Павел Аптекарь
Собачья служба
О помощи собаки человеку в погонах написана не одна книга и снят не один фильм. Однако, большинство их посвящены нашим четвероногим друзьям (впрочем, нарушителям закона они таковыми не кажутся) преследующим нарушителей границы или воров и грабителей. В последнее время большую популярность приобрели таможенные спаниели и лабрадоры-спасатели. Однако, за всем этим забывается, что у служебной собаки есть масса малоизвестных военных специальностей.
Галиция — первый след
Об участии собак в сражениях русско-японской войны с обеих сторон автор этой статьи сведений не нашел. Однако в период первой мировой применение четвероногих санитаров, сторожей и связистов стало массовым явлением во многих воюющих армиях. Причины тому были просты: через полгода после ее начала линии противостояния, протянувшиеся по всей Европе, ощетинились проволочными заграждениями и прикрылись минными полями. Однако разведчики (или охотники, как их называли в то время) стали бесшумно преодолевать их, выявляя ценные сведения о неприятельском расположении и унося с собой крепко завязанных «языков». В этой ситуации в германской и австро-венгерской армиях для борьбы с такими вылазками стали использовать сторожевых собак: овчарок и ротвейлеров, которые если не слышали перемещений, то чувствовали приближение людей к линиям окопов и предупреждали об опасности своих проводников, которые поднимали тревогу, после чего дальнейшие действия разведчиков были невозможны.[1] Союзники России по Антанте также использовали сторожевых, связных и санитарных собак, причем англичане догадались поставить в строй не только эрдель-терьеров и колли, но и бассет-хаундов (последних, правда, пришлось отчислить ввиду сибаритских наклонностей и недисциплинированности).[2]
В этой ситуации командование войсками нашего Юго-Западного фронта решило организовать подобную службу в полках передовой линии. Организатором «Школы военных сторожевых и санитарных собак», созданной в апреле 1915 в столице Галиции Львове, стал статский советник Лебедев, до этого пост, бывший начальником отдела эвакуации в военно-санитарном управлении фронта. Дилетант — скажут некоторые. Однако до войны в течение 6 лет этот человек на добровольных началах занимался дрессировкой в школе полицейских собак.[3] В первое время статский советник Лебедев, используя свои связи в департаменте полиции, старался привлечь в свои школы полицейских собак вместе с их дрессировщиками из польских губерний, занятых германскими войсками. Однако весной 1915 года занятия прекратились, не успев начаться: начавшееся германо-австрийское наступление заставило эвакуировать школу из Львова в Киев. Достаточно сказать, что с июня до второй половины августа не осталось никаких документов школы, свидетельствующих о ее деятельности.
В Киеве произошла смена руководства школы: 14 августа 1915 г. на должность заведующего был назначен штаб-ротмистр князь Щербатов, который был не только страстным охотником, но и боевым офицером: до этого он почти непрерывно находился на передовой: в первый год войны он получил за боевые отличия ордена Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Станислава 3-й и 2-й степеней с мечами и бантом и Владимира 4-й степени с мечами и бантом.[4]
9 сентября штат «Школы военных сторожевых и санитарных собак» был утвержден главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта, тогда же появилось первое отечественное наставление по использованию собак в армии, гласившее:
Уже очень скоро — 23 сентября первые 12 четвероногих выпускников вместе с вожатыми отбыли в войска. В числе первых собаки попали в 12 Гусарский Ахтырский полк, Кабардинский конный полк, 136 Таганрогский и 145 Новочеркасский пехотные полки. С этого момента деятельность школы приобрела более регулярный характер. В ее штате числились 8 инструкторов и 109 нижних чинов, из которых 50–70 человек обучались обращению с собаками. Численность курсантов зависела от количества имеющихся животных. Согласно положению в школу зачислялись грамотные нижние чины из охотничьих команд пехотных и кавалерийских полков. Инструкторами стали полицейские унтер-офицеры, эвакуированные из оккупированных губерний, работавшие с розыскными собаками, и дрессировщик Северо-Кавказской железной дороги Александр Лейземнек.
Помимо полицейских собак в школу поступали животные, добровольно переданные хозяевами (наверное, изрядно им надоевшие). В сентябре 1916 в школе числились 97 собак, из них 37 среднеевропейских овчарок (видимо, переименованных по патриотическим соображениям немецких), 21 бельгийская овчарка, 19 эрдель-терьеров, 12 доберманов, 3 гончие и 5 трофейных немецких и австрийских собак, которых обучали поиску своих бывших хозяев. Для этого командование школы неоднократно просило в штабе фронта выделения комплектов трофейного обмундирования.[6]
Очередные выпуски собак и их проводников состоялись в январе и марте 1916 года. Их было немного, за период с осени 1915 по начало весны 1916 всего 86 собак с вожатыми, распределявшимися по 3–5 на полк. Тем не менее, командование ЮЗФ и заведующий школой к этому моменту уже активно занимались сбором сведении о боевой службе собак. В основном они были положительными. Например, командир 3-го Лейб-гвардии стрелкового полка генерал-майор Усов 17 января 1916 года подчеркивал:
Командир 71-го Белевского пехотного полка полковник Галкин также дал хороший отзыв:
Впрочем, бывали случаи, когда войсковые начальники оставались недовольными своими четвероногими подчиненными. Так 26 марта 1916 гоода командир 16-го стрелкового полка (наверное, из 4-й Железной стрелковой дивизии, которой ранее командовал генерал А.И. Деникин) просил отчислить прибывших в часть в октябре 1915 собак поскольку, по его мнению, они были непригодны к разведывательной службе, похожая история случилась и в 4-м Заамурском пограничном пехотном полку где по донесению его командира
Штаб-ротмистр Щербатов отмечал, что недоразумения нередко происходили из-за нежелания офицеров считаться с мнением инструкторов о порядке применения собак, кроме того значительный вред работоспособности наносило практиковавшееся в некоторых полках кормление собак остатками солдатской пищи. Разумеется, рацион русского воина первой мировой войны был весьма сытным (на передовой солдаты получали фунт мяса в день), но нормальное для человека содержание соли и специй в пище для служебной собаки часто равносильно полной или частичной потере чутья, на которое как раз и жаловались некоторые командиры полков. Кстати, в школе собак кормили преимущественно сырым мясом.[10]
Однако в целом командование дивизий и армий Юго-Западного фронта (7, 8, 9 и 11-й) положительно оценивало возможности использования четвероногих воинов, придя к выводу:
Опыты на Юго-Западном фронте заставили Ставку Главковерха задуматься об оснащении собаками всей действующей армии. Из Могилева была направлена телеграмма, в которой у командующих и начальников штабов армий и корпусов требовался отзыв о пользе применения собак, а также об их желательном количестве в полках. Вскоре Ставка получила рапорта, в которых сообщалось, что, по мнению большинства войсковых начальников, необходимо организовать полковые команды — по 8 собак в пехотном полку и по 6 — в кавалерийском.[12]
В начале осени 1916 года, когда фронт после удачного летнего наступления русских армий стабилизировался и позиции возвратились к своему привычному укладу с несколькими рядами проволочных заграждений, в «собачью» школу посыпались многочисленные просьбы командиров полков и начальников дивизий о выделении собак для несения охранной службы, однако по утвержденным Ставкой штатам войскам фронта были необходимы около двух тысяч собак. Таким количеством собак школа просто не располагала, ее вольеры позволяли принять не больше 350. Тогда же перед школой встала проблема комплектования: зимой 1915/1916 годов в ней проходили обучение собаки из полицейских управлений и подаренные хозяевами, но к лету этот источник, похоже, иссяк, поскольку начальник школы предложил командованию фронта провести реквизицию собак, пригодных к несению военной службы в Киеве, Киевском и Остерском уездах. Впрочем, реквизицией, зная практику гражданской войны, это можно было назвать с большой долей условности, поскольку князь Щербатов считал необходимым забирать породистых недрессированных собак по цене 25–45 рублей а дрессированных — по 60–125 рублей. Наиболее соответствующими боевым условиям он считал добермана, эрдель-терьера, ротвейлера и среднеевропейскую овчарку.[13]
К сожалению, дела школы заканчиваются началом января 1917 года и невозможно проследить дальнейшую ее судьбу, равно как и деятельность питомцев школы до развала русской армии. Стоит отметить однако то, что судя по всему, полки и дивизии Юго-Западного фронта не получили необходимого количества собак, говорить же о других армиях сложно. Скажу только, что сведений о наличии служебных собак и школ по их подготовке на Западном, Северном, Румынском и Кавказском фронтах пока найти не удалось.
В заключение стоит, пожалуй, упомянуть об одном проекте некоего господина В.П. Приклонского, предлагавшего использовать собак в качестве движущихся мин. По его замыслу они должны были нести на себе (или везти на тележке) груз взрывчатки для разрушения проволочных заграждений и укреплений полевого типа, который приводился бы в действие находящимся в укрытии проводником. Кроме этого г-н Приклонский планировал начинять собак минами с часовым механизмом, они должны были направляться к неприятельским штабам и ликвидировать пункты управления войсками. По его соображениям это могло существенно снизить потери людей при подготовке атаки и ведении разведки. Против такого использования собак выступил начальник школы князь Щербатов и его помощник штаб-ротмистр Трифановский, которые считали, что подобные действия, особенно уничтожение штабов крайне затруднительны и не приведут к значительным успехам, тем более, что раненая собака может принести свою ношу обратно на совершенно другом участке, где может подорвать вместо противника своих солдат.[14]
Собачья жизнь в Красной Армии
В документах периода гражданской войны автору не приходилось видеть сведений об использовании собак той или другой стороной, но вскоре после ее окончания руководство Красной Армии решило всерьез заняться мобилизацией на борьбу с вероятными и маловероятными противниками всех ресурсов страны, в том числе и собак. По ходу этого процесса число собачьих военных профессий резко возросло.
В середине 20-х годов школы по подготовке собак для несения санитарной и караульной службы и доставке донесений а также инструкторов собаководства были созданы в большинстве округов. Природные и климатические условия в каждом разные, тем не менее в большинстве округов основной «живой силой» были немецкие овчарки.
Однако в питомнике Кавказской Красной Армии главной караульной породой были кавказские овчарки, а основной «связной» — доберманы. В Северо-Кавказском, Приволжском и Украинском разводили южнорусских овчарок, а в Сибирском предпочитали лаек, предназначавшихся для буксировки по снегу саней с пулеметами. Этим, наверное, и исчерпывается список основных пород и если в 1927 году в отдельных питомниках находились ротвейлеры, сенбернары, водолазы, колли и даже два волка, то через пять этому оппортунизму (как, впрочем, и в других сферах) был положен конец. Правда, к этому времени в списках питомников оказалось большое количество эрдель-терьеров. Кроме того, как правило, при каждом питомнике содержался десяток-другой охотничьих собак: сеттеров, пойнтеров и гончих. Красные командиры, особенно высшие, очень любили одно из интереснейших развлечений уничтоженных и изгнанных «бывших» и пристрастились к охоте.
Щенка — командарму, тупого — в НКВД, злобного — в ГПУ
Впрочем, некоторые из них любили и служебных собак. Например, приказы школы-питомника военных собак Кавказской Красной Армии пестрят фразами:
Щенков брали также начальник Тифлисского военного госпиталя (за это бойцы и командиры школы то и дело лечились в нем) начальник штаба армии М.И. Алафузо, начальник Военных Сообщений армии, работники центрального аппарата Закавказского Осоавиахима. Просмотр документов подобных школ Московского, Белорусского и Приволжского округов показывает, что дарение щенков высшим чинам было довольно распространенным явлением.
Однако собак передавали и в другие заведения. Например 17 марта 1931 г. начальник школы военных собак Кавказской Красной Армии Павловский отдал следующий приказ:
Просто собачья жизнь
В первые годы существования окружных школ служебного собаководства жизнь четвероногих курсантов была вполне сносной, поскольку НЭП наполнил рынок недорогим мясом и крупой и как правило собаки получали полагавшиеся им 400 грамм мяса и мясопродуктов в день. Беременные и щенные суки получали усиленный паек и свежее мясо. Дисциплина среди курсантов-красноармейцев школ была достаточно жесткой. По крайней мере ни в одной из них не было зарегистрировано попыток переложить часть собачьего пайка (мясо, гречневая и пшенная каши) в собственный котел. Правда, повара и вольнонаемные рабочие по уходу за собаками были не без греха:
Распорядок учебного дня предусматривал трехразовое питание и выгул (примерно по полтора часа), трехчасовые учебные занятия, обязательный еженедельный осмотр ветеринаром. Во время выгула командиры следили, чтобы собаки не просто ходили и бегали, но и повторяли полученные навыки. За то, что
Командование школ строго следило, чтобы курсанты бережно обращались со своими питомцами, например, курсант, избивший свою собаку на глазах у сослуживцев получил не только обычное в таком случае «внушение» от них, но и 10 суток строгого ареста, другой, бросавший щенков в воду — 20 за
Жизнь в школах служебного собаководства зависела от того, что происходило в стране. Колхозное строительство конца 20-х — начала тридцатых годов привело, как известно к резкому сокращению поголовья скота, всего сельскохозяйственного производства и, как следствие, количественному уменьшению и качественному ухудшению рациона.
Как указывалось в направленном в Ветуправление РККА докладе школы-питомника Ленинградского округа:
В результате собаки нередко голодали, особенно попав в подразделения связи стрелковых частей, где их кормили всего один раз в день. В донесении начальника войск связи Приволжского ВО подчеркивалось:
Печальна была судьба собак, отдавших службе лучшие годы жизни. Насколько известно, пограничникам в послевоенные годы иногда разрешали забирать своих состарившихся четвероногих друзей домой, а вот в школе Московского округа их,
В роли диверсантов и фаустпатронов
В начале 30-х годов часть руководства Красной Армии (М.Н.Тухачевский и другие) увлекалась разработкой операций в глубоком тылу противника, в ходе которых значительное место отводилось диверсионным подразделениям, которые должны были дезорганизовать снабжение и управление неприятеля. Наверное, поэтому в конце декабря 1934 и начале января 1935 года в районе Монино проводились испытания собак, обученных для диверсионных целей. По замыслу инициаторов, собаки, сброшенные на парашютах в специально сконструированных коробах, должны были доставить взрывчатку, находившуюся в седлах на спине к бензобакам, на полотно железной дороги и к самолету «противника».[23] Упомянутый выше господин Приклонский просто отдыхает.
При этом четвероногому солдату в принципе не отводилась роль камикадзе, поскольку
Первое испытание проводилось на аэродроме «противника»:
Руководитель испытаний — заместитель начальника Штаба ВВС Красной Армии Лавров в своем докладе, направленном 4 января 1935 года Заместителю Наркома Обороны М.Н. Тухачевскому, Начальнику Управления ВВС РККА Я.И. Алкснису и Начальнику Штаба РККА А.И. Егорову писал:
Чуть позже, в конце марта 1935 года, на Автобронетанковом полигоне в знаменитой Кубинке провели испытания собак — истребителей танков и приспособлений для защиты последних от действий четвероногих мин. В принципе, у собак оставался шанс уцелеть: для подрыва танка использовалось то же самое седло, про которое уже говорилось выше, но в реальности (собака, как правило, заползала с взрывчаткой под танк) он был близок к нулю.
Попытки использовать собак в качестве противотанкового средства предпринимались и раньше: в 1931–32 годах в школе служебного собаководства Приволжского ВО в Ульяновске, в Саратовской бронетанковой школе и лагерях 57 стрелковой дивизии, но в Кубинке помимо боевых качеств собак проверялись приспособления… для защиты танков от собачьих атак.[27]
Для того, чтобы оградить бронированные машины от подлезания снизу и броска на лобовую броню, применялись сетки, но четвероногие истребители танков после неудачной попытки обходили это препятствие сбоку. Пулеметный огонь не всегда оказывался действенным: подползавшие собаки иногда оставались незаметными для механика-водителя и кроме того у него было слишком мало времени, чтобы поразить противника до момента, когда тот скрывался в «мертвом» пространстве.
В итоге было рекомендовано следующее приспособление:
Однако такое приспособление не было принято на вооружение: шипы внизу сетки уменьшали скорость, особенно по рыхлой почве, а те, что были установлены на корпусе могли стать причиной гибели членов экипажа в случае необходимости срочно покинуть машину. Танк в такой «сбруе» напоминал что-то среднее между утконосом и дикобразом.
Разумеется, что самым эффективным средством защиты по заключению танкистов оставались стремительный маневр и огонь: в ходе испытаний выяснилось, что при перемене направления движения большинство собак отходит в сторону. Действенным было и сопровождение обыкновенных танков огнеметными, залпы которых также заставляли отступать почти всех четвероногих камикадзе. Правда находились и такие, что продолжали бросаться на танк даже после того, как были опалены огненной струей.[29]
В период испытаний погибла всего одна собака. Результатом экспериментов по использованию собак стал доклад начальника Центральной школы связи Н.Н. Черепенина о необходимости создания специальной школы, которая готовила бы собак-диверсантов и собак — истребителей танков, а также их вожатых.
К сожалению, узнать, как отреагировал сторонник всего нового — М.Н. Тухачевский на эти доклады не удалось. Читатель, наверное будет смеяться, но после многочисленных заявлений руководства Росархива о полной открытости Федеральных архивов, к числу которых относится и Российский Государственный Военный Архив, документы секретариата заместителя Наркома Обороны за 30-е годы до сих пор находятся на секретном хранении, возможно к большой радости некоторых радетелей законного, то есть медленного и печального, рассекречивания.
Известно, впрочем, что связные и санитарные собаки активно использовались на советско-финляндской войне, а кроме того — для поиска снайперов и автоматчиков противника, засевших на деревьях. Что же касается четвероногих истребителей танков и саперов, то их активное применение началось уже в период Великой Отечественной войны. В эти годы на фронте находились десятки тысяч четвероногих бойцов.
В эти тяжелые годы были сформированы два специальных полка, 19 батальонов и 29 рот миноискателей, 36 батальонов и 69 взводов нартовых упряжек. С их участием было обезврежено более 4 млн. мин.[30]
Когда под вражеским огнем невозможно было доставить боеприпасы, они подтаскивали на своей спине патроны и даже малокалиберные снаряды, вывезли с поля боя почти 700 тыс. раненых. Наконец, четвероногие камикадзе вывели из строя более 300 танков. За боевые подвиги многие вожатые собак-минеров, санитаров и истребителей танков получили боевые награды, а те, кто повинуясь рефлексу повиновения, лез в самое пекло, в лучшем случае получал небольшое лакомство — рацион красноармейца был куда скромнее, чем паек русского солдата первой мировой.