Проклятие бронзовой лампы

— Он закрыт давным-давно, — ответила она. — Из прислуги остался только старый дворецкий Бенсон, но думаю, он сумеет подобрать штат.

— Ваш отец остается в Каире, не так ли?

— Он приедет позже.

— Есть ли правда в слухах, будто ваш отец слишком болен, чтобы ехать?

В воцарившемся под дырявым желтым навесом молчании послышался отдаленный гудок паровоза.

— В этом нет ни слова правды, джентльмены! Можете сообщить это от моего имени. С моим отцом все в порядке. За ним присматривает мистер Робертсон.

— Значит, он нуждается в присмотре? — невинно осведомился корреспондент «Аргус ньюс сервис».

— Я имела в виду…

— Он болен, леди Хелен? Что вы думаете об этих слухах?

Девушка глубоко вздохнула, как будто стараясь обдумать каждое слово. Ее почти умоляющий взгляд скользил по толпе репортеров.

— Повторяю, джентльмены: можете сообщить от моего имени, что в этих слухах нет ни слова правды! Глупая зловредная чушь о проклятии, связанном с гробницей и даже с бронзовой лампой… — Она снова набрала воздух в легкие. — Можете сообщить, что по прибытии в Англию я буду больше всего наслаждаться видом моей комнаты в Северн-Холле. Я собираюсь поставить лампу на каминную полку и… по крайней мере, попытаюсь написать правдивый отчет об экспедиции. Как только я войду в эту комнату…

На внешнем краю толпы послышался приятный голос:

— Вы никогда не доберетесь до этой комнаты, мадемуазель.

Глава 3

В последовавшей напряженной паузе репортеры инстинктивно обернулись и расступились, пропуская говорившего, который бочком прошел сквозь их ряды.

Это был очень худой мужчина лет сорока, а может, и моложе. Будучи выше среднего роста, он не выглядел высоким из-за сутулых плеч. На голове у него красовалась алая феска с кисточкой, вроде бы являющаяся признаком турецкого гражданства. Однако поношенный костюм европейского покроя, белый галстук и французский акцент в английской речи выглядели столь же неопределенно, как и цвет лица, промежуточный между белым и коричневым.

Человек пробрался вперед, продолжая улыбаться и не сводя взгляд маленьких и блестящих черных глаз с лица Хелен.

— Кто это сказал? — воскликнула девушка, обретая дар речи.

— Я, мадемуазель, — ответил незнакомец, появившись перед носом, вернее, над головой Хелен так внезапно, что она отшатнулась.

— Вы представляете французскую газету? — озадаченно спросила девушка.

Незнакомец рассмеялся.

— Увы, нет. — Он развел руками с комичным сожалением. — Не имею чести. Я бедный ученый из… ну, скажем, смешанного происхождения.

Внезапно вся комичность словно испарилась. Отчаянный призыв блеснул в маленьких черных глазках, оживив похожую на труп фигуру. Незнакомец протянул к девушке руки. В его голосе — мягком завораживающем басе — послышались напряженные нотки.

— И я умоляю вас, — продолжал он, — не вывозить из страны краденую реликвию.

— Краденую реликвию? — переспросила Хелен.

— Да, мадемуазель. Бронзовую лампу.

Хелен снова беспомощно огляделась, рассерженная почти до слез.

— Позвольте напомнить вам, мистер…

— Алим-бей, к вашим услугам, — отозвался незнакомец, слегка коснувшись кончиками пальцев сначала своего лба, а затем груди. — Наарак сайд! — добавил он по-арабски.

— Наарак сайд умбарак, — машинально ответила Хелен и продолжала, повысив голос: — Позвольте напомнить вам, Алим-бей, что эта «краденая реликвия» подарена мне египетским правительством.

Алим-бей приподнял плечи:

— Простите, но имело ли оно право дарить ее?

— По-моему, да.

— К несчастью, в этом мы расходимся. — Алим-бей молитвенным жестом прижал одну ладонь к другой. — Пожалуйста, подумайте, мадемуазель! Вы считаете, что эта лампа всего лишь маленькая вещица, а я говорю, что это не так. — Он быстро продолжал, словно боясь, что его остановят: — При свете этой лампы во мраке ночи верховный жрец Амона видел смерть и творил заклинания. Тело, которое вы извлекли из саркофага… — Алим-бей изобразил руками жест отчаяния, — это тело, вытащенное вами из деревянного гроба, принадлежало не просто фараону. Напоминаю, что он был верховным жрецом Амона, опытным в искусствах, находящихся за пределами вашего понимания. Он не будет этим доволен.

Несколько секунд никто не произносил ни слова.

Горящий безумным блеском взгляд Алим-бея устремился на репортеров с такой серьезностью, что улыбки исчезли с их лиц. Но это продолжалось недолго. В толпе представителей прессы послышались негромкие циничные смешки.

— Вы имеете в виду магию? — осведомился репортер «Аргус ньюс сервис».

— Настоящую магию? — присоединился корреспондент «Интернешнл фичерс», проявляя все признаки глубокого интереса.

— Любопытно, — задумчиво произнес репортер «Мьючуал пресс», — умела ли эта мумия вытаскивать кроликов из шляпы?

— Или распиливать женщину надвое, а потом соединять?

— Или проходить сквозь стену?

— Или…

Улыбка вернулась на лицо Алим-бея, но теперь она выглядела злой. Он присоединился ко всеобщему веселью, но смех его звучал не слишком приятно.

— Шутите на здоровье, джентльмены, — сказал он без всякой обиды в голосе. — Но через неделю-другую вы вернетесь ко мне…

— Зачем?

Алим-бей развел руками:

— Чтобы извиниться, месье, когда эта молодая леди обратится в пыль, словно не существовала вовсе.

Пронзительный гудок паровоза отозвался эхом в другом конце поезда. Двери захлопали, как зенитные орудия. Голос дежурного произнес на трех языках — арабском, французском и английском — с настойчивостью муэдзина:

— Катр йесафир! En voiture! Войдите в вагоны!

Сэр Генри Мерривейл, обозревавший сцену в торжественном молчании, слегка опустив уголки рта, впервые вмешался.

Крепко взяв Хелен за руку, он втолкнул ее в вагон, поднялся следом и захлопнул за собой дверь. Задержавшись только для того, чтобы высунуть голову в окно и рявкнуть «Чушь!» в лицо Алим-бею, Г. М. сердито опустился на угловое сиденье. Слегка покрасневшая и потрепанная Хелен осталась у окна, слушая прощальный хор, сопровождавший отход поезда.

— До свидания, леди Хелен! Счастливого пути!

— Спасибо за помощь, леди Хелен!

— Следите за привидениями!

— Не позволяйте мумии добраться до вас!

— Говорю вам, это чепуха! — крикнула Хелен, вцепившись в опущенное окно, будто ее силой отрывали от группы на платформе. — Я вам докажу!

— Она никогда не доберется до этой комнаты живой, — произнес Алим-бей.

Девушка едва расслышала его голос. Поезд уносил ее прочь от вежливого незнакомца в красной феске. Она еще немного постояла у окна, потом повернулась и села на угловое сиденье напротив Г. М. Кроме них, в купе никого не было. Выбравшись из-под вокзального навеса, поезд попал под раскаленные лучи солнца; лязг колес сменился мерным постукиванием. Положив рядом с собой альбом с вырезками, Г. М. наблюдал, как Хелен сердито встряхнулась, сняла шляпу, откинула со лба светлые волосы и наконец воскликнула:

— Кто, черт возьми, был этот человек?

Г. М. фыркнул:

— Понятия не имею, дорогая. Очевидно, сбежал из сумасшедшего дома.

— Обращусь в пыль, словно не существовала вовсе! — Хелен стиснула кулаки. — Это так… так нелепо!

— Разумеется. Надеюсь, — проницательный взгляд Г. М. устремился на нее, — вы не восприняли этого слишком всерьез?

— Конечно нет! — воскликнула Хелен и неожиданно заплакала.

— Ну-ну! — рявкнул великий человек, пытаясь скрыть смущение и ища глазами поверх очков помощи, которая так и не появилась.

Бормоча страшные проклятия в адрес женской натуры, Г. М. неуклюже поднялся и сел рядом с девушкой, продолжавшей плакать у него на плече. Великий человек героически выдержал тяжкое испытание, ощущая руки Хелен, обнимающие его за шею, покуда эмоциональная буря не истощилась сама собой. Правда, при этом он не переставал протестовать.

— У меня нет галстука, — трагическим тоном произнес Г. М. — И мое давление в ужасном состоянии! Послушайте, девушка, в моем нагрудном кармане ножницы, и вы можете выколоть себе глаз!

Хелен взяла себя в руки.

— Пожалуйста, простите, — извинилась она, пересаживаясь на противоположное сиденье и пытаясь изобразить улыбку на залитом слезами лице. — Это все нервы. Не обращайте на меня внимания.

Открыв сумочку, девушка вынула носовой платок и зеркальце, скривившись от отвращения.

— Загар сойдет через три-четыре дня — так у меня всегда, — сказала она с отчаянной претензией на легкомыслие. — Но от мозолей так легко не избавиться. — Хелен показала ладонь. — Как у землекопа!

Г. М. сердито посмотрел на нее:

— Вы говорили, что вам нужен совет. Это так?

— Да.

— Я старик, — заявил Г. М., — так что можете быть откровенны.

Хелен колебалась.

— Столько всего накопилось… Надеюсь, мне незачем объяснять, чем занималась наша экспедиция последние два года?

— Разумеется, незачем — раскопками гробницы старика Херихора. И у вас были неприятности?

— Неприятности с департаментом общественной деятельности! Неприятности с газетами! Неприятности с туристами! Вам известно, что за этот сезон гробницу и лабораторию посетили двенадцать тысяч туристов?

— И что они там делали? Воровали ваши находки?

— Некоторые из них пытались, — признала Хелен, наморщив лоб. — Но и без этого ответственность за ценности после изнурительных раскопок и очистки…

— Слушайте! — сердито прервал Г. М. — Я читал о сокровищах Херихора, пока меня не начало от них тошнить. Неужели все это настолько ценно, как расписывали газеты?

— Никаких драгоценных камней там не было, — улыбнулась Хелен. — Они использовали только цветное стекло, ляпис-лазурь, кальцит и обсидиан. Но большинство предметов и украшений золотые, и их антикварная стоимость… — Она глубоко вздохнула; взгляд ее карих глаз словно устремился в прошлое. — Американец по имени Бомон предложил нам шестьдесят тысяч долларов за золотую маску, которая была на мумии, и столь же фантастические суммы за вещи вроде золотого кинжала и золотой шкатулки для благовоний. А ведь он даже не был коллекционером или археологом. Ему всего лишь хотелось выставить эти предметы у себя дома, как принадлежавшие фараону более тысячи лет до Рождества Христова. Мы просто не могли убедить его, что не имеем права их продавать. — Хелен сделала паузу. — Не понимаю почему, но это огорчало моего отца. Я все время ощущала, что должна выбраться из Египта, иначе сойду с ума! А потом…

— Угу, — подбодрил Г. М. — А потом?

— Ну, — призналась Хелен, — есть один человек…

— Так, — кивнул Г. М. — И вы влюблены в него?

Хелен выпрямилась на сиденье.

— В том-то и дело, что не влюблена! По крайней мере, я так не думаю. — Она покачала головой, сердясь на саму себя, и посмотрела в окно. — Его зовут Сэнди Робертсон. Он мне очень нравится. Я уехала отчасти из-за того, что не хотела его обидеть, ответив ему «нет». — Девушка с вызовом взглянула на Г. М. — Звучит глупо, не так ли? Уезжать из-за того, что не хочешь кого-то обидеть! Но вы когда-нибудь задумывались, какую часть жизни мы проводим в различных уловках, затрудняя себе существование только для того, чтобы не оскорбить чьи-то чувства — даже людей, не имеющих на нас никаких прав? Вчера вечером Сэнди сказал, что все чертовски неправильно. Так оно и есть, сэр Генри! Дома у меня есть близкая подруга — Одри Вейн; возможно, она встретит меня в аэропорту, — которая без ума от Сэнди Робертсона. А он только смеется над ней. С другой стороны, один человек по имени Кит Фэррелл… — Хелен оборвала фразу и тряхнула головой. — Как бы то ни было, это личное дело. Оно не имеет значения.

— Еще как имеет, — возразил Г. М., — если вы ждете моего совета.

Девушка удивленно посмотрела на него.

— Совета? — воскликнула она. — Но мне не нужен ваш совет по этому поводу!

— Тогда по какому?

— Смотрите, — сказала Хелен.

Поезд мчался по живописным предместьям, мимо садов и вилл, наводящих на мысли о тени и прохладной воде. С левой стороны, за покрытыми пылью окнами, виднелись вдалеке очертания пирамид под свирепыми лучами солнца, а еще дальше — голубые Ливийские горы.

Хелен встала, сняла с забитой багажом полки маленький чемодан и положила его на сиденье рядом с собой. Достав из сумочки ключ, она отперла чемодан, щелкнула застежками и вытащила картонную коробку, аккуратно помещенную среди нижнего белья, а из ватной подкладки внутри извлекла бронзовую лампу.

Она была небольшая — не более четырех дюймов в высоту — и напоминала по форме круглую чашу, отделанную алебастром. Хотя бронза потускнела, ее внешний вид был лишен омертвелой сухости, обычно ассоциирующейся с музейными редкостями. Лорд Северн добросовестно почистил лампу, и солнечные блики весело играли на резьбе, покрывающей каждый ее дюйм.

Хелен передала лампу Г. М., который, надев очки, принялся вертеть ее в руках.

— Знаете, — заметил он после паузы, — такие вещи заставляют склоняться под тяжестью древности. Сколько лет этому светильнику?

— Немногим более трех тысяч.

— Странный образчик лампы, не так ли? Как она действовала?