Наука побеждать. Авантюра

   - Чёрт с тобой, русский! - донеслось из терема. - Мы выходим!

   Изрубленная пионерами дверь со скрипом отворилась, и первым из неё вышел уже знакомый мне шляхтич в мундире гусарского ротмистра, в руках он держал кивер с дырой. На него тут же оказались нацелены несколько десятков мушкетов с примкнутыми штыками.

   - Ты молодой парень, русский, - усмехнулся ротмистр, - значит, из дворян, а не из нижних чинов выслужился. Надеюсь, твоё слово хоть что-то значит.

   - Значит, ротмистр, - кивнул я. - Прапорщик, разоружите ротмистра и его гусар. Мундиры и награды - снять! Эти люди не военнопленные, а бандиты. Но я обещал им жизнь! Это значит, что я поручился за всех.

   - Ты честный парень. - Ротмистр, казалось, только веселился от того, что я сказал. Он смеялся, не смотря на то, что мои солдаты в это время не слишком церемонясь, сдирали с него и его людей мундир. - Тебе будет сложно жить в нашим паршивом мире.

   - Может и так, ротмистр, - пожал я плечами, - но лучше быть честным человеком со сложной судьбой, чем таким курвиным сыном, как ты. Ершов, - повернулся я к унтеру, - отыщи гарнизонную гауптвахту. Определишь гусар туда.

   Когда солдаты увели пленных, я устало присел на крыльцо терема, хоть оно и было потоптано пионерами. Сняв кивер, я провёл рукой по лицу. Столько ещё дел надо переделать, Думать об этом не хочется.

   - Кмит, - позвал я прапорщика, - принимайте взвод. Расставьте караулы по регламенту военного времени. Остальные пусть хоронят убитых. К похоронам привлечь пленных поляков. И ищите тех, кто спасся. Чудом, Божиим промыслом, как угодно. В подполах, на чердаках, в сараях, амбарах, ригах. Должен быть кто-то. Не могли же поляки всех перебить.

   - Если есть, отыщем, - кивнул прапорщик.

   - Как же хоронить людей, вашбродь? - удивился Ермолаев. - Без попа-то?

   - Хороните так и кресты ставьте, - отмахнулся я, - а священник придёт с батальоном и могилы освятит.

   - Мудрое решение, - заметил штабс-капитан Ермилов.

   (из протокола заседания государственного совета Французской республики)

   ТАЛЕЙРАН: Получено сообщение об инциденте на севере Российской империи.

   БОНАПАРТ: Довольно экивоков, извольте говорить точно. В чём суть этого инцидента?

   ТАЛЕЙРАН; Экспедиционный корпус генерал-майора Джона Хоупа, отправленный в Португалию, на помощь Уэлсли, каким-то образом оказался на северном побережье России. Там он встретился с Северной армией генерала Барклая де Толли и был разбит наголову. Сам едва ноги унёс, чудом успел перейти прусскую границу и укрыться у союзников.

   НЕЙ: Тогда чего же мы ждём?! Пора атаковать русских!

   ТАЛЕЙРАН: Отнюдь. Я считаю, что в данный момент атака на Российскую империю будет губительна для Франции. Мы воюем в Испании, помогая венценосному брату гражданина императора закрепиться на её престоле. Священная Римская империя, Пруссия и Рейнская конфедерация также готовятся напасть на нас, как только мы ввяжемся в войну на два фронта. Не стоит сбрасывать со счетов и Британию. Их превосходство в воздухе и на море неоспоримо.

   БОНАПАРТ: Глупости, Талейран, войны выигрывают не корабли или дирижабли, а пехота. Пехота же лучшая у нас.

   НЕЙ: Так что же, мой Император, мне готовить моих гусар!

