обслуживают, чтобы они язв не скрывали, а, наоборот, помогали нам вскрывать ошибки свои, преодолевать их и повести работу по тому пути, который намечен теперь партией.

Одно из двух (я уже не раз об этом говорил): либо мы вместе с беспартийным крестьянством, вместе с нашими советскими и партийными работниками на местах будем сами себя критиковать для того, чтобы улучшать нашу работу, либо недовольство крестьян будет накапливаться и прорвется в виде восстаний. Вы имейте в виду, что на основе новых условий, при нэпе, новый Тамбов или новый Кронштадт[14] вовсе не исключены. Большое предостережение дало закавказское, грузинское восстание.[15] Такие восстания возможны в будущем, если мы не научимся преодолевать и вскрывать наши язвы, если будем создавать видимость внешнего благополучия.

Вот почему я думаю, что здесь надо говорить не о недостатках и не об увлечениях отдельных писателей, вскрывающих изъяны в нашей работе, а об их заслугах.

Здесь я должен перейти к вопросу о наших писателях, корреспондентах. Я думаю, что мы дошли до того периода, когда одним из основных рычагов в деле исправления нашей строительной работы в деревне, в деле выявления наших недочетов, а, стало быть, исправления и улучшения советской работы могут стать рабкоры и селькоры. Мы, может быть, не все это понимаем, но для меня ясно, что с этого именно конца должно начаться улучшение нашей работы. Эти люди, в массе своей впечатлительные, горящие искрой правды, желающие обличать, желающие исправить во что бы то ни стало наши недочеты, люди, не боящиеся пуль, — вот эти люди, по-моему, должны составить один из основных рычагов в деле выявления наших недочетов и исправления нашей партийной и советской строительной работы на местах.

Вот почему надо прислушиваться к голосу этих товарищей, а не хулить работников нашей прессы. Через них, как через некоторый барометр, непосредственно отражающий недочеты нашей строительной работы, мы очень многое могли бы выявить и исправить.

Насчет ЦКК я думаю, что ЦКК приняла в общем правильную резолюцию, — может быть, следовало бы кое-что исправить, перередактировать.

В печати надо дело о Дымовке изложить так, чтобы наши товарищи поняли, откуда все это идет. Дело не в том, что селькор убит, тем более — не в том, чтобы секретаря окружного комитета или губкома не обидеть, а в том, чтобы поставить на рельсы дело улучшения нашей строительной социалистической работы в деревне. Это основное. Об этом идет речь.

И. Сталин. Крестьянский вопрос. М.-Л., 1925.

К вопросу о пролетариате и крестьянстве

Речь на XIII губернской конференции московской организации РКП(б) 27 января 1925 г.[16]

Товарищи! Я хотел сказать несколько слов об основах той политики, которую нынче взяла партия в отношении крестьянства. Особо важное значение вопроса о крестьянстве в данный момент не подлежит сомнению. Многие даже, увлекаясь, говорят, что наступила новая эра — эра крестьянства. Иные стали понимать лозунг “лицом к деревне” как лозунг, говорящий о том, что надо повернуться спиной к городу. Некоторые договорились даже до политического нэпа. Это, конечно, пустяки. Все это, конечно, увлечение. Если отвлечься, однако, от этих увлечений, то остается одно, а именно то, что вопрос о крестьянстве в данный момент, именно теперь, приобретает особо важное значение.

Почему? Откуда это?

Имеются к этому две причины. Я говорю об основных причинах.

Первая причина того, что крестьянский вопрос возымел у нас в данный момент особенно важное значение, состоит в том, что из союзников Советской власти, из всех имеющихся основных союзников пролетариата, — а таких, по-моему, четыре, — крестьянство является единственным союзником, который может теперь же оказать нашей революции прямую помощь. Речь идет о прямой помощи именно теперь, в данный момент. Все остальные союзники, имея за собой великое будущее и представляя величайший резерв нашей революции, все же, к сожалению, теперь прямой помощи нашей власти, нашему государству оказать не в силах.

Что это за союзники?

