– Только дай мне время завоевать авторитет в курии и при дворе, – ответил Фродоин, не отстраняясь от Годы. – Какие династии могут получить поддержку готской знати?
– Беллониды. Вот только Сунифред был казнен тринадцать лет назад, и никто не знает, что сталось с его детьми.
– Я слышал об этом роде, – припомнил епископ. – Они потомки Белло Каркассонского. Но если они все умерли, нам придется искать другую родню – например, Саломо Уржельского.
Под его словами струились ручьи желания. Желания, запретного для них обоих, но ни один не делал шага назад.
– Фродоин, я не одинока. Есть и другие, думающие так же, как и я. Твой приход был ознаменован чудом. Вместе с тобой шел Изембард Второй из Тенеса! Его отец был одним из Рыцарей Марки, как и мой первый муж. – Женщина стояла совсем близко, речь ее сделалась прерывистой. – Это не может быть совпадением! Силы этого мира вновь обратили взгляды на нашу забытую землю!
– Ты хочешь сказать – Бог обратил? – осторожно поправил епископ.
– Ты – тот, кого ждали мои предки, – загадочно ответила Года. – Ты принес нам надежду.
У Фродоина было немало вопросов, но огонь во взгляде Годы стирал их один за другим. Они стояли совсем рядом; никто не отстранялся, хотя у обоих имелись причины отступить. Фродоин не мог больше сдерживать себя и наклонился вперед, чтобы поцеловать Году, но в последний момент женщина резко отвернулась. Одиннадцать лет тоски, одиннадцать лет замужем за немощным Нантигисом, и вдруг появляется Фродоин и пробуждает чувства, которые она считала иссякшими. И все-таки она едва знала этого мужчину, и он был епископ. Если поддаться желанию – такая страсть может обернуться гибелью.
– Мой супруг, наверно, меня уже хватился, – сказала она нетвердым голосом. – Я должна идти.
Фродоин не мог поверить, что осмелился на такое.
– Мне нужно снова увидеть тебя, Года. – Он понимал, насколько греховно его стремление, но раньше он никого не желал так страстно. Дело было в силе, которая от нее исходила, в ее облике жрицы.
– Мы заключили договор перед лицом моих предков, – произнесла Года, приходя в себя. – Они посчитали тебя достойным, и я тоже. Добро пожаловать тебе и твоим колонам. Мы скоро встретимся снова.
Последний ее взгляд нес поддержку, она приглашала его не отступать. Года удалилась, а Фродоин ненадолго задержался в крипте, чтобы вернуть себе ясность мыслей. В этом удивительном приключении он утратил контроль над собой. Года каким-то образом сумела его зачаровать. «Чтобы снова увидеть желание в твоих глазах, я посажу на графский престол кого угодно», – подумал он и тотчас понял, что эта одержимость сделается главной его слабостью.
10
Ротель очнулась от резкой боли. Мир кружился перед ее глазами. Она сидела в деревянной клетке, поставленной на повозку, запряженную двумя мулами. Вместе с ней сидели три девушки и две девочки – все из числа колонов епископа. Они давно выплакали все слезы, и когда Ротель закричала, сделали ей умоляющий знак: перестань! На крик к повозке подошел мужчина; ткнув ее палкой, он заставил девушку замолчать.
– Куда нас везут?
Пленницы молча пожали плечами. Местность вокруг была безлюдная, тропа каменистая, и для едущих в повозке это обернулось настоящей пыткой.
– Кто эти люди? – снова спросила Ротель.
– Они называют своим господином Дрого де Борра.
Ответ лишил пленницу последней надежды.
К вечеру они добрались до селения с единственным жилищем – каменным навесом на голом склоне. Двое крестьян с обветренными лицами вступили в переговоры с солдатами. Они расплатились пятью овцами и молочным барашком за одну девушку и обеих девочек. Ротель ничего не сказала; ее собственная судьба была не лучше.
