Королевский порок

– Вот, пожалуйста, – объявил доктор. – Я ничуть не удивлен. Другая причина, несомненно, связана с питанием. Развитию золотухи способствуют большие количества вязкой или грубой пищи, а также мучного и незрелых фруктов. Малоподвижный образ жизни тоже может привести к болезни. Кроме того, ее связывают с холодным или флегматичным темпераментом. – Господин Найт нахмурился. – Мальчик очень похож на флегматика. Кстати, он склонен к застою желчи?

Я пожал плечами:

– Понятия не имею.

Торопясь сгладить неловкость, Найт продолжил лекцию:

– Привести к золотухе могут и наружные повреждения, к примеру вывихи или растяжения, в отдельных случаях ее причиной становятся даже катары и лихорадки. Кроме того, вредно пить стоячую воду. А некоторые врачи полагают, что мать, часто видевшая золотушного человека, рискует передать болезнь своему ребенку.

Леди Квинси молчала. Паузу нарушил я:

– Если я вас правильно понял, сэр, все это причины, имеющие отношение к самому человеку. А существуют ли внешние обстоятельства, при которых болезнь поражает того, кто к ней предрасположен?

– Среди нас, медиков, по этому поводу много споров, сэр. Большинство из нас полагает, что фактором, напрямую вызывающим золотуху, является закупорка мелких сосудов вязкими, тягучими телесными соками. Однако есть и те, кто связывает начало болезни с уровнем кислотности крови, из-за которой та свертывается, а потом застывает.

– И каков же лучший метод лечения, сэр? – спросила леди Квинси.

Господин Найт снисходительно улыбнулся:

– Не существует ни одного надежного и действенного способа, кроме наложения рук его величества. Божьей милостью он исцелил тысячи страждущих. По моим подсчетам, руки короля коснулись не меньше тридцати тысяч его подданных. Ничего удивительного, что наши люди так обожают своего правителя и чтят Господа. Нам ниспослано благословение свыше.

– Действительно, – сухо произнесла леди Квинси. – Благодарю за консультацию. Полагаю, вам с господином Марвудом нужно обсудить деловые вопросы. А я пока подожду здесь.

Мы с господином Найтом оставили ее наедине со Стивеном. По моей просьбе доктор велел слуге пойти и сказать нашему кучеру, чтобы тот подал карету к парадной двери. Господин Найт провел меня в маленькое помещение с окном, выходившим на улицу. Простотой обстановки оно больше напоминало контору, чем комнату в жилом доме. В углу стоял глобус. На столе лежала развернутая карта Русского царства, ее края были придавлены камешками.

Пока хирург выписывал для Стивена свидетельство о болезни и пропуск на следующую церемонию исцеления, я от нечего делать глазел в окно. В дальнем конце улицы стоял высокий, очень худой человек в длинном коричневом камзоле. Одет просто – должно быть, мелкий торговец. Но мое внимание привлекла шпага у него на поясе. Это оружие носят либо знатные люди, либо головорезы из подворотен Эльзаса, однако незнакомец мало походил как на разбойника, так и на дворянина.

Мужчина вскинул голову и посмотрел на окна дома. Может, он и заметил меня, хотя сквозь стеклянные ромбы он вряд ли разглядел что-то, кроме искаженного силуэта. Затем этот человек прогулочным шагом направился прочь. Тут доктор Найт обратился ко мне, и я на некоторое время забыл про незнакомца.

– Вот, пожалуйста, сэр. Ближайшая церемония, скорее всего, пройдет в Банкетном доме – конечно, при условии, что его величество не переедет в Виндзор. Если йомен у двери не захочет вас пропустить, вам стоит лишь назвать мое имя.

Я поблагодарил доктора Найта и расплатился с ним. С большими церемониями он проводил нас до двери и помог леди Квинси сесть в экипаж, где ее уже ждала горничная. Мы со Стивеном тоже заняли свои места.

Почти в полной темноте, с задернутой кожаной шторкой, мы, подпрыгивая на мостовой, катили в сторону ворот Бишопсгейт. Благоухание духов леди Квинси быстро заполнило тесное пространство.

– Благодарю за помощь, сэр, – произнесла она. – Уверена, вы никому не расскажете о нашем визите к доктору.

– Даю слово, мадам.

Интересно, пригласит ли она меня в свой дом в Колыбельном переулке? Может быть, леди Квинси даже предложит мне выпить?

– Не стану больше отнимать у вас время. Высажу вас у стены.

– Разумеется, – ответил я, мысленно сказав себе: «Чем меньше я общаюсь с этой дамой, тем лучше». – Весьма любезно с вашей стороны.

Глава 9

В понедельник утром дождь полил снова, но на этот раз с удвоенной силой. Я стоял у окна Тихой галереи и глядел вниз, в Собственный сад. Живые изгороди и статуи выглядели замызганными, а на посыпанных гравием дорожках появились глубокие лужи. Я заметил всего двух-трех прохожих, да и те спешили. Сад они использовали лишь для того, чтобы срезать путь.

Галерея располагалась на втором этаже и тянулась от сада до реки. Впервые побывав в Уайтхолле, я впал в отчаяние, боясь, что мне суждено вечно плутать по этому беспорядочному запутанному лабиринту из всевозможных строений. Однако со временем я понял, что планировка не лишена определенной логики. В центре находятся королевские покои, принадлежащие королю и королеве, – в одни допускают посетителей, другие предназначены для личного пользования монарших особ. От них под прямым углом друг к другу тянутся два длинных ряда комнат, а между ними разбит Собственный сад. Если идти по старому саду в западном направлении, выйдешь к Банкетному дому и воротам Холбейн. Здесь много служебных помещений и правительственных кабинетов, в том числе зал заседаний совета и кабинеты лорда Арлингтона. Каменная галерея, расположенная под Тихой, идет на юг, в сторону Вестминстера. Вдоль нее немало апартаментов придворных фаворитов. В дальнем конце находятся покои герцога Йоркского.

В это дождливое утро в галерее толпились придворные, чиновники и посетители. Джентльмены прохаживались взад-вперед, шепотом переговариваясь. То и дело раздавались приглушенные смешки. Галерея была излюбленным местом для прогулок, сюда ходили, чтобы и на других посмотреть, и себя показать. Особенно многолюдно здесь становилось в плохую погоду. Еще одним преимуществом галереи была возможность напрямую попасть во многие личные апартаменты.

Сегодня в галерее царила атмосфера сдерживаемого возбуждения. Ходили слухи, что герцог Бекингем, один из злейших врагов лорда Кларендона, вчера был восстановлен во всех своих многочисленных должностях, а значит, ему удалось вернуть расположение короля. Простые люди видели в Бекингеме своего героя, и он пользовался широкой поддержкой парламента. Воспитанный в королевской семье, Бекингем с детских лет был другом его величества, к тому же он владел баснословным состоянием. Однако до недавнего времени Бекингема держали в Тауэре: его враги утверждали, будто он заплатил астрологу, чтобы тот составил гороскоп короля, а это считается разновидностью государственной измены: ведь предсказание будущего монарха неизбежно подразумевает вопрос о его возможной смерти.

Я снова ждал господина Чиффинча. Сегодня утром он прислал записку в Скотленд-Ярд, велев мне явиться к нему по делу короны. Господин Уильямсон нехотя отпустил меня, ворча себе под нос, что «Газетт» сама себя не издаст. Во время ожидания я невольно вспоминал о Кэт Ловетт и леди Квинси. Мысли были не из приятных: своей унылостью они могли бы сравниться с погодой за окном.

Вдруг у входа в личные покои короля возникло оживление. Двери распахнулись. Стражники выпрямились, толпа притихла. Герцог Йоркский, брат короля, вышел в галерею в сопровождении двух своих советников.

Не обращая внимания на поклоны придворных, склонявшихся перед ним, будто колосья на ветру, герцог прошествовал к собственным покоям. Это был видный мужчина, однако сегодня его раскрасневшееся лицо искажала гримаса гнева. Стоило герцогу покинуть галерею, и джентльмены снова принялись шептаться, на этот раз с бо́льшим азартом.

Я отошел от окна и стал разглядывать висевший на стене женский портрет. Дама была одета в украшенное богатой вышивкой шелковое черное платье с пышными рукавами, на шее у нее висела золотая цепочка. Незнакомка глядела мимо меня, поверх моего правого плеча, и только ей одной было известно, на что она смотрит. Вышивка на платье напоминала переплетающихся змей. За спиной у дамы в ее комнату заглядывала группа женщин.