Первый союзник, основной наш союзник — это пролетариат развитых стран. Передовой пролетариат, пролетариат Запада, — это величайшая сила и это наиболее верный, наиболее важный союзник пашей революции и нашей власти. Но, к сожалению, положение дел таково, состояние революционного движения в развитых капиталистических странах таково, что пролетариат Запада прямую и решающую помощь теперь нам оказать не в состоянии. Мы имеем его косвенную, его моральную поддержку, цены которой нельзя даже назвать, которая неоценима, — до того она важна, эта помощь. Но это все-таки не та прямая и непосредственная помощь, которая нам нужна теперь.

Второй союзник — колонии, угнетенные народы в мало развитых странах, угнетаемых странами более развитыми. Это, товарищи, величайший резерв нашей революции. Но он слишком медленно раскачивается. Он идет к нам на прямую помощь, но, видимо, не скоро придет. И именно поэтому он не в силах сейчас же дать нам прямую помощь в нашем социалистическом строительстве, в деле укрепления власти, в деле построения социалистической экономики.

Есть у нас третий союзник, неуловимый, безличный, но в высшей степени важный. Это — те конфликты и противоречия между капиталистическими странами, которые лица не имеют, но, безусловно, являются величайшей поддержкой нашей власти и нашей революции. Это может показаться странным, но это — факт, товарищи. Если бы две основных коалиции капиталистических стран во время империалистической войны в 1917 году, если бы они не вели между собой смертельной борьбы, если бы они не вцепились друг другу в горло, не были заняты собой, не имея свободного времени заняться борьбой с Советской властью, — едва ли Советская власть устояла бы тогда. Борьба, конфликты и войны между нашими врагами — это, повторяю, наш величайший союзник. Как обстоит дело с этим союзником? Дело обстоит так, что мировой капитал после войны, пережив несколько кризисов, стал оправляться. Это надо признать. Основные страны-победительницы — Англия и Америка — возымели теперь такую силу, что получили материальную возможность не только у себя дома поставить дело капитала более или менее сносно, но и влить кровь во Францию, Германию и другие капиталистические страны. Это — с одной стороны. И эта сторона дела ведет к тому, что противоречия между капиталистическими странами развиваются пока что не тем усиленным темпом, каким они развивались непосредственно после войны. Это — плюс для капитала, это — минус для нас. Но этот процесс имеет и другую сторону, обратную сторону. Обратная же сторона состоит в том, что при всей относительной устойчивости, которую капитал пока что сумел создать, противоречия на другом конце взаимоотношений, противоречия между эксплуатирующими передовыми странами и эксплуатируемыми отсталыми странами, колониями и зависимыми странами, начинают все больше обостряться и углубляться, угрожая сорвать “работу” капитала с нового, “неожиданного” конца. Кризис в Египте и Судане, — вы об этом, должно быть, читали в газетах, — затем целый ряд узлов противоречий в Китае, могущих рассорить нынешних “союзников” и взорвать мощь капитала, новый ряд узлов противоречий в Северной Африке, где Испания проигрывает Марокко, к которому протягивает руку Франция, но которое она не сможет взять, потому что Англия не допустит контроля Франции над Гибралтаром, — все это такие факты, которые во многом напоминают предвоенный период и которые не могут не создавать угрозу для “строительной работы” международного капитала.

Таковы плюсы и минусы в общем балансе развития противоречий. Но так как плюсы для капитала в этой области пока что преобладают над минусами и так как ждать военных столкновений между капиталистами с сегодня на завтра не приходится, то ясно, что дело с нашим третьим союзником обстоит все еще не так, как этого хотелось бы нам.

Остается четвертый союзник — крестьянство. Оно у нас под боком, мы с ним живем, вместе с ним строим новую жизнь, плохо ли, хорошо ли, но вместе с ним. Союзник этот, вы сами знаете, не очень крепкий, крестьянство не такой надежный союзник, как пролетариат капиталистически развитых стран. Но он все же союзник, и из всех наличных союзников он — единственный, который нам оказывает и может оказать прямую помощь теперь же, получая в обмен за это нашу помощь.

Вот почему вопрос о крестьянстве именно в данный момент, когда ход развития революционных и всяких иных кризисов несколько замедлился, вопрос о крестьянстве приобретает особо важное значение.

