Школьная королева

В последнее время Мэри явно подыгрывала честолюбивой Генриетте. И вот ночью, после избрания королевы мая, ее разбудила Томасина Осборн, чтобы рассказать о переживаниях Генриетты. Затем они обе прошмыгнули в комнату несчастной подруги.

– Мне так жаль тебя, Генни, – сказала Мэри тихим и мягким голосом. Встав на колени перед кроватью, она взглянула Генриетте прямо в лицо: – Не придумать ли нам какой-нибудь план? Нужно показать всем, что Китти О’Донован вовсе не такая хорошая.

Генриетту даже несколько смутило такое предложение, а Томасина вообще была поражена. Но дурное быстро укореняется. В течение последней апрельской недели заговорщицы пытались придумать какие-нибудь ситуации, в которых Китти О’Донован предстала бы не в лучшем свете. Когда они в очередной раз шушукались в стороне от других, Мэри сказала:

– Предоставьте это мне. Я сумею кое-что устроить.

– Что? – поспешно спросила Томасина.

Мэри загадочно улыбнулась.

– Узнаете, что случится после майского праздника.

Томасина поежилась.

– Я так боюсь! Если бы ты знала, какой у тебя вид, Мэри. Ты задумала что-то ужасное?

– Ничего такого, чтобы приходить в ужас, – усмехнулась Мэри. – По крайней мере, мне понятны чувства дорогой Генни: нанесено такое оскорбление.

Генриетта одобрительно кивнула.

– Мы ничего не будем делать, пока не пройдет первое мая, – продолжила Мэри. – А потом я сумею унизить эту Китти. И все пожалеют, что выбрали королевой не тебя, Генриетта.

Предпраздничная неделя прошла быстро. И вот в канун праздника Китти назначила фрейлин и статс-дам. В свиту была выбрана и Томасина Осборн, одна из заговорщиц. Вечером, когда Китти, радостно взволнованная, писала письмо своему отцу, другая заговорщица, Мэри Купп, следила за ней из сада. «Так-так, наша королева мая, пример для подражания, нарушает одно из правил школы, – сказала она про себя. – Думаю, мне скоро удастся открыть всем глаза на эту Китти. Но нужно быть уверенной, что Генриетта останется на моей стороне. Если я смогу устроить так, чтобы в будущем году Генриетту выбрали королевой, тогда, конечно, она сделает все для меня».

Мэри тихо вернулась в дом и, никем не замеченная, прошла в комнату, где ее сестры уже готовились ко сну.

– Где ты ходишь, Мэри? – спросила Матильда. – Пора спать. Ведь завтра мы все должны встать рано.

– Смотри, Мэри, мы нашли на столе записку, – сказала маленькая Джен. – Это от королевы мая.

– Я не желаю читать того, что пишет королева мая. Она ничто для меня. Никогда не слышала, чтобы девочку возвышали таким смешным образом.

И все же, ты знаешь, что Китти – наша королева мая. Вот что она пишет:

«Дорогие мои первомайские подданные. Я желаю, чтобы завтра вы все явились на праздник в белых платьях и весь день не носили другого цвета.

Ваша преданная государыня, королева мая».

– Чепуха и вздор! – сказала Мэри. – Вот было бы весело не послушаться ее.

– Но этого нельзя делать! – удивленно воскликнула Джен. – Как бы тогда отнеслись к нам остальные девочки?

– Интересно, наденет ли Генриетта белое платье… – продолжала Мэри.

– Наденет, – будто не замечая иронии Мэри, ответила Матильда. – Мы все наденем, должны надеть.

Но Мэри не унималась.

– У меня есть хорошее красное платье, у тебя – синее, у Джени – желтое. Почему бы на праздник нам не надеть их? Я считаю белый цвет таким неинтересным.

Матильда укоризненно покачала головой.

– Тебе все-таки придется на деть завтра белое платье. Ты очень изменилась, Мэри. Джени и я заметили это. А все потому, что ты водишься с Томасиной и Генриеттой. Мне бы хотелось, чтобы ты побольше бывала с нами. Ведь мы твои сестры.