В сумерках повозка остановилась в дубовой роще. Еще через несколько часов прискакали трое всадников, закутанных в плащи, с сарацинскими чалмами на головах. Пока две другие пленницы молились, Ротель проклинала человечество за его жестокость. Похитители обсудили с сарацинами условия, и вскоре двух девушек забрали из клетки. Ротель осталась одна. Оплата была произведена арабскими динарами. Один из покупателей, в черной чалме, с интересом рассматривал оставшуюся пленницу. Ротель забилась в угол, но он обошел повозку.
– Как твое имя? – выговорил он с акцентом.
Это был молодой человек лет двадцати, настоящий красавец с аккуратной, черной как смоль бородкой.
– Малик, ее нельзя! – рявкнул один из солдат и оттолкнул сарацина от клетки.
Прежде чем сесть на коня, красавец в последний раз взглянул на Ротель – это было как обещание, которого он не может исполнить. Повозка двинулась дальше. Начался дождь, Ротель дрожала от холода и плакала. В лесу выли волки – она предпочла бы попасть к ним, а не к Дрого. В конце концов пленница забылась беспокойным сном, а когда ее тряхнули и разбудили, повозка стояла перед каменной громадой, черной как ночь. У девушки заныло в груди. Она помнила это место, оно ей снилось. На вершине обрывистого утеса высилась крепость с мощными стенами, центральным бастионом и отдельной башней. То был замок Тенес, родной кров ее семьи. Часть укреплений обрушилась, и теперь замок имел зловещий вид.
– Добро пожаловать в гнездо Дрого, твоего хозяина.
Ротель вцепилась в прутья клетки, но ее все равно заставили вылезти. Путь на вершину был крут и извилист, его проделали пешком. Девушку обвязали веревкой и вели на поводу, чтобы она не вздумала спрыгнуть вниз. Единственными воспоминаниями, оставшимися у Ротель об этом месте, было безмолвие и враждебный взгляд женщины, которую она не воспринимала как свою настоящую мать.
Через ворота они попали во внутренний двор. Ротель увидела метательные копья с железными наконечниками, топоры, деревянные щиты и пирамидки мечей, прикрытые полотном. В больших кувшинах хранилось зерно на зиму.
Главным зданием в Тенесе была башня на вершине скалы. В нижнем этаже пахло потом и ржавчиной. Находившиеся внутри солдаты смотрели на пленницу, как дикие звери. На Ротель накатили другие воспоминания об этом угрюмом замке. Похитители, не сказав ни слова, повели ее выше, в тронный зал.
С потолочных балок свисали железные люстры на много свечей. Стены были украшены медвежьими шкурами и оленьими рогами, необычайно длинными и ветвистыми. На потертом ковре возлежали четыре девушки – все их убранство составляли только драгоценности и прозрачные газовые покровы. Ротель никогда не видела такой роскоши и не вдыхала ароматов слаще, чем их духи. На возвышении помещался трон с грубо вырезанной фигурой дракона. Сидевший на троне Дрого де Борр смотрел на Ротель сквозь пряди своих длинных волос. В присутствии прекрасных рабынь их бледный повелитель казался зловещей тенью.
Дрого поднялся с трона и подошел к девушке. Он бесстыдно огладил ее лицо, светлые локоны и нежные бугорки грудей под заплатанной туникой.
– Ты самая красивая девица из всех, что мне встречались. Ты стала бы украшением моего гарема, но я предназначил для тебя другую судьбу. В тот день, когда мы охотились близ Санта-Афры, тебя видел на винограднике еще кое-кто, пришедший со мной, и он еще тогда понял, что ты особенная, владеешь даром, который нельзя расточать попусту. Быть может, мы охотились на оленей именно там в силу странного переплетения судеб, – загадочно добавил Дрого. – Во вторую нашу встречу ты прошла его проверку.
Ротель задрожала. Это странное переплетение судеб, упомянутое Дрого, вернуло ее в Тенес, ее первый дом, – хотя его нынешний хозяин об этом, кажется, не знал. Бог или Нечистый, Его извечный противник, вызывал род Тенесов из мрака забвения для участия в их непостижимой битве.
У Ротель вздыбились волосы на затылке, в груди защемило. В зале, за ее спиной, находился кто-то еще. Что-то щекотало ей шею; рабыни завопили. Ротель застыла в неподвижности, за нее все решил инстинкт. На ее плече извивалась сколопендра длиной почти в ладонь. Ядовитая сороконожка подбиралась к вороту туники. Девушки завизжали еще пронзительнее и кинулись прятаться за трон. Ротель с тревогой посмотрела на пол – прямо перед ней поднимала голову огромная темная змея. Такой девушка никогда не видела.
– Она не из здешних мест: это кобра, – прошелестел тихий голос за ее спиной; акцент был для нее непривычный. – Если ты пошевелишься, чтобы скинуть сороконожку, змея укусит, но она не ядовитая. Если попробуешь схватить змею – тебя ужалит сколопендра.
Ротель заставила себя успокоиться и очень медленно наклонилась вперед, не отводя взгляда от змеи. Сороконожка задвигалась; девушка кожей ощущала ее прикосновения. Она опустилась на корточки, покорившись инстинкту. Женщины снова закричали; в тот самый момент, когда змея откинула голову назад, Ротель стремительным движением ухватила ее за шею. Она почувствовала острый укол на собственной шее и резко встряхнулась. Сколопендра упала на пол и уползла в щель между плитами. Ротель бросила ей вслед и кобру, которая извивалась в ее руке.
Шея девушки начала опухать, терпеть боль становилось все тяжелее. Обернувшись, она увидела перед собой черного человека с блестящими глазами, пугающего вида. По лицу его шли татуировки и шрамы, с головы до пят он был укутан в просторный кожаный плащ, который подрагивал самым странным образом. Вот эту тень Ротель и видела в лесу, вот кто ее преследовал.
– До тебя сороконожка укусила крысу. Тебе будет больно, но яда в жале не осталось. Ты правильно сделала, что не поверила мне. Кобра бы тебя убила.
Девушке становилось все хуже. Опухшая гортань перекрывала ей дыхание.
– Так это была проверка? – Слова давались ей с трудом. – Как та гадюка в лесу?
– Я купил тебя для него, рабыня, – объявил Дрого де Борр, довольный испытанием. – Купил в уплату за помощь в многолетней борьбе с моими противниками.
– Ты чародей? – спросила Ротель, напуганная испытанием.
– Оникс – бестиарий, – продолжил разговор Дрого после того, как заставил умолкнуть своих наложниц. – Это очень древнее ремесло, древнее даже, чем римское владычество. Таких людей с детства приучают к укусам, так что в конце концов тело их способно победить любой яд, а еще они могут подчинить себе любое ядовитое животное. Бестиарии – наемные убийцы, столь же неуловимые, сколь и эффективные.
Страшный человек приблизился к Ротель. Девушка попятилась, но все же позволила ему смазать место укуса черной вонючей грязью. Кожа на шее запылала огнем.
– Все не так просто, девочка с золотыми волосами, – прошипел Оникс со своим странным акцентом. – Теперь всё сложнее найти человека, который прозревает тайны природы. Но в тебе этот инстинкт не замутнен. Я тебя увидел и сразу это понял, Ротель. Много лет я ищу себе ученика.
– Я всего лишь хочу добраться до Барселоны вместе с братом.
– Это не так. Ты любишь своего брата, но город тебя пугает. Ты не находишь себе места среди людей, тебе ненавистна мысль о замужестве и жизни на одном месте. Я предлагаю тебе другой путь. И у меня есть ответы на все твои вопросы.
