Серебряные слитки

Перед тем как покинуть остров, я облокотился на парапет старого моста Фабриция и глубоко задумался. Ко мне кто-то очень осторожно приблизился. Я всегда настораживаюсь при таком приближении.

— Ты — Фалкон?

— Кто это хочет знать, госпожа?

— Меня зовут Астия. Ты спрашивал про утонувшего мужчину?

Я догадался, что Астия была подружкой извозчика. Она оказалась худой, маленькой, сморщенной женщиной с усталым обветренным лицом. Лишь взглянув на эту замухрышку, становилось понятно, что живет она на берегу реки. Все они выглядят одинаково. Лучше сразу же определиться, с кем говоришь.

— Ты — его женщина? — прямо спросил я.

Астия горько рассмеялась.

— Больше не его! Ты из преторианцев? — выплюнула она.

Я постарался сдержать удивление.

— Жизнь слишком коротка, — сказал я и стал ждать. Это было единственное, что я мог сделать, поскольку совершенно не представлял, чего жду. Казалось, женщина раздумывает, можно ли мне доверять, затем, через некоторое время она мне все выдала.

— Эти люди приходили сюда после случившегося. Он сам их нисколько не волновал, выведывали информацию.

— Ты им что-то сказала?

— А ты как думаешь? Когда у него водились деньги, он был добр ко мне… Я ходила в храм, сама хоронила его. Фалкон, может, его и нашли в реке, но я точно знаю: он не утонул. В храме мне сказали, что он, вероятно, рухнул в воду, поскольку был пьян. Но когда он напивался, он обычно ложился в свою повозку, и лошадь сама привозила его домой.

Я подумал, что, вероятно, он напивался слишком часто, но такт не позволил мне это уточнить.

— А повозку нашли?

— Она стояла на Бычьем рынке. Лошади только не было.

— М-м-м. А что хотели стражники, госпожа?

— Он нашел что-то ценное. Он не хотел говорить что, но это его напугало. Вместо того чтобы продать находку, он отнес ее ближайший стражникам. Стражники знали, что он это нашел. Они не знали, что он сделал с находкой.

Значит, юную Сосию выкрали не стражники. В любом случае это было маловероятно: от них малышка с такой легкостью не сбежала бы. Она вполне могла бы и не сбежать.

— Мне придется с ними поговорить. Ты случайно не слышала их имен?

Астия знала очень мало. Их капитана, как она сказала, звали Юлий Фронтин. Как у члена элитного полка, у него, несомненно, было целых три имени, но мне хватит и двух, чтобы его разыскать. Впервые в жизни я добровольно собирался на встречу с преторианской гвардией императора.

Глава 15

Я медленно шел к лагерю преторианской гвардии, который располагался в дальней части города. Добравшись туда, я ожидал получить тяжелым сапогом (которым меня вполне могли раскрошить, как яичную скорлупу) от какого-нибудь гвардейца.

Я сразу же узнал Фронтина. Нагрудник кирасы у него был сделан из эмали, а ремень украшала серебряная пряжка, однако он когда-то ходил в школу и изучал алфавит, сидя на одной скамье под навесом в углу нашей улицы рядом с курчавым негодником по имени Дидий Фест. Другими словами, для Юлия Фронтина я был младшим братом национального героя. Поскольку он больше не мог отправиться в таверну вместе с Фестом и напоить его допьяна (Фест лежал мертвым в Иудейской пустыне), он взял туда меня.

Таверна, в которую мы пришли, оказалась удивительно приличной и чистой. Она не бросалась в глаза, потому что располагалась в северном углу Рима, рядом с Виминальскими воротами. В ней сидели солдаты из городских полков, и дело у хозяев явно шло хорошо. Еды, впрочем, не было, женщин тоже. Выпивка предлагалась всех сортов, как теплая, так и охлажденная, со специями и без, дороже обычного, хотя мне и не разрешили за нее платить. Сам по себе я никогда бы не попал внутрь: мне не позволили бы занести и одну ногу, но поскольку я пришел вместе с Фронтином, на меня никто не покосился.

Мы устроились среди высоких крепких мужчин, которые явно подслушивали, но не произносили ни слова. Фронтин, вероятно, их знал, они же, похоже, были в курсе того, что он собирается сказать, но чтобы заставить моего спутника это сказать, потребовалось время. Когда такой человек приглашает вас выпить, понятно, что перед тем, как начать говорить о деле, необходимо соблюсти церемонии. Наша церемония состояла в том, чтобы оказать мне честь и доставить ему удовольствие. Поэтому мы обсуждали героев и их героизм, пока не напились до сентиментальных слез.