Глава III

Злое дело

Первого мая погода была чудесная. Холодный, пронзительный восточный ветер, обычно дующий в апреле, уступил пространство западному ветерку. Небо было ясное и голубое. Море и небо словно соперничали между собой в яркости и прозрачности красок. Уже утром стало совсем тепло.

Королева мая в простом белом платье, с мягкими темными волосами, перехваченными широким белым бантом и распущенными по спине, появилась перед собравшимися. За ней шли фрейлины и статс-дамы. Когда королева остановилась, они надели ей на голову венок из белых цветов, а гирляндой из таких же белых цветов обвили ее шею. Свита королевы была также вся в белом и с белыми гирляндами, но без венка. Все стояли у майского дерева, украшенного цветами. Миссис Шервуд и другие педагоги присоединились к воспитанницам.

Девочки взялись за руки и стали танцевать сначала вокруг своей королевы, а потом вокруг майского дерева. Немного позже на траве был приготовлен завтрак. Королеву подвели к ее трону, усыпанному весенними цветами; фрейлины и статс-дамы приносили ей самые вкусные кушанья. Никогда темно-серые глаза Китти не казались такими красивыми.

– Я совсем растерялась, я не узнаю себя, – шепнула она одной из своих фрейлин, Клотильде.

– Как это чудесно, что ты счастлива, милая! – ответила Клотильда. – Знаешь, Китти, я просто уверена: в Мертон-Геблсе никогда еще не было такой красивой королевы мая.

Каждый час этого дня приносил новое удовольствие. Сама королева заранее составила программу развлечений, придумала различные игры. Все, что она делала, было так изящно и мило, что девочки смотрели на нее с увеличивающимся восторгом.

После полудня появились гости, жители ближайшего селения. Королева мая в венке и с гирляндой из белых цветов грациозно вышла приветствовать их. Леди и джентльмены, занимавшие места на залитой солнцем лужайке, сдержанно, как подобает взрослым, выражали свой восторг.

Девочки танцевали ирландские танцы, которым Китти заранее обучила их. Потом они протанцевали несколько старинных английских танцев. Все гости, находившиеся в весеннем саду, уверились, что одно лишь добро царит в школе миссис Шервуд.

Долгожданный день, самый счастливый в жизни Китти О’Донован, клонился к концу. Миссис Шервуд сказала несколько слов старшей статс-даме, после чего королева в сопровождении своей свиты прошла по саду и остановилась рядом с миссис Шервуд. Другие девочки – все в белых платьях – толпились за начальницей. У всех на уме была только королева мая. Даже Мэри Купп и Томасина Осборн забыли про Генриетту и ее зависть. Они не могли не поддаться очарованию Китти – королевы мая.

Миссис Шервуд приблизилась к королеве и вложила ей в руку красивую коробочку из кедрового дерева. Внутри коробочка была выложена бархатом, и в ней лежал золотой медальон на тонкой цепочке.

– Дарю тебе этот медальон в знак любви и уважения, – сказала миссис Шервуд. – Твои подруги избрали тебя королевой мая, и то, что именно ты, милое дитя, в этом году удостоена такой чести, есть свидетельство всеобщей любви к тебе.

– Мы любим тебя, Китти! – крикнули хором все девочки, кроме одной.

– Да, милая Китти, – продолжила миссис Шервуд, – это так. Но мы также уважаем тебя, не правда ли, девочки?

– Верно… О, да!

Миссис Шервуд мягким жестом сдержала восторг воспитанниц.

– В прежние годы другим девочкам оказали честь стать королевой мая. Это высокая честь. И вам, дети мои, всем – кто был и кто хочет быть королевой, – нужно жить по совести, чтобы являться достойной этой чести. Мир полон искушений и горестей. Поэтому, Китти О’Донован, желаю тебе иметь силы для преодоления всех трудностей и оставаться такой же славной, какая ты есть. Будь всегда достойной уважения, и да хранит тебя Господь.