   БОНАПАРТ: Готовь, Ней, но не для войны. Выбери себе представительных гусар, лучше из Серого полка. Это самые красивые из твоих любимчиков. Ты же, Талейран, отправь курьерский дирижабль с самым толковым из своих людей к русской границе, в Варшавское герцогство, пусть уладит конфликт, возникший из-за этих идиотов - поляков, и передаст письмо Александру Романову, которое ты составишь, с заверениями в нашей верности прежним соглашениям, в нём же вежливо и тактично, чтобы не обиделись наши польские вассалы, отрекись от тех кретинов, что атаковали форты на русской границе. Ты, Ней, отправишься по земле с делегацией в Санкт Петербург, покрасуйся перед варварским двором, заверь русского царя в том, что в случае конфликта с Британией мы готовы поддержать Россию. Кроме того, сошлись на то, что не мы одни готовы сразиться с британцами.

   ТАЛЕЙРАН: Вы всё же решили принять их предложение?

   БОНАПАРТ: Именно, Талейран, именно. Немцы уже прислали в Париж своего доверенного человека.

   ТАЛЕЙРАН: Осмелюсь спросить, кто он?

   БОНАПАРТ: Его имя Криг. И носит чин майора, однако ведёт себя совсем не по чину.

   НЕЙ: Мелкий такой толстяк, думающий только о войне или еде. Жалкий человечишка, если честно.

   ТАЛЕЙРАН: Не такой и жалкий. Его ненавидят практически все дворяне Пруссии и Рейнской конфедерации, однако он сумел чем-то привлечь и Гогенцоллернов, и рейнских курфюрстов. Есть в нём что-то.

   БОНАПАРТ: Так ты узнал, кто он такой, Талейран?

   ТАЛЕЙРАН: Нет, мой император. Прошлое майора Крига покрыто тайной. О нём ничего неизвестно. Как будто, этот загадочный майор вынырнул из ниоткуда летом восьмисотого года, причём именно в этом чине. И, не смотря на своё влияние на правящую семью Пруссии и рейнских курфюрстов, он не поднимается в чине.

   БОНАПАРТ: Очень жаль, что ты, Талейран, не сумел разгадать тайны этого загадочного майора Крига.

   ТАЛЕЙРАН: Я продолжаю работать над этим.

Глава 5,

В которой героя награждают заветным георгиевским крестом и предлагают сменить род войск.

   Батальон подошёл спустя две недели. За это время на нас, как не странно, никто не напал. Не смотря на это, Шодровичи основательно укрепили. Для этого пришлось снести несколько домов неподалёку от частокола, насыпать с внутренней стены земляной вал, на котором установили орудия батареи Ермилова, да и сам частокол подновили. Однако в этой лихорадочной работе, когда застянок кипел как муравейник, мне лично занятия не нашлось. Мои люди несли караульную службу, помогали пионерам в работах, жили обычной гарнизонной жизнью, а я страдал от скуки. Часто гулял я среди костров караульных постов, слушая солдатские разговоры.

   - Как же вы, дядька, - спрашивал молодой солдат, вчерашний брянский рекрут, у бывалого, седоусого ветерана, - можете кушать после всего такого? Я вот как вспомню, что вон оттуда девку снимали, так каша в горло не лезет.

   - Это потому, Петька, что дурень ты, - с отеческими нотками сказал ветеран. - Я вот после первого бою тож есть не мог. Всё мерещилось, как в бою дрался, кишки врагам штыком выпускал. - Старый воин зачерпнул из котелка полную ложку солдатского кулеша, разгладил густые усы, чтобы не запачкать, и в несколько приёмов съел кашу. - Так вот. Мой командир тогдашний, сержант, это унтера так звались в то время, сказал мне: "Ты есть должон и сил набираться, чтоб врага и далее так бить, как сегодня". От и я тебе скажу, ты, Петька, не вспоминай про замученных, а ешь да сил набирайся, чтоб бить таких гад, что людей мытарят, без пощады. Понял?

   - Понял, дядька, понял, - сказал парень и принялся есть кулеш, хоть и без особого аппетита.

   А ещё я беседовал с польским ротмистром Шодровским, сидящим на гарнизонной гауптвахте.

   - Одного я никак не пойму, ротмистр. - Мы обращались друг к другу исключительно по званию, будто не были знакомы, и знакомиться не собирались. - Для чего вы напали на нас? Ведь французы не обещали вам поддержки и даже не намекали на это. Если вы не лжёте, конечно.

