Огнепоклонники

– Вот об этом я вас хотел бы спросить. Кто-нибудь имеет причину ненавидеть вас?

– Нет! Нет! Боже милостивый, мы прожили в этом районе восемнадцать лет, Бьянка тут выросла. «Сирико» – местная достопримечательность.

– Конкуренты?

– Я знаком со всеми рестораторами в округе. Мы со всеми в хороших отношениях.

– Ну, может быть, ваш бывший работник. Или даже не бывший. Вы кому-нибудь недавно делали выговор или уволили?

– Ничего такого не было, клянусь.

– Посетитель? С кем-нибудь вы ссорились в последнее время? Или кто-то из вашей семьи?

Гиб потер руками лицо, поднялся и подошел к окну.

– Нет. Ничего такого в голову не приходит. У нас семейное заведение. Поступают жалобы время от времени, в ресторане без этого не бывает. Но ничего такого, что могло бы стать причиной пожара. Поджога.

– Кто-то из ваших служащих мог ввязаться в крупную ссору, пусть даже не на работе. Мне понадобится полный список их фамилий, их придется допросить.

– Папа!

– Подожди, Рина. Мы старались быть хорошими соседями, управлять рестораном, как это делали до нас родители Бьянки. Конечно, нам пришлось модернизировать кухню, но мы вкладывали в дело всю душу, понимаете? – В голосе Гиба слышалась печаль, но сквозь нее уже прорывался гнев. – Это честный бизнес. Если вкалываешь как следует, зарабатываешь хорошие деньги. Я не знаю, кто мог сделать такое с нами. С нашим делом.

– Нам все утро звонят соседи, – сказала Бьянка. – Я посадила нашу старшую отвечать на звонки. Люди говорят, как им жаль, сочувствуют нам, предлагают помощь. Помочь с расчисткой, помочь с ремонтом, принести еды. Я здесь выросла, я выросла в «Сирико». Люди любят Гиба. Особенно Гиба. Как же надо ненавидеть, чтобы пойти на такое!

– Джоуи Пасторелли меня ненавидит.

– Катарина, – Бьянка устало провела рукой по ее лицу. – Джоуи ничего против тебя не имеет. Он просто хулиган.

– Почему ты считаешь, что он тебя ненавидит? – тут же спросил Джон.

– Он сбил меня с ног и ударил, разорвал мою блузку. Он назвал меня нехорошим словом, и никто не хочет мне сказать, что оно значит. Сандер и его друзья увидели и прибежали мне на помощь, а Джоуи убежал.

– Он грубый мальчик, – вставил Гиб. – И это было… Они с Джоном обменялись взглядами, и между ними промелькнуло что-то такое, чего Рина не поняла. – Нас это очень расстроило. Ему по меньшей мере, нужна консультация психолога. Но ему двенадцать лет. Не думаю, что двенадцатилетний мальчик мог взломать дверь и сделать то, что, по вашим словам, там было сделано.

– К этому стоит присмотреться. Рина, ты говоришь, что слышала, как залаял пес Пасторелли, пока ты сидела на крыльце.

– Я думаю, это был он. На вид он страшненький и лает по-особому. Как будто у него кашель и горло болит.

– Гиб, я вот о чем подумал. Если бы какой-то парень грубо приставал к моей дочери, я сказал бы ему пару ласковых и его родителям тоже.

– Я так и сделал. Я был на работе, когда прибежала Рина, а с ней Сандер и еще несколько ребят. Рина плакала. Она почти никогда не плачет, и я сразу понял, что ей плохо по-настоящему. У нее кофточка была порвана. Когда она мне рассказала, что случилось… Ну я, конечно, завелся. Я… – Он медленно повернул голову и с ужасом посмотрел на жену. – О боже, Бьянка!

– Что вы сделали, Гиб? – поторопил его Джон.

