Помоги проекту - поделись книгой:
– Люблю тебя! Я совершил ошибку, но вот я здесь. – Он предъявил жене свои израненные руки. Гали нуждался в ней, как никогда, нуждался, чтобы выжить.
Гнев Элизии обернулся бездонной пустотой. Гали украл у нее радость, Гали показал ей теневую сторону своей души, и теперь она сомневалась, что он станет хорошим отцом. И все равно у них остались только они сами и этот дом. Элизия тосковала по тем дням, когда она не покладая рук работала на кухне у Отерио.
– Мне нужен кто-то рядом, на кого я могу положиться! – воскликнула она со слезами на глазах.
Гали подошел совсем близко. На этот раз Элизия не отстранилась, она чувствовала себя слишком беспомощной.
– Мы можем убежать, – предложил он.
– Нас поймают еще раньше, чем мы выйдем на Августову дорогу, и будут судить. Эта таверна отвратительна, но в ней наше единственное спасение. У нас есть отсрочка до самого Рождества, чтобы расплатиться с частью долга, и целых четыре недели впереди! – Голос ее дрожал.
– Ну хорошо. Делай, что посчитаешь нужным.
Элизия заставила себя успокоиться. При ней до сих пор находился пузырек с маслом, который подарила Года, желая ее защитить. А ведь она чуть было его не выкинула, ведь масло ничем ей не помогло. Девушка вылила несколько капель по углам зала и на кухне. Быть может, ей удастся на что-нибудь выменять пустой стеклянный флакон. Потом Элизия направилась к дверям. День был холодный и сырой.
– Ты куда?
Элизия показала мужу спасенную ею пригоршню оболов.
– Я сохранила их на такой вот день. Теперь молись как умеешь.
Тринадцатого декабря небогатая таверна «Миракль» раскрыла свои двери в самом сердце Барселоны. По счастью, еще до разорения Элизия приготовила жирные сыры и сыры на травах, а бочки были полны пивом, сваренным по рецепту Ламбера. На последние оболы Элизия купила сливочного масла, солонины, лука и других овощей. Они с Гали трудились без отдыха, чтобы все подготовить к открытию, мужу с женой даже удалось объединиться перед лицом бедствия.
Никто не переступил выщербленный порог «Миракля».
Элизия встретила закат со слезами на глазах, сидя возле двери. Она понапрасну растратила дрова, обогревая пустое помещение. Жаркое с маслом тоже пропадет. Гали в молчании бродил среди лавок. Он проклинал самого себя за то, что оказался в безвыходном положении. Игрок уже подумывал сбежать без Элизии. Позор и презрительные взгляды соседей были для него как пытка, но Дрого держал его в когтях; к тому же без денег ему далеко не уйти. А возвращаться в таверны Регомира Гали не осмеливался.
В ту ночь они легли спать молча, а следующий их день протек точно так же. На четвертый день, ближе к полудню, когда у Элизии иссякли все слезы и безответные вопросы, на пороге «Миракля» появился капитан Ориоль из гвардии епископа. Казалось, он пришел главным образом для того, чтобы увидеть Элизию. Капитан сел в углу, и хозяйка подала ему порцию жаркого – лучшее блюдо, какое только могла предложить. Гость ел в молчании. Элизия с волнением подглядывала за ним из кухни. Что-то в его лице ей не нравилось. Перейдя к пиву, Ориоль еще больше помрачнел и отставил недопитый кувшин. Потом щедро расплатился – положил на стол целый обол – и ушел.
Элизия уныло сидела на кривой лавке. В гостинице Отерио не проходило и дня без того, чтобы она не покрасовалась перед постояльцами, принимая их смелые комплименты как самую нежную ласку. А жаркое и пиво там были достойны королевского стола.
Элизия принялась мерить шагами зал, а потом накинула платок.
– Уходишь? – бросил Гали, опустошавший запасы пива, пока его не забрали кредиторы.
– Почему никто не приходит? – в отчаянии завопила она.
– Трудные времена.
– «В таверну приходят, чтобы праздновать или чтобы плакать» – так всегда говорил Отерио. И так бывает везде, – возразила Элизия.
– Таверна Отерио стоит открытая с тех пор, как христиане сто лет тому назад взяли Каркассон.
– Здесь мы тоже предлагаем самую лучшую еду. Так в чем же разница?