   - Мне нет смысла лгать тебе, поручик, - покачал головой ротмистр, он сидел, откинувшись спиной на деревянную стенку своей камеры. Не смотря на то, что врача с нами не было, его раны кое-как перевязали, как и раны остальных поляков, а на простреленную руку наложили шину. - У нас были совершенно иные расчёты. Ты же понимаешь, поручик, что французы не просто так стягивали войска к вашей границе. Командиры польских полков собрались у маршала Понятовского и решили, что для войны с вами Бонапарту нужен только хороший повод. Вот они и решили дать его Корсиканцу.

   - Выходит, поводом к войне между Россией и Францией должны были послужить ваши нападения на границе.

   - Именно, - звонко щёлкнул пальцами ротмистр, - а ты ловкий малый, поручик!

   - Не забывайтесь, ротмистр, - хмуро осадил его я, - я не ваш подчинённый.

   - Да-да-да, - замахал здоровой рукой он, - прошу прощения. Вот только одним беспорядков на границе оказалось мало. И тогда я вызвался потрепать вас, русских, немного сильнее. Моя фамилия Шодровский, если ты забыл, а застянок этот и деревня при нём зовётся Шодровичи. До позорных разделов 1772, 1793 и 1795 эти земли принадлежали нам, а предков моих после восстания Костюшки отсюда выгнали взашей.

   - Теперь мне всё понятно, - кивнул я. - Считаете себе ангелом мщения, белым рыцарем, грозою русских? А по сути-то вы, сударь, обыкновенный бандит. И не более того.

   - Это с вашей стороны, - возразил ротмистр, - с нашей же, польской...

   - Убийства и насилие над мирными людьми, - отрезал я, - с любой стороны - чистой воды разбой! Я буду ходатайствовать о том, чтобы вас подвергли не трибуналу, а гражданскому суду, как убийцу, насильника и предводителя банды!

   - Делай что хочешь, поручик, - отмахнулся ротмистр. - Я свою карту разыграл - и продул по всем статьям. Мне теперь всё равно...

   Я вскочил на ноги и в ярости схватился за корзинчатый эфес трофейного палаша, взятого мной под Броценами. Как будто мне нужно его разрешение! Боясь сорваться, я вылетел из камеры и с грохотом захлопнул за собой дверь.

   Батальон подошёл к застянку в середине августа, спустя две недели после сражения. За это время пионеры Гарпрехт-Москвина превратили Шодровичи в настоящую крепость, ощетинившуюся пушками штабс-капитана Ермилова.

   - Этакую фортецию, - любил говаривать в нашем во многом импровизированном офицерском собрании пожилой артиллерист, - гусарам с наскоку не взять.

   - При хороших запасах продовольствия и пороха, - поддерживал его Гарпрехт-Москвин, - здесь можно не один месяц оборону держать.

   - Видимо, французы и поляки понимают это не хуже нас с вами, господа, - усмехался я, - потому и не спешат начинать войну.

   - Ваши слова, Серёжа, да Господу Богу в уши, - вздохнул штабс-капитан Ермилов. - Нет, господа, я хоть и человек военный, но большие схватки между державами вроде нашей России и Франции приносят слишком много горя. Я выслужился из фейерверкеров, не одну кампанию прошёл, а начинал ещё с вашим, Серёжа, однофамильцем в Италийском походе. И скажу вам, господа офицеры, вот что. Нету более страшной работы, нежели наша.

   - Работы? - удивлённо спросил я. - Какая же это работа?

   - Тяжёлая, Сережа, и кровавая работа. Но кто-то же должен её делать, не так ли, господа офицеры?

