Помоги проекту - поделись книгой:
В 1822 г. Верстовский переселился в Москву, поступив на службу в московскую контору императорских театров. В 1825 г. он был назначен «инспектором репертуара и трупп», а в 1842 г. – управляющим московской конторой. Верстовский имел почти неограниченное влияние на театральные дела. Большое влияние на театральную жизнь оказывала и его жена. В Москве в первый период его деятельности ставились один за другим водевили с его музыкой:
«Учитель и ученик, или В чужом пиру похмелье» (1822), «Хлопотун, или Дело мастера боится» (1824), «Забавы Калифа, или Шутки на одни сутки», «Встреча дилижансов», «Тридцать тысяч человек», «Три десятка» (последние четыре – в 1825 г.). При открытии Петровского театра в Москве (1825) был поставлен пролог «Торжество Муз», в котором музыка гимна принадлежала Верстовскому. Последние водевили с музыкой Верстовского (иногда в сотрудничестве с Алябьевым) поставлены в 1827–1832 гг. («Пастушка, старушка, волшебница, или Что нравится женщинам», «Средство выдавать дочерей замуж», «Новый Парис», «Станислав» и «Рославлев»). В патриотической пьесе Скобелева «Кремнев», шедшей в 1839 г., песня Насти принадлежит Верстовскому (на ее тему Вьетан сочинил вариации для скрипки). В 1827 г., по мысли С.Т. Аксакова, Верстовский приступил к сочинению оперы «Пан Твардовский» (на либретто Загоскина), поставленной в 1828 г. в Москве с большим успехом. Опера «Вадим, или Двенадцать спящих дев», на либретто профессора С.П. Шевырева из одноименной поэмы Жуковского (2-я часть), шла впервые в Петербурге в 1832 г.
Настоящую славу Верстовскому дала опера «Аскольдова могила» (либретто Загоскина), поставленная в Москве 16 сентября 1835 г., в Петербурге. До конца 1860-х годов она была дана в императорских театрах – в Петербурге около 200, а в Москве более 400 раз. Последовавшие за ней оперы – «Тоска по родине» (1839), «Чурова Долина, или Сон наяву» (1841) и «Громобой» (1858; либретто Д. Ленского по первой части «Вадима» В.А. Жуковского) далеко не имели успеха «Аскольдовой могилы» и скоро сошли с репертуара. Верстовскому принадлежат еще музыка к различным драматическим произведениям («Сила Песнопения», 1817; «Гезиод и Олаф», 1827); кантаты и хоры, в том числе «Три песни, или Освальд» и «Певец во стане русских воинов», кантата на слова С.П. Шевырева для празднования в январе 1855 г. юбилея Московского университета, гимн для хора с оркестром «Велик Господь», два военных гимна; несколько десятков романсов (из них «Черная шаль» (Пушкин) и «Колокольчик» исполнялись со сцены, а цыганский романс «Старый муж, грозный муж» (Пушкин) исполняла не раз Полина Виардо-Гарсиа); два польских танца для оркестра; три обедни с духовными концертами (1830), исполненные в церквах университетской и Святого Вознесения в Москве (не изданы). В 1826 г. Верстовский совместно с А.И. Писаревым издал «Драматический альбом на 1826 г.» в двух частях, музыкальной и литературной; в последней имеется статья Верстовского «Отрывки из истории драматической музыки» (неоконченная). В 1827–1828 гг. он издавал «Музыкальный альбом». В этих альбомах помещены и некоторые его музыкальные сочинения. С выходом в отставку (1850) Верстовский не только потерял влияние, но и прямо был забыт (исключением является его «Аскольдова могила»). В письме, написанном в 1861 г., он жалуется на судьбу: «За “Аскольдову могилу” московская дирекция выдала мне единовременно две тысячи ассигнациями – собрала же сто тысяч серебром доходу с оперы, и я теперь, будучи в отставке, должен покупать себе место в театре, чтобы взглянуть на старые грехи мои...» Он умер 5 ноября 1862 г.
...Если дойти до Волхонки и стать лицом к Музею изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, то направо (улица Маршала Шапошникова, 4), напротив музея можно увидеть старинный особняк в стиле позднего классицизма. Это хорошо известный любителям старой Москвы «дом Верстовского». В 1828 г. композитор ушел из родительского дома, соединив свою жизнь с актрисой Малого театра «девицей Надеждой Репиной». Но ни одно добропорядочное семейство – ни мещанское, ни купеческое, ни дворянское – не решилось бы дать приют живущим вне брака. Это еще один довод в пользу того, что Верстовский и Репина не могли поселиться в аристократическом особняке В.А. Глебовой. Несколько лет Верстовский и Репина скитались по Москве: два года прожили в приходе Сергия Чудотворца, что в Пушкарях, у староборядца Щелчкова (дом находился на территории владения 10 по Цветному бульвару, не сохранился). Затем они переехали на Рождественский бульвар, 3 (дом сохранился). Это был доходный многонаселенный дом, где в квартирах-клетушках ютилось московское мещанство. Квартира Верстовского выходила окнами на Драчевку (ныне Трубная улица). «Дом Верстовского» в Хлебном сейчас является единственным подлинным домом композитора. На нем будет установлена соответствующая мемориальная доска. Именно здесь композитор скончался. После смерти Верстовского в этом доме в Хлебном переулке жила и там же скончалась Надежда Васильевна Репина-Верстовская (в 1867 г.). В 1871 г. дом перешел к новым владельцам. Ныне в «доме Верстовского» в Хлебном размещается Исландская миссия...
Память юности поэта... На месте церкви Пимена Великого, что в Старых Воротниках
Эта местность, куда иногда приводило меня праздное любопытство, обладает славной историей, и многие ее постройки заслуживают отдельного повествования.
Старопименовский переулок называется по церкви Святого Пимена, ее здание работы архитектора А.Г. Григорьева стояло на углу Старопименовского и Воротниковского переулков. Церковь была приходской для слободы воротников, они и выстроили ее каменное здание в 1682 г. вместо деревянного, известного с конца XVI в. Тогда же построили и шатровую колокольню, стоявшую отдельно от храма в ограде церковного монастыря. В 1825 г. храм стали перестраивать: тщанием церковного старосты московского купца А.И. Милютина возвели большую трапезную с двумя приделами – Св. Пимена и Всех Скорбящих Радости (главный престол – Святой Троицы). Преподобный Пимен Палестинский жил в VI в. в пещере пустыни Рува; о нем сообщают святые отцы Софроний и Иоанн в 167-й главе книги «Луг духовный» (Лимонарь). Однажды зимой к преподобному Пимену пришел для наставления инок Агафоник и остался ночевать в соседней пещере. Утром он рассказал, что очень страдал от стужи. Преподобный Пимен ответил, что был наг, но не ощущал холода потому, что к нему пришел лев, который лег рядом и согрел его. «Однако, – добавил подвижник, – знай, что я буду съеден зверями, потому что, когда я жил в мире и был пастухом овец, мимо моего стада проходил человек, на которого бросились мои псы и растерзали его. Я мог его спасти, но я не сделал этого. Мне было открыто, что я и сам умру такой же смертью». Та к и случилось: спустя три года стало известно, что святой пустынник Пимен Палестинский был растерзан зверями. Это произошло в конце VI в.