После того как мы поговорили о Фесте и до того, как я отрубился, я смог задать несколько вопросов. Фронтину удалось на них ответить еще до того, как он отправил меня домой в фургоне строителя вместе с грузом плиток.

— Почему он это сделал? — все еще продолжал задумчиво рассуждать Фронтин. — Первым полез через городскую стену Бетеля и поэтому первым погиб… Больше он никогда ничего не сможет сделать, только его могильная плита будет становиться все белее под солнцем пустыни. Сумасшедший!

— Хотел получить все наличные, перечисляемые в фонд помощи семьям погибших. Не мог терпеть всех этих вычетов из жалованья, не хотел терять эти деньги. Итак, брат-патриот, за упокой твоей души!

После смерти Феста прошло два года. Он погиб в конце галилейской кампании Веспасиана, хотя в городе с тех пор произошло столько событий, что казалось, будто прошло гораздо больше времени. Тем не менее я не мог поверить, что его нет. В некотором смысле я никогда этого не пойму. Я все еще жду гонца с сообщением, что Фест высадился в Остии с просьбой приехать туда за ним на повозке и привезти несколько бурдюков с вином, потому что у него закончились деньги, а он на корабле познакомился с несколькими ребятами, которых хотел бы угостить… Вероятно, я буду ждать этого послания всю жизнь.

Было приятно произносить его имя, но я уже получил достаточно. Возможно, это отразилось у меня на лице. Я тоже достаточно выпил, и вероятно, создавалось впечатление, что меня стошнит. Несмотря на это, Фронтин снова наполнил наши кубки, затем склонился ко мне, очевидно готовый к разговору.

— Фалкон! Фалкон — это имя тебя дали родители?

— Марк, — признался я. — Все точно так же, как у Феста, и это должен был знать Фронтин.

— Марк! О, Юпитер, я буду называть тебя Фалконом. Как ты впутался в это дело, Фалкон?

— Назначена награда за серебряные слитки.

— Нет, парень, не назначена! — он внезапно заговорил покровительственным тоном, словно отец. — Это политическое дело. Оставь его гвардии. Фест сказал бы это тебе, но его здесь нет, поэтому послушай меня. Послушай, и я все объясню. После того как на троне менее чем за двенадцать месяцев сменились четыре человека, Веспасиан кажется приятным вариантом. Но на него продолжают охотиться несколько типов. Ты знаешь, как это бывает. Когда у тебя увольнительная, они подходят и что-то тебе предлагают. Маленькие человечки, у которых для продажи есть нечто большое…

— Серебряные слитки! — Все встало на место. — Ex Argentiis Britaniae. Финансирование политического заговора. И кто За этим стоит?

— Именно это и хочет знать гвардия, — с мрачным видом сообщил мне Фронтин.

Я заметил движение мужчин вокруг него.

— Верность императору, — сказал я осторожно, не глядя ни на кого из них.

— Если хочешь… — Юлий Фронтин рассмеялся.

Они гордятся верностью. В свое время преторианская гвардия физически поднимала императоров на трон. Они таким образом короновали Клавдия, а в год четырех императоров даже такой бритый олух, как Отон, смог захватить империю после того, как заручился поддержкой преторианской гвардии. Но для их подкупа потребуется частный монетный двор. Кто-то не испугался британской погоды, чтобы это организовать.

— Когда ко мне подошли, я потребовал доказательств, — сообщил Фронтин. — Я тянул время. Они появились через два дня с бруском, на котором стояло клеймо. Мои ребята преследовали долгоносиков назад в их логово, когда те поспешно разбежались и сбросили добычу.

Поскольку я уже поднимал слиток, то понимал, почему они это сделали.

— Мы их потеряли, а когда отправились назад, то не нашли и слитка. Мы отправили шпионов в дешевые кабаки на берегу Тибра и вскоре услышали, что какой-то извозчик хвастается, что нашел некую штуку, за которую получит золотое спасибо от самого императора. Кто-то менее нежный, чем преторианцы, очевидно тоже про него услышал.

Фронтин посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я почувствовал холод в груди под нижней туникой. Он был абсолютно трезв.

— Веспасиан не дурак, Фалкон. Возможно, он выпрыгнул из ниоткуда, но он все правильно рассчитал и действовал умно. Он полагался на сообразительность и инстинкты. Мы решили, что он в курсе. А теперь появляешься ты! Ты работаешь информатором на дворец, луч света? Ты выполняешь специальное задание, прикрывая Веспасиана на тот случай, если преторианцы его подведут?

— Насколько я знаю, нет, Юлий…

Я начал понимать, сколько же всего я на самом деле не знаю.

Глава 16

На следующий день я снова отправился к сенатору. Я смог добраться до него после вечера с Фронтином лишь во второй половине дня, впрочем. Детали моего утра мы, пожалуй, опустим. Скажу лишь, что большую часть утра я провел в постели, мучаясь повторяющимися болезненными спазмами. Когда я появился в доме сенатора, то нашел его страдающим от послеобеденных болей в желудке. У меня тоже болел живот, хотя я не мог смотреть на еду и не обедал.

Я ворвался в дом. Сенатор определил мое настроение по внезапности моего появления. Сегодня я выскочил, как негодяй, из пьесы какого-то драматурга, злобно фыркая, кудахча и желая поделиться своими злыми умыслами со зрителями. Камилл Вер был достаточно мил, отложил в сторону бумаги, с которыми работал, и позволил мне выпустить цветную пену.

— Никаких серебряных слитков, но я натолкнулся на заговор! Вы меня обманули, господин. Вы лжете гораздо больше, чем больная шлюха в храме Исиды, и с гораздо более гнусной целью, но рассказанной точно, ловко и умело.

— Фалкон! Можно мне объяснить?

Нет, он по крайней мере задолжал мне разрешение на бурю эмоций. Мои ярость и возбуждение очаровали его.

— Избавьте меня от этого, сенатор. Я не касаюсь политической работы. Я не считаю риск стоящим. Моя мать уже подарила одного сына Веспасиану в Галилее. Я — единственный из оставшихся у нее, и я очень хочу жить дальше!

Камилл Вер выглядел обиженным и раздраженным. Он считал, что я недооцениваю его политические доводы. Поскольку я считал, что это делает он, мы выглядели как два шашиста после пата — оба в безвыходном положении.

— Ты хочешь, чтобы Веспасиана убили? О, Фалкон! Ты хочешь, чтобы страну снова раздирала гражданская война? Ты хочешь краха империи? Больше войн и боев, больше неуверенности, больше пролитой римской крови на римских улицах?

— Людям платят немалые деньги за защиту императора, — выпалил я. — Мне платят ложью и обещаниями.

Внезапно я потерял терпение. Здесь для меня не было будущего. Меня обманули, попытались использовать. Более умные люди, чем этот сенатор, принимали меня за деревенского клоуна, фигляра и обнаруживали затем свою ошибку. Я немного успокоился и закончил смехотворное театральное представление.

— Веспасиан не любит информаторов, а я не люблю императоров. Я думал, что мне нравитесь вы, но любая килька, оказавшаяся не в своих водах, может допустить ошибку! Прощайте, господин!

Я вышел. Он позволил мне уйти. Как я заметил раньше, Децим Камилл Вер был умным и хитрым человеком.

* * *

В гневе я мчался по залу с фонтаном в центре, как вдруг услышал какой-то шорох.

— Фалкон! — меня звала Сосия. — Иди в сад. Нам нужно поговорить.

Было бы неправильно сплетничать с молодой госпожой, даже если бы я и дальше работал на ее дядю. Я стараюсь не расстраивать сенаторов, общаясь с опекаемыми ими лицами в их собственных домах, где слуги могут увидеть все происходящее. Если я вообще буду разговаривать с Сосией — что я должен сейчас сделать, поскольку сия благородная дама заговорила со мной — разговор должен быть быстрым. И нам следует остаться в зале.

Я шаркнул по мраморным плиткам пола каблуком.

— О, Дидий Фалкон! Пожалуйста!

Исключительно из желания сделать назло я последовал за ней.

Девушка провела меня во внутренний дворик, который я не видел раньше. Здесь блестел белый камень, черно-зеленые подстриженные кипарисы создавали прохладу, ворковали голуби и бил фонтан еще большего размера, чем в зале. За одной из каменных ваз, покрытых лишайником, пронзительно закричал павлин. В вазах цвели гордые белые лилии. Это было прохладное, красивое тихое место, но я отказался устроиться в тени в перголе, увитой ползущими растениями, и успокаиваться. Сосия села. Я смотрел на нее стоя, сложив руки на груди. В некотором роде это было неплохо. Однако как бы мне ни хотелось ее обнять, я не позволил себе этой радости.

Она надела красную тунику, по подолу отделанную тесьмой цвета терносливы. Платье Сосии подчеркивало бледность ее кожи под толстым слоем грима. Девушка склонилась ко мне с обеспокоенным лицом, мгновение она казалась хрупкой слабой маленькой девочкой. Казалось, что девушка извиняется от имени семьи, хотя, когда она пыталась расположить к себе, выглядела серьезнее, чем когда-либо раньше. Видимо, кто-то когда-то научил ее стоять на своем и не отступать.

— Я подслушивала. Фалкон, ты не можешь допустить, чтобы Веспасиана убили. Он будет хорошим императором!

— Я в этом сомневаюсь, — ответил я.

— Он не жестокий. Он не сумасшедший. Он ведет простую жизнь. Он много работает. Он старый, но у него есть талантливый сын.

Слова вылетали эмоционально. Она верила в то, что говорила, хотя я знал, что сама она не могла разработать подобную теорию. Я удивился тому, что император смог получить такую поддержу, поскольку не имел традиционных преимуществ. Никто из членов семьи Веспасиана никогда не занимал высоких постов. Я не винил его за это. Никто из моих родственников тоже никогда не занимал таких постов.

— Кто вбил тебе эту чушь? — в ярости спросил я.

— Елена.

Елена. Двоюродная сестра, которую она упоминала. Дочь сенатора, с которой повезло развестись какому-то несчастному простофиле, ее бывшему мужу.

— Понятно… Так что представляет собой эта твоя Елена?

— Она великолепна! — мгновенно воскликнула Сосия, но затем с такой же уверенностью добавила, — тебе она не особо понравится.

— Это почему? — рассмеялся я.

Сосия пожала плечами. Я никогда не видел эту двоюродную сестру, тем не менее, моя интуиция подсказывала не верить этой женщине с тех самых пор, как Сосия попыталась представиться ее именем, потому что отказывалась мне доверять. На самом деле единственным, что мне не нравилось в Елене и я имел против нее, было значительное влияние, которое, как я видел, она имела на Сосию Камиллину. Я предпочел бы сам оказывать влияние на Сосию. В любом случае я считал, что Сосия не права. Обычно я любил женщин. Но если эта Елена пытается защитить и оградить свою юную родственницу от проблем, а я понял, что это так и есть, то велика вероятность, что я не понравлюсь ей.

— Я с ней переписываюсь, — объяснила Сосия, словно читая мои мысли.

Я ничего не сказал. Нужно было идти. Говорить больше было нечего. Я стоял, улавливая чистые запахи летних цветов и нежное тепло, исходящее от камней.

— Я все рассказываю Елене.

Я посмотрел на Сосию с большей теплотой, сраженный смущением. Странно, что чувствуешь больший стыд, когда отвечать-то не за что, чем когда на самом деле пытаешься скрыть какой-то позорный и скандальный факт.

Поскольку я продолжал молчать, Сосия продолжила говорить. Это была единственная ее привычка, вызывающая раздражение. Она никогда не могла сидеть тихо и спокойно.

— Ты на самом деле уходишь? Я тебя больше не увижу? Я хочу тебе кое-что сказать. Марк Дидий Фалкон, я уже много дней раздумываю, как…

Она использовала мое официальное имя. Никто этого никогда не делал. Ее уважительный тон было трудно выдержать. Я столкнулся с настоящей проблемой, и моя ярость испарилась.

— Не надо! — тут же воскликнул я. — Сосия, поверь мне, когда тебе требуется много дней для составления сценария, лучше вообще ничего не говорить.

Она колебалась.

— Ты не знаешь…

В свободное время я баловался поэзией. Есть много вещей, которые я никогда не узнаю, но это я понял.

— О Сосия, я знаю!

Одно мгновение я фантазировал. Я погрузился в мечту, в которой беру Сосию Камиллину в свою жизнь. Но я тут же вернулся назад. Только дурак пытается перешагнуть через барьеры разрядов таким образом. Человек может купить себе место в среднем классе, или получить золотой перстень за службу императору (в особенности, если это услуги сомнительного характера). Но пока ее отец и ее дядя знают, что делают, и не забывают, кто они такие, — а ее дядя не может этого забыть, поскольку он миллионер — Сосию Камиллину пристроят таким образом, что ее положение только возвысится, а капитал их семьи увеличится, даже несмотря на странную проблему отсутствия матери. Наши жизни никогда не смогут соединиться. Сердцем она это понимала, потому что, даже предприняв смелую попытку объясниться, смотрела на мои большие пальцы ног в плетеных золотых сандалиях, прикусывала губу, но, тем не менее, принимала сказанное мною.

— Если ты мне понадобишься… — начала она тихим голосом.

Я ответил резко, ради себя самого.

— Я тебе не потребуюсь. В твоей спокойной, сладкой, обеспеченной жизни без тревог и забот тебе не нужен никто, типа меня. И, Сосия Камиллина, на самом деле и ты не нужна мне!

Я быстро ушел, чтобы не видеть ее лица.

Я шел домой пешком. Рим, мой город, который до этого времени всегда был моим утешением и успокоением, никогда меня не подводившим, лежал передо мной, как женщина, таинственная и красивая, требовательная и щедрая, вечно искушающая. Впервые в жизни я не позволил себя совратить. Я отказался от совращения.