Закончив напутствие, начальница поцеловала Китти О’Донован, а та поклонилась всем и поблагодарила за добрые слова и за доброе отношение к ней. Внезапно ее прекрасные ирландские глаза наполнились слезами, и она убежала в дом, чтобы скрыть волнение, вызванное сильной радостью.

Девочки устали. Ведь от слишком большого счастья можно устать так же, как от большого горя.

– Право, у нас никогда не бывало такого дня, – сказала Маргарита Лэнгтон, и с ней согласились другие девочки.

– Да, у нас никогда не бывало такого дня, – повторила Елизавета Решлей. – Но как бы он ни был хорош, сейчас я думаю о моей кроватке, а не о развлечениях.

В хорошем настроении девочки разошлись по своим комнатам.

У Мэри Купп не было возможности поговорить с Генриеттой и Томасиной. Мэри очень веселилась весь день. Теперь же она снова подумала о своем намерении и решила утром напомнить Генриетте о вчерашнем разговоре. Нужно заставить Китти сойти с трона. Мэри пришла в комнату раньше сестер и нашла на своем столике письмо. Она сразу узнала почерк матери.

– Боже мой! Что пишет мне мама?

Мэри открыла письмо и начала читать. Ее охватило беспокойство. Она нагнулась так, чтобы свет от лампы падал прямо на бумагу. Вот что было написано там:

«Дорогая моя Мэри, пишу тебе в большом волнении и надеюсь, что ты поможешь нам. Ты знаешь нашего дорогого Поля…»

Руки у Мэри задрожали. «Ты знаешь нашего дорогого Поля…» Что значат эти слова?! Ведь Поль – ее старший брат, ее кумир. С самого раннего детства она делила с ним радость и горе. Мэри почувствовала, как сильно забилось ее сердце.

«Милая Мэри, – продолжала мать, – хочу заметить, что Поль в последнее время стал слабее, чем прежде».

Мэри уронила письмо на колени. Она вспомнила: Поль отказался от футбола, он говорил, что эта игра вызывает у него боль в боку. Она, Мэри, даже рассердилась на него за это.

– Удивляюсь, как ты мог отказаться, – сказала она. – Ведь все мальчики стремятся быть лучшими игроками в футбол и крокет.

– Я задыхаюсь, – ответил Поль, взглянул на сестру своими честными глазами, взял ее руку и сказал: – Неужели ты думаешь, Молли, что мне легко отказаться от футбола?

Теперь она с болью в душе припомнила объяснение брата. Однако надо было продолжить чтение письма.

«Поль приехал из школы дня два-три назад. Он шатаясь вошел в комнату, где я обедала с младшими детьми, со словами “Мама, мне плохо” опустился на стул и впал в обморок. Мэри, дитя мое, в ту минуту я подумала, что он умер, и желала, да простит мне Бог эту безумную мысль, тоже умереть. Но дорогой мой сын пришел в себя, только вид у него был страшно больной. Твой отец пришел, и я рассказала ему о болезни Поля. Ты знаешь, как он относится к нему: на свете для него нет равного Полю. Когда я описала отцу состояние сына и сказала, что уложила его в постель, он пошел за доктором нашей семьи, Андерсоном. Доктор внимательно осмотрел Поля, а потом говорил с нами совершенно откровенно. Он сказал, что силы Поля истощены и что, возможно, у него болит правое легкое. Господин Андерсон рекомендовал немедленно отвезти Поля в Лондон и показать его одному известному доктору, адрес которого он дал. И мы с твоим отцом, дорогое дитя, стали ломать головы, как нам съездить на короткое время в Лондон, прожить дня два в гостинице и заплатить доктору за осмотр нашего мальчика. Должна признаться, что мы были в отчаянии. Ты знаешь, какое маленькое жалованье получает твой отец, и потому мы еле-еле сводим концы с концами. Я уже продала все ценные вещи, дитя мое. Целую ночь я пролежала без сна. Наконец к утру мне пришло в голову, что ты, Мэри, можешь помочь нам.

