Резервный космодром

Древние говорили, что постоянная опасность вырабатывает презрение к ней.

Только отчасти. Рощин несколько иначе относился к службе. Подразделения постоянной боевой готовности, тем и отличаются от иных гарнизонов: в пространстве Обитаемой Галактики каждый час, каждую минуту что-то происходит, он привык к напряжению боевых будней, знал, какую цену порой приходилось платить за скверную подготовку, за отсутствие командиров на местах, — для Вадима понятие «выходной» являлось скорее раздражителем, — большинство крупных конфликтов начиналось в такие вот сонные, безмятежные дни…

Дежурный офицер явно не разделял подобной точки зрения.

— Крупных поселений всего пять — ответил он на вопрос галакткапитана. — Жителей — около ста тысячь.

— А почему города на соседнем материке? Ведь историческое место посадки колониального транспорта здесь. Я видел древний защитный периметр, возведенный машинами.

— Ну, да. — Согласился Денис Иноземцев. — «Александрия» приземлилась тут, но колония, как принято говорить, «не состоялась». Когда планету вторично открыли разведовательно-картографические силы флота, здесь существовало с десяток небольших поселков, никакой промышленности, да к тому же обнаружилось что на этом материке, под землей скрыты руины каких-то древних сооружений. Вот и решили современную инфраструктуру строить за проливом.

— А как же космодром?

— Для него место специально искали. — Ответил галактлейтенант — Исследовали каждую пядь земли на наличие культурного слоя.[34] Ничего не нашли.

— Ясно. — Рощин посмотрел на экраны, заменяющие в помещениях обычные окна. Небеса еще с утра затянуло тучами, накрапывал мелкий и нудный дождь, однако, бездельничать целый день он не собирался.

— «Семерку» поставишь на старт. — Распорядился Вадим. — Через пятнадцать минут, я пока экипируюсь.

Дежурный удивленно вкинул брови.

— Взлетать будете?

— Буду. — Спокойно ответил Рощин. — Машина новая, атмосфера Алексии мне незнакома, нужно осваиваться.

Спорить с галакткапитаном дежурный не стал. По глазам понял, что бесполезно, да и распоряжение не противоречило инструкциям. Командир эскадрильи сам волен назначать график учебно-тренировочных вылетов.

* * *

Хмурые облака висели низкими, рваными клочьями.

На развороте, пока набирал высоту, тестируя новый тип планетарных двигателей, солнечные лучи изредка прорывались сквозь прорехи в серо-свинцовых космах, на секунду брызжа с экранов золотистыми лучами, освещая сознание пилота, и снова в двойственном восприятии[35] — лазурь вперемешку с хмарью.

Земля уплывала вниз, игрушечные постройки Пятого Резервного становились все меньше, вскоре и они исчезли под серой мглой облаков, и теперь, куда ни глянь — безграничный простор плавно наливающихся фиолетовой чернотой небес.

Взлет с планетарного космодрома долог, необычен, он отличается от стремительных заходов в атмосферы планет, когда порой и на планетарную тягу переключаться не приходилось: современная война не предполагает визуального контакта пилота с целями, работать в основном приходиться по показаниям сканирующих комплексов, — поймал маркер, выпустил ракеты и забыл…

Теперь их учили воевать иначе.

Пространство гиперсферы вносило свои коррективы в тактику боев с применением аэрокосмических истребителей. В условиях десятого энергоуровня, к примеру, не работало большинство привычных кибернетических комплексов, и пилотам приходилось брать на себя ручное управление сложнейшими машинами. Именно поэтому последние выпуски академии ВКС состояли исключительно из мнемоников.

…Вадим дважды произвел маневр входа в атмосферу, после чего, завершив отладку двигателей, что называется «почувствовав» машину, он повел «Стилетто» на посадку.

Отработав намеченную программу полета, дав указания техническим сервам по обслуживанию аэрокосмического истребителя, Рощин, взглянув на часы задумался.

Близился вечер.