Девушке хотелось визжать от боли, но предложение Оникса ее заинтересовало. Она внимательно вгляделась в бестиария: невозможно было определить, сколько ему лет, но выглядел он крепким и жилистым. Черные глаза проницали ее насквозь, Ротель чувствовала в них гигантскую силу. И тогда у нее возникло ощущение связи, как будто они принадлежат к одному роду, что показалось ей совершенно невероятным.
– Я не понимаю твоих слов.
– Ты понимаешь, точно так же как знала, что кобра может убить. Ты наделена способностью обгонять собственные реакции и инстинкты. Я знаю, я за тобой наблюдал. Дрого спрашивал о тебе, и настоятель Сикст рассказал ему о том, что когда-то произошло в Санта-Афре: ты была еще совсем маленькой, но даже волки не причинили тебе вреда. Я много лет ищу тебя, Ротель, я искал тебя еще прежде, чем ты родилась.
Оникс отошел в темный угол, где кобра пожирала сколопендру, и быстрым движением поймал змею. Возвращаясь к Ротель, он распахнул свой плащ из шкур. На подкладке висело множество кожаных мешочков, в которых что-то шевелилось. Черная кожа его рук была испещрена шрамами, следами от зубов и жал. Ротель перевела взгляд на девушек – то были простые игрушки, удовлетворявшие похоть их
– Ротель, я родился рабом, – продолжил Оникс, заметив тоску в ее голубых глазах. – Теперь я свободен. Я предлагаю тебе не только свободу, но и силу, чтобы ее защищать.
– Ты сделаешь из меня бестиария?
– Это возможность постичь самое глубокое и самое темное в своем естестве. Если ты переживешь мучительное обучение, ты сможешь распоряжаться жизнью и смертью, как бог.
– Но ты служишь Дрого.
– Некоторое время назад я принял этот союз, и он привел меня к тебе. Природой часто управляют непостижимые законы, но именно так должно было случиться. Под этими нежными чертами скрыта темнота. За тобой уже не меньше двух мертвецов.
Ротель опустила глаза. Монахи и брат считали, что ей не бывает страшно. Это неправда: ей было страшно, когда ее связал наемник Дрого, потом было страшно в многолюдной Жироне, а потом – когда она очнулась в клетке. Страх рождался, когда девушка попадала в зависимость от других людей.
– Я буду свободна? – повинуясь порыву, спросила она.
– Ротель, ты откроешь подлинную свободу – ту, что не связывает тебя ни любовью, ни ненавистью, ни страхом смерти, но перед этим ты будешь сильно страдать. – Оникс указал на отметины на своих руках. – Творение требует платы за свои тайны. Пойдем со мной.
Ротель перевела взгляд на Дрого. Оникс пугал ее, но зато с ним она будет дальше от этого злодея. Она всего-навсего пятнадцатилетняя рабыня, но какая-то чужая сила заставила ее говорить.
– Пусть лучше змеи, чем жизнь здесь, в заточении… – Секунду поколебавшись, девушка продолжила: – В ожидании удобного момента, чтобы сбежать через колодец.
Последние слова удивили Дрого.
– Откуда ты знаешь, что тут есть колодец?
– Мое имя – Ротель из Тенеса, и я дочь Изембарда из Тенеса, хозяина этого замка. – Девушка говорила, как будто кто-то другой вкладывал слова в ее уста. Замешательство Дрого только прибавило ей храбрости. – Однажды мой брат Изембард отомстит за меня и вернет себе наш родовой замок!
Дрого де Борр онемел, глаза его выпучились. Он уже едва помнил угасший род, у которого отобрал этот замок. Он считал, что все Тенесы погибли. Хозяин замка пристально вгляделся в прекрасные черты девушки. Да, теперь он увидел! Ротель сказала правду о своем происхождении. Дрого де Борр проклинал себя за свою слепоту. Если бы он знал, то, не колеблясь, убил бы обоих в Санта-Афре. Злодея обуял животный страх, он поднял топор, чтобы отрубить пленнице голову. Черный человек вклинился между ними, и Дрого отступил перед его бешеным оскалом.