Такова первая причина особо важного значения крестьянского вопроса.

Вторая причина того, что мы во главу угла нашей политики ставим в данный момент вопрос о крестьянстве, состоит в том, что наша промышленность, составляющая основу социализма и основу нашей власти, эта промышленность опирается на внутренний, на крестьянский рынок. Я не знаю, как будет обстоять дело, когда наша индустрия разовьется вовсю, когда мы с внутренним рынком справимся, и когда перед нами станет вопрос о завоевании внешнего рынка. А этот вопрос станет перед нами в будущем, — в этом можете не сомневаться. Едва ли в будущем мы получим возможность рассчитывать на то, чтобы отобрать у капитала, более опытного, чем мы, внешние рынки на Западе. Но что касается рынков на Востоке, отношения с которым у нас нельзя считать плохими, причем эти отношения будут улучшаться, — то здесь мы будем иметь более благоприятные условия. Несомненно, что текстильная продукция, предметы обороны, машины и пр. будут теми основными продуктами, которыми мы будем снабжать Восток, конкурируя с капиталистами. Но это касается будущего нашей промышленности. Что касается настоящего, когда мы даже третью часть нашего крестьянского рынка не исчерпали, то теперь, в данный момент, у нас основным вопросом является вопрос о внутреннем рынке и, прежде всего, о крестьянском рынке. Именно потому, что в данный момент крестьянский рынок является основной базой нашей промышленности, именно потому мы, как власть, и мы, как пролетариат, заинтересованы в том, чтобы всячески улучшать положение крестьянского хозяйства, улучшать материальное положение крестьянства, подымать покупательную силу крестьянства, улучшать взаимоотношения между пролетариатом и крестьянством, наладить ту смычку, о которой говорил Ленин, но которую мы все еще как следует не наладили.

Вот откуда вытекает вторая причина того, что мы должны, как партия, выдвинуть в данный момент на первый план вопрос о крестьянстве, что мы должны проявить особую внимательность и особую заботливость в отношении крестьянства.

Таковы предпосылки политики нашей партии по вопросу о крестьянстве.

Вся беда, товарищи, в том, что многие из наших товарищей не понимают или не хотят понять всей важности этого вопроса.

Часто говорят: в Москве наши лидеры взяли за моду говорить о крестьянстве. Это, должно быть, несерьезно. Это — дипломатия. Москве нужно, чтобы эти речи говорились для внешнего мира. А мы можем продолжать старую политику. Так говорят одни. Другие говорят, что речи о крестьянстве — одни разговоры. Если бы москвичи сидели не в канцеляриях, а приехали на места, они бы увидели что такое крестьянство и как налоги собираются. Такие речи приходится слышать. Я думаю, товарищи, что из всех опасностей, которые стоят перед нами, это непонимание нашими местными работниками стоящей перед нами задачи есть самая серьезная опасность.

Одно из двух:

Либо наши товарищи на местах поймут всю серьезность вопроса о крестьянстве, — и тогда они действительно возьмутся за дело вовлечения крестьянства в нашу строительную работу, за дело улучшения крестьянского хозяйства и укрепления смычки; либо товарищи этого не поймут, — и тогда дело может кончиться провалом Советской власти.

Пусть не думают товарищи, что я кого-либо пугаю. Нет, товарищи, пугать нечего и нет смысла. Вопрос слишком серьезен, и к нему надо подойти так, как подобает серьезным людям.

Приезжая в Москву, товарищи часто стараются показать “товар лицом”, — дескать, у нас в деревне все обстоит благополучно. От этого казенного благополучия иногда тошно становится. А между тем ясно, что благополучия нет и не может быть. Ясно, что есть недочеты; которые надо вскрывать, не боясь критики, и которые нужно устранять потом. А ведь вопрос стоит так: либо мы, вся партия, дадим беспартийным крестьянам и рабочим критиковать себя, либо нас пойдут критиковать путем восстаний. Грузинское восстание — это была критика. Тамбовское восстание — тоже была критика. Восстание в Кронштадте — чем это не критика? Одно из двух: либо мы откажемся от чиновничьего благополучия и чиновничьего подхода к делу, не будем бояться критики и дадим себя критиковать беспартийным рабочим и крестьянам, которые ведь испытывают на своей собственной спине результаты наших ошибок; либо мы этого не сделаем, недовольство будет накапливаться, нарастать, и тогда пойдет критика путем восстаний.