Ты помнишь, милая, что у тебя есть двенадцать фунтов в сберегательной кассе. Никто из моих детей, кроме тебя, не обладает такой бережливостью. У тебя есть двенадцать фунтов, и самое лучшее применение для них – это спасти жизнь твоему брату. По получении письма ты повидайся с миссис Шервуд и попроси ее одолжить тебе денег, пока ты не возьмешь свои из кассы, чтобы вернуть ей. Ведь ты сделаешь это, дорогая? Ты не сможешь отказаться помочь Полю.

Твоя убитая горем мать

Матильда Купп».

Письмо лежало на коленях Мэри, и она смотрела на него, ошеломленная прочитанным. В коридоре раздались голоса – это ее сестры шли спать. Она сунула письмо в карман и, не раздевшись, быстро легла в постель.

Матильда и Джен устали и были рады отдохнуть. Они подумали, что Мэри уже спит крепким сном, и, потушив лампу, сами легли. Минуты две спустя мисс Хонебен просунула голову в дверь. Увидев, что лампа потушена и все три девочки лежат в постелях, она не вошла в комнату.

Мэри лежала тихо, как мышка. Она даже старалась сдерживать дыхание. Когда стало ясно, что сестры уснули, Мэри приподнялась и села в постели. Ей было не по себе. Она закрыла лицо руками.

Конечно, Мэри очень любила Поля. Она всегда искренне восхищалась им и охотно пожертвовала бы собой ради него. Но случилось ужасное, чего не могла представить себе ее несчастная мать. Миссис Купп не знала, что у Мэри не было двенадцати фунтов в сберегательной кассе. Когда-то, очень давно, крестная подарила маленькой Мэри пять фунтов, с которых и началось сбережение. Со временем сумма увеличилась до двенадцати фунтов, и они могли спасти Поля. Увы! Хотя мистер Купп запретил брать деньги, положенные в сберегательную кассу, Мэри нарушила это правило. Узнав о поступлении в школу миссис Шервуд, где много богатых девочек, Мэри, чтобы не казаться хуже, накупила всяких вещиц. Двенадцать фунтов растаяли быстро, от них не осталось ни одного шиллинга.

«Что же мне делать? – мучительно думала Мэри. – Я не могу помочь Полю, а сказать о том, что сделала, значит навлечь на себя позор. Отец возьмет меня из школы. Он погубит всю мою будущность, никогда не простит меня. А Поль умрет! И я сойду с ума. О! Что мне делать? Что делать? Как выйти из этой беды?»

Долго бедная Мэри страдала от безысходности. И вдруг ей в голову пришла одна мысль. Генриетта – вот в ком спасение! Она, Мэри, достаточна умна, чтобы понимать: нужно вернуть Генриетту к ее прежнему настроению. Если бы только удалось приобрести влияние на Генриетту! Как бы устроить это?

Рано утром Мэри встала, сняла свое белое платье и надела ежедневное. Сестры спали спокойно, не зная ничего о горе, которое угрожало их семье! Мэри тихонько отворила дверь и вышла из комнаты. Она должна действовать быстро, чтобы отослать деньги матери.

Мэри вспомнила, что Китти писала письмо накануне первого мая. Письмо было отослано по почте. Китти нарушила правила. Но в данном случае это не было таким грехом, за который Китти могла бы быть исключена из школы. Нужно придумать что-нибудь посерьезнее. И Мэри придумала. Китти была общительной, открытой и относилась по-дружески ко всем. Она рассказывала о своих знакомых и друзьях в старой Ирландии, постоянно говорила о Джеке.

Джек О’Донован, двоюродный брат Китти, был одних лет с ней. И Китти любила его. Поступив в школу, она пошла к начальнице и спросила ее, можно ли переписываться с кузеном Джеком. Миссис Шервуд жаль было отказать девочке в ее просьбе, но она твердо держалась своего мнения.

– Я с удовольствием исполнила бы твою просьбу, моя милая, но не могу сделать этого. Если в школе узнают, что ты пишешь письма своему брату, все девочки обратятся ко мне с такой же просьбой. Ты понимаешь, что этого нельзя позволить. Тогда я должна буду просматривать все письма.

Китти согласилась с миссис Шервуд.

– Я понимаю, – сказала она, – и буду сообщать Джеку о себе через моего отца.

– Конечно, дорогая. Ты можешь писать сколько угодно отцу, и я никогда не буду читать этих писем. Но обещай мне, что никогда не будешь вкладывать в них письма к Джеку.

Китти пообещала и держала свое слово.

Теперь Мэри Купп пришло в голову: надо послать Джеку О’Доновану письмо, будто бы написанное Китти. Это навредит Китти и будет соответствовать желанию Генриетты. Мэри могла осуществить задуманное, поскольку у нее была способность искусно подражать чужому почерку.

В доме было тихо. Хотя уже рассвело, все еще спали. Мэри осторожно отворила дверь классной комнаты, в которой стояли рабочие столы девочек. Здесь, за этими столами, девочки читали, писали, занимались рукоделием. Мэри подошла к столу королевы мая, открыла ее тетрадь и вгляделась в почерк. А потом почерком Китти она написала письмо Джеку: рассказала ему обо всем, что произошло накануне, и выразила сожаление, что его не было на празднике, а также надежду на то, что они наговорятся во время каникул; еще написала, что считает правила миссис Шервуд, касающиеся переписки, очень глупыми. Сама Китти никогда не написала бы такого письма. Оно было написано за нее и адресовано мистеру Джеку О’Доновану в имение отца Китти, где Джек подолгу жил. Приклеив марку, Мэри пошла в прихожую, положила письмо в почтовый ящик и, вернувшись в свою комнату, мгновенно уснула. Она проснулась, когда Матильда потрясла ее за плечо.

– Мэри, что с тобой? Как ты бледна, какой у тебя усталый вид! И почему ты одета?

– Да, я одета… Вчера я была так взволнована, что проснулась, оделась и сошла вниз, ненадолго. Пожалуйста, сестренки, не рассказывайте никому об этом.

– Конечно, мы не станем рассказывать, – кивнула Джени. – Но отчего ты говоришь так сердито, Мэри?

– Я вовсе не сердита, милочка… право, не сердита. У меня немного болит голова.

Выражение озабоченности появилось на лице Матильды.

– Мэри, вчера ты была мила, очень мила. Надеюсь, что ты будешь такой и дальше.

– Ну конечно! А теперь простите меня. Я должна поговорить с Генриеттой.

Мэри поспешно вышла из комнаты.

Генриетта еще лежала в постели.

– Ты опоздаешь, Генни! – воскликнула Мэри.

– Мне все равно, опоздаю или нет.

– Бедная Генни! Ты и сегодня не в духе. Это неудивительно – после того, как поступили с тобой.

– Вчера я немного забыла об этом, – продолжала Генриетта, – но ночью видела во сне эту противную Китти и теперь чувствую, что ненавижу ее. Она получила такой медальон! Воображаю, что представляет из себя имение ее отца! Во время каникул она потеряет медальон в каком-нибудь болоте. О, я с ума схожу от зависти!

– В следующем году ты будешь королевой мая. Вот увидишь!

– Если даже буду, то миссис Шервуд уже не подарит такого медальона. Она каждый год дарит разные подарки, и никто не может угадать, что это будет за подарок. Я не сомневаюсь, что мне достанется несколько противных книг, а я люблю что-нибудь фантастическое. Я хочу, чтобы восхищались мной, а не какой-то ирландкой.

– Генриетта, если я устрою так, что Китти будет лишена почестей и унижена…

– Я была бы очень обязана тебе, если бы это удалось, но это невозможно. Китти такая порядочная, ей и в голову не придет сделать какой-нибудь низкий поступок. Ее трудно поймать на чем-нибудь.

– Ты думаешь, что Китти никогда ничего не сделает потихоньку?

– Уверена, что нет.

– Ну а я знаю, что она сделала кое-что.

– Ты знаешь?

– Да, знаю.

– Мэри! Уверена ты в этом?