О чтимой иконе Всех Скорбящих Радости нам хотелось бы сказать отдельно и более подробно. Несомненно, что уже само наименование сего образа, «Всех Скорбящих Радость», послужило причиной его широчайшей распространенности на Русской земле. Помимо первого московского образа насчитывалось не менее двух с половиной десятков чудотворных и местночтимых списков с этой иконы: в самой Первопрестольной и в ее окрестностях, на берегах Невы и в Абхазии, в сибирском Тобольске и в Киеве, в Вологде и в Нижнем Новгороде, в иных городах, весях и обителях. Душе русского человека особенно близок и понятен скрытый в названии иконы смысл – упование на Пречистую, неизменно спешащую утешить, облегчить скорбь и страдания людские, дать «нагим одеяние, больным исцеление»... Богородица пишется на этой иконе в полный рост, обычно со скипетром в деснице и с Младенцем на шуйце, но иногда и без Него, с распростертыми руками, как на знаменитой «Всех Скорбящих Радость» (с грошиками), в окружении припадающих к Ней бедствующих христиан и посланных для утоления их скорбей Ангелов, указующих на Приснодеву – источник неиссякаемой и всепобеждающей радости. Одеяние Пречистой на списках разнится: Она предстает то во славе, с венцом на главе и в ризах царицы, то в обычном для Ее земных дней плаще и белом плате. Как повествует старинная церковная летопись, в лето 7196 от сотворения мира (1648 г. от Рождества Христова) терзаемая огромной незаживающей язвой в боку вдова Евфимия Акинфиева, родная сестра патриарха Иоакима, отчаявшись получить исцеление у лекарей, воззвала к Пречистой и внезапно услышала глас: «Евфимия, отчего в скорби своей не прибегаешь ты к общей Целительнице всех?» «Где же найти такую Целительницу?» – смиренно спросила больная. И тогда глас повелел обратиться к священнику «храма боголепного Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и преподобного отца Варлаама Хутынского, новгородского чудотворца», что на Большой Ордынке в Москве, с тем чтобы тот взял там «на левой стороне в трапезе, где обыкновенно становятся женщины», образ Пречистой и отслужил перед ним молебен с водосвятием. Немедленно исполнив все это, Евфимия получила исцеление. Та к произошло первое чудо от «иконы Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, яже нарицается
Помимо храма на Большой Ордынке, в Первопрестольной действовали еще четыре приходских храма во имя иконы «Всех Скорбящих Радость» (на 3-й Мещанской при Старо-Екатерининской больнице, на Калитниковском кладбище (с местночтимым списком), на Зацепе (более известный по приделу как храм Фрола и Лавра), а также при психиатрической больнице на Канатчиковой даче; такое же посвящение имеет и престол больничного храма Николо-Угрешского монастыря. Прежде в Москве имелись также Скорбященский женский монастырь на Новослободской улице и почти десяток Скорбященских церквей, в том числе при нескольких больницах, приютах и при тюрьме «Матросская тишина». В отличие от москвичей, православные города на Неве были уверены, что первоявленный образ чудотворной был перевезен в 1711 г. в новую столицу сестрой Петра I царевной Натальей Алексеевной и со временем оказался в Скорбященской церкви на Шпалерной улице. Чуду именно от этого образа приписывалось прекращение свирепствовавшей во времена Екатерины II эпидемии оспы. Церковные историки уже к началу ХХ столетия затруднялись ответить, какая из икон – на Большой Ордынке в Москве или на Шпалерной в Санкт-Петербурге – являлась первым образом. Но судя по тому, что петербургская икона написана на кипарисной доске на загрунтованном холсте, она моложе московской.
Однако со временем и Санкт-Петербург обрел свою икону «Всех Скорбящих Радость» в особом ее изводе – так называемой «Богородицы с грошиками». В давние времена люди, жившие в пригородной деревне Клочки (ныне это район Стеклянного завода, давно вошедший в черту Петербурга), а также купцы Куракины нашли прибитый волнами Невы к берегу образ Богородицы. Через несколько поколений их наследники пожертвовали семейную святыню в часовню при Стеклянном заводе. 23 июля 1888 г. над невскими берегами разразилась страшная гроза. Ударом молнии выжгло внутренние стены часовни вместе со всеми иконами и разбросало монеты из кружки для подаяний. Уцелела лишь одна икона, причем с лика Пречистой спали позднейшие записи, а двенадцать медных монет из кружки были с нечеловеческой силой вбиты в доску иконы. С тех пор новая чудотворная и получила народное наименование «Богоматери с грошиками». На следующий день к часовне потекли потоки богомольцев, начались и уже не прекращались чудесные исцеления. В 1898 г. здесь был освящен новый храм, причем чудотворная оставалась в часовне и переносилась в храм лишь на время богослужений. Именно это место упоминается в строках А.А. Ахматовой «Пароходик идет до Скорбящей...» – так обычно добирались сюда богомольцы. В советское время храм был разрушен, часовня Промыслом Божиим сохранилась до наших дней, сам же чудотворный образ (с грошиками) находится неподалеку, в Троицкой церкви «Кулич и Пасха». На петербургском изводе Пречистая пишется с распростертыми руками, со склоненным влево ликом, Ее нижние одежды багряные, верхние – темно-синие, глава облечена в белое покрывало, без царского венца. Выше в облаках – благословляющий Спаситель, вокруг – Ангелы, страждущие, зеленые ветви и непременные двенадцать монет. Празднование иконе «Всех Скорбящих Радость» совершается 24 октября по старому стилю (некоторые из списков с нее имеют и свои особые дни празднования). И в нынешних границах России, и в ее исторических пределах, и по всему миру, где только ни ступала нога русского человека, звучали, звучат, и до конца мира сего будут звучать слова песнопений в честь этой святой иконы.
Но вернемся к церкви Пимена. В 1848 г. в Москве взялись и за основной храм: вместо него стали строить значительно больший и окончили его только через 11 лет. В этой церкви 27 апреля 1869 г. происходило бракосочетание сына Ф.И. Тютчева Ивана с Ольгой Путятой. В 1923 г. церковь закрыли под предлогом того, что на колокольне обнаружили «самогонный завод», и устроили вместо церкви «аудиторию имени Демьяна Бедного»; позднее там продавали с аукциона не выкупленные в срок вещи. Окончательно сломали церковь в 1932 г., а на ее месте построили жилой дом (№ 7/9, архитектор В.К. Кильдишев). К северу от церкви, как обычно бывало в Москве, находилось несколько небольших дворов причта – священника, дьякона, пономаря. В доме дьякона Пименовской церкви в 1844 г. родился А.А. Остроумов, один из самых известных терапевтов в Москве, профессор Московского университета. В августе 1868 г. в этом доме остановился у своего младшего сына, жившего тогда здесь, Ф.И. Тютчев.
В начале переулка, на углу с Тверской, был жилой дом 1888 г. (архитектор М.А. Арсеньев), сломанный в 1994 г. (на его месте выстроена шикарная гостиница «Мариотт»), а далее по переулку, в глубине участка, находится здание школы (дом № 5), три этажа которой выдают старую постройку. В 1904 г. участок купил педагог, владелец частной мужской гимназии, ранее находившейся на Петровке, Р.Ф. Крейман, построивший на нем представительное здание по проекту архитектора Н.Л. Шевякова. В советское время здание надстроили; в нем находилась «образцовая школа» – настолько образцовая, что туда определили дочь Сталина. Самая старая постройка находится за пересечением с Воротниковским переулком. Это старинные палаты (№ 11, здание во дворе), возможно, сохранившиеся с XVII в., с тех пор, правда, значительно перестроенные. Здесь поселился Н.В. Сушков, женатый на сестре Ф.И. Тютчева. К ним в литературный салон приезжали П.А. Вяземский, Л.Н. Толстой, Н.В. Гоголь, Д.В. Григорович и многие другие известные писатели. Тютчев не без доли сарказма говорил, что «салон Сушковых если и не первый в Европе, то уж, конечно, один из самых многолюдных». Соседний дом (№ 13), также стоящий с небольшим отступом от улиц, тоже почтенного возраста. На его месте на плане 1817 г. обозначено двухэтажное строение, у «коего низ был каменный, а верх деревянный». Может быть, здесь есть и части усадьбы XVIII в. княгини В.А. Шаховской. С тех пор особняк многократно переделывался: с правой (в 1874 г.) и с левой (в 1914 г.) сторон к нему делались пристройки. Здесь в 1880–1881 гг. жил хирург Н.В. Склифосовский.
Большие доходные дома ближе к улице Чехова были выстроены в 1900 г. архитектором К.Ф. Буровым (№ 13; в нем с 1905 до 1930-х гг. жил артист Малого театра П.М. Садовский, а в 1920–1930-х гг. – географ С.Г. Григорьев) и архитектором К.Л. Розенкампфом – в 1909 г. (№ 15).
Правая сторона Старопименовского переулка начинается длинным рядом жилых домов (№ 4 и № 6) постройки начала 1930-х гг. ХХ в., продолжаясь домом № 8 (1906, архитектор П.В. Харко; в нем в 1920–1940-х гг. была квартира математика, академика П.С. Александрова) и № 10/3 (его нижние два этажа относятся к 1875 г., а надстройка – к 1930-м гг.) В последнем доме жил известный экономист академик С.Г. Струмилин. За перекрестком с Воротниковским переулком в несохранившемся доме (№ 12) в 1893– 1896 гг. жил художник В.А. Серов, в начале 1890-х гг. – историк В.К. Трутовский, автор интересной статьи о происхождении названия «Арбат», путеводителей по Оружейной палате и по «Дому бояр Романовых» и многих трудов по нумизматике, геральдике, истории. Недалеко от дома Остермана на Каретную-Садовую выходит Малая Дмитровка и ее продолжение – Долгоруковская, а еще дальше, на Садовой-Триумфальной, отходит влево Воротниковский переулок, в котором жил некогда приятель Пушкина, П.В. Нащокин, владелец знаменитого в свое время «нащокинского домика» – двухаршинной игрушки, стоившей десятки тысяч рублей. В домике вся обстановка, вплоть до щеточек и мелков на карточных столах, была выполнена по особому заказу, нередко за границей. Нащокин был, что называлось тогда, широкою натурой. Влюбившись в артистку Асенкову, он, говорят, переоделся в женское платье и поступил к ней в горничные. Жизнь он вел самую странную: то швырял деньгами в буквальном смысле слова, то, за отсутствием дров и денег, топил печи дорогой мебелью; занимался спиритизмом и алхимией; сошелся с дочерью «степной Каталани» – цыганкой Олей – и дал за нее большой выкуп хору, а потом, тайно от нее, обвенчался с другой. Жизнь Нащокина могла бы, словом, послужить канвой для интересного романа приключений.