Вместо ответа Гали осушил очередной кувшин. Элизия осталась со вкусом своего вопроса на губах. С этим неприятным ощущением она выскользнула за дверь и перешла площадь. День был солнечный, но холодный. Ветер выметал с улиц зловоние, пахло городом.
«В чем здесь разница?» – снова вопрошала Элизия.
Она закрыла глаза и сосредоточилась на обонянии. В Барселоне ей не хватало запахов, витавших в полдень над предместьем Каркассона. Не хватало ароматов нежного сыра и поставленного на огонь сливочного масла. Элизия отправилась бродить по улицам. Она заглянула в грязные таверны и сбежала от вида вонючих отбросов, которые поглощало бурлящее скопище пьяниц. Так она дошла до здания епископата. Здесь пахло чечевицей и горохом с лавровым листом. На улице двое мальчишек по очереди откусывали от краюхи ржаного хлеба, с краюхи что-то капало. Элизия подошла ближе и с любопытством изучила этот хлеб.
– Оливковое масло? А что, разве сливочное не вкуснее?
Дети пожали плечами, не понимая, о чем идет речь. Один из них держал рог с каким-то напитком. Это было подогретое вино, а не пиво, которым ее поили в детстве. И тогда Элизия поняла.
– Да! – Голос ее дрожал от волнения. Девушка стремглав побежала ко дворцу Годы. Удивленные сервы доложили о ней госпоже, и та вышла к Элизии, как всегда полная жизни.
– Вот гордая чужеземка! Давно было пора прийти ко мне за помощью. Что тебе нужно?
– Пять серебряных денариев и деревянная или глиняная посуда! Прости меня, мне было очень стыдно к тебе обращаться, – призналась Элизия. – Я все верну.
– Знаю, что вернешь. Для этого достаточно просто заглянуть в твои медовые глаза! Слуги отнесут в твою таверну всю потребную тебе утварь.
Тревога не отпускала Элизию. Она кинулась к Старым воротам. Последние торговцы уже собирали нераспроданный товар. Девушка прошла мимо корзин с овощами, чесноком и луком. На веревках висели сухие ароматические травки и листья. В мясном ряду Элизия отыскала связки черных колбас и принюхалась. Запах был для нее непривычный. В Барселоне ели не то, что в Каркассоне.
Хозяйка скупила все, что только могла, так что с ней пришлось отправить раба-носильщика.
– Гали, мне нужен большой костер в огороде! – скомандовала она, вбегая в таверну. Муж, сморенный пивом, поднял голову от стола.
– Зачем тебе столько овощей? А колбасы? Разве мало того, что ты уже приготовила?
– Посмотри, в этом кувшине оливковое масло. Я принесла лавровый лист, тимьян и чеснок, много чеснока! – Элизия обняла мужа и впервые за много недель поцеловала в губы. – Сегодня мы накормим весь город ужином! Я буду готовить под открытым небом. Чтобы во всех животах заурчало! А ты позаботишься о вине. Что тут непонятного? Мы ведь на Средиземном море!
Поздним вечером над таверной витал аромат, привычный для городских жителей и при этом достойный кухни аристократов. Гали отправился в епископский дворец и, в обмен на обещание расплатиться через несколько дней, получил из епископских погребов бочонок с
У Элизии ныла спина. Хозяйка подавала жаркое и мыла тарелки из дворца Годы, а Гали на кухне составлял их в высокие стопки; для него выбор был прост: либо работа, либо голодная смерть в негостеприимном городе. Муж с женой не знали отдыха, пока огромный котел не опустел. Им самим не осталось ни кусочка. Стражники вызвали Элизию к своему столу, чтобы бурно выразить свое восхищение. Девушка впервые почувствовала себя как дома среди этих веселых людей, по ее щеке скатилась слезинка.
Костер в огороде погасили после полуночи. Таверна опустела, и Гали, измученный не меньше жены, передал ей ящик со всеми заработанными деньгами.
– Храни их у себя, женушка, – предложил он, чтобы вернуть доверие супруги, и подумал, что у них двоих, возможно, еще будет шанс.
Элизия чуть не расплакалась. Гали раскинул руки, предлагая примирение.
– Я хочу стать таким мужчиной, какой тебе нужен. Главой семьи, управляющим нашей таверны, – добавил он тем уверенным тоном, который вытащил девушку из Каркассона и довел до самой Барселоны.
Элизия колебалась. Быть может, Гали еще способен измениться. По характеру он заводила, а ее нежность может заставить его позабыть о старых привычках. Вместе с этими мыслями в ней родилась и надежда, и в конце концов она прильнула к мужу со смехом и слезами, освобождаясь от многодневного напряжения.
Супруги подметали пол и обсуждали новые рецепты. Когда Гали закрывал окно, из темноты на другой стороне площади ему помахала зловещая фигура. Калорт усмехался. Гали рывком захлопнул ставни и попытался согнать с лица темные тени. Когда он обернулся, Элизия сидела на столе и призывно улыбалась.
– Нам с тобой не досталось жаркого, но мы все равно отпразднуем этот день. – Жена хотела ознаменовать свое прощение особым образом. Все оставить в прошлом, включая воспоминания об Изембарде и о его горячих губах. – Ведь верно, любимый?
Ротель очнулась вся в поту. Лицо ее распухло, губы покрылись коркой, один глаз не открывался. Ее до сих пор лихорадило, но все-таки она вернулась из адского бреда, в котором безостановочно бежала по бесконечным пещерам от гнавшихся по пятам гигантских чудовищ. Все тело ее ныло. Гладкая девичья кожа воспалилась и горела, на ней навсегда остались следы от маленьких зубов и ядовитых жал. Но она была жива, хотя большинство людей в такую ночь умерли бы от яда или от ужаса. Ротель чувствовала себя изменившейся: в ней не осталось ни страха, ни эмоций.
– Тот, кто возвращается с другой стороны, оставляет там часть своей души. Добро пожаловать.
Оникс сидел у огня, рядом с ней. Они по-прежнему находились в пещере.
– Будь ты проклят.
– Проклятье – наша сущность, Ротель. Мы не принадлежим этому миру. В темноте ты переступила порог. Я это вижу по льдинкам в твоих глазах. Ты готова начать обучение. И мир содрогнется, встретившись с последним бестиарием.
Часть вторая
Пустой трон
16
Граф Гунфрид из Готии беспокойно заворочался. Кровать тряслась так, как будто дрожала сама земля. Гунфрид открыл глаза. Лежащая рядом с ним обнаженная рабыня закатила зрачки и выгнула спину. Гунфрид, охваченный ужасом, упал с постели, волоча за собой меховое покрывало. В мерцании свечи он увидел, как тело девушки сотрясается крупной дрожью. По бедру ее стекала струйка крови. На лице застыла гримаса боли, из открытого рта доносилось неразборчивое бульканье.
С кровати на пол соскользнула змея. Гунфрид был готов завопить от страха. Он зашарил по разбросанным одеждам в поисках меча – оружия не было. Змея ползла к нему, граф в панике наступил на нее и тут же почувствовал укус в щиколотку. Граф яростно топтал змею, пока голова ее не превратилась в вязкое месиво, а хвост все еще продолжал дергаться.
– Второй укус никогда не убивает, граф, – произнес кто-то совсем рядом.
Голая спина Гунфрида покрылась холодным потом. В тени стояла фигура с покрытой капюшоном головой. Ее неподвижное присутствие напугало графа больше, чем нападение змеи. Фигура вышла на свет, и тогда графу вспомнились легенды о старцах-отшельниках, которых дьявол искушал, приняв женское обличье. Перед ним стояла женщина, прекраснее которой он никогда не видел, вот только ее ясные голубые глаза были изо льда. Граф хотел ее схватить, но женщина с легкостью ускользнула. От укуса на щиколотке по его телу поднимался огонь, а нога, наоборот, теряла чувствительность.
– Кто ты?
– Я могу стать, чем вы пожелаете. Демоном, тенью ваших преступлений, смертью…
Женщина ударила его под коленку, сшибла с ног и уселась сверху. Гунфрид, хотя ему было около сорока, обладал крепким телом, поскольку провел свою жизнь на полях сражений. Победительница скинула капюшон, и по ее плотному плащу, сшитому из шкур, рассыпались длинные золотистые локоны. Женщина покачивалась на лежащем, загадочно улыбаясь. Страх графа смешался с возбуждением, которому он был не в силах воспротивиться. Членом своим он ощущал жар ее лона. Граф молился, чтобы все происходящее оказалось лишь жарким кошмаром, но боль от укуса была настоящей. Сердце колотилось бешено, распространяя по телу яд. Графу было холодно, а пот лил ручьями.
– Протяните руки, чтобы я могла их связать, – тихо приказала женщина, не переставая раскачиваться.