Прошло минут десять-пятнадцать, прежде чем двери королевских покоев открылись снова. На этот раз из них вышел Чиффинч, порозовевший, будто досыта накормленный младенец. По пути он кивал и улыбался всем, с кем считал нужным поддерживать отношения. Однако Чиффинч ни разу не остановился. Он сразу направился ко мне.

– Любопытно, что вы предпочли именно ее, – произнес Чиффинч, глядя мимо меня на картину.

– Не понимаю, о чем вы, сэр.

– О даме, которую вы разглядывали. Эта вдова в черном платье чем-то похожа на леди Квинси, не находите?

Я пожал плечами:

– Возможно, небольшое сходство есть, сэр. Но, по-моему, ее светлость не такая бледная.

Упоминание о леди Квинси смутило меня. Чиффинч обладал выдающейся способностью подмечать человеческие слабости. Неужели он почувствовал мой интерес к этой особе?

– И губы тоньше, чем у ее светлости, – прибавил Чиффинч, поджав собственные губы.

– Кто это?

– Не имею представления. Видимо, какая-нибудь давно почившая итальянская принцесса. Голландцы преподнесли королю эту картину в честь Реставрации. – Чиффинч отвернулся от портрета. – Следуйте за мной. – Мы прошли по Тихой галерее и оказались в каморке рядом с королевской лабораторией, окна которой выходили в сад.

– Закройте дверь, – приказал Чиффинч. – И сядьте.

Он указал на стул возле маленького столика под окном. Сам Чиффинч расположился напротив меня и подался вперед, отчего мы оказались лицом к лицу.

– У меня для вас поручение, Марвуд. Помните Эдварда Олдерли? – (Я так удивился, что ненадолго утратил дар речи.) – Олдерли, – с раздражением повторил Чиффинч. – Только не говорите, что вы про него уже забыли! Вспомните ту историю со вторым супругом леди Квинси, в которой вы участвовали после Пожара. Эдвард Олдерли – сын этого человека от первой жены. Он раньше частенько бывал при дворе.

– Да, сэр. Конечно же я его помню.

– Он мертв. – Чиффинч помолчал, теребя бородавку на подбородке. – Вряд ли кто-то будет по нему сильно убиваться.

Мое потрясение быстро сменилось облегчением. Какой счастливый поворот в судьбе Кэт!

– От чего он умер?

– Утонул. Но для нас важнее даже не сам факт его гибели, а место, где нашли тело. – Чиффинч оставил в покое бородавку, чтобы постучать указательным пальцем по столу. – В колодце лорда Кларендона.

Я начал понимать, отчего герцог Йоркский пришел в такую ярость. Лорд Кларендон – тесть герцога.

– Прямо в доме у его светлости?

– В саду. Впрочем, это одно и то же. Но учтите, дело конфиденциальное. Хоть словом о нем обмолвитесь – пожалеете. Вы меня поняли?

– Да, сэр, но… Вы уверены, что мне по силам такое деликатное поручение?

– Уж поверьте, будь моя воля, этим вопросом занимались бы не вы. Но таков приказ короля. Полагаю, его величество остановил выбор на вас, потому что вы немного знакомы с этим человеком и его семейством.

Выходит, нечего и надеяться переложить это поручение на кого-то другого.

– Что прикажете? – спросил я.

– Отправляйтесь в Кларендон-хаус и подробно разузнайте, при каких обстоятельствах погиб Олдерли. Тело сейчас хранится под замком. Лорду Кларендону, разумеется, известно о случившемся, и его секретарю, господину Милкоту, тоже. Сегодня утром тело Олдерли обнаружил слуга, но с него взяли слово хранить молчание. Мы пока не хотим, чтобы новость стала достоянием гласности. Сначала нужно разобраться, что именно произошло. Это очень важно.

– Гибель Олдерли случайна, сэр?

Чиффинч всплеснул руками:

– Откуда, во имя всего святого, я могу знать? Это предстоит выяснить вам. Доложите мне о результатах как можно скорее.

– Господин Уильямсон…

– На него мне глубоко плевать. Но я прослежу, чтобы ему сообщили, что вы исполняете поручение короля. Едва ли он будет возражать. – Чиффинч с благочестивым видом возвел очи к небу. – Король – первый после Господа, и наш долг – служить ему. Надеюсь, что выражаю общее мнение.

Я машинально кивнул. Чем больше я размышлял об этой ситуации, тем больше она меня настораживала. Я достаточно долго прослужил в Уайтхолле, чтобы понять: когда сильные мира сего вступают в противоборство, страдают мелкие сошки.

Чиффинч достал из кармана бумагу.

– Вот письмо с подписью короля, удостоверяющее ваши полномочия. – Чиффинч держал документ в руке, но не спешил отдавать его мне. – Помните. Лорд Кларендон больше не лорд-канцлер, но у него по-прежнему много друзей, желающих, чтобы он вернул расположение короля. И один из них – герцог Йоркский. – Чиффинч выдержал паузу, дав мне время вспомнить о том, что герцог Йоркский – предполагаемый наследник короля, а его дочери – внучки Кларендона – следующие претендентки на престол. – Поэтому умоляю вас, Марвуд, будьте осторожны. Если предстанете перед его светлостью собственной персоной, постарайтесь не вызвать его гнев. В последнее время ему приходится нелегко. Учитывайте, что не прошло и месяца с того дня, как он похоронил супругу.

С этим предупреждением Чиффинч отослал меня прочь. Исполненный дурных предчувствий, я прошел через покои, доступные для посетителей, пересек караульное помещение и вышел на Пеббл-корт. Дождь за это время еще усилился.

Мне было приказано отправиться в Кларендон-хаус незамедлительно, но по дороге я должен был зайти в редакцию «Газетт» в Скотленд-Ярде, чтобы забрать свой плащ и письменные принадлежности. Там у меня возник соблазн написать коротенькую записку для Кэт и отправить ее на имя господина Хэксби, чтобы тайком предупредить девушку о гибели кузена. Но я побоялся нарушить запрет господина Чиффинча, не располагая полными сведениями о случившемся.

Кроме того…

Эта мысль настигла меня посреди двора, и я застыл, словно громом пораженный. Дождь капал с полей моей шляпы.

Как же я сразу не сообразил? Меньше двух дней назад я сообщил Кэтрин Ловетт, что кузен напал на ее след. В ответ девушка рассказала мне, что Эдвард Олдерли взял ее силой, когда она жила в доме у дяди, и сообщила о своем намерении убить его за это.

Услышь я нечто подобное от другого человека, решил бы, что это всего лишь красочная фигура речи, способ выразить ненависть. Но Кэт – случай особый. Эта девушка привыкла и говорить, и действовать напрямик, и в силе духа ей не откажешь. Я своими глазами видел, на что она способна. И вот теперь Эдвард Олдерли мертв.

Как ни ужасно это звучало, я не мог исключить, что Кэт каким-то образом расправилась с кузеном. И, что еще страшнее, к расправе над Эдвардом Олдерли приложил руку я, предупредив убийцу, что кузен нашел ее.

Глава 10

Эта улица носила официальное название Португал-стрит в честь нашей королевы Екатерины Брагансской, но все упорно продолжали называть ее Пикадилли. Дорогу к западу от Гайд-парка, ведущую к Редингу, проложили давно. Много лет назад частью здешних земель владел человек, разбогатевший на изготовлении широких старинных кружевных воротников с зубчатыми краями, называемых пикадилли, и постепенно так же начали называть и саму дорогу. В последнее время поместья богачей вырастали среди полей, будто гигантские грибы. Самое обширное из них – Кларендон-хаус.

Передо мной предстало огромное строение из грубого камня, способного выдерживать любые удары стихии. Его окружали высокие стены и ограды. Кларендон-хаус выходил на Пикадилли, спускаясь с холма на юг, к Сент-Джеймсскому дворцу, казавшемуся маленьким и даже довольно обшарпанным на фоне великолепного нового соседа. Я слышал, как господин Уильямсон говорил, что король недоволен: дом подданного не должен затмевать дворцы его величества.

Большинство лондонцев разделяли нелюбовь короля к этому поместью. Пока лорд Кларендон наслаждался роскошью в своей новой резиденции, тысячи из них лишились домов во время Пожара. Люди прозвали поместье Дюнкерк-хаус: говорили, что бывший канцлер нашел способ присвоить львиную долю государственной прибыли от продажи этого города, в свое время завоеванного Кромвелем, французскому королю.

Была середина дня, однако главные ворота были заперты. Столбы ворот местами почернели. Во время беспорядков в июне толпа разводила здесь костры и сожгла деревья, росшие вдоль улицы снаружи. Будь у них воля, они спалили бы и сам дом.

Толпа винила лорда Кларендона во всех своих бедах, прошлых и нынешних, и даже в том, что королева так и не смогла подарить королю наследника. Смутьяны полагали, что Кларендон нарочно отыскал для монарха бесплодную жену, чтобы его собственные внуки, дети герцога Йоркского, в один прекрасный день взошли на престол. На Кларендона возлагали ответственность за сокрушительное поражение, нанесенное нам голландским флотом в битве при Медуэе. Его обвиняли во всем. Если верить общественному мнению, для лорда Кларендона не существовало ни слишком крупных хищений, ни слишком мелких. Поговаривали даже, что он присвоил камень, предназначенный для восстановления собора Святого Павла после Пожара, и выстроил из него свое поместье.

Дом был погружен в траур – разумеется, не из-за Олдерли, а из-за леди Кларендон. На воротах висела мемориальная доска с изображением ее герба. Двое слуг, оба вооруженные, дежурили за воротами под временным навесом. Я предъявил рекомендательное письмо и попросил отвести меня к господину Милкоту. Упоминания его имени оказалось достаточно, чтобы меня впустили во двор. Один из слуг провел меня к боковой двери в западной части дома, а потом мы с ним вошли в приемную, задрапированную черной тканью. Помещение было так велико, что там целиком поместился бы мой дом в Инфермари-клоуз, от кухни до чердака. Меня оставили ждать под недоверчивым взглядом лакея, а другой слуга отправился на поиски господина Милкота.

Сначала я услышал быстрые шаги, а потом в дверях, ведущих к лестнице, показался секретарь лорда Кларендона.

– Добрый день, господин Марвуд. К вашим услугам, сэр.

Мы обменялись поклонами. Это был высокий джентльмен лет тридцати, неброско одетый и в светлом парике, который, судя по цвету лица господина Милкота, оттенком ненамного отличался от его собственных волос. Секретарь тоже был в трауре.

– Надеюсь, слуги не заставили вас долго ждать. К сожалению, сейчас мы не имеем возможности принимать гостей так, как желал бы его светлость. – Уголки рта господина Милкота опустились вниз. – Вы же понимаете, в свете недавних событий…

Я кивнул. Мне сразу пришлась по душе открытость Милкота, причем это качество сочеталось у него с деликатностью и тонким чутьем, что уместно, а что нет.

Я тихо произнес:

– Я здесь по поручению короля.

Милкот взглянул на дежуривших в приемной слуг, взял меня под руку и отвел в сторону.

– Не сочтите за грубость, но лучше нам побеседовать на улице. – Он поднял взгляд на серое небо. – Ну хоть одна радость – дождь наконец унялся.

Мы зашагали по выложенной каменными плитами дорожке. Перед нами вздымалось отличавшееся безупречной симметрией и аскетичностью боковое крыло здания, загораживавшее почти весь свет. Мы остановились у калитки из кованого железа, Милкот отпер ее, и мы прошли в разбитый за домом сад.

– Осмелюсь предположить, что вы пришли в связи с нашей… находкой? – уточнил Милкот.

– Да, сэр.

– У его светлости много дел, – продолжил Милкот. Если он заметил шрамы от ожогов на моем лице и шее, то, будучи хорошо воспитанным человеком, не подал виду. – Вероятно, сегодня лорд Кларендон не сможет с вами встретиться.

– Ему известно, что я здесь?

– Да. Герцог предупредил, что к нам придут.

Мы остановились на углу дома. Отсюда весь сад был виден как на ладони. Размахом он ничуть не уступал дому – акров пять-шесть, не меньше, и со всех сторон его окружали высокие стены. Дорожки уже проложили, а вдоль них высадили множество кустарников. Однако сразу бросалось в глаза, что работы по благоустройству еще не закончены: некоторые участки были затянуты линялой, неоднократно залатанной парусиной, дорожки покрыты жидкой грязью и изрыты колдобинами. Несмотря на плохую погоду, целые отряды садовников трудились вовсю. У дальней стены стояли два недостроенных павильона. У одного отсутствовала крыша. Зазор между ними загородили массивным деревянным забором.

– Когда завершатся работы, этот сад будет прекраснейшим в Лондоне, – объявил Милкот. – Проект мистера Ивлина. Жаль, что этот… неприятный инцидент произошел именно здесь.

– Где именно?

Милкот указал на павильон слева – тот, что без крыши.

– Желаете сразу пойти туда?