Глава седьмая
Москва стародавняя
Путешествие из густого леса в чахлый скверик, или О преходящем пейзаже вокруг церкви Троицы в Сыромятниках
В XV в. в этих местах шумел густой лес, в котором обитало множество разного зверья. Лес принадлежал находившемуся за Яузой Андроньеву монастырю, потом великому князю. Спасо-Андроньев, или Андронников, мужской монастырь был основан около 1360 г. иждивением св. митрополита Алексия. Место, на котором он был основан, замечательно по историческим воспоминаниям: здесь лежал путь из Москвы в Орду к великим ханам. В монастыре было семь церквей и четыре придела. Между погребенными здесь замечательны два иконописца XV в. священники Андрей Рублев и Симеон Черный, о которых упоминается в Четьях-Минеях, в житиях свв. Сергия и Никона Радонежских. Андрей Рублев настолько был искусен в иконописании, что в течение 150 лет его иконы служили образцами для других художников. Он и Черный расписали соборную церковь Андроньева монастыря и в нем закончили свою жизнь иноками около 1430 г. Монастырь расположен у реки Яузы на высокой горе и представляет грандиозную и величественную картину по расположению своих зданий.
В XVI–XVII вв. лес был постепенно вырублен, и на его месте поселена Конюшенная слобода сыромятников (шорников), изготовлявшая для дворцовых нужд хомуты, шлеи, седла и т. п. В 1638 г. в слободе было 38 дворов, в 1653 г. – 53. Они располагались по единственной тогда улице слободы, шедшей прямой линией от Воронцова поля (ныне улица Обуха) до реки Яузы. В 1626 г. на Яузе у плотины выше Андроньева монастыря (то есть в Сыромятниках) мастером Павлином Лукьяновым была построена вторая «пороховая мельница». С XVIII в., когда царский двор переехал в Петербург, тяглецы были освобождены от своих обязанностей царских шорников, и слобода заселилась «разных чинов людьми». Москва в те времена была центром ремесленного производства: ведь, как правило, сам город в те дни начинался с того, что вокруг крепости, под защитой ее стен, начинал селиться ремесленный, а также торговый народ. Ремесленники были одной из самых главных составных частей городского населения, а что касается кожевенников, то их ремесло вообще было одним из старейших – кожа еще до приручения животных, до развития скотоводства была важнейшим продуктом, насущно необходимым для повседневной жизни человека. В Москве кожевенники расселялись в нескольких местах: так, в Замоскворечье, на правом берегу Москвы-реки, поселились в основном овчинники, а на правом берегу реки Яузы – сыромятники (шорники), давшие название этой местности. Они выстроили в своей слободе приходскую Троицкую церковь (любопытно, что кожевенники в Замоскворечье тоже построили церковь во имя Св. Троицы).
В Сыромятниках церковь находилась на углу Верхней Сыромятнической улицы и Сыромятнического переулка. Оба они располагались недалеко от нынешних Садового кольца и Курского вокзала. Здание церкви, самое заметное во всей окружающей местности, было построено в 1786 г. на месте старого, возведенного в 1680 г., храма. Колокольня же осталась прежней (XVII в.). В XIX в. церковь перестраивалась: так, в 1806 и 1832 гг. у церкви и колокольни были сделаны новые верхи и выстроена новая трапезная с двумя приделами – преподобного Сергия и св. Николая Чудотворца.
До нашего времени чудом уцелело чрезвычайно интересное строение, оказавшееся задвинутым во двор дома по Земляному Валу, № 39, строившегося с 1939 по 1953 г. по проекту И.Н. Кастель и Т.Г. Заикина. Если пройти во двор, то совершенно неожиданно можно увидеть очаровательное старинное здание, в состав которого входит одностолпная палата со сводами, сложенными из большемерного орленого кирпича. Палата в 1680-х гг. принадлежала боярину П.И. Матюшкину, племяннику царицы Евдокии, жены Алексея Михайловича. В XVIII в. правнук боярина продал родовые палаты. Долгое время они переходили из рук в руки и с 1764 г. стали принадлежать княгине Н.П. Волконской. Ее сиятельство владела ими до 1810 г. Возможно, дом был перестроен во второй половине XVIII в., но ампирный вид он приобрел в послепожарное время; в 1813–1817 гг. к дому приставили модный тогда портик с шестью ионическими колоннами. В 1820-х гг. домом владел купец П.В. Лукутин, в семье которого бывал Н.И. Пирогов. Позади жилого дома усадьба имела большой сад, который частично сохранился и в XIX в. назывался в народе Потешным, то есть увеселительным. В советское время он стал садом имени Е.Ф. Кухмистерова, участника октябрьского переворота 1917 г., председателя профсоюза железнодорожников Московского узла. Сейчас уже никаких «потех» в саду не осталось, тут скучное и унылое место рядом с железнодорожными линиями.
Рядом с этой усадьбой, но уже ближе к Курскому вокзалу, к площади выходит другое ампирное здание (Земляной Вал, № 35). Его центр выделен небольшим изящным четырехколонным портиком, опирающимся на цокольный этаж. Сначала это был одноэтажный каменный дом, построенный в 1818 г. на месте сгоревшего деревянного, а к 1822 г. его надстроили вторым, также каменным этажом. Дом этот является памятником архитектуры, но заслуживает внимания и как памятник исторический – на нем помещена мемориальная доска, отмечающая место рождения знаменитого врача С.П. Боткина (5 сентября 1832 г.). Но здесь могло бы быть еще несколько мемориальных досок: в начале XIX в. дом принадлежал Петру Кононовичу Боткину, основателю известной русской купеческой династии, славной многими деятелями коммерции, литературы, искусства, науки. Семейство Боткиных, как писал В.В. Стасов, «необыкновенно замечательно по количеству интеллигентных индивидуумов, в нем народившихся, образовавших почти исключительно самих себя и потом игравших очень значительную роль в истории русского развития». Глава семьи, происходивший из посадских людей города Торопца, переехал в Москву в 1800 г. Он первым понял выгоды чайной торговли с Китаем через Кяхту и вскоре разбогател, став в 1828 г. купцом первой гильдии, а потом и потомственным почетным гражданином. Семья Боткиных была большой даже и по московским меркам: от двух браков у Петра Кононовича было 25 детей, из которых выжило девять сыновей и пять дочерей. По воспоминаниям друга боткинской семьи доктора Н.А. Белоголового, «...все многочисленные члены этой семьи поражали своей редкой сплоченностью; их соединяла между собою самая искренняя дружба и самое тесное единодушие... на фамильных обедах этой семьи... нередко за стол садилось более 30 человек, все свои чада и домочадцы, и нельзя было не увлечься той заразительной и добродушной веселостью, какая царила на этих обедах; шуткам и остротам не было конца; братья трунили и подсмеивались друг над другом, но все это делалось в таких симпатичных и благодушных формах, что ничье самолюбие не уязвлялось...» Многие из потомков Боткина приобрели широкую известность в России. Старший сын Василий стал одним из членов кружка интеллектуалов-философов и литераторов, автором широко известной книги «Письма об Испании» и многих статей по истории литературы и музыки. Дмитрий – собирателем большой коллекции западноевропейской живописи. Михаил – художником и также собирателем, но коллекции русского искусства. Петр посвятил свою жизнь семейной фирме. Сергей стал знаменитым медиком. Вскоре после рождения Сергея Боткины переехали с Земляного Вала в Петроверигский переулок, где они купили прекрасный особняк, бывший в их владении почти до взятия власти большевиками.