Самая большая опасность состоит теперь в том, что многие наши товарищи не понимают этой особенности положения в данный момент.

Имеет ли этот вопрос — вопрос о крестьянстве — какую-либо связь с вопросом о троцкизме, с вопросом, который у вас здесь обсуждался? Несомненно, имеет.

Что такое троцкизм?

Троцкизм есть неверие в силы нашей революции, неверие в дело союза рабочих и крестьян, неверие в дело смычки. В чем наша основная задача теперь? В том, чтобы, говоря словами Ильича, Россию нэповскую превратить в Россию социалистическую. Можно ли осуществить эту задачу, не осуществляя смычки? Нет, нельзя. Можно ли провести смычку, союз рабочих и крестьян, не разгромив теорию неверия в этот союз, т. е. теорию троцкизма? Нет, нельзя. Вывод ясен: кто хочет выйти из нэпа победителем, тот должен похоронить троцкизм, как идейное течение.

Перед революцией в октябре Ильич часто говорил, что из всех идейных противников наиболее опасными являются меньшевики, так как они стараются привить неверие в победу Октября. Поэтому, — говорил он, — не разбив меньшевизма, нельзя добиться победы Октября. Я думаю, что мы имеем некоторую аналогию между меньшевизмом тогда, в период Октября, и троцкизмом теперь, в период нэпа. Я думаю, что из всех идейных течений в коммунизме в данный момент, после победы Октября, в настоящих условиях нэпа, наиболее опасным нужно считать троцкизм, ибо он старается привить неверие в силы нашей революции, неверие в дело союза рабочих и крестьян, неверие в дело превращения России нэповской в Россию социалистическую. Поэтому, не разбив троцкизма, нельзя добиться победы в условиях нэпа, нельзя добиться превращения нынешней России в Россию социалистическую.

Такова связь между политикой партии в отношении крестьянства и троцкизмом.

“Правда” № 24, 30 января 1925 г.

О перспективах КПГ и о большевизации

Беседа с членом КПГ Герцогом

1-й вопрос (Герцог). Рассматриваете ли Вы политические и хозяйственные отношения в демократически-капиталистической республике Германии так, что рабочий класс должен будет, на протяжении более или менее близкого будущего, вести борьбу за власть?

Ответ (Сталин). Было бы трудно ответить на этот вопрос строго определенно, если речь идет о сроках, а не о тенденции. Нечего доказывать, что нынешняя ситуация существенно отличается от ситуации 1923 года как по международным условиям, так и по внутренним. Это не исключает, однако, того, что ситуация может круто измениться в ближайшее время в пользу революции ввиду возможных серьезных изменений во внешней обстановке. Неустойчивость международной обстановки является гарантией того, что это предположение может стать весьма вероятным.

2-й вопрос. Нужен ли у нас будет, ввиду данного экономического положения и данных соотношений сил, более длительный подготовительный период, чтобы завоевать большинство пролетариата (требование, которое Ленин поставил компартиям всех стран как весьма важную задачу перед завоеванием политической власти)?

Ответ. Поскольку речь идет об экономическом положении, я могу оценить дело лишь с точки зрения тех общих данных, которыми располагаю. Я думаю, что дауэсовский план[17] уже дал некоторые результаты, приведшие к относительной устойчивости положения. Внедрение американского капитала в германскую промышленность, стабилизация валюты, улучшение ряда важнейших отраслей немецкой промышленности, — что отнюдь не означает коренного оздоровления германской экономики, — наконец, некоторое улучшение материального положения рабочего класса, — все это не могло не привести к известному укреплению позиций буржуазии в Германии. Это, так сказать, “положительная” сторона дауэсовского плана.