   Итак, наш батальон пришёл в Шодровичи и первым делом меня вызвал к себе майор Губанов. Я представил ему письменный рапорт о случившемся, однако он отложил его в сторону и приказал доложить обо всём своими словами, а не казенными формулировками, за которыми я прятал свой страх и ненависть. Я поведал командиру обо всём. Он надолго замолчал, а потом сказал мне:

   - Ты правильно поступил, Серёжа. Очень правильно. Признаюсь, я не ожидал от тебя такой выдержки. Я бы, наверное, казнил поляков, причём, скорее всего, предал их мучительной смерти. И плевать мне было бы на все трибуналы... - Тут он оборвал себя, понимая, что слишком вольно ведёт себя в присутствии подчинённого. - Простите, поручик, - он перешёл на казённый тон. - За проявленные боевые качества и смекалку я представлю вас к Георгию и, не сомневаюсь, Михаил Богданович не станет противиться этому представлению. Вы же и сопроводите польских разбойников в ставку командующего и подробно доложите ему обо всём, что здесь произошло.

   - Благодарю, господин майор. - Я вытянулся во фрунт и лихо козырнул.

   - Сдайте взвод прапорщику Кмиту, - усмехнулся Губанов, - и готовьтесь отбыть в Вильно.

   - Есть, - ответил я. - Но я хотел бы просить вас, господин майор, чтобы вы упомянули в представлении и прапорщика Кмита и остальных солдат моего взвода. Они дрались не хуже меня.

   - Всех награждать, Серёжа, орденов не хватит. Твой Георгий и будет наградой всему взводу, каждому солдату в нём.

   Я кивнул и попросил разрешения удалиться.

   - Ещё одно, - остановил меня перед самым выходом майор, - вы верхом ездить умеете?

   - Так точно, - ответил я.

   - Отлично. Можете идти.

   Но выехать в тот же день, как собирался, я не смог. Ближе к полудню на лесной дороге, которую контролировал наш застянок, замаячили гусарские мундиры.

   - Похоже, твой отъезд откладывается, - сказал мне майор Губанов, проходя через двор, где я знакомился с лошадью, которую мне выделили в дорогу. - В бой не ввязывайся, твоим взводом будет командовать прапорщик Кмит.

   - Есть, - несколько уязвлёно ответил я, отдавая честь.

   Оставив лошадь Жильцову, я поднялся на стену, где на стрелковой галерее стояли солдаты моего взвода.

   - Проверяете, господин поручик? - несколько не по уставу обратился ко мне прапорщик.

   - Посмотрю, как дерётся мой взвод, - жёстко ответил я. - Мне в бой вмешиваться не велено.

   - Прошу прощения, - устыдился своих слов Кмит. - Я не хотел вас задеть.

   - Извинения приняты, - кивнул я, доставая зрительную трубу. - Но драки, похоже, не будет, - добавил я, всматриваясь в скачущего врага. Над киверами с белыми султанами трепетал такой же белый флаг. - Это парламентёры.

   - Вот как, - кивнул Кмит и во весь голос скомандовал: - Не расслабляться!

   Я улыбнулся и потёр нос. Славный командир. Я спустился с галереи и направился к воротам, пользуясь своим положением свободного офицера. Там уже стоял майор Губанов с взводом стрелков. Белый флаг, белым флагом, но о безопасности забывать нельзя. Ворота отворились и в них въехали гусары в сине-серых мундирах и чёрных медвежьих шапках. Их отлично знали по всей Европе, как Ecorcheurs - обдиралы, подобные своим старинным тёзкам, они сдирали кожу с убитых врагов и весьма гордились этим.

   - Позвольте представиться, - лихо соскочив с коня, козырнул их командир, - капитан Жильбер. Командир первой роты первого эскадрона гусарского полка Жехорса.

   Волки Жехорса или просто Обдиралы. Их ненавидели все в Европе и в плен не брали.

   - Майор Губанов, - представился мой командир, прекрасно изъяснявшийся на французском, - командир третьего батальона Полоцкого пехотного полка.

   - Я прибыл к вам с письмом от моего императора, - сообщил Жильбер, извлекая из ташки конверт, запечатанный французским орлом. - Также с письмом едет чиновник из департамента иностранных дел.

   - Он с вами? - спросил майор.

   - Нет, - усмехнулся капитан. - Мы не могли рисковать его жизнью. После того, что устроили эти польские fils de chienne, вы вполне могли встретить нас картечью.