Отойдем от шума и суеты Садового кольца и углубимся в переулки. Сыромятники – удивительное место. Уйдя с оживленных улиц, путник неожиданно оказывается в другом городе. Не в центре большого, одного из самых крупных урбанистических образований в мире, а в тихом, провинциальном, удаленном от суеты и шума столицы городке. Перед его взором мелькают переулки, заросшие деревьями, сквозь трещины асфальта мостовых пробивается зеленая трава, изредка пройдет по тихому переулку прохожий – а ведь рядом гудит тысячами автомобилей Садовое кольцо и неумолчно шумит людская круговерть у Курского вокзала. Вот в таком тихом месте оказываемся и мы, повернув в Мельницкий переулок (в этих местах находилась слобода мельников). Ранее называвшийся Кривоярославским, переулок связан с памятью знаменитого хирурга, педагога и общественного деятеля Н.И. Пирогова. На доме № 12 находится поставленная еще до большевистского переворота мемориальная доска, решительно утверждающая: «Здесь родился Николай Иванович Пирогов 13 ноября 1810 г.». Судя по этому тексту, он родился именно в том здании, на котором и помещена доска. Но это не так: оно уже третье по счету на этом месте со времени памятного события. Тут, в глубине участка, приобретенного отцом Н.И. Пирогова, казначеем Московского провиантского депо Иваном Ивановичем Пироговым, около 1807 г. стояло небольшое деревянное строение, в котором родился будущий медик. В пожар 1812 г. дом сгорел, и на прежнем месте отец построил новый, на каменном фундаменте, но тоже деревянный дом. По просьбе и указаниям отца Пирогова, который интересовался живописью, новый дом разукрасил некий доморощенный художник: на потолках он изобразил пестрых птиц, порхающих среди зарослей, разрисовал все печи аллегорическими изображениями времен года в виде женских фигур, в садовых беседках поместил фантастические фрески. Конечно, именно этот дом помнил Пирогов, живший в нем до 15 лет, когда его отец разорился и семья переехала в Конюшковский переулок на Пресне. Дом детства Пирогова также не дошел до наших дней – его заменили строения, появившиеся по красной линии переулка.
По переписи 1745 г. в приходе церкви Троицы в Сыромятниках, стоявшей между современными Верхней и Нижней Сыромятническими улицами, значатся дворы придворной знати, военных, чиновников, купцов и тяглецов других слобод. Число дворов увеличилось до двухсот, и возле главной улицы появились переулки. В 1812 г. все деревянные дома в Сыромятниках сгорели, но на их месте вновь были построены главным образом деревянные же дома. Как уже говорилось, на деньги шорников в их слободе была выстроена приходская Троицкая церковь, или церковь Живоначальной Троицы, что в Сыромятниках. Первый храм был построен в 1600 г. В начале XX в. при храме были богадельня и церковно-приходское училище для лиц обоего пола, попечителем которого был купец, почетный гражданин С.Ф. Бубнов, живший неподалеку в собственном доме. По названию церкви современные 3-й и 4-й Сыромятнические переулки назывались Малым и Большим Троицкими, а Сыромятнический проезд – Троицким переулком.
В XX в. церковь постигает участь многих ее московских «сестер». Вот выдержка из оперативной сводки (легенды) Московской губернской комиссии по изъятию церковных ценностей № 24 от 24 апреля 1922 г.: «Около церкви Троицы в Сыромятниках (около фабрики «Марс») во время изъятия также наблюдались небольшие группы старух, женщин и ребятишек... Из церкви Троицы в Сыромятниках серебра 9 пудов 14 фунтов 35 золотников, 1 розочка с 10 камнями, драгоценных камней 25 шт., жемчуга 1 фунт 24 золотника». Позже Троицкая была снесена; вот постановление Президиума Моссовета от 15 октября 1932 г.: «Принимая во внимание, что церковь так называемой троицы (в Сыромятниках) находится на территории, забронированной для постройки нового центрального вокзала, церковь закрыть, а здание ее снести». Летом 1933 г. она перестала существовать. Никакого вокзала на ее месте не построили, и теперь тут чахлый скверик...
Капля камень точит, или О церквях Св. Троицы на Капельках и Трифона в Напрудной
Праздник Святой Троицы отмечается на пятидесятый день после Воскресения Христова, отсюда другое название этого великого церковного торжества – Пятидесятница. В этот день состоялось Сошествие Святого Духа на Апостолов и было положено начало основанию Церкви Христовой. Праздник посвящен Святой Троице, поскольку Сошествие Святого Духа на Апостолов явило образ Триипостасного Бога и Божественное спасение мира: Бог-Отец сотворил мир, Бог-Сын спас род человеческий Искуплением, а Бог Святой Дух, исходящий от Отца, освящает мир, осеняет Церковь и дарует разумение и силу христианской проповеди по всему свету. Святой Троице посвящены главные престолы многих московских храмов. В старой Москве стояло множество Троицких церквей, связанных с выдающимися делами и именами русской истории. Из разрушенных Троицких церквей помянем храм, имевший старомосковское название на Капельках, стоявший на 1-й Мещанской улице (в советское время – проспект Мира). Легенда гласит, что будто бы в старину здесь был обыкновенный московский кабак – кружечный двор или, как говорили в Москве, кружало. Целовальник же, его хозяин, был очень набожным человеком и задумал обновить старую местную церковь – он стал просить каждого своего гостя слить капельку из своей рюмки на храм. Прослышал о том Петр и сам пожаловал к целовальнику. То т не узнал царя и тоже попросил его слить капельку. Царь спросил его, зачем он это просит, и старик-целовальник ответил ему, что собирает на церковь по капле. Петр пожертвовал ему денег, и так появилась новая Троицкая церковь на Капельках. Историки объясняют этот старомосковский топоним по-другому, так как церковь называлась «что на Капле» еще в 1625 г. – задолго до рождения царя Петра I. Согласно научным выводам, название произошло от имени местного ручья Коптелка, или же от маленькой речки Капли, притока реки Напрудной, которая поставляла воду в знаменитые местные пруды дворцовой Напрудной слободы, где была в глубокой древности выстроена уцелевшая Трифоновская церковь. Церковь Трифона в Напрудном (Москва, ул. Трифоновская, 38) – одноглавый бесстолпный одноапсидный храм. В XIX – первой половине XX в. на основании бесстолпности, одноапсидности и наличия крещатого свода церковь условно датировалась серединой XVI в. Л.А. Давид, исследовавший и реставрировавший храм в конце 1930–1940-х гг., предложил более раннюю датировку – между 1479 и 1492 гг. Храм Трифона в Напрудном невелик по размерам, имеет простейший «раннемосковский» декор, простейшие «раннемосковские» порталы и неаккуратно разбитый план.
История Напрудной слободы интересна сама по себе и заслуживает отдельного отступления. Напрудная слобода находилась на северо-востоке Москвы, на берегах речки Напрудной. Последняя брала начало в районе нынешнего Рижского вокзала, далее протекала вдоль Екатерининской улицы и по территории сада Екатерининского училища, где было несколько прудов, богатых рыбой (отсюда, вероятно, и названия этой речки – Напрудная и Рыбная), проходила по Самарскому переулку и впадала в реку Неглинную. Слобода стояла на землях древнего села Напрудского, существовавшего, возможно, еще в XII–XIII вв. Первый раз оно упоминается в старинной духовной грамоте (завещании) московского князя Ивана Калиты в 1339 г.: «Се дал юсмь сыну своему болшему Семену... село Напрудское у города». Примерно через сто лет село по сути дела вошло в состав города – в своей духовной (или, как он пишет, в «грамоте душевной») великий князь Василий Васильевич уже упоминает об этом селе вместе с городскими дворами: «А из Московских сел даю своей княгине Напрудское у города и з дворы з городскими». Напрудная слобода принадлежала дворцу и была небольшой: в 1632 г. в ней насчитывалось 17, а в 1638 г. – 20 дворов.
Надо думать, что в слободе издавна стояла деревянная приходская церковь, освященная во имя святого Трифона. С ее постройкой связан рассказ о царе Иване Васильевиче Грозном, охотившемся вместе с большой свитой в этих краях, болотистых и богатых дичью. В свите был и князь Трифон Патрикеев, державший любимого царева сокола и, как на грех, упустившего его во время охоты. Не миновать бы князю Патрикееву царского гнева, не сносить бы ему головы. Горячо молился князь перед небесными заступниками, прося помочь ему, и святой Трифон указал ему место, где найти сокола. Князь с торжеством возвратил сокола царю, а на том месте, где нашел его, соорудил храм во имя святого. В окрестностях села Напрудного действительно было много дичи, о чем свидетельствовал большой любитель соколиной охоты, царь Алексей Михайлович, охотившийся в этих краях, «промеж Сущова и рощи, что к Напрудному». Ранее на наружной стене церкви находилась очень любопытная фреска, изображавшая всадника на коне, держащего в вытянутой руке сокола. По преданию, она изображала святого Трифона, но в житии его, однако, ничего не говорится о том, что он увлекался охотой. Первые достоверные указания на существование церкви в селе находятся в документах Патриаршего приказа за 1625 и 1626 гг., а в 1646 г. она упоминается уже как каменная: «Дворцовое Напрудное село, за Сретенскими вороты, на Переславльской дороге, подле Москвы, а в селе церковь мученика Трифона каменная». Однако есть сведения, что церковь была построена значительно раньше первых упоминаний о ней: при обследовании церкви в 1936 г. реставратор П.Д. Барановский обнаружил на южной стене надпись, которая может датироваться 1492 г., а по словам историка Москвы И.М. Снегирева, в церкви находились надгробия 1570 г. Судя же по документам и натурным обследованиям, церковь была сложена из тесаного камня в первой половине XVI в. и имела раннее покрытие по трехчастному своду, восстановленное уже в наши дни.