Но дауэсовский план имеет еще “отрицательные” стороны, которые неизбежно должны сказаться в известный период и которые должны взорвать “положительные” результаты этого плана. Несомненно, что дауэсовский план означает для германского пролетариата двойной пресс капитала, внутренний и внешний. Противоречия между расширением немецкой промышленности и сужением поля внешних рынков для этой промышленности, несоответствие между гипертрофированными требованиями Антанты и предельными возможностями удовлетворения этих требований со стороны германского народного хозяйства, — все это, неизбежно ухудшая положение пролетариата, мелких крестьян, служащих и интеллигенции, не может не привести к взрыву, к прямой борьбе пролетариата за овладение властью.

Но это обстоятельство нельзя рассматривать, как единственное благоприятное условие германской революции. Для победы этой революции необходимо, кроме того, чтобы компартия представляла большинство рабочего класса, чтобы она стала решающей силой в рабочем классе. Необходимо, чтобы социал-демократия была разоблачена и разбита, чтобы она была низведена до положения ничтожного меньшинства в рабочем классе. Без этого нечего и думать о диктатуре пролетариата. Чтобы рабочие могли победить, их должна воодушевлять одна воля, их должна вести одна партия, пользующаяся несомненным доверием большинства рабочего класса. Если внутри рабочего класса имеются две конкурирующие партии одинаковой силы, то даже при благоприятных внешних условиях невозможна прочная победа. Ленин был первый, который особенно настаивал на этом в период до Октябрьской революции, как необходимейшем условии победы пролетариата.

Наиболее благоприятной для революции обстановкой можно было бы считать ту обстановку, при которой внутренний кризис в Германии и решительный рост сил компартии совпали бы с серьезными осложнениями в лагере внешних врагов Германии.

Я думаю, что отсутствие этого последнего обстоятельства в революционный период 1923 года сыграло далеко не последнюю отрицательную роль.

3-й вопрос. Вы сказали, что КПГ должна за собой иметь большинство рабочих. Этой цели до сих пор придавали слишком мало внимания. Что, по Вашему мнению, нужно делать, чтобы превратить КПГ в такую энергичную партию с прогрессивно растущей вербовочной силой?

Ответ. Некоторые товарищи думают, что укрепить партию и большевизировать ее — это значит вышибить из партии всех инакомыслящих. Это, конечно, неверно. Разоблачить социал-демократию и низвести ее до роли ничтожного меньшинства в рабочем классе можно лишь в ходе повседневной борьбы за конкретные нужды рабочего класса. Социал-демократию надо пригвождать к позорному столбу не на основе планетарных вопросов, а на основе повседневной борьбы рабочего класса за улучшение его материального и политического положения, причем вопросы о заработной плате, о рабочем дне, о жилищных условиях, о страховании, о налогах, о безработице, о дороговизне жизни и пр. должны играть серьезнейшую роль, если не решающую. Бить социал-демократов каждодневно на основе этих вопросов, вскрывая их предательство, — такова задача.

Но эта задача не была бы осуществлена полностью, если бы вопросы повседневной практики не были увязаны с коренными вопросами о международном и внутреннем положении Германии, и если бы вся эта повседневная работа не была освещаема во всей работе партии с точки зрения революции и завоевания власти пролетариатом.

Но провести такую политику способна лишь партия, имеющая во главе кадры руководителей, достаточно опытных для того, чтобы использовать все и всякие промахи социал-демократии для усиления своей партии, и достаточно подготовленных теоретически для того, чтобы из-за частных успехов не терять перспективы революционного развития.

Этим, главным образом, и объясняется, что вопрос о руководящих кадрах компартий вообще, в том числе и германской компартии, является одним из существенных вопросов дела большевизации.

Чтобы провести большевизацию, необходимо добиться, по крайней мере, некоторых основных условий, без которых невозможна вообще большевизация компартий.

1) Необходимо, чтобы партия рассматривала себя не как придаток парламентского избирательного механизма, как по сути дела себя рассматривает социал-демократия, и не как бесплатное приложение профессиональных союзов, как об этом твердят иногда некоторые анархо-синдикалистские элементы, — а как высшую форму классового объединения пролетариата, призванную руководить всеми остальными формами пролетарских организаций, от профсоюзов до парламентской фракции.

2) Необходимо, чтобы партия, особенно ее руководящие элементы вполне овладели революционной теорией марксизма, неразрывно связанной с революционной практикой.

3) Необходимо, чтобы партия вырабатывала лозунги и директивы не на основе заученных формул и исторических параллелей, а в результате тщательного анализа конкретных условий революционного движения, внутренних и международных, при обязательном учете опыта революций всех стран.

4) Необходимо, чтобы партия проверяла правильность этих лозунгов и директив в огне революционной борьбы масс.

5) Необходимо, чтобы вся работа партии, особенно если социал-демократические традиции еще не изжиты в ней, была перестроена на новый, революционный лад, рассчитанный на то, чтобы каждый шаг партии и каждое ее выступление естественно вели к революционизированию масс, к подготовке и воспитанию широких масс рабочего класса в духе революции.

6) Необходимо, чтобы партия в своей работе умела сочетать высшую принципиальность (не смешивать с сектантством!) с максимумом связей и контакта с массами (не смешивать с хвостизмом!), без чего невозможно для партии не только учить массы, но и учиться у них, не только вести массы и подымать их до уровня партии, но и прислушиваться к голосу масс и угадывать их наболевшие нужды.

7) Необходимо, чтобы партия умела сочетать в своей работе непримиримую революционность (не смешивать с революционным авантюризмом!) с максимумом гибкости и маневроспособности (не смешивать с приспособленчеством!), без чего невозможно для партии овладеть всеми формами борьбы и организации, связать повседневные интересы пролетариата с коренными интересами пролетарской революции и сочетать в своей работе легальную борьбу с борьбой нелегальной.

8) Необходимо, чтобы партия не скрывала своих ошибок, чтобы она не боялась критики, чтобы она умела улучшать и воспитывать свои кадры на своих собственных ошибках.

9) Необходимо, чтобы партия умела отбирать в основную руководящую группу лучшие элементы передовых бойцов, достаточно преданных для того, чтобы быть подлинными выразителями стремлений революционного пролетариата, и достаточно опытных для того, чтобы стать действительными вождями пролетарской революции, способными применять тактику и стратегию ленинизма.

10) Необходимо, чтобы партия систематически улучшала социальный состав своих организаций и очищала себя от разлагающих, оппортунистических элементов, имея в виду, как цель, достижение максимальной монолитности.

11) Необходимо, чтобы партия выработала железную пролетарскую дисциплину, выросшую на основе идейной спаянности, ясности целей движения, единства практических действий и сознательного отношения к задачам партии со стороны широких партийных масс.

12) Необходимо, чтобы партия систематически проверяла исполнение своих собственных решений и директив, без чего эти последние рискуют превратиться в пустые посулы, способные лишь подорвать к ней доверие широких пролетарских масс.

Без этих и подобных им условий большевизация есть звук пустой.

4-й вопрос. Вы сказали, что наряду с отрицательными сторонами дауэсовского плана вторым условием завоевания власти со стороны КПГ является такое положение, когда социал-демократическая партия стоит перед глазами масс вполне разоблаченной и когда она не представляет более серьезной силы среди рабочего класса. К этому, ввиду реальных фактов, ведет еще далекий путь. Здесь явным образом сказываются недостатки и слабости теперешних методов работы со стороны партии. Как их можно устранить? Как Вы оцениваете результат декабрьских выборов 1924 года, при которых социал-демократия, — вполне корруптированная и гнилая партия, — не только не потеряла ничего, но приобрела около двух миллионов голосов?

Ответ. Дело тут не в недостатках работы германской компартии. Дело тут прежде всего в том, что американские займы и внедрение американского капитала плюс стабилизованная валюта, улучшив несколько положение, создали иллюзию о возможности коренной ликвидации внутренних и внешних противоречий, связанных с положением Германии. На этой иллюзии и въехала, как на белом коне, германская социал-демократия в нынешний рейхстаг. Вельс хорохорится теперь своей победой на выборах. Но он, видимо, не понимает, что он присваивает чужую победу. Победила не германская социал-демократия, а группа Моргана. Вельс был и остался лишь одним из приказчиков Моргана.