– Она уйдет со мной, Дрого, – прошипел он, и всем в зале стало не по себе. – Каждое событие приводит в движение тайные силы судьбы, тебе это хорошо известно. Приход нового епископа, воскрешение рода, который считался исчезнувшим… Ты должен внимательно следить за тем, что происходит, чтобы этим воспользоваться.
– Теперь я понимаю, откуда у нее дар! Это же наследие ее матери!
– Кто была моя мать? – нетерпеливо выпалила Ротель. Она всегда знала, что рождена вне брака.
– Теперь это не имеет значения, – отрезал Оникс. – С этой минуты у тебя не будет ни родни, ни семьи, ни дома. Мир будет узнавать о тебе, только когда ты сама этого пожелаешь. – Черный человек обернулся к испуганному Дрого и угрожающе объявил: – Я помогал тебе до сей поры… так не пробуждай во мне гнев, не то пожалеешь.
– Я отыщу твоего брата, Изембарда, и живьем сдеру с него кожу! – прокричал взбешенный Дрого, но все-таки вернулся на свой старый трон.
Ротель сжалась, почувствовав, сколь безмерна его ненависть. Но и его страх она тоже ощущала. Угроза Оникса подействовала. Много лет Дрого де Борр чувствовал себя неуязвимым, но ведь он сам привел в движение игру судьбы, и теперь сын Изембарда из Тенеса находился где-то в мире, вне его досягаемости. И многие готские рыцари прошедших дней изумятся не меньше, если им станет известно о существовании наследника.
Оникс молча вышел из зала. Ротель обнаружила, что боль в шее понемногу затихает. Она посмотрела на девушек из гарема Дрого, почти обнаженных, беззащитных. Их обороняла только юная прелесть, но ведь это ненадолго. Настоятель Сикст и Дрого разрушили ее жизнь и разлучили с милым братом – единственным существом, связывавшим ее с миром людей. Ей хотелось отомстить – хотелось страстно, до дрожи.
Охваченная тревогой, Ротель покинула зал вслед за Ониксом. Солдаты в ужасе расступались перед бестиарием. Она шла за ним, и никто не отваживался даже усмехнуться. С Ониксом она чувствовала себя сильной. Когда-нибудь люди будут так же расступаться и перед ней.
От страха не осталось и следа. Ротель приняла решение следовать за учителем и превратиться в последнего бестиария.
11
Всю неделю лили дожди, и улицы Барселоны превратились в непроходимое месиво. Фродоин с трудом преодолел лужи на площади и вошел в графский дворец. В тронном зале его ждали виконт с чиновниками, несколько викариев и сборщики налогов – все без исключения франки. В качестве советников также присутствовали и городские
Фродоин ощущал свинцовую тяжесть в желудке. Вместе с Сервусдеи он провел несколько дней в архиве, в подвале епископского дворца, где трудились каноники и писцы. Среди вороха рукописей они разыскивали свидетельства собственности на земли епископата, и Фродоин понял свою ошибку. Значительная часть церковных земель была невозделана или разорена сарацинами. Оливковые рощи, виноградники и сады представляли собой кучки обугленных стволов, колодцы стояли отравленные или закопанные, мельницы были разрушены. Из списков рабов и сервов пришлось вычеркнуть половину – кто-то погиб, кто-то пропал. Без монетного двора и торговли податей горожан едва хватало на содержание епископата. Строительство нового собора оплачивать было нечем.
Не лучше обстояли дела и с богослужением. Во многих приходах священника не было вовсе или крестьяне выбирали священником одного из своих, бывало что неграмотного, женатого и с детьми. Мессы такого проповедника являли собой смесь бессмысленных слов и движений, если не были настоящей ересью. За неимением вина освящали молоко или причащали прихожан овощами. Жители некоторых долин вернулись к языческим культам – там десятилетиями не слышали слова Божьего. Феодалы заводили собственные церкви, священником ставили кого-то из родни, а потом собирали десятину и плату за таинства, не спрашивая дозволения епископа.