В XIX в. приход увеличивается, и церковь начинает перестраиваться: в 1825 г. с юга к церкви пристраивается придел св. Николая, в 1839 г. строится колокольня, в 1861 г. – северный придел во имя св. Филарета Милостивого, а в 1890–1895 гг. архитектор П.П. Зыков возводит высокую колокольню и обширную трапезную с приделами св. Николая Чудотворца и св. Филиппа Митрополита (освященными в ноябре 1896 г. и сентябре 1898 г.). Работы по исследованию и восстановлению первоначального облика памятника начались еще в 1920 г. Д.П. Суховым, потом они были продолжены П.Д. Барановским, С.А. Тороповым и Л.А. Давидом, который в тяжелые дни осени 1941 г. произвел обмер здания церкви. Сейчас ни колокольни, ни трапезной уже нет, осталась лишь изящная церковь (Трифоновская ул., 38), восстановленная полностью (гипотетична лишь форма звонницы) в 1948–1953 и 1970– 1975 гг. В церкви хранилась икона, в которой были заключены несколько частиц от мощей св. Трифона, которые сохранялись в сербском городе Бака Котарская. В начале XIX в. мастер-серебряник Трифон Добряков пожертвовал туда серебряную раку, а в ответ сербский митрополит Петр Негош прислал ему три частицы мощей святого, которые мастер подарил императору Александру I; впоследствии они были вложены в икону, находившуюся в Трифоновской церкви. Теперь эта икона находится в церкви Знамения, «что в Переяславской слободе» (2-й Крестовский пер., 17).
Недалеко от Трифоновской улицы расположены строения одной из самых крупных московских больниц, известной под аббревиатурой МОНИКИ, что означает Московский областной научно-исследовательский клинический институт (ул. Щепкина, 61/2). Больница была основана в 1776 г. по указу Екатерины II, почему долгое время и носила ее имя. В 1771 г. в Москве появилась вселявшая страх азиатская гостья – чума, и тысячи москвичей стали ее жертвой. Рядом с Напрудной слободой устроили карантин, находившийся у Троицкой (или Крестовской) заставы, стоявшей на дороге на Переславль, Ростов и Ярославль. По указу Екатерины II в его деревянных зданиях открылась больница: «Усмотря, что в числе скитающихся по миру и просящих милостыни в здешнем городе есть престарелые и увечные больные, которые трудами своими кормиться не в состоянии, а также и никому не принадлежащие люди, о коих никто попечения не имеет, заблагорассудили мы по природному нашему человеколюбию учредить под ведомством здешней полиции особую больницу...» Но так как после эпидемии, по словам указа, «оказываются в здешнем городе множество молодых ленивцев, приобыкших лучше праздно шататься, прося милостыни, нежели получать пропитание работою», Екатерина, «дабы прекратить им средства к развратной праздности», указала учредить при больнице у заставы работный дом и «содержать там мужского пола ленивцев, употребляя оных для пиления дикого камня». Для «ленивцев» женского пола употребили здания бывшего Андреевского монастыря около Калужской заставы. Однако в скором времени работный дом упразднили и все помещения отдали Екатерининской больнице, предназначенной в основном для простого люда: «Больница принимает больных всякого рода, как в отношении их звания, так и в отношении их пола, возраста и болезней». В 1812 г. в ней лежали как русские, так и французские больные и раненые. После того как в 1828 г. в доме князя Н.С. Гагарина у Петровских ворот открыли филиал больницы, получивший имя Ново-Екатерининской, больница у Крестовской заставы стала называться Старой. В 1840-х гг. Старо-Екатерининской больницей заведовал знаменитый врач Ф. Гааз, усердно благоустраивавший ее: в ней появились водопровод, души и модные тогда в Европе серные ванны.
Первым каменным зданием Старо-Екатерининской больницы стал корпус для персонала и прислуги, выстроенный в 1898 г., а вторым – храм в память восшествия на престол и бракосочетания Николая II, освященный 3 ноября 1899 г. (архитектор В.П. Десятов; ул. Щепкина, 16). Эта церковь была сооружена на средства благотворителя больницы А.П. Каверина, пожертвовавшего более 100 тыс. руб. Как сообщала газета «Московские церковные ведомости», «внутри храм поражает великолепием и красотою; широкий купол поддерживается четырьмя столпами; святые иконы писаны в древнем стиле по вызолоченному фону; стены храма украшены живописью и орнаментами в древнем стиле; ко дню освящения храмоздателем сооружена драгоценная утварь работы Г. Хлебникова и облачения». Почти все здания, выстроенные до советского времени, возводились на частные средства – на пожертвования врачей или таких филантропов, как Каверины, Морозовы или Крестовниковы. Интересно, что одно время больница называлась Американской – в начале 1920-х гг. Комитет медицинской помощи США взял, в сущности, на себя ее снабжение медикаментами и прочими нужными вещами, но вскоре большевики отказались от помощи из-за границы. Больницу переименовали в Московский клинический институт; потом, правда, вернули ей название Екатерининской больницы, но уже имени профессора А.И. Бабухина (известного гистолога); ныне же это институт, носящий имя М.Ф. Владимирского, медика по образованию и большевика, умудрившегося безнаказанно для себя пробыть в продолжение почти четверти века – с 1927 по 1951 г. – на посту председателя Центральной ревизионной комиссии ВКП(б).
У Трифоновской улицы находилось первое московское городское кладбище, основанное в 1748 г. Императрица Елизавета Петровна на пути из Кремля в свою резиденцию в Лефортове проезжала мимо многочисленных церквей и кладбищ при них. Убоявшись заразы и убегая их печального вида, императрица соизволила запретить хоронить при этих церквах и повелела отвести для кладбища приличное место подальше от пути ее следования. Архитектор Д.В. Ухтомский нашел такое недалеко от старинного иноземного кладбища среди полей у Трифоновской церкви, где в 1748–1750 гг. устроили новое: огородили его забором, поставили ворота и соорудили небольшую деревянную церковь во имя Лазаря, отчего кладбище получило название Лазаревского. Каменное здание церкви (2-й Лазаревский пер., 2) строилось в конце XVIII в. на средства, пожертвованные богатой купеческой семьей Долговых. Глава семьи – Лука Иванович Долгов – был одним из самых богатых московских купцов. Прибыв в Москву из Калуги, он почти сразу стал купцом первой гильдии, а за пожертвования, сделанные им во время чумы 1771 г., получил чин титулярного советника и дворянство.
От двух браков у него было 14 детей, его дочери сделали прекрасные партии – одна из них вышла замуж за князя Горчакова, другая – за гвардейца Колычева, третья – за университетского профессора врача Зыбелина, четвертая – за архитектора Баженова, пятая – за Назарова, тоже архитектора. Ему-то, своему зятю Елизвою Семеновичу Назарову, и поручил купец выполнить богоугодное дело – постройку новой церкви на Лазаревском кладбище. В 1783 г. Л.И. Долгов просил дозволения выстроить церковь «каменную о трех престолах и при ней в особливом отделении несколько каменных же жилых покоев для пребывания бедных». Церковь строилась в 1784–1787 гг. – это была небольшая ротонда с трапезной, украшенной с запада двумя башенками для колокольного звона и портиком между ними. В 1902–1904 гг. по проекту архитектора С.Ф. Воскресенского трапезную построили заново: сделали ее значительно шире и длиннее, сохранив и портик, и обе колоколенки. В трапезной находились два придельных храма – Воскрешения Лазаря и евангелиста Луки, главный же престол был освящен во имя Сошествия Св. Духа. В советское время почти полностью уничтожили внутреннее убранство – в церкви устроили общежитие, тогда же исчезла и доска с эпитафией храмоздателю, в которой рассказывалось о самом Луке Ивановиче Долгове: «Тут погребено тело Луки Ивановича Долгова. Родился 1722 года октября 10 дня. День ангела 18 октября. Скончался 1783 года апреля 19 дня. Был по выборам Гражданства Президентом Московского магистрата, во время заразительной болезни в Москве членом Предохранительной комиссии. За сии усердные труды именным указом пожалован титулярным советником. В жизнь свою расположась на сем месте создать храм Сошествия Св. Духа с двумя приделами – Луки евангелиста и Воскресения праведного Лазаря, в последний год своей жизни оный расположил по плану и фасад, согласно своему намерению, проектированному затем его зятем Статским советником и Правительствующего Сената архитектором Елизвоем Семеновичем Назаровым, предназначена в исполнение привести по кончине его. Вследствие чего сия святая церковь и сооружена оставшими по нем».