– Что ты за дьявольское наваждение? Это король тебя подослал?
Волнообразные движения прекратились, и граф закричал, увидев у себя на груди желтого скорпиона.
– Ваш организм не примет больше яда. Медленно вытяните руки.
Гунфрид позволил себя связать. Он был почти в беспамятстве и находился во власти юной красавицы, которая снова терлась о его тело и жарко дышала. А он чувствовал унижение и страх. Женщина схватила скорпиона за хвост и быстро спрятала в своем капюшоне – это движение показалось ему инстинктивным. Она продолжала свою скачку на распростертом теле, потом глаза ее закрылись, тело сотряслось в конвульсии, и вот она уже застыла в неподвижности. Кожа ее блестела.
– Меня не предупредили о вашей красоте, граф.
Графу было сложно сохранять ясность мысли, он закрыл глаза.
– Я принесла вам весть. Ваше время в истории завершилось. Приближается новый виток. Я предлагаю вам отказаться от всех притязаний и бежать в Италию.
– Кому так понадобилось мое графство?
– Я могла бы вас убить, но столь многого от меня не просили. Ваша супруга Берта сейчас в безопасности, в женском монастыре, а детей у вас нет, так что сражаться вам не за кого. Возьмите с собой нескольких людей и уходите через Альпы, чтобы мир о вас позабыл.
Женщина поднялась с поверженного тела и направилась к двери. Обернувшись на пороге, она бросила на постель маленький глиняный кувшинчик. Рабыня так и лежала, выгнув спину, вся покрытая потом.
– Это противоядие. Вас оно избавит от лихорадки, ей – сохранит жизнь. Выбирайте.
Граф подполз к постели и опустошил сосуд одним глотком, не подумав об умирающей рабыне.
– Мои солдаты не дадут тебе уйти!
Когда женщина распахнула дверь, стали слышны крики и стоны – они доносились с разных концов маленькой крепости, где нашел прибежище Гунфрид.
– Прежде чем уходить, прикажите спалить эту крепость… В ней поселился ужас.
– Подожди! Кто ты? Кто тебя послал?
– Меня зовут Ротель из Тенеса. Если наши дороги вновь пересекутся, встреча окажется для вас не столь сладостной.
Во внутреннем дворе Ротель встретилась с Ониксом, своим учителем. Черный человек держал в руке духовую трубку, а на земле корчились в агонии несколько солдат. Первые предвестья зари придавали темноте пугающую прозрачность, и в этом зыбком свете две фигуры в капюшонах, подернутые тенями, осматривали окрестности маленькой крепости, сооруженной на краю города из бревен и нетесаных камней.
– Ты его убила?
– Нет, учитель, я его победила. Он бросит свою жену и не вернется.
– Предложила ему Италию?
Девушка кивнула. Тишину прорезал леденящий сердце вопль. Ротель бросила еще один взгляд на солдат. Если они умрут, это будет из-за слабости и холода, но если им удастся выжить, они запомнят эту ночь как самую ужасную в своей жизни. За прошедшие годы Ротель открыла, что ужас, внушаемый учителем, страшнее, чем лес копий. Cмерть, которую он нес, была молчалива и безжалостна.
Ротель не чувствовала жалости к этим людям. Внутри ее все было как холодная темная пустошь. Прошлые воспоминания превратились в смутный сон. Ротель забыла лицо своего отца и едва помнила добрых монахов из Санта-Афры. Только лицо Изембарда продолжало жить в ее памяти. Когда ей удастся стереть и его, она наконец станет последним бестиарием.
Ротель с непроницаемым лицом пошла вслед за учителем. Она чувствовала шевеление своего ядовитого оружия в кожаных мешочках, укрытых под плащом. Под шкурами на ней была одежда воина из облегающей кожи. Такой наряд подчеркивал пленительные изгибы восемнадцатилетнего тела, но девушкой она уже не была. С Ониксом Ротель лишилась всего и получила взамен только одно: отсутствие страха.
17
Епископ Фродоин вошел в главную башню с тяжелым сердцем. Факелы бросали свет на сотню человеческих черепов, размещенных между камнями. Храм смерти, возведенный ради старинной мести. Каждая голова нашептывала свою историю страданий, жестокости и умирания. Фродоин поежился и боязливо перекрестился.
– Это были просто несчастные бедняки, – взволнованно прошептал он. – Доведенные нищетой до состояния животных.
Поделиться книгой: