Помоги проекту - поделись книгой:
- Он бы сам не прочь замуж, - сказал лесоруб в кожаных штанах.
- Ну что это, в самом деле! - сказал повар. - Неужели нельзя без гадостей?
- Стив Кетчел был из Кадильяка, и Эд Уолгэст тоже оттуда, - сказал до сих пор молчавший лесоруб.
- Стив Кетчел, - сказала одна из блондинок пронзительным голосом, как будто ее вдруг прорвало от звука этого имени. - Родной отец застрелил его. Да, как бог свят, родной отец. Таких, как Стив Кетчел, больше нет и не будет.
- Разве его звали не Стэнли Кетчел? - спросил повар.
- Заткнись, ты, - сказала блондинка. - Что ты знаешь о Стиве Кетчеле? Стэнли! Это, может, ты - Стэнли. Стив Кетчел был самый лучший и самый красивый мужчина на свете. Никогда я не видела мужчины чище телом и красивее, чем Стив Кетчел. Такого и не было никогда. Он был похож на тигра, - а кто еще умел так тратить деньги, как Стив Кетчел?
- А ты разве его знала? - спросил кто-то.
- Я его не знала? Я его не знала? Ты еще, может, скажешь, я его не любила? Я его знала, как ты самого себя не знаешь, и я его любила, как ты любишь бога. Он был самый сильный, самый лучший и самый красивый мужчина на свете, Стив Кетчел, и родной отец пристрелил его, как собаку.
- Ты и на побережье с ним ездила?
- Нет. Я его знала раньше. Из всех мужчин я его одного любила.
Все с уважением слушали пергидрольную блондинку, рассказывавшую все это театральным, приподнятым тоном, только Алиса опять начала трястись. Я сидел рядом с ней и чувствовал это.
- Что ж ты за него замуж не вышла? - спросил повар.
- Я не хотела портить ему карьеру, - сказала пергидрольная блондинка. - Я не хотела быть ему обузой. Ему не нужно было жениться. Ох, господи, что это был за мужчина.
- Очень благородно с твоей стороны, - сказал повар. - Но я слыхал, что Джек Джонсон нокаутировал его.
- Это было жульничество, - сказала пергидрольная. - Грязный негр обманом сбил его с ног. Ему ничего не стоило сделать нокдаун этой толстой скотине, Джеку Джонсону. Чистая случайность, что черномазый побил его.
Отворилось окошечко, и все три индейца подошли к кассе.
- Стив сделал ему нокдаун, - сказала пергидрольная. - Он оглянулся, чтобы улыбнуться мне.
- Ты же говорила, что не ездила на побережье, - сказал кто-то.
- Я нарочно приезжала на этот матч. Стив оглянулся, чтобы улыбнуться мне, а эта черномазая сволочь подскочила и сбила его с ног. Стиву и сотня таких была бы нипочем.
- Он был классный боксер, - сказал лесоруб.
- А что, скажешь, нет? - сказала пергидрольная. - Скажешь, теперь есть такие боксеры? Он был как бог, честное слово. Такой белый, и чистый, и гладкий, и красивый, и ловкий, и быстрый, как тигр или как молния.
- Я видел этот матч в кино, - сказал Томми. Мы все были очень растроганы. Алиса все тряслась, и я посмотрел и увидел, что она плачет. Индейцы уже вышли на перрон.
- Он мне был лучше всякого мужа, - сказала пергидрольная. - Мы были все равно что обвенчаны перед богом, и я теперь принадлежу ему, и всегда буду принадлежать, и все, что во мне есть, все только его. Пусть другие берут мое тело. Душа моя принадлежит Стиву Кетчелу. Это был мужчина, черт подери.
Все сидели как на иголках. Было грустно и неловко. Вдруг Алиса заговорила, продолжая трястись:
- Врешь ты все, - сказала она своим грудным голосом. - В жизни ты не спала со Стивом Кетчелом, и ты сама это знаешь.
- Как ты смеешь так говорить? - гордо откликнулась пергидрольная.
- Смею, потому что это правда, - сказала Алиса. - Из всех вас я одна знала Стива Кетчела, потому что я из Манселоны, и я там встречалась с ним, и это правда, и ты знаешь, что это правда, и пусть меня господь бог разразит на этом месте, если это неправда. - И меня пусть разразит, - сказала пергидрольная.
- Это правда, правда, правда, и ты это знаешь. Я-то ничего не вру, я знаю, что он мне говорил.
- Ну, что ж он тебе говорил? - снисходительно спросила пергидрольная.
Алису так трясло от слез, что язык ее не слушался.
- Он сказал: "Ты славная баба, Алиса", - вот что он сказал.
- Неправда, - сказала пергидрольная.
- Правда, - сказала Алиса. - Именно так и сказал.
- Неправда, - гордо сказала пергидрольная.
- Нет, правда, правда, правда, вот как перед богом, правда.
- Стив не мог сказать так. Он никогда так не говорил, - самодовольно сказала пергидрольная.
- Это правда, - сказала Алиса своим приятным голосом. - И мне наплевать, веришь ты мне или нет. - Она уже перестала плакать и успокоилась.
- Не может этого быть, чтобы Стив так сказал, - заявила пергидрольная.
- А вот сказал, - повторила Алиса и улыбнулась. - И я очень хорошо помню, когда он это сказал, и я в самом деле была славная баба в то время. Да я и теперь получше тебя, старая ты грелка без воды.
- Не смей оскорблять меня, - сказала пергидрольная. - Болячка десятипудовая, вот ты кто. Не тронь моих воспоминаний.
- Брось, - сказала Алиса своим мягким, певучим голосом. - Нет у тебя никаких воспоминаний, разве только о том, как тебе перевязали трубы и как ты первый раз ходила на шестьсот шесть. Все остальное ты вычитала в газетах. А я здоровая, и ты это знаешь, и хоть я и толстая, а мужчины меня любят, и ты это знаешь, и я никогда не вру, и ты это знаешь.
- Тебя не касаются мои воспоминания, - сказала пергидрольная. - Мои чудные, живые воспоминания.
Алиса посмотрела на нее, потом на нас, и выражение обиды сошло с ее лица. Она улыбнулась, и мне показалось, что я никогда не встречал женщины красивее. У нее было очень красивое лицо и приятная гладкая кожа, и певучий голос, и она была очень славная и приветливая. Но, господи, до чего же она была толста. Ее толщины хватило бы на трех женщин. Том увидел, что я смотрю на нее, и сказал:
- Пошли. Нечего тут сидеть.
- До свидания, - сказала Алиса. У нее в самом деле был очень приятный голос.
- До свидания, - сказал я.
- Вы в какую сторону, мальчики? - спросил повар.
- В другую, - ответил ему Том.
4. God Rest You Merry, Gentlemen, 5. The Sea Change
Не найдено
6. Какими вы не будете
Атака развертывалась по лугу, была приостановлена пулеметным огнем с дорожной выемки и с прилегающих строений, не встретила отпора в городе и закончилась на берегу реки. Проезжая по дороге на велосипеде и временами соскакивая, когда полотно было слишком изрыто, Николас Адамс понял, что происходило здесь, по тому, как лежали трупы.
Они лежали поодиночке и вповалку, в высокой траве луга и вдоль дороги, над ними вились мухи, карманы у них были вывернуты, и вокруг каждого тела или группы тел были раскиданы бумаги.
В траве и в хлебах вдоль дороги, а местами и на самой дороге было брошено много всякого снаряжения: походная кухня, - видимо, ее подвезли сюда, когда дела шли хорошо; множество ранцев телячьей кожи; ручные гранаты, каски, винтовки - кое-где прикладом вверх, а штык воткнут в грязь: в конце концов здесь принялись, должно быть, окапываться; ручные гранаты, каски, винтовки, шанцевый инструмент, патронные ящики, ракетные пистолеты с рассыпанными вокруг патронами, санитарные сумки, противогазы, пустые коробки от противогазов; посреди кучи пустых гильз приземистый трехногий пулемет, с выкипевшим пустым кожухом, с исковерканной казенной частью и торчащими из ящиков концами лент, трупы пулеметчиков в неестественных позах, и вокруг в траве все те же бумаги.
Повсюду молитвенники, групповые фотографии, на которых пулеметный расчет стоит навытяжку и осклабясь, как футбольная команда на снимке для школьного ежегодника; теперь, скорчившиеся и раздувшиеся, они лежали в траве; агитационные открытки, на которых солдат в австрийской форме опрокидывал на кровать женщину: рисунки были весьма экспрессивные и приукрашенные, и все на них было не так, как бывает на самом деле, когда женщине закидывают на голову юбки, чтобы заглушить ее крик, а кто-нибудь из приятелей сидит у нее на голове. Такого рода открыток, выпущенных, должно быть, накануне наступления, было множество. Теперь они валялись вперемешку с порнографическими открытками; и тут же были маленькие снимки деревенских девушек работы деревенского фотографа; изредка карточка детей и письма, письма, письма. Вокруг мертвых всегда бывает много бумаги, так было и здесь после этой атаки.
Эти были убиты недавно, и никто еще ничего не тронул, кроме карманов. Наших убитых, отметил Ник, или тех, о ком он все еще думал как о наших убитых, было до странности мало. У них тоже мундиры были расстегнуты и карманы вывернуты, и по их положению можно было судить, как и насколько умело велась атака. От жары все одинаково раздулись, независимо от национальности.
Ясно было, что в конце боя город обороняли только огнем с дорожной выемки и почти некому из австрийцев было отступать в город. На улице лежало только три австрийца, видимо, подстреленных на бегу. Дома вокруг были разрушены снарядами, и улица вся завалена штукатуркой и мусором, и повсюду исковерканные балки, битая черепица и много пробоин, некоторые с желтой каемкой от горчичного газа. Земля была вся в осколках, а щебень усеян шрапнелью. В городе не было ни души.
Ник Адамс не встретил никого от самого Форначи, хотя, проезжая по густо заросшей низине и заметив, как струится воздух над листьями, там, где солнце накаляло металл, он понял, что слева от дороги – орудия, скрытые тутовой листвой. Потом он проехал улицей, удивляясь тому, что город пуст; и выбрался на нижнюю дорогу, проходившую под откосом берега, у самой воды. На окраине был большой открытый пустырь, по которому дорога шла под гору, и Нику видна была спокойная поверхность реки, широкий изгиб противоположного низкого берега и белая полоска высохшего ила перед линией австрийских окопов. С тех пор как он был здесь в последний раз, все стало очень сочным и чрезмерно зеленым, и то, что место это вошло в историю, ничуть его не изменило: все то же низовье реки.
Батальон расположился вдоль берега влево. В откосе высокого берега были вырыты ямы, и в них были люди. Ник заметил, где находятся пулеметные гнезда и где стоят в своих станках сигнальные ракеты. Люди в ямах на береговом склоне спали. Никто его не окликнул. Ник пошел дальше, но когда он обогнул высокий илистый намыв, на него навел пистолет молодой лейтенант с многодневной щетиной и налитыми кровью воспаленными глазами.
- Кто такой?
Ник ответил.
- А чем вы это докажете?
Ник показал ему свою тессеру; удостоверение было с фотографией и печатью Третьей армии. Лейтенант взял ее.
- Это останется у меня.
- Ну, нет, - сказал Ник. - Отдайте пропуск и уберите вашу пушку. Туда. В кобуру.
- Но чем вы мне докажете, кто вы такой?
- Мало вам тессеры?
- А вдруг она подложная? Дайте ее сюда.
- Не валяйте дурака, - весело сказал Ник. - Отведите меня к вашему ротному.
- Я должен отправить вас в штаб батальона.
- Очень хорошо, - сказал Ник. - Послушайте, знаете вы капитана Паравичини? Такой высокий, с маленькими усиками, он был архитектором и говорит по-английски?
- А вы его знаете?
- Немного.
- Какой ротой он командует?
- Второй.
- Он командует батальоном.
- Превосходно, - сказал Ник. Он с облегчением услышал, что Пара невредим. - Пойдемте к батальонному.
Когда Ник выходил из города, он видел три высоких шрапнельных разрыва справа над одним из разрушенных зданий, и с тех пор обстрела не было. Но у лейтенанта было такое лицо, какое бывает у человека под ураганным огнем. Та же напряженность, и голос звучал неестественно. Его пистолет раздражал Ника.
- Уберите это, - сказал он. - Противник ведь за рекой.
- Если б я думал, что вы шпион, я пристрелил бы вас на месте, - сказал лейтенант.
- Да будет вам, - сказал Ник. - Пойдемте к батальонному. - Этот лейтенант все сильнее раздражал его.
В штабном блиндаже батальона в ответ на приветствие Ника из-за стола поднялся капитан Паравичини, замещавший майора, еще более сухощавый и англизированный, чем обычно.
- Привет, - сказал он. - Я вас не узнал. Что это вы в такой форме?
- Да вот, нарядили.
- Рад вас видеть, Николо.
- Я тоже. У вас прекрасный вид. Как воюете?
- Атака была на славу. Честное слово. Превосходная атака. Я вам сейчас покажу. Смотрите.
Он показал по карте ход атаки.
- Я сейчас из Форначи, - сказал Ник. - По дороге видел, как все это было. Атаковали хорошо.
- Атаковали изумительно. Совершенно изумительно. Вы что же, прикомандированы к полку?
- Нет. Мне поручено разъезжать по передовой линии и демонстрировать форму.
- Вот еще выдумали.
- Воображают, что, увидев одного американца в форме, все поверят, что недолго ждать и остальных.
- А как они узнают, что это американская форма?
- Вы скажете.
- А? Понимаю. Я дам вам капрала в провожатые, и вы с ним пройдете по линии.
- Словно какой-нибудь пустобрех-министр, - сказал Ник.
- А вы были бы гораздо элегантней в штатском. Только в штатском выглядишь по-настоящему элегантным.
Поделиться книгой: