Сны разума

– Снова «самоходчик» выискался?

– Не совсем. – Коля многозначительно хмыкнул. – Несчастный случай, ха, день в день с гибелью Маринкиной группы совпадающий. Инженер-наладчик вместе с помощником трагически погибли вследствие удара электрическим током. Сначала один зачем-то голову в распредщит засунул, дурачок, затем второй кинулся его героически спасать и тоже принял на грудь полноценные триста восемьдесят вольт. Ремонт отменили, систему временно запустили неотремонтированной, дело завели. И в аккурат три дня назад благополучно закрыли, «за отсутствием состава преступления», ясное дело. Если формулировка интересует: «Несоблюдение правил личной безопасности, повлекшее гибель в результате несчастного случая».

– Б!!! – с чувством сообщил догадавшийся, куда клонит капитан и о чем он сейчас расскажет, фээсбэшник, предварительно все же покосившись на задремавшую девушку. – Выходит, Серега Векторов чисто под раздачу попал! На день бы раньше ему вниз спуститься! Вчера ведь снова отключили, так я понял? Второй подход к снаряду? Новые ремонтники прибыли?

– Ага, – кивнул спецназовец, – типа того. Петрович, кстати, подъезжаем…

Взглянув в залитое серой предрассветной мглой лобовое стекло, я узнал знакомые с детства, хоть давно и прочно позабытые, места. Ну да, все верно: еще с полкилометра по подъездной дороге, крытой все тем же, что и двадцать с лишним лет назад, растрескавшимся асфальтом – и мы на месте.

– Прижмись-ка к обочине, – негромко скомандовал контрразведчик, вновь покосившись на спящую Марину. – Пошли, мужики, перекурим на воздухе.

Стараясь ничем не стукнуть и не заскрипеть, я осторожно выполз из съехавшей на обочину «Волги». Вокруг стояла истинно рассветная тишина, лишь негромко потрескивал, остывая, заглушенный мотор. Поежившись, я подошел к остальным, на ходу доставая из кармана сигареты. Анатолий Петрович протянул зажигалку:

– «Перетрем», как клиенты смежного ведомства говорят. Валяй дальше, Николай! Серегу с ребятами после поминать станем, когда хоть что-то сами поймем да живыми останемся…

– Дальше? А дальше, Петрович, совсем интересно закрутилось. Я-то как смекнул, что к чему, так собеседника своего тоже малость просветил. Ну, на предмет того, что у погранцов там сейчас наверняка очередное чепэ и парочка свежих трупов, а местные чекисты ни сном ни духом. Ну, «подпол» удила и закусил; поверить мне, может, и не поверил, но по вэчэ начальнику заставы тут же отзвонился. Короче, говорил он с ним аж целых десять секунд, а еще минут через пять мы туда уже на всех парах летели. А там… – Коля жадно затянулся едва прикуренной, но уже на треть сотлевшей сигаретой и продолжил: – Петрович, ты вообще план объекта помнишь? Не заставы в смысле, а самого радиокомплекса?

– В целом помню, – контрразведчик равнодушно пожал плечами, – они ж все по типовому проекту строились – эшелонированный под землю командный пункт, генераторный комплекс… Да чего там перечислять, стандартно все, что здесь, что на Чукотке, что под Москвой. Разве только здешние строители до катакомб, будь они трижды неладны, дорылись. А что?

– Да то, что, когда мы подъехали, у них в наличии уже имелись перебивший друг друга наряд и единственный уцелевший солдатик-первогодок, запершийся в бункере с автоматом и удерживающий в качестве заложников обоих наладчиков. И требовал этот солдатик такой своего рода спелеологический мини-комплект: фонарь помощнее, веревку, сухпаек, воды на пару дней и – ты не поверишь! – ключ от здоровенного амбарного замка, на который некогда закрыли люк, что вел с нижнего яруса прямо в каменоломни. Так что про дорывшихся до катакомб строителей ты очень даже угадал, шеф: когда строили комплекс, обнаружили под ним один из штреков. По инструкции, конечно, полагалось его намертво забутовать, но тогдашнему начальству – а дело-то почти сорок лет назад было, когда на месте старого объекта новый строили, «типовой», как ты выразился – показалось заманчивым иметь запасной выход на случай высадки с моря вражьего десанта или еще чего-то подобного.

Ну а чтобы в мирное время ни туда, ни оттуда никто зря не лазил, девок не водил да на пол не срал, люк установили и замок навесили. Самое смешное, что его, наверное, так ни разу и не открывали. Сам же знаешь, как оно в армии бывает: ну люк, ну в полу, ну закрыт – и что? Раз есть – значит, так и должно быть, начальству-то виднее. Замок цел? Цел. Значит, все в порядке, происшествий за время дежурства не было, смену сдал – смену принял…

В общем, куда делись ключи, никто, естественно, и понятия не имел – я так подозреваю, что провалялись они лет двадцать где-нибудь в сейфе у начзаставы или местного особиста, а потом, годах в восьмидесятых уже, благополучно и потерялись. – Спецназовец с удивлением взглянул на догоревший до фильтра и обжегший пальцы окурок.

– П…ц! – со вкусом и непередаваемыми интонациями в голосе прокомментировал услышанное Анатолий Петрович. – Как тебе, Игоревич, интрижка, а? Тайна каморки папы Карло, дверь за нарисованным очагом и прочий золотой ключик от амбарного замка, мля. Ну и?..

– Ха, видели б вы тот замок! Килограмма на три, никак не меньше. Я таких в жизни не видывал, думал, только в кино про старые времена и бывают. Солдатик его из автомата расстрелять пытался – хрен, только себя чуть рикошетом не пришиб. Вот и начал ключ требовать…

– А ну-ка, стоп, Клаус! – Еще секунду назад вполне благодушное лицо контрразведчика мгновенно стало жестким. – Каким же это ты макаром замок рассмотреть исхитрился, если солдатик, как я понял, внутри бункера засел? Уж не там ли тебя, аки того индейца, разрисовали?

– Так, Анатоль Петрович, – чуть смутился Коля, – я ж до этого еще не дошел! Сейчас расскажу…

– Погоди, Коля. – Я тоже заметил в его рассказе одну весьма серьезную странность. Не ту, о которой говорил фээсбэшник, другую. Совсем другую. И, как я понимаю, куда более важную. – Значит, вся аппаратура сейчас отключена, так я понял? И тем не менее безумие охватило лишь одного или нескольких человек? И раньше бывало то же самое?

Задумчиво прищурившийся контрразведчик одобрительно кивнул, смешно кривя рот с зажатой сигаретой.

– Я в том смысле, что, получается, не вся застава друг к другу внезапной ненавистью воспылала?

– Ну да… – Судя по выражению лица, Коля тоже понял, что я имею в виду. – Блин, я как-то не подумал!..

– Молодец, Виталий Игоревич, – тихонько пробормотал Анатолий Петрович себе под нос, – ай, молодец! А-то я ведь, к собственному стыду, совсем это из виду упустил. А отчего так, как думаешь?

– Не знаю. Могу лишь глубокомысленно предположить: помните, на каких расстояниях шары воздействовали на экипажи космических кораблей? Километры, а то и больше. А вот на планетах – что здесь, у нас, что на той, выдуманной, – расстояние измерялось уже десятками или сотнями метров. Значит, их излучающая способность зависит не только и не столько от расстояния, сколько от каких-то иных факторов? Особенностей рельефа, глубины залегания, толщины слоя горных пород, например? Что-то подобное, наверное?..

– Похоже на то, – все так же задумчиво согласился контрразведчик, – в космосе волне этого, гм, излучения препятствовали лишь корпуса рейдеров, металлические, надо полагать, здесь же – многометровые известняковые массивы… Да, похоже. Причем складывается впечатление, что мощность излучения при прохождении преграды снижается, и весьма существенно. Это если не учитывать характера самой преграды. Хочешь сказать, что и по территории погранзаставы проходит некая граница, за пределами которой шарик уже безопасен, так?