Большое Лазаревское кладбище, когда-то бывшее за городской границей, в XIX в. оказалось в черте города. На памятниках кладбища можно было прочесть многие и многие дорогие и памятные нам имена. Анна Григорьевна Достоевская вспоминала, как во время приезда в Москву в 1867 г. «в одно ясное утро» Федор Михайлович повез ее на Лазаревское кладбище, «где погребена его мать, Мария Федоровна Достоевская, к памяти которой он относился с сердечной нежностью. Мы были очень довольны, что еще застали священника в церкви, и он мог совершить панихиду на ее могиле». На Лазаревском кладбище были похоронены известные люди: среди них юрист Н.Н. Сандунов, его брат артист С.Н. Сандунов, филолог Р.Ф. Тимковский, медики С.И. Зыбелин и А.И. Кикин, ботаник П.Ф. Маевский, богослов А.П. Смирнов. Та м же были и могилы архитекторов Е.С. Назарова и П.Е. Баева, поэта Ф.Б. Миллера, профессора Московского университета, отца известного историка Москвы М.М. Снегирева, москвоведов С.М. Любецкого и Н.А. Скворцова. Большевистские хозяева Москвы, ничтоже сумняшеся, решили превратить кладбище в... детский парк. В 1932 г. храм был закрыт, приспособлен под общежитие, затем под мастерские, а на месте кладбища разбит детский парк. Все надгробия были вывезены, могилы разровнены, и на костях предков заиграли счастливые дети страны Советов. Как тут не вспомнить бессмертные слова Пушкина: «Неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности...» Правда, уже в 1991 г. в храме при кладбище были возобновлены богослужения.
Однако вернемся к судьбе Троицкой церкви на Мещанской, в строительстве которой будто бы принимал участие Петр I. В 1708 г. старый деревянный храм сгорел, и новый возвели повелением царя всего за 4 года – сама императрица Екатерина, супруга Петра, пожертвовала на него средства. По описным книгам храм Св. Троицы, что на Капельках, существовал гораздо раньше петровских времен. Он упоминается в 1625 г. и значится храмом «на Капле», одной из речек, служивших протоками воды для прудов в соседнем селе Напрудном. Церковь эта по ветхости была сломана, и на ее месте в 1693 г. построили новую деревянную. Как это часто случалось в ту пору, в сентябре 1708 г. церковь сгорела. На отведенном в Посольском приказе бывшем кружечном месте начали строить каменную церковь, которая в 1712 г. по благословению блюстителя патриаршего престола Стефана, митрополита Рязанского, была освящена Иоанникием, митрополитом Ставропольским. Но пришли новые времена. После воцарения большевиков в России началась дикая свистопляска на русских святынях. Оперативная сводка Московской губернской комиссии по изъятию церковных ценностей в храмах Сокольнического района за № 19 от 20 апреля 1922 г. гласила: «...Изъятию подлежали на 20/IV в Сокольническом районе 14 церквей. В церкви Троицы на Капельках был ранен камнем в голову т. Пестряк, слесарь, выносивший изъятые ценности из церкви в ящиках. В обоих случаях произведены аресты. Из церкви Троицы Капельки серебра 15 пудов 6 фунтов 34 золотника, 36 жемчуга, 29 бриллиантов... Губкомиссия Базилевич». В 1931–1933 гг. церковь Троицы на Капельках снесли, и на ее месте возник самый заурядный жилой дом.
Глава восьмая
Святыни и повседневность
Пропавший список и легендарные окрестности, или Школа на месте церкви Грузинской Божией Матери на Воронцовом поле
На правом берегу реки Яузы поднимается холм. Его крутой склон подобен соседней Ивановской горке (в районе ул. Забелина) и обращен к югу. Когда-то он был занят садами, а на самой вершине этого холма – там, где сейчас проходит улица Воронцово поле – находилось старинное село Воронцово, принадлежавшее роду тысяцких Воронцовых и перешедшее после казни сына последнего тысяцкого к великому князю Дмитрию Донскому. С тех пор оно находилось в роду московских государей и неоднократно упоминалось в духовных грамотах и летописных известиях. В 1504 г. царь Иван III завещал сыну Василию «селцо Воронцовское на Яузе, где мой двор». Этот загородный двор упоминается еще несколько раз, в частности в 1515 г., когда Василий III, по словам летописи, «приехав в Москву, летовал в Воронцове на своем дворе». Великокняжеский двор с дворцом и садом был окружен по периметру избами горожан, обслуживавших его. Рядом располагались водяные мельницы на Яузе и даже кожевенный завод. Одна из немногих в то время каменных церквей в Москве была построена именно в этих местах. Великий князь Василий приказал заезжему архитектору Алевизу возвести в селе каменную Благовещенскую церковь (ее здание, многократно перестроенное, стоит на улице Воронцово поле, 16).
Под защитой крепостных сооружений (по линии нынешних Садовых улиц) процветала Воронцовская слобода. Упоминаемая в документах XVII в., она насчитывала тогда целых 135 дворов. В XIII в. там, среди полей и лугов, пролегла дорога от архиерейского Крутицкого подворья, находившегося на месте нынешних Алешинских казарм, к центру Москвы. Напомним вкратце читателю о том, как возникло Крутицкое подворье. В 1261 г. в столице Золотой Орды – городе Сарае – была учреждена православная епархия. В 1269 г. с православной епархией в ордынской столице была соединена епархия города Переяславля-Русского, учрежденная еще в 1078–1093 гг. и расположенная главным образом по верховьям Дона. Поэтому местные епископы стали называться сарайскими и подонскими, канонически подчиняясь митрополиту Московскому. Еще при князе Данииле Александровиче им была пожалована земля, на которой, на высоком и крутом берегу реки Москвы, они устроили свое подворье, называемое Крутицким. Именно оттуда и прошла дорога в центр города – прямо по современной Воронцовской улице. В 1370-х гг. за этим подворьем к югу, тоже на высоком берегу реки Москвы, был построен Симонов монастырь. Неподалеку от него недолгое время существовала и небольшая иноземная слобода, населенная поляками и литовцами. В этих местах жили стрельцы, постепенно вытеснившие старых жителей за Яузу. В 1639 г. часть Воронцовской слободы, находившейся на Воронцовом поле (нынешней улице Обуха), переместилась за Таганские ворота на современную Воронцовскую улицу. Слобода была «черная», состоявшая из пахарей, торговцев и ремесленников.
Теперь о Новоспасском монастыре. Он расположен в юго-восточной стороне города, на левом возвышенном берегу Москвы-реки, приблизительно в пяти верстах от Кремля. Монастырь служил крепостью и защищал Москву от набегов Польши, Литвы и татар. История монастыря восходит к XIII в., почти совпадая со временем зарождения самой Москвы. Первоначально монастырь, посвященный имени Спасителя, был основан благоверным князем Даниилом, сыном св. Александра Невского, на месте, занимаемом теперь Даниловым монастырем. Но недолго стоял он на этом месте. Сын Даниила, Иван Калита, в 1330 г. перенес монастырь на Кремлевский Боровицкий холм. Во время нашествия на Москву татарского хана Тохтамыша Спасская обитель испытала печальную судьбу всего города: она была разграблена и сожжена, а ее настоятель архим. Симеон был убит. Со времени княжения Ивана III в истории Спасского монастыря начинается новый период. При сооружении новых зданий Кремлевского дворца существование здесь Спасского монастыря оказалось неудобным, так как он оказался в районе дворцовых зданий, которые окружили его плотным кольцом. Великий князь решил перенести монастырь на другое место – верстах в пяти от Кремля, на так называемый Васильевский или Васильцов стан на берегу Москвы-реки. Полагают, что Васильевский стан являлся именно сторожевым пунктом, так как из исторических данных хорошо известно, что именно возвышенные места и являются центром расположения войск, а устройство здесь монастыря не помешало бы использовать это место в военных целях, так как монастыри в это время часто являлись и крепостями. По своему новому местоположению Спасский монастырь стал называться Новоспасским, или монастырем Спаса на Новом, под каковым названием он преимущественно упоминается в летописных источниках и грамотах. На старом же месте в Кремле был оставлен Преображенский храм, известный также под именем Спаса на Бору. Первоначально храм и другие строения монастыря были деревянными, но в 1491 г. Иван III заложил каменный соборный храм в честь Преображения Господня.
Перенеся Спасскую обитель на новое место, великий князь Иван III много содействовал ее процветанию; преемники великого князя также обращали на нее внимание и оказывали свое содействие. При Иване Грозном Новоспасский монастырь был превращен в крепость и являлся сторожевым военным пунктом, защищавшим дорогу в Москву. После Грозного царя до Смутного времени определенных известий о состоянии Новоспасского монастыря не сохранилось; известно лишь, что в 1591 г., во время нашествия крымского хана Казы-Гирея, Новоспасский монастырь явился надежным оплотом защиты Москвы. В Смутное время монастырь был совершенно опустошен: в его стенах грабили и неистовствовали толпы поляков. Можно предположить, что Новоспасский монастырь подвергся этому опустошению более всех монастырей Москвы, так как дорога, по которой проходили войска поляков, литовцев и русских изменников, пролегала в непосредственной близости.
Новая эпоха в истори монастыря начинается со времени вступления на престол Михаила Федоровича Романова. Монастырь был заново обнесен стенами с бойницами. Кроме того, царским указом воеводе Петру Дашкову было поручено охранять монастырь от прихода крымских и ногайских татар. Во все время царствования Михаила Федоровича Новоспасский монастырь имел, кроме религиозного и ритуального (как место погребения царских родственников), еще и важное военно-стратегическое значение. Несколько раз во время этого царствования Новоспасский монастырь был обращаем в крепость. Та к было в 1618 г., во время нашествия на Москву польского королевича Владислава, так же произошло в 1633 и 1634 гг. В конце своего царствования Михаил Федорович заменил деревянные стены Новоспасского монастыря каменными с башнями по углам и построил в монастыре каменный собор. Дворцовые каменщики были поселены слободкой за Таганскими воротами. Они расположились между монастырем и Воронцовской улицей, и остались здесь жить и по окончании постройки Новоспасского монастыря. В концу XVII в. к ним поселили еще одну группу каменщиков. Из места их компактного проживания получились целых две слободы, расположенные на месте нынешних улиц Большие и Малые Каменщики. А у соборов Новоспасского монастыря продолжилась своя жизнь. Как уже упоминалось, после устройства каменной ограды был заново построен Преображенский собор, сохранившийся до наших дней. Кроме Преображенского храма царем Алексеем Михайловичем был выстроен еще Покровский храм. В XVII столетии монастырь побывал и местом заключения преступников и разного рода еретиков. Здесь были устроены застенки и затворы. В 1618 г. сюда был прислан преп. Дионисий, знаменитый защитник Руси, настоятель Троице-Сергиевой лавры, оклеветанный своими врагами как мнимый еретик; в Новоспасском монастыре его морили голодом и дымом.
При императоре Петре I для монастыря был отлит большой колокол, что явилось свидетельством особого внимания этого императора к Новоспасскому монастырю. В это время шла война со Швецией, и по указу царя лишние колокола были перелиты в пушки, а кроме того, царским же указом было «воспрещено затевать что-либо лишнее в монастыре». С конца царствования Петра I начинается постепенный упадок монастыря. В царствование императрицы Анны Иоанновны по приказу Бирона в монастырь присылались на полное иждивение военные инвалиды (часто инославного исповедания), которые являлись тяжким бременем для монастыря. Из русских государей XVIII в. особое благоволение к Новоспасскому монастырю имела лишь императрица Елизавета Петровна, при которой началась постройка величественной колокольни. При Екатерине II последовала известная секуляризация, которая не только лишила монастырь всех поместий, но и затормозила постройку колокольни, строительство которой возобновилось лишь через двадцать лет. В 1812 г. монастырь подвергся грабежу и разрушению – сперва в нем хозяйничали неприятельские солдаты, а затем – всепожирающий общемосковский пожар. До Октябрьской революции Новоспасский монастырь занимал в Москве одно из первых мест и был часто посещаем богомольцами, особенно в праздничные дни. В монастыре тогда было семь храмов: Скорбный Преображенский храм (холодный), Покровский храм с приделами во имя Св. Дмитрия Ростовского и Великомученицы Варвары, Екатерининский храм с приделами Печерской Богоматери и Св. Саввы Освященного, Знаменский храм, Св. Романа Сладкопевца (усыпальница бояр Романовых), Св. Сергия Радонежского (в колокольне) и Св. Николая Чудотворца.
Ограда монастыря, выстроенная по указу Михаила Федоровича взамен деревянной, была начата постройкой в 1640 г., а окончена в 1642 г. Она представляет собой неправильный пятиугольник с пятью башнями. В верхней части башен и стен устроены приспособления для орудий. Главные ворота монастыря находятся на восточной стороне ограды под колокольней. Кроме главных ворот, есть еще ворота у юго-восточной и у юго-западной башен. С точки зрения обороны интерес представляет западная стена монастыря, выходящая на Москву-реку. Посередине стены построена пятиугольная башня, фланкирующая своим огнем всю стену, тогда как угловые башни здесь не выступают за линию стены – зато выступают за линию южной и северной стен, фланкируя в свою очередь их.
На плане Москвы 1739 г. правая, западная сторона Воронцовской улицы показана уже застроенной на всем протяжении, с большой площадью посередине, идущей к Новоспасскому монастырю, и четырьмя переулками за ней. Но левая, восточная сторона улицы была застроена лишь на две трети. Обширное пространство в конце улицы оказалось занято пашней и огородами Покровского монастыря, стоявшего у современной Абельмановской заставы. Покровский мужской монастырь был основан в 1635 г. на территории бывшего кладбища, где прежде размещался Убогий дом (богадельня); отсюда второе название Покровского монастыря – «что на убогих домах» (ныне Таганская улица, 58). В первой половине XIX в. он был полностью перестроен. Ныне в ансамбль Покровского монастыря входят: церковь Покрова с нижним храмом Ионы Митрополита (1806–14), со скромным ампирным декором боковых фасадов (пилястровые портики) и невысокой венчающей ротондой; кельи (XVIII–XIX вв.); дом причта (начало XIX в.); декоративные стены и башни в духе неоготики; южные и северные ворота (1830-е гг.). В 1854–1856 гг. по проекту архитектора М.Д. Быковского (1848) был сооружен собор Воскресения Словущего – монументальная пятиглавая постройка в «русско-византийском» стиле. Монастырь был закрыт в 1926 г. Ныне на территории бывшего кладбища при Покровском монастыре раскинулся парк культуры и отдыха.
По переписи 1738–1739 гг. в начале Воронцовской улицы, у Таганской площади, находился Мясной ряд и «дворовое пустое место, которое было Немецкое кладбище, да на тоя ж месте были торговые бани, идучи от Воронцовской слободы в Каменщики по правой стороне, идучи подле дворов и Мясному ряду». На улице в это время находился 31 двор, из которых 21 принадлежал купцам, выходцам из тяглых людей различных слобод XVII в., четыре – кузнецам и подмастерьям, один – посадскому человеку, один – вдове тяглеца Воронцовской слободы, три – солдатам, один – крестьянину. Слобода была застроена деревянными домами, позади которых во все стороны простирались сады и огороды. В начале XVIII в. весь этот район считался стрелецкой землей полка Степана Стрекалова. Во второй половине XVIII в. склон к Яузе был занят крупными усадьбами, из которых особенно большой была усадьба екатерининского сановника А.А. Безбородко. Он подарил Павлу I свой дворец в Немецкой слободе, и в возмещение ему «пожалована была в вечное и потомственное владение» земля в этих местах. Безбородко писал о своих планах, что он собирается «заложить новый дом в Москве на прекрасном и первом в Москве месте, в конце Воронцовского поля, на Яузе, у самого Белого города лежащем, которое достал у княгини Хованской покойный князь Потемкин, а после его купила блаженной памяти Императрица». Канцлер успел заказать проекты нового огромного дома архитектору Джакомо Кваренги, а парка – Николаю Львову, но последовавшая за этим смерть именитого заказчика остановила все работы по строительству.
