Под этот верноподданнический тост распечатали последнюю, четвертую, бутылку кьянти.
- А реформа военного обмундирования вас отчего не коснулась? - Я уже основательно захмелел - не было у меня опыта тогда в питейных баталиях - и говорил от этого медленней обычного и не слишком верно строил фразы.
- Ни одна, - усмехнулся Булатников, - ни единая. Во всех указах и регламентах об изменении военной формы о нас - воздушной пехоте - ничего не говорилось. Вот и осталась у нас ещё петровская униформа. За первого Императора Всероссийского!
Мы выпили ещё по стакану вина.
- Ты, - мы уже успели выпить на брудершафт и я, как старший по званию, объявил: "Без чинов", - Серж, пойми, о нас просто позабыли. Или решили забыть.
- Но как же так, Виктор, - с ударением на "о" спросил я, - как можно позабыть о почти целом роде войск? Забыть о воздушной пехоте?! Каково?!
- Таково, - покачал перед моим лицом Булатников. - Ты ведь и сам, Серж, ничего о нас не знал, пока я тебе на глаза не попался.
Я уронил голову и едва не расплакался от стыда.
- Пора тебе, Серж, - сказал мне Булатников, - я тебя до каюты провожу.
Офицерская столовая, если по-флотски, кают-компания, представляла собой изрядных размеров помещение, большую часть которого занимал стол. Вокруг него расположились несколько десятков офицеров, как с самого "Гангута" - во главе с капитаном Иевлевым - так и нашего полка. Первым, что бросилось мне в глаза, было отсутствие поручика Булатникова. Хоть и изрядно мы вчера выпили италийского вина, однако вряд ли он испытывает слишком уж сильное похмельное недомогание, чтобы пропустить первый "ознакомительный" обед с экипажем дирижабля.
Мы по очереди, в порядке старшинства, поднимались и представлялись. Сначала мы - на правах гостей, затем офицеры "Гангута". Выходит, для Булатникова и младших офицеров ландунгс-команды даже не приготовили места за столом в кают-компании. Весьма интересные порядки.
Обед, как и положено "ознакомительному", проходил в обстановке некоторого напряжения. Разговоров почти не было, мы даже старались за просьбами обращаться к своим. В смысле, аэронавты - к аэронавтам, а мы, пехота - к таким же офицерам-пехотинцам.
В тот раз я так и не набрался храбрости, чтобы поинтересоваться у кого-нибудь из мичманов "Гангута", отчего на обеде не присутствует кто-нибудь из ландунгс-команды. К тому же, инициативой за столом полностью завладел капитан Иевлев. Он был несколько нарочито-общителен и старался начинать пространные беседы или поддерживал угасающие. В общем, старательно играл радушного хозяина.
После обеда я нашёл поручика Булатникова, который вместо кьянти распивал нечто куда более дешёвое и скверное в своей каюте.
- Приветствую вас, господин поручик, - отсалютовал мне стаканом Булатников. Он был пьян, не смотря на то, что время едва перевалило за середину дня.
- Приветствую, - кивнул в ответ я, освобождая себе место у столика. - Я у тебя, Виктор, спросить хотел одну вещь.
- Почему меня не было на обеде в вашу честь в кают-компании? - полуутвердительно поинтересовался Булатников и, не дожидаясь ненужного подтверждения, ответил: - Мы не числимся в экипаже дирижабля и даже формально не относимся к воздушному флоту империи. Вот и не приглашают нас в кают-компанию. Нет места нам, сиволапым, среди "военной косточки".
- Вот, значит, как, - протянул я, принимая у Булатникова стакан, не ставший более чистым со вчерашнего дня.
- Не стоит тебе проводить так много времени в компании поручика Булатникова, - сказал мне штабс-капитан Антоненко. - Не самая лучшая компания, поверь мне.
- Отчего же? - удивился я, прикладывая к голове ледяное полотенце, протянутое услужливым Жильцовым. Признаться, вчера мы перебрали дешёвого вина.
- От того, Серж, что ты не знаешь полной истории ландунгс-команд воздушного флота, - ответил мне штабс-капитан. - Туда списывают самых никчемных офицеров из пехотных, а иногда и кавалерийских частей. Вроде твоего приятеля Булатникова. Он раньше был неплохим офицером. Наверное. Я с ним знаком не был. Однако, раз его списали в ландунгс-команду, значит, числится за ним некий грешок. Скорее всего, пристрастие к спиртному, если судить по твоему виду.
- Может и так, - не стал спорить я. И вправду, слишком уж любил поручик Булатников выпить, если судить по двум дням нашего знакомства. - Однако это же в корне неверно. Как можно списывать офицеров в подобные части? Они же должны проявлять просто чудеса героизма. Представьте себе, капитан, прыгать на головы врагам, под огнём артиллерии...
Я так раздухарился в своей речи, что и без того словно свинцом налитая голова отозвалась острой болью. Я замолчал на минуту, пережидая приступ.
- Сколько мужества нужно для этого! - воскликнул я, стоило только боли немного притупиться, за что и поплатился новым приступом.
Жильцов подал мне свежее полотенце, взамен немного нагревшегося, и я кивком поблагодарил его.
- Это да, - согласно кивнул штабс-капитан, - пусть они и идут в ландунг пьяными как австрийские гренадеры, однако, не смотря ни на что, мужества им не занимать.
- Вот и я о чём говорю, - наученный горьким опытом я больше не повышал голоса, - как же можно столь отважных людей сбрасывать со счетов. Забывать о них. Списывать в ландунгс-команды никудышных офицеров...
- Это кто тут никудышный? - сунул голову в дверь каюты Булатников. - Я что ли?
- На личности мы не переходили, - отозвался Антоненко.
- Приветствую вас, господа офицеры, - запоздало отдал честь Булатников. - И всё же, господин штабс-капитан, вы считаете меня никудышным офицером, списанным за пьянство или долги в воздушную пехоту, не так ли?
- Положим, что так, - не стал отпираться Антоненко. Он вообще был человеком прямым и честным.
- Я, знаете ли, господин штабс-капитан, - ответил ему на это Булатников, - добровольно отправился служить в воздушную пехоту. И года не прослужил в обычной, наземной, и написал рапорт с просьбой о переводе в воздушную. Начитался глав из "Науки побеждать" про лихие ландунги над Измаилом и Очаковом, думал, вот она - настоящая жизнь, не то, что на земле. Ать-два. Первая шеренга - стой, вторая шеренга - пли! Скука.
- Можете не продолжать, поручик, - кивнул Антоненко. - Вместо настоящей жизни и лихих ландунгов - длительные полёты, презрение "военной косточки" и, как следствие, пьянство и скука.
- А что ещё остаётся, кроме винопития?! - раздражительный с утра Булатников готов был, казалось, прямо-таки в драку на штабс-капитана кинуться. - Вы, значит, воюете не земле, аэронавты - в воздухе, а мы - только и делаем, что пьём. Вы - герои, а мы...
- Ещё слово подобным тоном, поручик, - голос Антоненко был не ледяным - лёд хрупкий - нет, голос штабс-капитана был стальным - серым, холодным и смертоносным, - и я брошу вам вызов.
- Дирижабль является воинской частью, и дуэли на его борту караются весьма жёстко, - заметил Булатников.
- Вас это смущает?
- Ничуть, - отрезал поручик, - просто считал своим долгом предупредить вас, штабс-капитан.
- Вас не затруднит, поручик, - Антоненко обращался ко мне, - одолжить мне вашу пару "Гастинн-Ренетов" и быть моим секундантом?
- Затруднит, - ответил я. - Очень сильно затруднит, штабс-капитан.
- Я не ослышался, Серж? - удивился Антоненко.
- Не ослышались, господин штабс-капитан, - повторил я, упрямо наклонив голову. - Мой отец пустил себе пулю в лоб из-за растраты, оставив изрядное пятно на нашей фамилии, которое мне придётся смывать не один год. Вы, господин штабс-капитан, хотите оставить такое же пятно на репутации всего полка.
- Дуэли не редкость среди офицеров, Серж, - отмахнулся Булатников. - Проведённая с умом, дуэль не гробит репутацию...
- А вам смертушки на войне, не мало ли будет? - внезапно вмешался в разговор Жильцов. - Скольких под Броценами схоронили? Что солдат, что господ офицеров? А вам, выходит, не хватает этого? Врага вам мало, так решили сами друг друга перестрелять?
Эти слова бывалого ветерана настолько остудили всех нас, что уже готовые преломить копья Антоненко и Булатников опустили глаза. Гнев угас. Похоже, обоим стало стыдно от сказанного Жильцовым. Поручик поспешил покинуть порог моей каюты. Штабс-капитан тоже не задержался надолго.
Мы прибыли на место в конце июня. Стояла жуткая жара, казалось, сам воздух плавился от неё. Наш полк, выгрузившись из дирижаблей на Виленском аэродроме, в тот же день получил назначение и скорым маршем двинулся к самой границе. Местом дислокации полка был выбран небольшой город Капсукас. Куда мы и направились скорым маршем, под прикрытием дивизиона улан Литовского полка. Марш дался солдатам, изрядная часть которых была из вчерашних рекрутов, очень нелегко. Десятка два молодых солдат пришлось отправить в обоз, они просто не выдержали многочасового марш-броска на испепеляющей жаре. И если бы не пришёл приказ снять кивера, их было куда больше. Душу грело только то, что в моём взводе и всей нашей роте, таких не было.
В Капсукас прибыли уже к вечеру, последние часы шагали в сумерках. А уже следующим утром меня вызвал к себе майор Губанов.
- Молодец, Серёжа, - приветствовал меня майор, чем очень сильно удивил. - Твои солдаты лучше всего перенесли марш из Вильно в Капсукас.
Он протянул мне руку и я, не без тайной гордости, пожал её. Ведь ещё несколько месяцев назад капитан Губанов, командир нашей роты, был для меня, молодого прапорщика, кем-то вроде небожителя, человека недосягаемого.
- Однако наградить мне тебя придётся новым заданием, - продолжал майор. - Твои солдаты, пожалуй, самые свежие во всём батальоне и потому именно им предстоит сопровождать пионеров и батарею Пятой артиллерийской бригады к деревне Шодровичи. Твой взвод, Серёжа, займёт деревню и дождётся подхода всего батальона.
- Разрешите спросить, господин майор? - сказал я и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: - Что такого в этой деревне, что её нужно занять столь быстро?
- Она расположена на самой границе с Варшавским княжеством, - ответил майор, - и ранее, в более спокойные времена там квартировал батальон пограничной стражи. Теперь же её укрепят пионеры, и там встанет Виленская батарей полевых орудий, деревня станет опорным пунктом нашего батальона при возможной атаке варшавской или французской армии.
- А велика ли такая возможность? - поинтересовался я.
- Весьма, - сказал майор, - велика. Особенно после нашего недавнего столкновения с британцами. Бонапарт вполне может посчитать, что настал подходящий момент для атаки на наши границы, ибо с Британией у нас сейчас весьма напряжённые отношения.
- Значит, нам может грозить война на два фронта?
- Вряд ли, Серёжа, - покачал головой Губанов. - Франция и Британия - не просто соперники, но враги, скорее, кто-то из них предложит нам руку помощи в войне с другим. Быть может, и обе стороны сразу. Я бы, по крайней мере, поставил на это.
- Спасибо, господин майор, - сказал я, поднимаясь. - Разрешите приступить к выполнению задания.
- Ступайте с Богом, Серёжа, - проводил меня майор.
- Разрешите представиться, - как самый молодой первым сказал я, - поручик Суворов. Командир первого взвода третьей роты третьего батальона Полоцкого пехотного полка. Назначен сопровождать вас в дороге к Шодровичи.
- Штабс-капитан Ермилов, - представился командир батареи Виленских артиллеристов.
- Подпоручик Гарпрехт-Москвин, - щёлкнул каблуками пионер.
- Пойдём обычным порядком, - сказал я. - Половина взвода во главе с прапорщиком Кмитом пойдёт в авангарде. Я, со второй половиной, буду прикрывать тыл. В середине построения пойдёте вы, господа артиллеристы и пионеры. Надеюсь, вы не обидитесь на это, подпоручик Гарпрехт-Москвин.
- Ничуть, - белозубо улыбнулся в ответ офицер пионеров.
- Ваши орудия, господин штабс-капитан, - продолжил я, - будут задавать общий темп нашего движения.
- Совершенно верно, - согласно кивнул штабс-капитан. - Мы хоть и конная артиллерия, но двигаться придётся в пехотном темпе. Хорошо ещё, что погода жаркая, дороги сухие, а то пришлось бы вашим солдатам, поручик, тащить пушки вместе с пионерами и моими фейерверкерами.
- Раз всё решили, господа офицеры, - сказал я, поднимаясь, - идёмте строить людей.
Мы вышли из дома, в котором проходил наш военный совет, и я кивнул прапорщику Кмиту.
- Как настроение во взводе? - спросил я у него.
- Нормально, господин поручик, - ответил он. - Солдаты готовы выступать.
- Бери половину людей, - приказал я, - вы будете авангардом. Строй их перед пушкарями и пионерами. Не отрывайся от них, именно пушки задают общий темп движения колонны.
- Есть, - ответил Кмит и тут же принялся командовать. - Унтер Павлов, младший унтер Алексеев, берите людей и за мной! Строиться в авангарде колонны!
- Ермолаев, - обратился я к фельдфебелю, - ступай с ним.
- Есть, - отозвался тот и поспешил за авангардом.
До Шодровичей было не более получаса хорошего марша, однако пушки, хоть и на конной тяге, сильно тормозили наше продвижение. Жара со вчерашнего дня ничуть не спала, и солдаты страдали от неё. Стволы пушек нагрелись до того, что прикоснуться к ним не было никакой возможности. Так прошагали мы несколько часов, пока впереди не зазвучали выстрелы.
- Малышев! - подозвал я самого шустрого из унтеров моего взвода. - Мухой сгоняй к авангарду! Чтоб через пять минут был у меня с докладом!
- Есть! - ответил тот, машинально махнув рукой, однако вовремя опомнился и не стал прикладывать пальцы к непокрытой голове.
- Кивера одеть! - скомандовал меж тем я. - Мушкеты заряжай!
Я успел застегнуть "чешую" кивера и только принялся заряжать свой "Гастинн-Ренетт", когда вернулся Малышев.
- Разрешите доложить?
- Докладывай. - Я забил заряд в ствол пистолета и взвёл курок.
- На подступах к деревне нас обстреляли, - зачастил Малышев. - Пятеро раненых, один погибший - все из рядового состава. Прапорщик Кмит отвёл людей к опушке леса, ведёт перестрелку с врагом.
- Ясно, - кивнул я. - Возвращайся в строй. Арьергард, за мной! У всех мушкеты заряжены?
- Так точно, вашбродь, - за всех ответил старший унтер Ершов.
- Вперёд! - скомандовал я. - На помощь Кмиту!
Когда мы проходили мимо артиллеристов и пионеров, ко мне обратился подпоручик Гарпрехт-Москвин.
- Господин поручик, - сказал он, - мы тыла не удержим.
- Знаю, - кивнул я, - мы постараемся взять деревню как можно быстрее.
- Поручик, - окликнул меня штабс-капитан Ермилов, - мы зарядим орудия картечью. Так что первую атаку с тыла отразить получится.
- Спасибо, господин штабс-капитан.
Шодровичи были не просто деревней, а самым настоящим застянком, как называют их поляки и малороссияне. Высокий частокол был в идеальном порядке, благо леса для того, чтобы его подновлять хватало. Над ним возвышались крыши деревянных домов. Из-за частокола по нам вели неприцельный огонь, значит, на нём оборудована стрелковая галерея. Хотя чего же ждать от деревни, где постоянно квартирует батальон пограничной стражи.