– Примерно. Мы ведь не знаем, расположен ли он точно под самой заставой, верно? Шар-передатчик может залегать и в стороне, «покрывая» ее территорию только в одном месте, например, непосредственно в районе этого вашего объекта. А караульные помещения, казармы там какие-нибудь, лежат уже за этой границей…

– Заграничная казарма, караулка и сортир… – пропел-промурлыкал полковник на мотив какой-то неузнанной мной песенки. – А что, все вроде бы укладывается! Коля, после того как ребятки друг друга положили, там много людей по территории шлялось, не в курсе? Возле бункера, я имею в виду?

– Откуда? – искренне удивился капитан. – Когда мы подъехали, все уже оцеплено было, лишних разогнали. Остались человек десять в оцеплении, особист местный, начзаставы и доктор. Но близко никто не подходил – чиж этот периодически наружу постреливал, так что по открытому месту особенно не пошляешься. А на штурм они пока не решались.

– А доктор-то зачем? – хмыкнул контрразведчик, тут же мрачно пошутив: – Патологоанатом, что ли? Освидетельствовать приехал?

– Да нет, местный начальник медслужбы, капитан по званию. Я, собственно, про него и собирался рассказать. Уж не знаю, за кого он нас с подполковником принял – скорее всего его просто никто из своих слушать не хотел, а успокоиться мужик все никак не мог, – но рассказ его мне шибко интересным показался. Так что я его в сторонку отвел и порасспрашивал. И оказалось, что этот самый солдатик вообще ни при каком раскладе служить не должен был. Но то ли такой недобор на призыве был, что всех подряд в кирзу обували, то ли у него уже здесь крыша поехала, но диагноз ему поставили неслабый – самую настоящую шизофрению в стадии обострения, да еще и на фоне легкой степени врожденного слабоумия. Короче, парнишку со дня на день комиссовать должны были, уже документы приготовили – и тут в наряд. Доктор, бедняга, по этому поводу аж пеной исходил, всех вплоть до начзаставы под трибунал отправить грозился…

– Ага, значит, собравшийся погулять по катакомбам единственный выживший оказался сумасшедшим? Да еще и слабоумным в нагрузку? Оч-чень интересно, очень. Я бы даже сказал, архиинтересно и весьма многообещающе… А что умного наш доктор скажет? – четко проинтонировав ударением нужное слово, осведомился Анатолий Петрович. – Не думая, навскидку, а? Вот возьми да просто брякни первое, что в голову взбредет? Любую глупость?

Я пожал плечами:

– Понятия не имею! Больше ничего как-то не взбредает.

– И все же?

– И все же? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что в случае с этим шизофреником нашему шарику удалось провести имплантацию чужого разума?

– Именно, – торжествующе сообщил полковник. – И-мен-но! А зачем ему иначе фонарь, веревка и вход в подземелье?

– Ну, знаешь ли! – искренне удивившись, фыркнул я. – Зачем коту сметана! Чтобы от трибунала уйти, например! Может, он местный, все катакомбы в детстве излазил и знал, что сумеет выжить под землей, – вот и вся разгадка. Тоже мне тайна индейца Джо, блин!

– Фи, господин писатель, какой же ты нудный! Где романтизм, где поиск во всем и вся неизбитых сюжетов, где интерес к неведомому?! Поехали, Коля, потом дорасскажешь, – последнее относилось, понятно, не ко мне. – Нельзя быть таким приземленным, Игоревич! И знаешь почему? – Голос контрразведчика, уже взявшегося рукой за дверную ручку, вновь посерьезнел: – Меня слишком усердно учили не верить в совпадения, вот почему. И учителя были, поверь, очень неплохи. Сейчас я просто не имею права поверить в то, что вроде бы лежит на поверхности. Ну вот сам посуди: все, в кого раньше пытались подсадить матрицу чужого разума, благополучно отправлялись на тот свет – и в твоих текстах, и здесь, в реале. И вдруг один выживает. Это раз. Где-то рядом лежит под землей инопланетная хреновина – и он, несмотря на заложников, не требует классический вертолет или катер, а собирается спуститься именно под землю. Это два. Ну и третье: чужие пытаются и не могут найти в человеческом разуме ни малейшей лазейки – и вдруг оказывается, что наш солдатик умственно отличается от всех остальных. Помнишь, как Гойя говорил? Умный мужик был, хоть и сюрреализмом баловался. Помнишь? «Сон разума порождает чудовищ». Разум этого пацанчика болен, он, говоря языком классика, спит – и на освободившееся место приходит нечто иное… Короче, потом можем еще поспорить, но сейчас надо ехать. Мы ведь еще не знаем, из-за чего Николаша нас с места сорвал и кто его так эффектно изукрасил…

11

«Волга» неспешно подкатила к массивным железным воротам, некогда выкрашенным зеленой краской, ныне почти полностью облупившейся, и требовательно просигналила. При взгляде на проржавевшую звезду по центру створок у меня тоскливо сжалось сердце: именно здесь я провел не одно свое пионерское лето. Тренировочный лагерь раньше принадлежал городскому военному училищу, начальником медслужбы которого в те годы был мой отец. Конечно, детям не слишком-то полагалось находиться на территории военного объекта, но у сына начальника МС определенно были свои – и немалые! – преимущества. Больничные листы и дармовой спирт всем были нужны. Особенно в лихие горбачевские времена «всенародной» битвы за трезвость, как я теперь понимаю, более похожей на драчку за лишнюю поллитровку.

Анатолий Петрович, наверняка знакомый с моим «особым досье», тем самым, которое хрен я когда увижу, с интересом наблюдал за выражением моего лица.

– Ностальгия?

– Досье покажешь? То, что на меня собрали?

– Блин, вот умеешь ты с толку сбить, Игоревич! – уважительно хмыкнул полковник. – И далось оно тебе? Да прямо хоть завтра. Тут такая игра пошла, что я теперь – не более чем твой добровольный помощник и где-то слегка наставник. До бумажек ли сейчас?..

– Проехали, – решительно пресек я дальнейшее развитие темы. – Это я так, дурю понемногу. Просто неприятно видеть, что осталось от былого могущества. Все, блин, пораспродали. Такой лагерь был…

– Хех…

Я так и не понял, что имел в виду контрразведчик, потому что из дверей караулки показался явно заспанный солдатик с автоматом без магазина. Пустые ножны от штык-ножа сиротливо болтались на поясе.

– Стой, кто идет? Стрелять бу…

– Открывай! – по-армейски просто приказал полковник, высунувшись из окна машины. – И подполковнику Нуралиеву позвони, прямо сейчас! Скажи, Толик из московской «конторы» в гости нагрянул!

– Но… – Окончательно проснувшийся солдатик, с самой учебки наверняка твердо убежденный, что охраняет чисто символический объект, попытался было протестовать, но контрразведчик чуть понизил тон:

– Звони Фархату, несчастье. И ворота открой. – Полковник вытянул в окошко руку с раскрытым удостоверением, дал время вчитаться. – В темпе, воин, в темпе, пока дядя-полковник добрый. А то сам ведь знаешь: начальство ждать не любит!

Пока солдатик суетился, я задумчиво морщил лоб:

– Фархат Нуралиев… Лет двадцать назад он мог быть капитаном?

– Да он это, он! – расплылся в улыбке Анатолий Петрович, не дожидаясь нового вопроса. – Твоего уважаемого папеньки товарищ, тот самый, о ком ты и подумал. Может, и он тебя вспомнит, хрен его знает? Мы-то с ним уже позже и совсем по другим каналам обзнакомились…

Я легонько кивнул. Как говорится, неисповедимы пути… Году эдак в восемьдесят пятом все так и было: невысокий коренастый капитан в полевой форме со значками инженерных войск на петлицах, старенький «ЗИЛ-157», из кузова которого солдаты взвода обеспечения сгружали ящики со взрыв-пакетами, дымовыми шашками, сигнальными ракетами и учебным оружием. И отец, о чем-то договаривающийся с капитаном чуть поодаль. Именно капитану Нуралиеву я обязан теми незабываемыми днями, когда можно было бегать по территории с карманами, набитыми взрыв-пакетами и сигнальными ракетами, – какой пацан в детстве не мечтал о чем-то подобном?!

Значит, дослужился-таки капитан до подполковника, став начальником лагеря, пусть даже такого полумертвого, готового вот-вот перейти в частную земельную собственность новых хозяев жизни. Грустно…

– Не грусти, Маруся, станешь ты… гхм… – вовремя осекся контрразведчик, осознав явную двусмысленность фразы и покосившись на дремлющую, к счастью, девушку. – Не переживай, герр писатель, временно это все.

– Что временно? – Я с тоской наблюдал за проплывающим за окнами автомашины – уже почти совсем рассвело – пейзажем. Обветшалая пятиэтажка офицерской гостиницы, явно заброшенное гаражное хозяйство, много лет не ремонтируемая солдатская столовая. Все осталось таким же, как в детстве… вот только меня отчего-то не оставляло впечатление, что на территории бывшего тренировочного лагеря уже давным-давно хозяйничают оккупанты.

– А вот это. – Анатолий Петрович презрительно махнул головой за окно. – Понимаешь, армия – это такая структура, которая долго на коленях стоять не может. Или подохнет, или поднимется. Но уж если поднимется… – Он не договорил, позволяя мне самому представить, что тогда будет. – Думаешь, у нас намного лучше? Да нет, Виталий Игоревич, не намного. И скоро настанет срок подниматься с колен. Пусть я и из конкурирующей конторы и отношения у нас со «смежниками» всегда были непростыми, но… – Он вновь оборвал фразу на полуслове: – А вот и старый друг Фархат.

Взглянув в указанном направлении, я увидел спешащего к нам немолодого узбека в расстегнутой форменной рубашке с подполковничьими погонами. Широко улыбаясь, Анатолий Петрович вылез из машины и двинулся навстречу. Офицеры обнялись, традиционно хлопая друг друга по плечам, и о чем-то быстро переговорили, то и дело оглядываясь на машину.

– Кто это? Где мы? – сонным голосом осведомилась проснувшаяся Марина, с интересом осматриваясь, благо снаружи уже было совсем светло.

– Старый друг нашего господина полковника, – пояснил я, оборачиваясь к девушке. – А вот где мы? Очень похоже, что на нелегальном положении, на одной из жутко засекреченных баз российской госбезопасности. Специальные группы сейчас наверняка уничтожают все свидетельства о нас и нашем прошлом – фотографии, школьные аттестаты, зарплатные ведомости, берут с друзей и соседей подписки о неразглашении…

На переднем сиденье громко фыркнул, не удержавшись, Коля. Да и сам я, глядя в медленно наливающиеся безысходным ужасом глаза девушки, уже едва сдерживал смех.

– Да шучу я, шучу! Это всего лишь старый летний лагерь городского военного училища – я здесь в детстве все каникулы проводил, пока отец еще служил. Анатолий Петрович отчего-то полагает, что тут нас никто искать не станет.

– А мы что, уже от кого-то прячемся? – широко раскрыв глаза, совершенно искренне удивилась Марина, задав именно тот вопрос, что давненько уже волновал и меня самого.

– Да как тебе сказать? Если честно, то не знаю. – Я встретился взглядом с капитаном. Спецназовец пожал плечами:

– Может, Петровича дождемся? Чего дважды-то рассказывать? Тем более вон они уже возвращаются.

Я кивнул: контрразведчик и вправду шел обратно в компании с моим давним знакомцем. И дальше оставаться в машине было уже как-то невежливо, и я вылез наружу.

– Вот и встретились, а, товарищ подполковник? Узнаете пацана, «дохтурского» сына? Помните, как вы мне когда-то взрыв-пакеты давали?

– Помню, отчего ж не помнить? – Несмотря на типичную внешность, говорил он без малейшего акцента, словно заправский черноморец, по-южному мягко произнося шипящие согласные. – Товарища майора сынок, начмеда нашего! Меня, помнится, ты когда-то «товарищ дядя капитан Фархат» называл. – Улыбнувшись, он сильно пожал мою ладонь и добавил, обращаясь к контрразведчику: – Ну что, пойдемте обживаться, зачем на виду торчать? На самом-то деле не в гости ведь нагрянули. Правда, сами видите, особых апартаментов не держим, времена не те, так что дастархана накрыть, увы, не сумею, но пару приличных комнат найдем. Пошли, а, товарищ полковник?

– Пошли, конечно, – махнул рукой пребывающий в благостном расположении духа Анатолий Петрович. – Коля, езжай к зданию, – он махнул рукой в сторону пятиэтажки, – а мы пока пешочком прогуляемся…

Комнаты, куда нас поселили, и на самом деле оказались вполне приличными. По крайней мере лично я готов был увидеть нечто гораздо более убогое. А так – койка, тумбочка, письменный стол, небольшой платяной шкаф. Не столь и мрачно. Мебель, конечно, старая, еще советских времен, о чем свидетельствовали полустершиеся инвентарные номера, но вполне крепкая. Вот только непобедимый запах сырости, явно ощутимый даже несмотря на жаркое лето – по дороге Фархат объяснил, что отопление им обрезали за долги еще в середине девяностых, – напоминал о том, что все здесь, по сути, уже стало историей давно несуществующей страны.

С полчаса ушло, чтобы перетащить на третий этаж вещи из машины, разместиться и получить – очень смешно, ага! – долгожданный кофе. Наконец заспанный повар с сержантскими лычками на погонах и помятым со сна лицом над расстегнутым воротничком камуфляжа приволок-таки алюминиевый чайник с кипятком, сахар и банку растворимого кофе. Последнее – из личных комендантских запасов. Пара пачек печенья и пакет с потерявшими товарный вид бутербродами, реквизированными во время «эвакуации» у кого-то из персонала, нашлись у полковника, так что вопрос с завтраком тоже решился. Хотя завтракать никто, кроме спецназовца, не захотел – уж больно рано. Вот Коля – совсем другое дело: полночи, можно сказать, физическую активность проявлял.

Как бы то ни было, в итоге мы расселись вокруг стола, с наслаждением потягивая излишне крепкий, на мой взгляд, напиток. Контрразведчик, руководствуясь какими-то одному ему понятными соображениями, заваривал его самостоятельно, не жалея при этом ни сахара, ни кофе… ни нашего здоровья.

Подполковник Нуралиев в нашем заседании не участвовал – о чем-то переговорив в коридоре с Анатолием Петровичем, он ушел якобы по делам. Я, конечно, догадывался, что оные дела напрямую связаны с нашим нежданным появлением, но расспрашивать ни о чем, конечно, не стал: у взрослых дядей свои взрослые секреты. В конце концов, откуда мне знать, какие тайные тайны их связывают и кто кому и чем обязан?

– Рассказывай, Клаус. – Анатолий Петрович с усмешкой взглянул на торопливо дожевывающего бутерброд капитана, отставил опустевшую чашку и с видимым удовольствием закурил. Спрашивать, не против ли Марина, он не стал – девушка и сама сидела с сигаретой, вполне умело пуская к потолку дым. Всерьез-таки закурила, бедняга. Укатали Сивку подземные горки…

– Ну так вот, – продолжил спецназовец, будто с момента нашего прошлого разговора не прошло и минуты, – я как в голове дважды два насчет всего происходящего сложил, сразу с чекистом пошептался, благо он к тому времени уже вполне вник в проблему. Я, конечно, особо с ним не разглагольствовал, но и не запирался: ситуация не соответствовала. Короче, на местного особиста мы уже вдвоем наезжали…

– Вот это-то меня и смущает, – помрачнел фээсбэшник. – Нет, Коля, я вполне высокого мнения о твоем профессионализме, но вот насчет подобных переговоров, да еще и с «соседями»… Как бы меня на ковер после не потянули. Ты ему, надеюсь, хоть не угрожал?

– Да нет… – как-то не слишком уверенно ответил капитан, вызвав на лице полковника еще более печальную гримасу. – Представился специалистом по освобождению заложников, случайно оказавшимся в нужном месте и в нужное время, – и все. А подполковник, соответственно, вроде как спец по ведению переговоров от местной «конторы». Мы типа объектом интересоваться приехали, а тут такое…

– Угу, перефразируя киноклассику, спросили, как пройти в библиотеку в три часа ночи! – буркнул Анатолий Петрович. – Местный контрразведчик и антитеррорист из России на ночь глядя приезжают инспектировать секретный объект погранвойск. По линии украинско-российской дружбы и прочей профессиональной солидарности спецслужб. Поскольку под утро турки собираются сбросить с парашютом авианосец и захватить местный винзавод, мля. И что? Неужели они всей этой лапше поверили? Хотя, ладно, извини, может, это как раз я чушь порю: в такие моменты зачастую именно подобная несуразица на ра и проходит. Давай дальше.

– А дальше… Помните, я вас спрашивал насчет схемы объекта? – Контрразведчик осторожно кивнул. – Там по проекту есть запасной выход из бункера, со стороны моря. Вот оттуда я и пошел, пока чекист психа болтовней насчет выполнения требований отвлекал. Вообще-то ничего особенного, от силы второй класс сложности, если честно…

– Без лирики, – коротко предупредил полковник, едва заметно напрягаясь: судя по всему, рассказ подходил к апофеозу, долженствующему объяснить, что же все-таки произошло.

– Вышел на дистанцию броска, убедился, что заложники мертвы (Анатолий Петрович хмыкнул), заодно и люк тот осмотрел, он как раз в коридорчике был, приготовился – и тут эти придурки рванули наружную дверь. Не знаю, что там произошло и почему подполковник их удержать не сумел, но они начали штурм. Псих на звук дернулся – и прямо на меня выскочил, а у него «калаш» в руках, и палец на спуске. Хорошо, я среагировать успел, так что он мне только руку зацепил, автоматчик херов, да и то случайно.

– После чего он, я так понимаю, скоропостижно перешел в совсем иное физиологическое состояние.

– Ну не мог я иначе, Петрович, никак не мог! – горестно вскинулся капитан. – Я ж все понимаю, живым надо было брать, но не мог я там нигде укрыться, а он от бедра бил, очередью! Стены железобетонные, металла кругом куча, рикошет сумасшедший, а у него пули 5,45!.. Они ж легкие, заразы, кувыркаются!..

– Да ясно, чего уж там. – Полковник обменялся со мной быстрым взглядом. – Вот только, боюсь, на самом деле ты как раз НЕ ПОНИМАЕШЬ, кого к праотцам отправил, Клаус.

– Думаете, он был уже… э… не человек? – На спецназовца жалко было смотреть.

– Излагай дальше, – махнул рукой контрразведчик, – это ведь еще не все, как я понимаю, да?

– Если бы… – Капитан тяжело вздохнул и виновато поглядел на начальника. – Дальше были штурм и прочая кровавая вакханалия…

Судя по рассказу капитана, последующие события напоминали низкосортный боевик из числа тех, у героев которых в магазинах никогда не кончаются патроны, прицельная дальность пистолетного огня простирается на многие сотни метров, а ручные гранаты по мощности значительно превосходят фугасные авиабомбы.

Короче говоря, во взорванную дверь ломанулись бывшие солдаты из оцепления. Причем ломанулись не просто так, а с одной-единственной целью – перестрелять в округе все живое, не исключая и самих себя. При этих словах контрразведчик понимающе крякнул: мол, понятно почему! Штурмующие бункер солдатики переступили незримую границу, попав под воздействие «штуковины», – и понеслось.

Капитану оставалось только одно: уйти с директрисы первых очередей, завладеть ближайшим автоматом (свежеупокоенный псих свои патроны уже успел расстрелять) – и идти на прорыв. Ни малейшего сомнения в том, что атакующие бункер люди невменяемы, спецназовец не испытывал, полностью отдавшись во власть спасительных боевых рефлексов. Прорвавшись сквозь тактически неорганизованную толпу нападавших, которые куда больше стремились перебить друг друга, нежели организованно штурмовать бункер, Николай рванул к оставленной за воротами машине. Попутно убедившись, что остальные оставшиеся снаружи люди – и коллега-чекист, и местный особист, и даже разговорчивый доктор – уже мертвы.

Отправив дежурного по КПП в глубокий обморок – времени на долгие объяснения не было (на короткие, впрочем, тоже), «альфовец» на всех парах погнал в санаторий, здраво рассудив, что теперь дорога каждая минута. И чем бы не закончилось побоище на заставе, гостям из соседнего государства лучше перейти на нелегальное положение. Хотя бы временно, до тех пор, пока высокое начальство двух стран не решит меж собой, как жить и против кого дружить дальше…

– Хрен его знает, Петрович, может, и зря я вас с места сорвал? Классно мы в том санатории устроились. – Коля яростно растер окурок в стеклянной пепельнице – как ни странно, в комнате нашелся и подобный предмет интерьера. – Но так лихо все завертелось. Да и видели меня в местной «конторе» многие, и чекист «мой» погиб, и прорывался я с боем, так уж получается…

Прежде чем ответить, контрразведчик несколько секунд сидел молча, взвешивая в уме все «за» и «против». Наконец взвесил:

– Сглупить-то ты сглупил, хотя и выхода у тебя все равно не было, это и менту ясно. От мертвого от тебя толку и вовсе никакого, знаешь ли! Конечно, если по-умному, надо было лишнюю минутку потратить да дорогому шефу звякнуть. – Контрразведчик раздраженно махнул рукой на протестующе вскинувшегося спецназовца: – Да погодь, спорщик, потом скажешь! Так вот, хоть ты слегка горячку и спорол, в целом все как раз нормально срослось. Ты, так уж вышло, ухитрился нам своей спешкой все хвосты обрубить – что, собственно, сейчас и нужно. В санаторий вот-вот местные гэбисты разбираться нагрянут, наши «научники» начнут права качать, как им и велено, затем начальство с большими звездами подключится, и наше, и украинское. Короче, минимум полдня полной свободы маневра и прочего нелегального положения, когда нам никто мешать не станет, у нас теперь есть. Вот так-то, господа подпольщики! Пока мы из санатория… эвакуировались, Михалыча я предупредил, да и ехать отсюда до «точки» на машине – аж целых десять минут. Ну и последнее, уже персонально для тебя, Клаус, поскольку ты пока не в курсе: если б ты знал, о чем мы с Виталием Игоревичем недавно беседовали, то понял бы, что все и на самом деле очень даже неплохо срослось. Так что ты там сказать хотел?

– А вот что, – криво усмехнувшись, спецназовец вывалил на стол горсть каких-то непонятных обломков, – сдаю казенное имущество согласно описи. Не мог я дорогому шефу звякнуть, поскольку телефон к тому времени уже принял героическую смерть от шальной вражьей пули! А искать другую связь, знаете ли, времени не было – наша-то оперативная «Волжанка» наемная, нету в ней штатного радиотелефона, нету! Вы, товарищ полковник, сами ее, уж извините, выбирали…

12

Сразу после разговора Анатолий Петрович с Колей из комнаты ретировались, держать, как я понимаю, связь с «Большой землей». Во-первых, дабы урегулировать возникшую между спецслужбами двух стран непонятку с кучей трупов и стреляных гильз; во-вторых, видимо, требовать, чтобы пограничники срочно врубили обратно свои глушилки. Поскольку иного способа избавиться от навязчивого внимания подземной штуковины, пожалуй, не было.