Судя по всему, начальства сегодня я вряд ли дождусь, — подумал галакткапитан.

Дел на вечер у него не было, и Вадим внезапно вспомнил о состоявшемся накануне странном знакомстве.

А почему бы и нет? — Мысленно спросил себя он, посылая запрос в общепланетную базу данных. — Инга вроде бы говорила, что ее дедушка руководит раскопками? Было бы интересно узнать о существовавшей тут в прошлом цивилизации.

Ответ на его запрос пришел спустя несколько секунд, и, шагая от ангара по стартопосадочному полю, в направлении центрального здания космического порта Рощин, через передатчики импланта соединился с коммуникационным центром, поручив автоматике отыскать интересующего его абонента.

— Да? — Раздался в его сознании голос Инги. — Говорите, я слушаю. Ваш номер не определился на моем кибстеке.[36]

— Добрый день, Инга, это Вадим Рощин. Мы с вами вчера встречались.

— А, помню, конечно. Как вы меня нашли? Впрочем, не объясняйте, вы же мнемоник, — для таких как вы тайн не существует вообще, верно?

В ее голосе послышались нотки недовольства.

— Извините, если не вовремя побеспокоил. — Вадим терпеть не мог навязывать кому-либо свое общество, но просто прервать сейчас разговор было бы невежливо. — Номер коммуникатора я получил из общедоступных источников. Всего хорошего…

— Подождите, Вадим, не отключайтесь. — Она мгновенье промедлила, а затем неожиданно предложила: — Знаете, что? Приезжайте к нам сегодня вечером, часам к семи? Устроит?

— Ну вот, напросился…

— Да, бросьте. Дедушка будет рад познакомиться. Да и у меня на сегодняшний вечер планов никаких.

Рощин мысленно упрекнул себя за необдуманный поступок, но теперь уже отклонить предложение с его стороны абсолютно невозможно.

— Хорошо, Инга, спасибо за приглашение. Обязательно приду.

— Пешком собрались? Смотрите не заблудитесь у нас в поселке. Объяснить, как добраться?

— Найду. — Настроение у Вадима несколько улучшилось. — Если уж совсем заплутаю, тогда попрошу помощи, договорились?

— Договорились. — Теперь в ее голосе прозвучала задиристая, но не колкая насмешка. — Буду ждать звонка от «заблудшего». До встречи, Вадим.

— До вечера, Инга.

Он мысленным приказом отключил канал связи.

Натянутый разговор получился. Ну а что ты хотел? — С легким раздражением спросил сам у себя Рощин. — Иди теперь, приводи себя в порядок.

* * *

Вечер у Ильи Степановича Макрушина — так завали дедушку Инги, — оказался вопреки опасениям Рощина вовсе не скучным, занудливым или чопорным.

Инга не зря предупреждала его о возможности заблудиться: поселок археологов, когда-то состоявший из нескольких типовых зданий, за годы изысканий стихийно разросся, приняв причудливые формы. Улицы и улочки тут гарантировали, что строительные сервомеханизмы если и имеют к ним какое-то отношение, то только не на стадии планирования.

Вадим усмехнулся собственным мыслям.

Вот как, оказывается, формировались древние города на Земле.

Рощин — дитя мегаполиса, — привык к порядку, к некоей логичной геометрии форм, рационализму, а тут все выглядело незамысловато: построил человек дом, рядом неподалеку обстроился сосед, между двумя домами, огибая куст жимолости как-то сама собой была протоптана дорожка, — вот ее впоследствии и облагораживали кибернетические механизмы, — асфальтировали, устраивали клумбу вокруг исторически примечательного куста… так и весь городок: переулочки, улочки, все вроде красиво, ухожено, но так запутанно, что Рощину даже встретился серв, на перекрестке сразу пяти направлений — видно задумался бедняга, каким путем следовать, чтобы попасть из точки «а» в точку «б» наикратчайшим маршрутом?

Оставив сервомеханизм решать сложную математическую задачу, Вадим, памятуя ироничное предостережение Инги, сверился со спутниковой навигационной картой и без лишних колебаний повернул направо.

Пахло дымком, что настораживало.

Оглянувшись, Вадим заметил, что серв не включил аварийной сигнализации, хотя кибернетический механизм оснащен газоанализатором и обязательно умеет классифицировать основные запахи.

Дыма без огня не бывает. — Он огляделся, но никаких отсветов пожара не увидел, напротив, сумерки сгущались все плотнее. — Если не случайный источник возгорания, то что? — Спросил у себя Рощин, пытаясь рассмотреть смутные контуры окружающих построек.

Погода к вечеру расстоялась. После пасмурного, дождливого летнего дня наступала удивительно мягкая ночь, она подобралась крадучись, обволокла мглой, раздразнила тревожащими запахами, — в едином букете смешивался и цвет жимолости, и тот самый настороживший Вадима горьковатый запах дыма, от синего леса до обоняния ветер доносил безвредные для человека, но резко пахнущие споры исполинских грибов, добавляя их к букету вечерних ароматов.

Да и тишина стояла ненатуральная.

У мальчишки, выросшего в мегаполисе, свое понятие «тишины». Настоящая тишина для Вадима всегда была соткана из сотен, если не тысяч едва слышных шумов, которые успокаивают подсознание, нашептывают: все в порядке, город вокруг тебя живет своей размеренной, немного загадочной электронно-механической жизнью, а ты, человек живи своей и будь уверен, — мы тут, рядом, нас миллионы, — маленьких и больших, неподвижных и шустрых, дающих тебе свет, тепло чистый воздух, микроклимат кварталов, готовых придти на помощь, как только позовешь.

Тут же тишина стояла оглушающая, звонкая, и каждый нечаянный звук в ней слышался едва ли не криком.

Вот скрипнула калитка, мягко, практически бесшумно прошуршали вкрадчивые шаги, и Рощин, что уж тут скрывать, не выдержав, задействовал импланты, в гнездах которых притаились кибермодули.

Тут же в паре метров от него обозначилась тепловая сигнатура, вслед, с миллисекундной задержкой появилось изображение черного, как ночь кота, издалека принюхивающегося к незнакомцу, чуть дальше, за забором из имитирующих дерево пластиковых штакетин пылала энергетическая матрица непонятного устройства — вроде металлический ящик на высоких ножках, в котором тлели яркие россыпи углей.

Вадим отключился от виртуальности, как только его сознание соткало призрачный образ Инги, сидящей в шезлонге подле открытой террасы.

Рядом с мангалом (слово было почерпнуто из словаря, размещенного в одном из имплантированных микрочипов) он уже затухающим мнемоническим восприятием успел заметить крепко сложенного мужчину, действительно годного ей в отцы или дедушки.

Вообще «подглядывать» Рощин не любил, да и не собирался, но обстановка поселка воздействовала на него очень необычно: приступ ментальной тишины, — слабый отголосок серьезного эмоционального шока, однажды полученного после разрыва мнемонической «пуповины», связывавшей курсанта академии ВКС с огромным городом, иногда давал о себе знать, не смотря на прошедшие с той поры годы.

Врачи предупреждали, а он тогда отмахнулся, — как же, ведь на изнурительных тренировках, где из него на протяжении пяти с половиной лет готовили настоящего космодесантника, он успел познать и всеобъемлющей тишины открытого космоса, и сторожких, полных неизведанных опасностей просторов иных планет, но, как выяснилось, — для мнемоника, чей рассудок связан незримыми нитями с сотнями исполнительных подсистем базового корабля высадки, полная, стопроцентная тишина — синоним смерти или, как минимум, серьезнейшей нештатной ситуации.

Только много позже, проходя переподготовку, чтобы стать пилотом космического истребителя, он сумел избавиться от периодических приступов, и вот позабытые уже ощущения внезапно вернулись…

Ну, хватит уже… — Мысленно одернул себя Вадим, открывая ту самую, едва слышно скрипнувшую калитку, через которую минуту назад на улицу просочился черный кот.

Илья Степанович Макрушин — старший научный сотрудник, временно исполняющий обязанности начальника археологической экспедиции Совета Безопасности Миров, хлопотал у мангала, на открытой террасе был накрыт стол, Инга действительно сидела в глубоком шезлонге, но, заметив появление галакткапитана, тут же поднялась ему навстречу, со словами:

— А вот и наш гость.

Вадим, конечно, был польщен, да и заинтригован одновременно, — его ждали, к приходу готовились, но все происходило как-то необычно, едва ли не на уровне давно позабытого древнего таинства.

Макрушин на минуту отвлекся от священнодейства, которое вызвало у Вадима массу подозрений. Конечно, ему не раз приходилось выживать в условиях иных планет, но до питания «подножным кормом», да еще и приготовленным на открытом огне, доходили лишь «изуверства» инструкторов. На практике же, еще в период бытности космодесантником, Рощин быстро осознал что понятия «боец» и «боевой скафандр» — неотделимы, а в Обитаемой Галактике не существует двух одинаковых биосфер, как нет единой панацеи от всех вероятных болезней, аллергий, потому к пище, имеющей естественное происхождение, Рощин привык относиться с опаской. Даже в самых отчаянных ситуациях, когда исчерпан ресурс боевого скафандра, в распоряжении бойца все равно остается набор метаболических имплантов, стимуляторов, дыхательных и пищевых таблеток, ибо прямой контакт с биосферой планеты высадки — почти всегда — гарантированная смерть.

Расслабься капитан. — Рощину пришлось призвать к порядку свое распоясавшееся воображение. Вряд ли Инга пригласила его, чтобы отравить. Тем более, что процедуру иммунной адаптации он прошел сразу по прибытии на Алексию.

— Илья Степанович. — Макрушин тем временем вытер руки полотенцем, небрежно повесив его на сук засохшего корявого деревца, торчащего во дворе, — у Вадима даже мысли не могло возникнуть, что оно тут растет.

Рукопожатие у начальника археологической экспедиции оказалось крепким, богатырским. Инга наблюдала за ними со стороны, явно предвкушая, что Вадим сейчас поморщиться, но на лице капитана не дрогнул ни один мускул.

— Вадим Рощин. — Ответил он, взаимно сжав ладонь Ильи Степановича как в тисках, — пошли на пользу долгие упражнения с ручным управлением истребителем, когда астронавигационные рули во время резкого маневрирования так и норовит выломать из пальцев.

— Силен. — Похвалил его Макрушин. — Не зря, значит, внучка на тебя внимание обратила. А ты глазищами на меня не сверкай, — обратился он к Инге. — А то со своими городскими замашками тут со скуки у меня совсем исхудаешь. Радуюсь я появлению нового человека, без всяких твоих «задних мыслей».

— Стоял он на проезжей части, дедушка, а я триста пятьдесят километров в час шла, в закруглении дороги, между прочим. Тут грех было не познакомиться.

— Ну, вот и славно. — Подвел итог Илья Степанович. — А теперь давайте к столу, за мясом Ванька присмотрит, уже можно.

Из тьмы, сгущавшееся за домом у хозяйственных построек, внезапно «материализовался» андроид невероятно древней модели.

«Хьюго БД12», — почти с детским восторгом моментально определил Вадим. Такими человекоподобными машинами оснащались колониальные транспорты Великого Исхода. Сейчас подобный образчик робототехники в зоне Центральных Миров стоил целого состояния.

Он расселись в удобных плетеных креслах за овальным столом.

Разговор поначалу не клеился, сказывалось непонятное смущение Инги и Вадима, но через пару минут Илья Степанович разговорил их, взяв на себя роль благодушного хозяина импровизированной «вечеринки» в стиле ретро.

Инга вела себя странно. Вроде бы пригласила его в гости, а дождался Вадим вовсе не радушия, скорее настороженности, непонятной и потому немного обидной, да и на душе у Рощина в последние часы отчего-то было неспокойно, тревожно, так что он в долгу не оставался, и на ее колкости иногда все же отвечал.

Игристое белое вино, немного разрядило обстановку, затем андроид, прислуживавший за столом, подал горячее.

Вид нескольких обжаренных над углями кусков мяса неизвестного происхождения поначалу вызвал у Рощина замешательство, и хотя вида он не подал, но непостижимым образом нарвался на очередное замечание Инги, которая как будто прочитала его мысли:

— Пытаетесь понять, Вадим, как это следует есть? — Ехидно спросила она, демонстративно показывая: — берете в правую руку нож, в левую вилку, и вперед. Ничего не отравлено, в меру посолено, приправлено, чем положено, — если интересно отпросите у дедушки, — он у нас специалист, так что вперед, не сложнее чем кусок синтетической «отбивной» в казарме.

Рощин поднял на нее взгляд, на этот раз заставив Ингу потупиться, пожалеть о сказанном.

— Мы не питаемся в казармах. — Ответил он. — Ужинать я предпочитаю в ресторане космопорта. С ножом и вилкой нас учили обращаться еще кадетами, а натуральное мясо, собственноручно добытое и приготовленное, я попробовал лет в шестнадцать, на учениях по выживанию. Так что не волнуйтесь Инга, справлюсь.

— Ну, вы, молодые, даете… — Укоризненно покачал головой Макрушин. — Хоть бы меня постеснялись.

— Извините, Илья Степанович. — Искреннее произнес Рощин.

— Не сердись, деда… — Инга украдкой одарила чуть виноватым взглядом и Рощина. — Я так. Случайно.

— А мясо прямо во рту тает. — Вадим по достоинству оценил кулинарные способности хозяина.

Обижаться на Ингу он не стал.

Ее глаза, колкие, полные холодной настороженности, на самом деле были изменчивы, как небо: то тень набежит, то взгляд вдруг просветлеет, станет таким пронзительным, чистым, доверчивым, словно она ребенок, еще не видевший жизни…

— Вот на добром слове, — спасибо. — Вернул Вадима в реальность голос Ильи Степановича. — Старался. К нам же редко кто вообще заглядывает, я имею в виду не конкретно к нам, а вообще в поселок. Живем каждый своим, на работе друг другу надоесть успеваем.

— А что, раскопки тут давно? — Спросил Рощин.

— Лет десять уже. — Ответил Илья Степанович. — Вон и Ивана, откопали, почистили, привели в порядок. — Неожиданно добавил он, кивком указав на андроида.

— Так это же «Хьюго» с борта колониального транспорта! — Удивленно поправил его Вадим. — Как же он под землей оказался?

— Да, говорит, интересно ему стало. — Добродушно усмехнулся Макрушин. — Ведь это он первые шурфы[37] закладывал. Обнаружил при помощи своих встроенных сканеров, что под пустошами не все так просто, как кажется, вот и «полюбопытствовал», — завалило его, сам выбраться не смог, а хозяева искать не стали.

— Нам вообще-то преподавали конструкцию модели «Хьюго БД12», и я знаю, что кроме программ поведения у него есть искусственные нейромодули, заполняемые информацией уже в процессе самообучения, в условиях той планеты, куда попадал конкретный колониальный транспорт, но слышать и видеть — не одно и тоже. Даже не предполагал, что у андроида может развиться такое чисто человеческое качество, как любопытство.

— Во многих колониях андроиды этой серии в процессе саморазвития стали настоящими мыслящими существами. — Авторитетно пояснил Вадиму Илья Степанович. — Были, конечно, в их конструкции существенные недоработки, такие, к примеру, как жесткая «привязка» к определенному хозяину, да и три степени программой свободы[38] оптимальным решением не назовешь, во многих поселениях ранней эпохи колонизации человекоподобные машины наломали, как говориться, дров…