– Я пошел прямо к Пасторелли. У Пита был перерыв, и он пошел со мной. Джо Пасторелли сам открыл дверь. Он почти все лето не мог найти работу. Я ворвался в дом. – Гиб крепко зажмурился. – Я был так зол. Я был расстроен. Она же всего лишь маленькая девочка! У нее кофточка была порвана, по ноге кровь текла. Я сказал, что его сын все время обижает мою девочку и что мне это надоело. Что надо положить этому конец, что на этот раз Джоуи зашел слишком далеко и я собираюсь обратиться в полицию, что, если он сам не может научить своего парня уму-разуму, это сделают полицейские. Мы орали друг на друга.

– Он сказал, что ты задница и гребаный христосик, который лезет не в свое дело.

– Катарина! – Голос Бьянки был остер, как бритва. – Не смей произносить подобные слова в этом доме.

– Я только повторяю, что он сказал, мама. Для полиции. Он сказал, что папа растит кучу ноющих сопляков, неспособных постоять за себя. Но он много ругался. Папа тоже.

– Не могу вам точно сказать, что я говорил и что он говорил. – Гиб потер пальцами переносицу. – У меня нет в голове встроенного магнитофона, как у Рины. Но это был, что называется, крупный разговор, и он мог бы перейти в рукоприкладство. Мог бы, но рядом были дети. Мне не хотелось начинать драку у них на глазах, тем более что я-то сам пошел к Джо поговорить о недопустимости насилия.

– Он сказал, что кто-то должен преподать тебе урок. Тебе и всей твоей семье. Ну, и ругался при этом, – добавила Рина. – И он делал неприличные знаки, пока папа и Пит уходили. Я видела Джоуи, когда все выбежали на пожар. Он мне улыбнулся. Злобно улыбнулся. Злорадно.

– У Пасторелли есть другие дети?

– Нет. Только Джоуи. – Гиб опустился на подлокотник кресла, в котором сидела его жена. – Такого мальчика хочется пожалеть: похоже, Пасторелли бьет смертным боем и жену, сына. Но Джоуи совершенно неуправляем и страшно груб. – Гиб бросил взгляд на Рину. – А может, и хуже.

– Каков отец, таков и сын, – пробормотала Бьянка. – Он бьет свою жену. Я видела ее всю в синяках. Она держится особняком, поэтому я плохо ее знаю. Они прожили здесь, по-моему, уже года два, и за все это время я с ней почти не разговаривала. Как-то раз приходила полиция: вскоре после того, как он потерял работу. Их соседи услыхали крики и плач и позвонили в полицию. Но Лора – миссис Пасторелли – сказала им, что ни чего страшного не случилось, просто она стукнулась об дверь.

– Да он прямо-таки заклинатель змей, этот ваш Пасторели. Полиция захочет с ним поговорить. Мне очень жаль, что так получилось.

– Когда нам можно будет войти и начать расчистку?

– Придется еще немного подождать. Отдел поджогов должен сделать свою работу. Само здание устояло, каркас оказала прочным, и ваши металлические двери помешали распространению огня на верхний этаж. Ваша страховая компания должна все проверить, а это требует времени. Но мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы ускорить ход следствия. Вот что я вам скажу: все было бы куда хуже, если бы не наш Орлиный Глаз. – Поднимаясь, Джон подмигнул Рине. – Мне очень жаль, что все так получилось. Буду держать вас в курсе.

– А вы вернетесь? – спросила Рина. – Я хочу посмотреть, что у вас в ящичке и что вы с этим делаете. Вы мне покажете?

– Непременно. Ты действительно очень мне помогла. – Он протянул руку, и впервые за все время в глазах у Рины появилась робость. Но она вложила свою маленькую ручку в его ладонь. – Спасибо за лимонад, миссис Хейл. Гиб, вы не проводите меня до машины?

Они вышли вместе.

– Сам не знаю, почему я не вспомнил о Пасторелли. Мне до сих пор трудно поверить, что он мог зайти так далеко. В моем мире, если ты до такой степени зол на кого-то, иди и набей ему морду.

– Прямой подход. Если он в этом замешан, может быть, он хотел ударить вас в самое чувствительное место. Ваша основа, ваша традиция, ваше средство пропитания. У вас есть работа, у него нет. А теперь посмотрите, у кого нет работы?

– О боже!

– Вы и ваш работник идете на прямую конфронтацию. Ваши дети стоят вокруг, все это видят и слышат. Соседи тоже, я полагаю.

Гиб закрыл глаза:

– Да. Да, люди вышли из домов.

– Если он атакует и уничтожит ваш бизнес, с его точки зрения, это, безусловно, преподаст вам урок. Вы не покажете мне его дом?

– Вон там, справа, – кивком указал Гиб. – Там шторы задернуты. В такой жаркий день он опускает шторы. Сукин сын!

– Советую вам держаться от него подальше. Вам хочется выяснить с ним отношения напрямую? Забудьте об этом. Машина у него есть?

– Фургон. Старый синий «Форд». Вон он.

– В котором примерно часу у вас была стычка?

– М-м-м… Где-то после двух. Обеденная толпа как раз схлынула.

Пока они шли, люди останавливались на улице, или выходили из дверей, или выглядывали в окна, чтобы окликнуть Гиба. На окнах дома Пасторелли шторы остались закрытыми.

На тротуаре возле пиццерии собралась небольшая толпа, поэтому Джон остановился, пока они были еще вне зоны слышимости.

– Ваши соседи захотят поговорить с вами, будут задавать вопросы. Будет лучше, если вы не станете упоминать то, о чем мы только что говорили.

– Не буду. – Гиб тяжело вздохнул. – Я как раз подумывал о кое-каких переделках. Пожалуй, теперь для них самое время.

– Как только кордоны снимут, вы увидите значительный ущерб, причем часть его нанесена во время тушения. Но стены остались, они выдержали. Дайте нам несколько дней, и только вам разрешат войти, я вернусь и сам с вами пойду. У вас хорошая семья, Гиб.

– Спасибо. Вы еще не всех видели, но вы правы: у меня хорошая семья.

– Я видел вас всех прошлой ночью. – Джон вынул ключи из кармана, побренчал ими. – Видел, как ваши дети выносили из дома еду для пожарных. Когда люди в трудную минуту думают о других, это хорошие люди. А вот и отдел поджогов. – Он кивнул в сторону подъехавшего автомобиля. – Мне надо с ними переговорить. Я с вами еще свяжусь. – И он протянул руку.

Джон подошел к машине. Детективы отдела поджогов вышли из машины.

– Привет, Мингер!

– И вам привет, – ответил Джон. – Ну, ребята, похож всю вашу работу я за вас уже сделал. – Он вытащил сигарету и пачки и закурил. – Давайте введу вас в курс дела.

3

Нескольких дней не понадобилось. Уже на следующий день после обеда приехала полиция и увезла мистера Пасторелли. Рина своими глазами видела, как это случилось, возвращаясь из школы со своей лучшей подругой Джиной Риверо.

Они остановились на углу у «Сирико». Полиция и пожарная охрана окружили здание желтой лентой, табличками «Вход воспрещен» и заградительными барьерами.

– У него осиротевший вид, – заметила Рина.

Джина обняла ее.

– Мама сказала, мы все зажжем свечки перед воскресной мессой за твою семью.

– Спасибо! Отец Бастильо заходил к нам домой, говорил о том, что надо быть стойкими и что пути господни неисповедимы.

– Так и есть, – сказала Джина, дотрагиваясь до крестика на груди.

– Зажигать свечки, молиться и все такое – это, конечно, неплохо, но, я думаю, гораздо лучше предпринять что-нибудь. Например, провести расследование и узнать, кто это сделал и почему, и добиться того, чтобы преступник понес наказание. А если только сидеть и молиться, дело с места не сдвинется.

– Это кощунство, – прошептала Джина и опасливо огляделась по сторонам: вдруг ангел господень сейчас поразит их!

Рина лишь пожала плечами, не понимая, как может быть кощунством говорить то, что думаешь. Недаром Фрэнк, старший брат Джины, в последнее время стал дразнить ее монашкой.

– Инспектор Мингер и детективы дело делают. Они задают вопросы, ищут улики, чтобы все узнать. Я думаю, это сейчас важнее всего. Хотела бы я что-нибудь сделать, когда Джоуи Пасторелли меня ударил и сбил с ног. Но я так испугалась, даже сдачи дать не могла.

– Он сильнее тебя. – Свободной рукой Джина обняла Рину. – И он злющий. Фрэнк говорит, что он всего лишь мелкий шкет, которому надо надрать…

– Что же ты остановилась? Можешь сказать задницу, Джина. Задница у всех есть, почему же это должно быть стыдно? Смотри, вон приехали детективы из отдела поджогов.

Рина узнала и их, и их машину. Сегодня они были в костюмах с галстуками, как бизнесмены. Накануне, когда они работали в «Сирико», она видела их в комбинезонах и касках.

В тот раз они подошли к дому и поговорили с ней, в точности, как инспектор Мингер. А теперь они вышли из машины и направились к дому Пасторелли. У Рины все сжалось от волнения.

– Смотри, они идут к дому Джоуи.

– С моим папой они тоже говорили. Он пошел посмотреть на «Сирико», и они поговорили с ним.

– Тихо! Смотри. – Рина схватила подругу за руку и потащила ее за собой в сторону, за угол. Девочки спрятались за углом в ту самую минуту, когда миссис Пасторелли открыла дверь. – Она не хочет их впускать.

– Почему?

Пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не болтать, и Рина лишь покачала головой.

– Они показывают ей какую-то бумагу.

– Она испугалась. Все, они входят.

– Мы подождем, – решительно заявила Рина. Она подошла к краю тротуара и опустилась на корточки между машинами. – Подождем здесь.

– Мы же должны идти к тебе домой.

– Это важно. Ты иди, скажи моему папе. – Рина подтолкнула Джину. – А я тут подожду.

Джина побежала, а Рина уселась поудобнее, устремив глаза на шторы, так и остававшиеся задернутыми второй день подряд, и стала ждать.

Она встала, когда пришел ее отец – один.

Заглянув ей в глаза, он сразу же подумал, что на него смотрит уже не ребенок. В этих глазах светилась взрослая ярость.

– Она не хотела их впускать, но они показали ей бумагу. Наверное, это был ордер, как в «Полиции Майами, отдел нравов». И она их впустила.

Отец взял ее за руку.

– Надо бы отослать тебя домой, вот что мне надо сделать. Тебе здесь не место.

– Но ты ведь меня не прогонишь?

– Нет, не прогоню. – Гиб вздохнул. – Твоя мама поступает, как считает нужным. У нее есть вера, и ее суровый нрав, и здравый смысл, от которого она никогда не отступится, и ее удивительное сердце. У Фрэн есть вера и доброе сердце. Он верит, что люди добры по своей природе, что хорошие поступки для них естественнее, чем плохие.

– Не для всех.

– Нет, не для всех. Белла… ну, сейчас она главным образом сосредоточена на Белле. Она живет чувством, а не умом. Плохи люди или хороши, ей сейчас не так уж важно, если только это не затрагивает ее напрямую. Она, наверно, с годами это перерастет, но она всегда будет сперва чувствовать, а потом уж думать. А Сандер – наше солнышко. Счастливый, веселый, хотя и любит подраться.

– Он бросился на помощь, когда Джоуи меня бил. Он прогнал Джоуи, а ведь Сандеру всего девять.

– Да, он такой. Сандер всегда бросается на помощь.

– Потому что он похож на тебя!

– Очень приятно это слышать. А ты – мое сокровище. – Гиб нагнулся и поцеловал ее ладошку. – Ты больше всех похожа на маму, но у тебя есть кое-что свое, ни на кого не похожее, – твое любопытство. Ты все разбираешь на части, чтобы посмотреть как оно устроено, как работает. Когда ты была совсем маленькой, тебе бесполезно было говорить: не трогай то, не трогай это. Ты обязательно должна была потрогать, попробовать на ощупь, посмотреть, что будет. На слово ты никогда не верила. Тебе надо было до всего самой докопаться.