Сервусдеи был в ужасе. Ситуация оказалась хуже, чем ему рассказывали в Нарбонне. К тому же надвигалась зима. После первых заморозков колоны уже не смогут посеять пшеницу даже на тех наделах, что пригодны для пахоты.
Фродоину было почти нечего предложить этим людям. Он завлек их на дорогу к земле обетованной, воображая себя Моисеем. Колоны терпели лишения и теряли близких, а получали в итоге клочок пустой неродящей земли. Епископ находился на распутье, и город требовал, чтобы он принял решение: отослать колонов обратно или предоставить их собственной участи.
– А чего вы ожидали, епископ?
Виконт, сидевший на другом конце стола, смотрел на него снисходительно. Он уважал упрямство нового прелата, но при этом Фродоин оставался еще одним франком, который верит, что их можно спасти.
– Сунифред, я обещал им будущее!
– Ну тогда сделайте наделы меньше и раздайте им! – огрызнулся Нантигис. Он был самым влиятельным членом совета и не собирался ни в чем поддерживать епископа, пока тот не выразит хотя бы намерение предоставить его семье торговые привилегии.
Фродоин наградил старика презрительным взглядом и подумал о Годе, которую не видел все эти дни. Говорили, что это муж не выпускает ее из дворца, но Фродоин знал, что дело не в муже. Он помнил пламя в ее зеленых глазах. Нантигис обладал лишь той властью, которую она сама ему предоставляла. С другой стороны, Года была женщина разумная и знала, как соблюсти приличия. Фродоин заставил себя сосредоточиться на важном вопросе.
– Чтобы прокормить семью, нужен целый манс[15], – мрачно сообщил он. – У епископата земли на всех не хватит.
– Простой народ голодает, но всегда выдерживает. Они готовы мириться с нищетой.
– Они свободные поселяне, а не сервы! Как смогут они закрепиться здесь, не имея даже самого необходимого?
– Закрепиться? – Старик презрительно рассмеялся. – Вы говорите как моя жена. Не портите свой
– Может статься, Нантигис прав, – заметил Сунифред. Он не хотел оскорблять епископа, но и обнадеживать тоже не хотел. Истинная его задача – это забота о душах. – А кто пожелает уйти – пусть уходит.
Никто не хотел тратить время на болтовню, а поскольку епископ не раскрывал рта, собрание решили закончить. Колонам не нашлось места в Барселоне. Прежде чем покинуть зал, Нантигис подошел к Фродоину:
– Вы молоды и сметливы. Исполняйте свои обязанности и не мешайте никому, и тогда в один прекрасный день вы станете архиепископом Нарбоннским или подниметесь к самому двору.
Фродоин пришел в ярость. Этот сгорбленный старикашка обладает властью благодаря месту в совете и дружбе с графом Гунфридом. Крестьяне берут в аренду его землю ради пропитания, а если по каким-то причинам не могут вовремя расплатиться, их лишают наделов. И тогда, чтобы рассчитаться с долгом, крестьяне продавали себя, а цену устанавливали именно
– Нужно предоставить колонам право на априсий!
– Согласно готскому обычаю, король имеет право предоставить крестьянам для обработки пустующие земли. Если крестьянин будет возделывать эту землю в течение тридцати лет, она перейдет в его собственность. Это и называется априсий. Вот что я предлагаю: пусть они вспахивают целину и зарабатывают свои собственные наделы.
– Право априсия не распространяется на Церковь, епископ, – возразил Сунифред.
Фродоин хитро прищурился. Он предусмотрел и это.
– В отсутствие графа виконт имеет право предоставлять землю от имени короля. Безземельные барселонцы тоже могут собрать скарб и уйти в поля. Через несколько лет городские кувшины для зерна снова наполнятся, так что нам придется искать новые хранилища.