“Правда” № 27, 3 февраля 1925 г.

Письмо т. Ме-рту

Уважаемый тов. Me-рт!

Письмо Ваше от 20 февраля получил. Прежде всего примите мой привет. А теперь к делу.

1) Вы слишком раздули (и не только Вы) дело с интервью Герцогу.[18] Гнать его в шею я не мог и не буду не только потому, что он член партии, но и потому, что он пришел ко мне с письмом т. Гешке, где последний умолял меня дать Герцогу интервью. Копию этого письма я Вам пересылаю. Немецкий оригинал письма уже отправлен мною ЦК КПГ. Делать из одного лишь факта дачи интервью Герцогу при наличии письменной просьбы т. Гешке вывод о том, что ЦК РКП(б) делает, или намерен сделать, поворот к Брандлеру, — значит делать слона даже не из мухи, а из нуля, и попасть пальцем в небо. Если бы ЦК РКП(б) узнал, что Вы или другие члены ЦК КПГ подозреваете ЦК РКП(б) в симпатиях к Брандлеру — Тальгеймеру[19] и в повороте от левых к правым, то стал бы хохотать до упаду.

2) Вы совершенно правы, утверждая, что германская компартия достигла огромных успехов. Нет сомнения, что Брандлер и Тальгеймер принадлежат к разряду старого типа руководителей, отживающих свой век и оттесняемых на задний план руководителями нового типа. У нас в России процесс отмирания целого ряда старых руководителей из литераторов и старых “вождей” тоже имел место. Он обострялся в периоды революционных кризисов, он замедлялся в периоды накопления сил, но он имел место всегда. Луначарские, Покровские, Рожковы, Гольденберги, Богдановы, Красины и т. д., — таковы первые пришедшие мне на память образчики бывших вождей-большевиков, отошедших потом на второстепенные роли. Это необходимый процесс обновления руководящих кадров живой и развивающейся партии. Разница между Брандлерами — Тальгеймерами и этими последними товарищами состоит, к слову сказать, в том, что Брандлеры и Тальгеймеры имеют за собой, кроме всего прочего, старый социал-демократический груз, между тем как вышеназванные русские товарищи были свободны от такого груза. И эта разница говорит, как видите, не в пользу Брандлера — Тальгеймера, а против них. Тот факт, что КПГ удалось оттеснить и вышибить со сцены Брандлеров и Тальгеймеров, — уже один этот факт говорит за то, что КПГ растет, двигается вперед, преуспевает. Я уже не говорю о тех несомненных успехах КПГ, о которых Вы совершенно правильно пишете в своем письме. Думать теперь, что в ЦК РКП(б) имеются люди, проектирующие повернуть назад колесо развития германской компартии, — значит думать слишком плохо о ЦК РКП(б). Осторожнее, т. Me-рт…

3) Вы говорите о линии КПГ. Несомненно, что линия ее — я говорю о политической линии — правильна. Этим, собственно, и объясняются те близкие, дружеские (а не только товарищеские) отношения между РКП(б) и КПГ, о которых Вы сами говорите в своем письме. Но значит ли это, что мы должны замазывать отдельные ошибки политической работы КПГ или РКП(б)? Конечно, не значит. Можно ли утверждать, что ЦК КПГ или ЦК РКП(б) свободны от отдельных ошибок? Можно ли утверждать, что частичная критика деятельности ЦК КПГ (недостаточное использование дела Бармата,[20] известное голосование комфракции в прусском парламенте по вопросу о выборах президента парламента, вопрос о налогах в связи с планом Дауэса и т. д.) несовместима с полной солидаризацией с общей линией ЦК КПГ? Ясно, что нельзя. Что станется с нашими партиями, если мы, встречаясь друг с другом, скажем, в Исполкоме Коминтерна, закроем глаза на отдельные ошибки своих партий, увлечемся парадом “полного согласия” и “благополучия” и станем во всем поддакивать друг другу? Я думаю, что такие партии никогда не могли бы стать революционными. Это были бы мумии, а не революционные партии. Мне кажется, что некоторые немецкие товарищи иногда не прочь требовать от нас сплошного поддакивания Центральному Комитету КПГ, будучи сами всегда готовы во всем поддакивать Центральному Комитету РКП(б). Я решительно против этих взаимоподдакиваний. Судя по Вашему письму, Вы тоже против. Тем лучше для КПГ.

4) Я решительно против вышибательской политики в отношении всех инакомыслящих товарищей. Я против такой политики не потому, что жалею инакомыслящих, а потому, что такая политика родит в партии режим запугивания, режим застращивания, режим, убивающий дух самокритики и инициативы. Нехорошо, если вождей партии боятся, но не уважают. Вожди партии могут быть действительными вождями лишь в том случае, если их не только боятся, но и уважают в партии, признают их авторитет. Создать таких вождей трудно, это дело длительное и нелегкое, но абсолютно необходимое, ибо без этого условия партия не может быть названа настоящей большевистской партией, а дисциплина партии не может быть сознательной дисциплиной. Я думаю, что немецкие товарищи грешат против этой самоочевидной истины. Для того, чтобы дезавуировать Троцкого и его сторонников, мы, русские большевики, развили интенсивнейшую принципиально-разъяснительную кампанию за основы большевизма против основ троцкизма, хотя, судя по силе и удельному весу ЦК РКП(б), мы могли бы обойтись без этой кампании. Нужна ли была эта кампания? Обязательно нужна была, ибо на ней мы воспитали сотни тысяч новых членов партии (и не членов) в духе большевизма. Крайне печально, что наши немецкие товарищи не чувствуют необходимости предварять или дополнять репрессии против оппозиции широкой принципиально-разъяснительной кампанией, затрудняя тем самым дело воспитания членов партии и кадров партии в духе большевизма. Прогнать Брандлера и Тальгеймера нетрудно, — это дело легкое. Но преодолеть брандлерианство — дело сложное и серьезное, тут одними репрессиями можно только испортить дело, — тут нужно глубоко вспахивать почву и серьезно просвещать головы. РКП(б) развивалась всегда противоречиями, т. е. в борьбе с некоммунистическими течениями, и только в этой борьбе она крепла, выковывала действительные кадры. Перед КПГ лежит тот же путь развития путем противоречий, путем действительной, серьезной и длительной борьбы с некоммунистическими течениями, особенно с социал-демократическими традициями, брандлерианством и пр. Но для такой борьбы недостаточно одних репрессий. Вот почему я думаю, что внутрипартийную политику ЦК КПГ надо сделать более гибкой. Я не сомневаюсь, что КПГ сумеет исправить недочеты в этой области.

5) Вы совершенно правы насчет работы в профсоюзах. Роль профсоюзов в Германии не та, что в России. В России союзы возникли после партии и они, в сущности, являлись вспомогательными органами партии. Не то в Германии и вообще в Европе. Там партия вышла из союзов, союзы с успехом конкурировали с партией в смысле влияния на массы и часто тяжелой гирей ложились на ногах у партии. Если спросить широкие массы в Германии или вообще в Европе, какую организацию они считают более близкой к себе, партию или профсоюзы, они, несомненно, ответят, что союзы ближе к ним, чем партия. Плохо ли это или хорошо, но это факт, что беспартийные рабочие в Европе считают союзы своими основными крепостями, помогающими им в борьбе с капиталистами (зарплата, рабочий день, страхование и пр.), тогда как партию расценивают они как нечто вспомогательное и второстепенное, хотя и необходимое. Этим и объясняется, что прямую борьбу с нынешними профсоюзами, ведомую “ультралевыми” извне, расценивают широкие рабочие массы как борьбу с их основными крепостями, которые они строили десятками лет и которые теперь хотят разрушить “коммунисты”. Не учесть этой особенности — значит погубить все дело коммунистического движения на Западе. Но из этого следуют два вывода:

во-первых, на Западе нельзя овладеть миллионными массами рабочего класса, не овладев профсоюзами,

и, во-вторых, нельзя овладеть профсоюзами, не работая внутри этих профсоюзов и не укрепляя там своего влияния.

Вот почему надо обратить особое внимание на работу наших товарищей в профсоюзах.

Пока все. Не ругайте меня за прямоту и резкость.