И все-таки… корпорация «Эпплбаум Энтерпрайз» будет ПРОДОЛЖАТЬ ДЕЙСТВОВАТЬ, как и говорил Ферри. Будет действовать как легальная экономическая единица.
Ферри должен понимать, что ООН свернет некоторое количество своей коммерческой деятельности. Рахмаль распрощается с агентством ОСА, сначала с этим невысоким темнокожим опытным космическим пилотом, а впоследствии и с Фрейей Хольм, Мэтисоном Глазером-Холлидеем, отвернется от единственной силы, которая могла бы возвратить ему былое величие.
— Валяйте дальше, — произнес Доскер. — Примите это предложение.
В конце концов, у вас так и не окажется компонентов для анабиоза, но это не имеет теперь никакого значения, потому что вы в любом случае не отправитесь за пределы системы.
Он казался уставшим.
— Ваш отец, Рахмаль, — начал Теодорик Ферри, — сделал бы все возможное, чтобы сохранить «Омфалос». Вы знаете, что через два дня он и так попадет к нам, и если мы добьемся этого, у вас не останется ни малейшего шанса когда-либо вернуть его обратно. Подумайте об этом.
— Я… я теперь знаю это совершенно точно, — произнес Рахмаль.
Боже, если бы ему и Доскеру только удалось добраться до «Омфалоса» этой ночью и затеряться в пространстве, где ТХЛ не смогла бы обнаружить его…
Но теперь уже ничего нельзя было поделать…
С того времени, когда поле побороло бессильное сопротивление двигателей корабля Доскера, слишком уж быстро в дело вступила «Трейлс оф Хоффман».
Как раз вовремя. Постоянно держа их в своем поле зрения, Теодорик Ферри опередил их: ни о какой морали здесь не могло идти и речи — один лишь прагматизм.
— Я могу на законных основаниях покончить с этим делом, — продолжал Ферри. — Если пойдете со мной.
Он кивнул в сторону люка.
— По закону требуется три свидетеля. Со стороны ТХЛ у нас они имеются.
Он улыбнулся, потому что все было кончено, и он знал об этом.
Повернувшись, он ленивой походкой направился к люку. За ним шли двое охранников с пустыми взглядами, немного расслабленные.
Вот они уже протискиваются в раскрытый круг люка.
А затем их тела содрогнулись от конвульсий, по всей своей длине, от головы до ног, разрушаясь внутри.
Рахмаль, потрясенный, с ужасом следил, как отказывают их неврологическая и мышечная системы, как их выворачивает наружу, крутит, ломает, а они ничего не могут поделать, и даже больше того: каждая частица их тел сражалась с остальными, и вскоре от них осталось просто две органические воюющие субстанции, у которых мышцы сражались с другими мышцами, внутренние органы противодействовали давлению диафрагмы и свертыванию крови; оба бывших человеческих тела, неспособные к дыханию, с кровью, переставшей циркулировать, стоя друг напротив друга, пытались совладать с собой, но в действительности уже телами не являлись.
Рахмаль отвел глаза в сторону.
— Холинестерейз, газ, вызывающий разрушения, — произнес Доскер позади него, и в тот же миг Рахмаль почувствовал, как к его шее прижался шприц-тюбик, который впрыснул в его кровь немного атропина — противоядие против этого ужасного нервного газа пресловутой корпорации ФМК, создавшей самое разрушительное оружие последней войны.
— Спасибо, — сказал Рахмаль Доскеру, увидев, что люк уже закрылся, и спутник «Трейлс оф Хоффман» теперь с несуществующим полем, отошёл от их корабля. Там действовали люди, которые не являлись охранниками ТХЛ.
Сигнальное устройство на горле мертвого человека, которое уже перестало работать, выполнило свою миссию: эксперты агентства ОСА прибыли и в данный момент уже начали последовательно разбирать оборудование ТХЛ.
Теодорик Ферри, с философским видом засунув руки в карманы плаща, молча стоял, даже не замечая спазм двух своих охранников на полу перед собой, словно разрушенные воздействием газа они перестали представлять для него какую-либо ценность.
— Как любезно было, — наконец вымолвил Рахмаль, обращаясь к Доскеру, когда люк еще раз открылся, на этот раз впуская нескольких охранников агентства ОСА, — со стороны ваших сотрудников впрыснуть атропин Ферри и мне.
— В целом, в этом деле ничего не было упущено.
Доскер, наблюдая за реакцией Ферри, произнес:
— Он не получил атропин.
Протянув руку, пилот вынул иглу шприц-тюбика из своей шеи, затем аналогичную штуку из шеи Рахмаля.
— Как дела, Ферри? — спросил Доскер.
Ферри ничего не ответил.
— Невозможно, — произнес Доскер. — Любой живой организм…
Внезапно он схватил руку Ферри и, проворчав, резко отбросил ее назад, на всю длину… а затем завопил. Рука Теодорика Ферри отделилась от самого плеча.
И перед ними предстали свисающие трубки и оторванные компоненты, некоторые еще функционировали, другие же, лишенные энергии, перестали.
— Двойник, — произнес Доскер.
Видя, что Рахмаль не понял, он добавил:
— Разумеется, двойник Ферри, и у него нет неврологической системы. Поэтому Ферри никогда и не был здесь.
Он отбросил руку в сторону.
— Естественно. Зачем человеку его положения рисковать собой? Он, вероятно, сидит в своем особняке, расположенном на спутнике Марса, и наблюдает за нами с помощью органов чувств этого двойника.
Однорукому творению Ферри он резко выпалил:
— Действительно ли мы с тобой, общаемся, Ферри, после всего случившегося? Или нет? Мне просто любопытно.
Рот двойника Ферри открылся, и он произнес:
— Я слышу тебя, Доскер. Не будешь ли ты так любезен, в качестве акта человеческой доброты, впрыснуть двум моим служащим атропин?
— Это уже делают, — произнес Доскер. Потом подошел к Рахмалю.
— Ну, наш маленький корабль, даже после тщательной проверки, кажется, так никогда и не удостоится присутствия председателя правления ТХЛ.
Он слабо ухмыльнулся:
— Я чувствую себя обманутым.
Но предложение, сделанное Ферри с помощью своего двойника, Рахмаль оценил. ОНО было сделано без какого-либо подвоха.
— А теперь отправимся на Луну, — произнес Доскер. — Как ваш советник, я говорю вам…
Он опустил руку, резко обхватив запястье Рахмаля.
— Проснитесь. С этими двумя балбесами все станет в порядке, как только им введут атропин. Они вовсе не мертвы. Потом их переправят на корабль ТХЛ, выключив его поле, конечно. Вы и я отправляемся на Луну, на «Омфалос», как будто ничего и не случилось. Или, если вы не хотите, я воспользуюсь картой двойника, которую он мне передал, и на две недели исчезну в межпланетном пространстве, где ТХЛ не сможет выследить корабль. Даже если вы не хотите, я это сделаю.
— Но, — пустым голосом произнес Рахмаль, — кое-что случилось. Предложение было сделано.
— И это доказывает, — начал Доскер, — что ТХЛ желает пожертвовать многим, лишь бы удержать вас от этого восемнадцатилетнего путешествия к Фомальгауту, к Китовой Пасти. И… — Он пристально посмотрел на Рахмаля. — Все-таки что заставляет вас МЕНЬШЕ интересоваться тем, как «Омфалос» достигнет непомеченного картами района космоса, где ищейки Ферри не смогут…
«Я мог бы спасти «Омфалос», — подумал Рахмаль. — Но человек, сидящий рядом, прав: конечно же, это означает, что остановиться он уже не может; предложением Ферри доказывало необходимость восемнадцатилетнего полета.
— Но компоненты для анабиоза… — начал было он.
— Просто доставьте меня к кораблю, — произнес спокойно и терпеливо Доскер.
— Ну как, Рахмаль ибн Эпплбаум? Вы сделаете это?
В контролируемом и весьма профессионально поставленном голосе появились повелительные нотки.
Рахмаль кивнул.
— Я хотел бы узнать о месторасположении базы от вас, а не из карты, переданной мне: я решил, что не стоит прикасаться к ней. Я жду вашего решения, Рахмаль.