Выбор Безбородко знаменитых архитекторов был обусловлен той неимоверной популярностью последних, что сопровождала их на протяжении всей жизни. Кваренги родился в аристократической семье в селении Рота Фуори, в провинции Бергамо, в Италии 20 сентября 1744 г. Учился живописи и архитектуре в Бергамо и Риме, глубоко изучил античное зодчество и наследие великого соотечественника Палладио. Наиболее значительной из работ, выполненных Кваренги на родине, было обновление церкви Санта-Сколастика в Субиако близ Рима (1770–1773), превращенной изнутри в один из первых в Италии храмов неоклассического типа. Волею случая Кваренги был приглашен на русскую службу и в 1780 г. прибыл в Москву, где занялся перестройкой Екатерининского дворца на Яузе, увы, не сохранившегося до наших дней. После того он проживал в основном в Петербурге. К наиболее значительным постройкам, возведенным по его проектам, принадлежат Английский дворец в Петергофе (1781–1794, разрушен в 1942); Академия наук (1783–1785), Ассигнационный банк (1783–1799), Эрмитажный театр (1783–1787), Екатерининский институт (1804; ныне часть Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина), Конногвардейский манеж (1804–1807), Смольный институт (1806–1808), деревянные Нарвские триумфальные ворота (1814; в 1827–1834 перестроены в камне и металле В.П. Стасовым) в Петербурге; павильон «Концертный зал» (1782–1786) и Александровский дворец (1792–1796) в Царском Селе; торговые ряды на Красной площади (1786, не сохранились), Старый Гостиный двор (1790–1805) и Странноприимный дом (совместно с Е.С. Назаровым; 1794–1807; ныне институт им. Н.В. Склифосовского) в Москве. Под его руководством было создано немало проектов и для усадеб, а также провинциальных городов (к примеру, дом Денисьева в Курске, 1790; дом Сибирякова или «Белый дом» в Иркутске, 1800–1804). Мастер закрепил в русском зодчестве каноны классицизма. Разумеется, до его приезда они уже успели сложиться, но еще не получили градостроительного размаха. Используя в своем творчестве ограниченное число основных архитектурно-пластических модулей (колоннады большого ордера, монументальные колонные портики фасада, рустовка цоколя и т. д.) и активно открывая свои композиции в окружающее пространство, Кваренги сообщил классицистскому стилю значение универсальной нормы. Нормативным смыслом обладали изданные мастером альбомы гравюр с проектов Эрмитажного театра (1787), Ассигнационного банка (1791) и первый том общего собрания его проектов (1810). Вторую по значимости, но не менее важную часть наследия Кваренги составили тонированные акварелью рисунки с видами Москвы и Петербурга, а также эскизы мебели и утвари. Кваренги скончался в Петербурге 18 февраля (2 марта) 1817 г.
Что касается до второго подрядчика российского канцлера, Николая Александровича Львова, то этот незаурядный человек своего времени родился в деревне Черенчицы (Новоторжский уезд, Тверская губерния) 4 (15) марта 1751 г. в семье отставного прапорщика. Приехав в Петербург, будущий архитектор поступил в бомбардирскую роту Измайловского полка, но уже в начале 1770-х гг. перешел на гражданскую службу; в 1771 г. поместил свои первые стихотворные опыты в рукописном журнале «Труды четырех общинников». В свободное от несения гражданской службы время Николай Александрович путешествовал по Западной Европе, побывав, в частности, во Франции и Италии. По возвращении в Петербург он недолго служил в Коллегии иностранных дел, а с 1782 г. – в Почтовом департаменте. Жил Львов в те времена в Петербурге и в своем родовом имении Черенчицы-Никольское. Долгие годы он входил в поэтический кружок, членами которого были также Г.Р. Державин, В.В. Капнист, И.И. Хемницер, И.И. Дмитриев и др. Какое-то время он писал эпиграммы, басни, кантаты, оды, элегии, сатиры, поэмы. Со временем в своем творчестве Львов перешел от сентиментализма к романтизму. Как зодчий (пусть и самоучка), Львов внес большой вклад в архитектуру русского классицизма. Со времени визитов Львова в Италию для него стало знаковым творчество А. Палладио; в 1798 г. он издал в собственном переводе и со своим предисловием и примечаниями первый том «Четырех книг об архитектуре». Львов стремился распространить в своих постройках первозданный «вкус Палладиев» с его гармонией сочетания красоты и практической пользы. Среди реализованных проектов Львова был и собор святого Иосифа в Могилеве (1781–1797; разрушен в 1930-е гг.), Петербургский почтамт (1782–1789), Невские ворота Петропавловской крепости (1784– 1787), Троицкая церковь в селе Александровском, ныне в черте Петербурга (известный также как «Кулич и Пасха», 1785–1797), Борисоглебский собор в Торжке (строил архитектор Ф.И. Буци; 1785–1796), Екатерининская церковь-ротонда в городке Валдай (1793), усадьбы в Знаменском («Раек»), Арпачево, Митино-Василево, Премухине в Тверской области, Воронове и Введенском в Московской области (все – 1780–1790-е гг.; сохранились лишь более или менее крупные фрагменты былых ансамблей). К периоду его архитектурного творчества 1789–1804 гг. относятся жилые и хозяйственные постройки, а также семейная усыпальница в Никольском-Черенчицах. Часто выделяясь – подобно Невским воротам или «Куличу и Пасхе» (храмовая ротонда с пирамидальной колокольней) – оригинальной выразительностью композиции и силуэта, архитектурные идеи Львова имели в то же время и большое типообразующее значение, прежде всего в усадебной архитектуре. Он постоянно сочетал свои сооружения с новаторскими инженерными разработками (такова, в частности, система водоснабжения в Торжке, оформленная ротондой-колодцем на Торговой площади, 1802). Не раз выступал он и как паркостроитель: в частности, изложил принципы устройства пейзажного парка с элементами регулярной планировки в многочисленных пометках и рисунках на полях книги К. Гиршфельда о садоводстве, а также в альбоме с проектами парка в московской усадьбе своего покровителя канцлера А.А. Безбородко.
Этим, однако, удивительные и разносторонние способности Львова отнюдь не исчерпывались. Открыв в 1786 г. в районе Валдайской возвышенности и города Боровичи залежи каменного угля, он активно способствовал его разработкам, попутно исследуя новые возможности его отопительного и промышленного применения (для получения корабельной смолы, серы, кокса и «каменного картона», т. е. толя). В 1795 г. Львов опубликовал трактат «Русская пиростатика, или Употребление испытанных уже воздушных печей и каминов» с собственноручно награвированными чертежами новых отопительно-вентиляционных устройств (первую работу такого рода в России), а в 1799 г. – сочинение «О пользе и употреблении русского земляного угля». В тот же период Львов изобрел способ возведения зданий из утрамбованной земли, укрепленной известковым раствором, и учредил школу землебитного строительства в Никольском. Примером такого рода здания явилась резиденция приора Мальтийского ордена (Приорат) в Гатчине (1798– 1799).
С 1799 г. центром экспериментов Николая Александровича была Тюфелева дача близ уже упоминавшегося нами подмосковного (в то время) Симонова монастыря, ставшая своеобразным технологическим институтом. Этот монастырь связан со славными страницами истории Отечества, со многими достопамятными событиями. Он был основан в 1370 г. по благословению св. Сергия Радонежского его учеником и племянником – преподобным Федором, уроженцем Радонежа, принявшим постриг в Покровском Хотьковом монастыре. Преподобный Федор прославился как весьма почитаемый наставник, будучи духовником Дмитрия Донского. В 1388 г. преподобный Федор стал Ростовским архиепископом. Умер он 28 ноября 1394 г., а мощи его упокоились в Успенском соборе Ростова.
Свое название монастырь получил по имени инока Симона, в миру боярина Стефана Васильевича Ховрина, пожертвовавшего свою землю для монастыря. На этих землях к югу от Москвы, в десяти верстах от Кремля, и был заложен монастырь. Первоначально он располагался ниже по течению Москвы-реки, у большой дороги в Москву, и преподобный Федор в своем стремлении найти полное уединение, выбрал для монастыря иное место, но все же неподалеку от первоначального. В 1379 г. монастырь был перенесен на его нынешнее место. Там, на старом месте, осталась только приходская церковь Рождества в Старом Симонове, под колокольней которой во второй половине XVIII в. были обнаружены могилы великих иноков Троице-Сергиевой лавры, Александра Пересвета и Андрея Осляби, героев Куликовской битвы. Пережившая страшные разрушения, долгое время служившая компрессорной станцией завода «Динамо», эта церковь ныне снова возрождается.
Преподобный Сергий Радонежский считал Симонов монастырь ветвью своей Троицкой обители и всегда останавливался здесь во время приездов в Москву. Симонов монастырь дал целую плеяду выдающихся подвижников и церковных деятелей: св. Кирилл Белозерский (1337–1427), св. Иона, митрополит Московский (ум. в 1461), патриарх Иосиф (ум. в 1652), митрополит Геронтий, архиепископ Ростовский Иоанн, инок Вассиан (в миру князь Василий Иванович Косой-Патрикеев). Та м же проживал и работал преподобный Максим Грек.
Поделиться книгой: