— Когда наши руки соприкоснулись, я почувствовала…
— Что?
— Ожог. Правда, будто его прикосновение могло обжечь меня.
Анна взглянула с сомнением:
— Что ты имеешь в виду?
Я уже не могла остановиться.
— Я хотела, чтобы он до меня дотронулся. Абсолютно умирала от желания. Хотела его поцеловать.
— Ты хочешь его? — недоверчиво спросила Анна. Обхватив себя руками, я опустилась на низкий каменный подоконник.
— О Боже, да. Я не представляла, что дойду до этого. Да, да!
— Надеюсь, отец с матерью тебя не услышат. Тебе приказали ловко вести игру, а не предаваться мечтам, словно ты — томящаяся от любви дурочка.
— Ты думаешь, он меня не хочет?
— Хочет — сию минуту. А через неделю? Через год?
Тут раздался стук, и Георг просунул голову в дверь:
— Можно войти?
— Только ненадолго, — нелюбезно отозвалась Анна. — Мы уже ложимся.
— Я тоже собираюсь лечь. Мы пили с отцом, сейчас я иду спать, а утром встану пораньше и на трезвую голову повешусь.
Я едва слушала. Глядя в окно, я вспоминала, как ладонь Генриха касалась моей ладони.
— Что случилось? — спросила Анна.
— Свадьба назначена на будущий год. Завидуете?
— Почему все вступают в брак, кроме меня? — раздраженно спросила Анна. — С Ормондами дело заглохло, а больше никого на примете нет. Мне что, в монахини идти?
— Неплохая мысль, — отозвался Георг. — А меня они примут?
— Хорошая аббатиса из тебя выйдет! — Я наконец уловила смысл их разговора и со смехом отвернулась от окна.
— Получше некоторых! — весело отозвался Георг, пытаясь сесть на скамью, но промахнулся и шлепнулся на пол.
— Ты пьян! — укорила я брата.
— И от этого злишься, — добавила Анна.
— Что-то в моей будущей жене просто поражает. Какая-то она, — он искал слово, — протухшая…
— Ерунда, — возразила Анна. — У нее большое приданое и хорошие связи, королева к ней благоволит, отец ее — уважаемый и богатый человек. Чего тебе еще?
— У нее рот как кроличий силок, а глаза одновременно и теплые и холодные.
Анна рассмеялась:
— Поэт!
— Я понимаю, что Георг имеет в виду. Страстная и скрытная одновременно.
— Просто благоразумная, — возразила Анна.
Георг покачал головой:
— Холодная и жаркая разом. Сплошные причуды, ничего не разберешь. Собачья жизнь меня ждет.
— Женись, ляг с ней в постель и отправь в деревню, — нетерпеливо возразила Анна. — Ты же мужчина, можешь поступать, как захочешь.
Георг заметно повеселел.
— Сплавлю ее в Гевер!
— Или в Рочфорд-Холл. А король обязательно пожалует тебе новое поместье на свадьбу.
Георг поднес к губам фляжку.
— Кто-нибудь хочет попробовать?
— Давай! — Я пригубила холодное терпкое красное вино.
Анна поджала губы.
— Я иду спать. А ты, Мария, постыдилась бы пить в такое время. — Она откинула одеяла, забралась в постель и подоткнула простыни. — Оба вы слишком беспечны, — изрекла сестра.
Георг скорчил гримасу:
— Она еще и командует!
— Очень строгая, — прошептала я, изображая почтительность. — Никогда не подумаешь, что полжизни провела при французском дворе и занималась лишь тем, что флиртовала.
— Больше похожа на испанку, чем на француженку, — поддразнил Георг.
— К тому же незамужняя. Испанская дуэнья.
Анна откинулась на подушку и натянула одеяла:
— Не старайтесь, я все равно не слушаю.
— Кто ее возьмет? — задал вопрос Георг. — Кому она нужна?
— Кто-нибудь найдется! Младший сын или бедный старый сквайр.
Я передала фляжку Георгу.
— Вот увидите, — донеслось с кровати, — мой брак будет лучше, чем у вас обоих. И если в ближайшее время дело не сдвинется, я сама что-нибудь придумаю.
Георг вернул мне фляжку:
— Прикончи ее! Мне уже более чем достаточно.
Большим глотком я допила вино и забралась на кровать со своей стороны.
— Спокойной ночи, Георг!
— Посижу немного возле огня. У нас, Болейнов, все отлично, не так ли? Я обручен, ты почти затащила короля в постель, а маленькая мадемуазель Совершенство свободна и весь брачный рынок к ее услугам.
— Да, у нас все отлично.
Я вспомнила настойчивый взгляд голубых глаз короля на своем лице, медленно скользящий от верха моей шляпы до воротника плаща, зарылась в подушку, чтобы никто не услышал, прошептала:
— Генрих. Ваше величество. Любовь моя.
На следующий день неподалеку от Эльтама проводился турнир. Усадьбу Фиарсон построил во время предыдущего царствования один из многочисленных придворных, достигших богатства при отце короля. Все они были людьми практичными, а предыдущий король самым крепким орешком из всех.
Дом был большой, величественный, однако без крепостной стены и рва. Сэр Джон Ловик верил в вечный мир в Англии, поэтому построил дом, не нуждающийся в защите, дом, который невозможно защитить. Вокруг бело-зеленой шахматной доской разбиты сады — белые камни, дорожки и бордюры вокруг клумб, окруженных зеленью травы. Дальше парк, где хозяин охотится на оленей, а между парком и садами ровная, зеленая лужайка круглый год ожидает — не захочет ли король устроить турнир.
Шатер для королевы и придворных дам затянут вишнево-красным и белым шелком, хорошо сочетающимся с вишневым платьем королевы. В ярком наряде она выглядит румяной и помолодевшей. Я в зеленом, это платье я надевала во время маскарада на Масленой неделе, когда король впервые обратил на меня внимание. Зеленый оттеняет мои волосы, и они кажутся еще более золотистыми, глаза сияют. Я стояла возле кресла королевы и знала — любой, переводя взгляд с нее на меня, думает, королева — прекрасная дама, но годится мне в матери. А мне только четырнадцать, я готова для любви, готова для страсти, полностью созревшая женщина и в то же время девушка в цвету.
В трех первых сражениях принимали участие придворные невысокого ранга — надеялись, рискуя жизнью, привлечь к себе внимание. Они были достаточно искусны, не говоря уже о паре весьма впечатляющих приемов, а когда один рыцарь сбросил с коня куда более крупного противника, раздались громкие рукоплескания. Победитель спешился и снял в знак благодарности шлем. Стройный, светловолосый, привлекательный. Анна толкнула меня локтем:
— Кто это?
— Всего лишь один из Сеймуров.
Королева повернулась ко мне:
— Миссис Кэри, не сходите ли к шталмейстеру, чтобы узнать, когда скачет мой муж и какого коня он выбрал?
Я повернулась, собираясь выполнить приказание, и поняла, почему меня отсылают — по лужайке к нашему шатру медленно приближался король. Я сделала реверанс и пошла не торопясь, надеясь, он заметит, как я медлю около навеса. Вдруг он прервал разговор и ускорил шаг. Его доспехи с золотой насечкой пылают серебром. Кожаные ремни, держащие нагрудник, перчатки — красные, гладкие как бархат. Он кажется таким высоким — героический полководец давних войн. Металл сверкает на солнце, пришлось даже отступить в тень и прикрыть ладонью глаза.
— Миссис Кэри в ярко-зеленом!
— Вы весь сияете!
— А вы, наверно, ослепительны даже в самом темном наряде!
Я молча смотрела на него. Окажись Анна или Георг поблизости, они подсказали бы мне подходящий ответ. Но вся моя находчивость исчезла, вытесненная страстью. Незачем говорить, по лицу видно — я полна желания. Король тоже молчал. Так мы и стояли — глаза в глаза, сосредоточенно вопрошая друг друга, читая во взгляде ответную страсть.
— Я должен видеть вас наедине, — сказал наконец король.
Я не стала кокетничать.
— Ваше величество, я не могу.
— Не хотите?
— Не смею.
Он глубоко вдохнул, будто мог ощутить запах желания.
— Вы можете довериться мне.
Я оторвала от него взгляд, отвернулась и, ничего не видя вокруг, повторила бесхитростно:
— Не смею.
Он поднес мою руку к губам и поцеловал. Я ощутила тепло его дыхания и, наконец, нежное прикосновение усов.
— Мягкие!
Он поднял глаза:
— Мягкие?
— Ваши усы, — объяснила я. — Все думала, какие они при прикосновении.
— Вы думали о моих усах?
У меня загорелись щеки.
— Да.
— Какие от них ощущения при поцелуе?
Опустила голову, чтобы не видеть сияния его голубых глаз, и незаметно кивнула.
— Вам хотелось, чтобы я вас поцеловал?
Я подняла глаза и сказала в отчаянии:
— Ваше величество, мне пора идти. Королева послала меня с поручением и захочет знать, куда я делась.
— Куда послала?
— К шталмейстеру, чтобы узнать, на какой лошади вы скачете.
— Я сам могу ей это сказать. Зачем вам идти по такому солнцепеку?