— Да, — согласился Рахмаль и твердой поступью направился к трехмерной лунной карте, уселся и стал показывать месторасположение корабля внимательно взирающему за его указкой опытному пилоту агентства.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В небольшом французском ресторанчике «Лисья нора» в деловой части Сан-Диего, метрдотель бросил быстрый взгляд на имя, которое Рахмаль ибн Эпплбаум бегло написал своим причудливым волнистым почерком на фирменном бланке, и произнес:
— Да, мистер Эпплбаум. Сейчас… — он проверил свои часы, — восемь часов.
Очередь прилично одетых людей ожидала. Так всегда было на переполненной Терре: любой, даже самый захудалый ресторан каждую ночь бывал забит до отказа с пяти часов, а этот ресторан едва ли можно было бы даже отнести к средней категории.
— Дженет, — позвал метрдотель официантку, одетую в чулки с рисунком и полужакет-полукофточку модного нынче сочетания: одна грудь, правая, открытая, и ее сосок элегантно увенчан украшением швейцарского производства, формой напоминавшее огромную золотистую стирательную резинку, могло воспроизводить классическую музыку и вспыхивать сериями привлекающих внимание танцующих огоньков, которые освещали путь ей таким образом, что она могла без затруднений проходить мимо близко расположенных крохотных столиков ресторана.
— Да, Гаспар, — произнесла девушка, взмахнув копной светлых волос.
— Проведи мистера Эпплбаума к столику двадцать два, — сказал ей метрдотель, игнорируя со стоическим бесстрастным безразличием вспышки гнева среди тех покупателей, что стояли впереди Рахмаля в очереди.
— Мне бы не хотелось… — начал было Рахмаль, но метрдотель оборвал его:
— Обо всем уже позаботились. ОНА ожидает вас у двадцать второго.
И едва только метрдотель это сказал, как интимные эротические отношения, даже не зародившись, унеслись прочь.
Рахмаль направился за Дженет с ее швейцарского производства украшением на соске, сквозь темноту и шум обедающих в замкнутом пространстве людей, проглатывающих пищу с чувством вины, которая заставляла их сгибаться пониже над столиками, а затем, после окончания трапезы, скорее уходить прочь, чтобы как можно большее количество людей могло быть обслуженными до часа ночи, когда закрывается кухня ресторана.
«Нас действительно вплотную прижали друг к другу», — подумал он, и в это же мгновение Дженет остановилась, обернувшись. Колпачок на соске теперь излучал мягкую, восхитительную и страстную бледно-алую ауру, которая указывала на присевшую за столиком номер двадцать два Фрейю Хольм.
Усевшись напротив нее, Рахмаль сказал:
— Вы не светитесь.
— А могла бы. И одновременно играть «Голубой Дунай».
Она улыбнулась в темноте. Официантка к тому времени ушла.
Глаза темноволосой девушки блестели. Перед ней стояла наполовину распитая бутылка шабле «Буэнос Виста», марочного вина 2002 года, одного из самых лучших и редких вин для этого ресторана, и чрезвычайно дорогого.
Рахмаль спросил себя, кто бы стал искать в меню это старое двенадцатилетней выдержки калифорнийское вино; бог свидетель, ему бы хотелось, но… Он механически коснулся своего бумажника. Фрейя заметила это его движение.
— Не беспокойтесь. Мэтсон Глазер-Холлидей — владелец этого ресторана. Вот меню обеда стоимостью всего в шесть кредиток. Один сэндвич с арахисовым маслом и апельсиновым желе. — Она рассмеялась, и ее глазки завращались, танцуя, отраженном сиянии едва светящихся над головой японских фонарей.
— Разве это место не настраивает вас на интимный лад? — спросила она.
— Нет. Я просто слишком нервничаю.
Уже шесть дней, как «Омфалос» был надежно укрыт… даже от него. Возможно, даже и от Мэтсона. Это следовало сделать хорошо ради обеспечения безопасности, и лишь Эл Доскер за пультом управления кораблем знал о его местонахождении. Тем не менее Рахмаль с чувством сожаления и горечи наблюдал, как «Омфалос» исчезал в бесконечном мраке.
Ферри был прав: «Омфалос» — неотъемлемая часть «Эпплбаум Энтерпрайз», без которой ее невозможно представить. Но, по крайней мере, корабль можно было вернуть или, что более вероятно, с помощью корпорация снова оказаться на борту их быстроходной ракеты, чтобы начать свое восемнадцатилетнее путешествие. В противном случае…
— Не стоит раздумывать над предложением Ферри, — тихо произнесла Фрейя. Она кивнула официантке, которая поставила большой стакан с охлажденным вином перед Рахмалем. Он послушно сделал глоток белого вина 2002 года, оценил его на вкус, но больше пить не стал. Он только кивнул, пытаясь сделать вид, что он привычен к таким напиткам. Сейчас ему казалось смехотворным всё, что он пил до этого в своей жизни.
— Я думаю не об этом, — сказал он Фрейе.
Ее огромный из черной кожи кошелек, похожий на почтовую сумку, покоился на столике перед ней, и она могла при желании дотянуться до него пальчиками.
— Компоненты, — тихо произнесла Фрейя, — находятся здесь, в этом кошельке, в закамуфлированном золотом круглом контейнере с этикеткой «Вечность Сексуальной Потенции. Ароматическая. Цена 54 доллара». Обычные духи. И любой, кто залезет в мой кошелек, поймет это. Там двенадцать компонентов, все, разумеется, суперминиатюрные. Под внутренней крышкой. На индийской бумаге, с обратной стороны этикетки, располагается диаграмма. Через мгновение я поднимусь и направлюсь в туалет. И в эти несколько секунд вы, Рахмаль, должны сидеть спокойно, потому что высока вероятность, что агенты ТХЛ сейчас следят за нами либо непосредственно сами, либо при помощи техники. Затем, когда я сразу же не вернусь, вы начнете щелкать пальцами, чтобы привлечь внимание Дженет и заказать еще немного на ужин лично для себя, или, по крайней мере, и это жизненно важно, вы попросите меню.
Он кивнул, внимательно слушая.
— Она заметит вас и подаст вам меню из достаточно твердого материала и больших размеров, поскольку содержит список вин. Вы положите его на столик таким образом, чтобы он накрыл мой кошелек.
— И я случайно уроню кошелек на пол, содержимое вывалится, и, cобирая все, что выпало…
— Вы спятили? — тихо произнесла она. — Вы накроете кошелек. Внутри обложки меню в правом верхнем углу запрятана полоска из титана. В этом контейнере с духами располагается чувствительная к титану размыкающаяся цепь. Она за несколько секунд зарегистрирует присутствие этой полоски, и контейнер, вращаясь, вылезет из кошелька, который я оставлю открытым. Он пропутешествует вдоль обложки меню, находящейся снизу. Полоска находится у основания, где будет совершенно естественно покоиться ваша правая рука, когда вы станете так неловко заказывать себе ужин. Когда контейнер коснется полоски из титана, он выработает слабое напряжение, и вы почувствуете пульсацию. Затем, придерживая контейнер, отодвинете его от нижнего края меню к себе на колени. Потом другой рукой вы переместите контейнер в свой карман.
Она встала.
— Я вернусь через шесть минут. Прощайте. И желаю удачи.
Он наблюдал за тем, как она шла. А затем, уже сидя, понял, что ему также придется встать, чтобы начать действовать: вся сложность и затруднительность добывания им компонентов для анабиоза на черном рынке заключалась в том, что Теодорик Ферри, хотя корпорация и захватила его спутник вместе с командой и двойником самого Ферри, продолжал тотальную слежку за всеми действиями Рахмаля.
Все технологические и человеческие ресурсы «Трейлс оф Хоффман Лимитед» были брошены в эту игру, что можно было бы объяснить и личной враждой Теодорика.
«В чем же сущность этого давнего и безличностного конфликта,» размышлял Рахмаль, «какие привели к возникновению схватки, которая в конце концов привела его отца к гибели и уничтожению всей его организации».
Думая об этом, Рахмаль стал, как ему было велено, щелкать пальцами, потом поднялся, подозвал официантку.