   И может быть, зря не встретили.

   - Мы будем ждать вашего дипломата, - сказал Губанов. - Когда он прибудет?

   - Завтра утром.

   - Тогда я более вас не задерживаю.

   Гусарский капитан злобно глянул на нашего командира, но смолчал, не смотря на явно оскорбительный тон. Он вскочил в седло и отдал своим людям приказ разворачиваться и ехать в лагерь.

   - Серёжа, - обернулся ко мне майор, как только за гусарами закрылись ворота, - очень хорошо, что ты здесь. Сопроводишь в ставку ещё и дипломата.

   - Есть, - ответил я, ничуть не обрадованный своей будущей ролью конвоира и сопровождающего.

   Французский дипломат приехал в сопровождении конвоя из того же взвода гусар Жильбера. Ехал он не верхом, а в двуколке, запряжённой серой лошадкой, что смотрелось довольно странно на фоне лихих всадников. Одет дипломат был по последней парижской моде, хотя чёрный сюртук дипломатического ведомства с торчащим из-под него белоснежным крахмальным воротником наводили на мысли о монахе-инквизиторе или изверге-пуританине из Североамериканских колоний.

   - Ваша лошадь хорошо держится, - сказал ему, не выслушав приветствий и представлений, майор Губанов. - Вот и отлично. Поручик, вы можете отправляться. - Это уже мне.

   Я вскочил на пегого коня - трофей, доставшийся от польских гусар - и толкнул его пятками. Шпор не терплю - лишнее насилие над животным. Конвоем для поляков и сопровождением для дипломата стала полусотня Бугских казаков, прибывших в Шодровичи вместе с батальоном для несения пикетной службы и разведки в окрестностях застянка. Командовал ими пожилой вахмистр с лихими седыми усами, которые он то и дело подкручивал пальцами. Не нравилось ему соседство с гусарами-обдиралами. А вот капитан Жильбер был, наоборот, изрядно весел и постоянно пытался завязать разговор со мной. Я поначалу никак не реагировал на его реплики, отделываясь короткими фразами, однако вскоре дорога наскучила мне, и я решил, что беседа даже с не слишком приятным человеком, лучше молчания.

   - Вот все вы считаете нас, Ecorcheurs, обдиралами, - говорил мне Жильбер, - но ведь по сути, всего лишь пугало для вражеских солдат. Вот вроде ваших казаков или иных иррегуляров.

   - Они люди простые и зачастую с диким нравом, - ответил на это я, пользуясь тем, что никто из казаков французского не понимал, - но вы-то человек образованный, европейский.

   - Одно, молодой человек, - покачал головой капитан, - другого не отменяет. Ваш царь и генералы используют казаков так же, как император и маршал Ней - нас. Мы - пугало для врага. Кошмарные Ecorcheurs и ужасные русские казаки! - Он весело рассмеялся. - Вы не заметили, юноша, что о нас и о казаках ходят почти одни и те же слухи. Мол, изверги, с людей шкуру живьём сдирают и одежду из неё шьют, детей едят на завтрак, девиц - на ужин.

   Возразить на это мне было нечего. Кругом Жильбер оказывался прав. И всё равно, никак не мог я поставить рядом его и седоусого вахмистра.

   До Капсукаса мы добрались через час. На сей раз, нас не тормозили пушки, а длинные дроги, в которых сидели связанные поляки, ничуть нашего движения не замедляли. Пара крепких коней, запряжённых в них, спокойно трусили по пыльной дороге и казак, исполнявший обязанности кучера мирно дремал на козлах. Идиллическая картина, вроде и войны никакой нет, и поляки деревень не вырезают.

   Ни одна из наших лошадей не захромала, и мы продолжили путь, не задерживаясь в Капсукасе. В Вильно прибыли уже после заката. Не смотря на это, я тут же отправился в штаб армии. Мои дела ждать не могли. Поляков надо было разместить в городской тюрьме, да и доложить о прибытии французского дипломата следовало как можно быстрее. Если пленные гусары ещё могли переночевать в дрогах под открытым небом, то Бонапартов посланник - никак нет.