Фронтовик

– Батальон.

– Что?

– Я выбираю сборный батальон.

– Удивил. Там же не машины, а пособия, убитые курсантами в хлам. Что на них навоюешь? Да и каждой твари по паре. Снабженцы вешаться будут, чтобы всем снабдить.

– При грамотном и правильном применении и они серьёзно покажут себя.

– Ну, смотри, капитан, ты сам выбрал. Сам. Может так даже и лучше, варяг со стороны.

Оформили приказ быстро, майор куда-то сходил, за подписью, печати две поставили, круглую и квадратную. Дальше в Академию, и там замначальника академии, изучив приказ, отвёз на полигон. Именно тут и формировался батальон. Меня представили командованию и бойцам, и я сразу вошёл в курс дела, дав несколько дельных приказов, выясняя состояние всей техники, что вошли в батальон. А это без малого сорок семь машин, из которых четыре «КВ-1», «двоек» не было, семь «тридцатьчетвёрок», пять «Т-28», остальные это лёгкие машины «Т-26», два десятка, и плавающие танкетки. «БТ» было мало, всего три, два «БТ-5» и один «БТ-2», да и тот пулемётный. Семь машин в ремонте, не на ходу, поэтому техники-ремонтники и курсанты спешно приводили их в порядок, и я пока не мог дать информацию выше, что батальон готов. Кому я подчинялся, мне уже известно. Два дня так прошло. Сам батальон из трёх рот. Тяжёлая рота, и две лёгких, действительно ещё тот зоопарк. Помимо трёх рот был взвод технического обеспечения, штаб и взвод управления батальона, автотранспортный взвод из пятнадцати грузовиков, хозвзвод, взвод материального обеспечения, медицинский взвод, и зенитный взвод из двух орудий, хотя должна была быть батарея. Мотострелков не было. Два дня прошло, я крутился как белка в колесе, готовя подразделение, уже отправил сообщение, мы готовы, завтра отбываем, пришёл приказ, началась подготовка, когда комиссар батальона, батальонный комиссар Штельман, тот свои корни не прятал, что достойно уважения, попросил подойти к нему, прислав посыльного. На полигоне были летние домики, мы в них жили, также и штаб в подобном размещался, и у Штельмана там было своё помещение.

Я в грязном комбинезоне, «КВ» вытаскивали застрявший, зашёл к нему, держа шлемофон в руках.

– Ты купался что ли? – удивился комиссар, мы в первый день перешли на ты. Да он всем тыкал.

Я же мотнул головой.

– В лужу свалился, – и с интересом поглядывая на мужчину, что сидел на стуле перед столом комиссара, уточнил. – Чего звал?

– Вот, корреспондент. Желает поговорить с героем-танкистом, что бил немцев в хвост и в гриву. Не просто поговорить, а на радио выступить. Когда эфир?

Это уже к гостю, и тот поспешил ответить:

– Сегодня в семь вечера, отдельная передача встречи с бойцами с передовой.

С учётом прошлой жизни, меня таким не испугать, да и по телевиденью выступал часто. Поэтому пожал плечами, и ответил:

– А легко. Когда выезжаем?

– Желательно побыстрее, – отозвался гость. – Передача уже через четыре часа, а вас ещё подготовить нужно и обговорить речь.

– Пять минут, я переоденусь.

Собрался я действительно быстро, комбез бросил в корыто, денщик постирает, он этим сразу и занялся, после как полил меня водой, чтобы я отмылся, и я в своей новенькой форме, при наградах, к машине. У штаба одна легковая машина была, эта «эмка» использовались, когда кому нужно, благо сейчас была на месте. Вообще сотрудник гостелерадио приехал на своей машине, но ничего, она следовала за нами, пока мы двигались к городу, а потом и по улицам.

– Боец, останови! – скомандовал я, приметил знакомого командира НКВД.

Тот тут же прижал машину к пешеходной части, и встал. Вторая машина подпёрла сзади.

– Что-то случилось? – спросил работник радио.

– Да. Видите, того командира НКВД? Я с ним уже сталкивался. Он был в форме пограничника и убивал наших бойцов. Тыловиков, машины захватить хотели. Диверсанты это. Мы тогда ударили, но несколько ушло, включая этого.

– Надо же сообщить, – сразу заволновался тот, да и боец напрягся, потянулся за карабином, что у сиденья был в зажимах закреплён. Машина армейского типа, зажимы были.

– Пока сообщаешь, он уйдёт. Сами брать ворога будем, – ответил я. – Боец, укроешься за машиной, подстрахуешь меня со стороны. Старайся не привлекать к себе внимания, пока позицию занимаешь.

– Есть.

Парень молодой, из курсантов, шофёра подменял, пока тот в санчасти. Вполне резкий и готовый к немедленным действиям. Мы одновременно покинули машину, сотруднику радио я велел сидеть внутри. Курсант прихватил карабин, на весу за ствол у бедра его держал и так ушёл за корму машины, оставшись стоять. И всё поглядывал на меня. «Глаз» что был в небе, не фиксировал других знакомцев. А этот, из первого попадания, что пограничником был, потом я его не раз узнавал. Причём, и в глюках… Блин, уже и сам запутался, где и когда. В этот раз я сам хотел его взять, а то сотрудники Лубянки то упускают, то завялят его. Впрочем, я далеко от машины не ушёл, знакомец встретился, что из подъезда жилого дома выходил к нам. Да не один, с коллегой.

– Старшина, ко мне, – негромко скомандовал я.

Дёмин, мой подчинённый в одной из жизней, разведчик, из разжалованных командиров, позывной Кот, подбежал, вопросительно глядя на меня.

– Здорова, Дёмин, давно не виделись.

– Не припомню, товарищ капитан.

– Было дело. Вот что, у меня дела. Ситуация такая, на фронте с диверсантами не раз встречался, и увидел сейчас одного из них тут на улице. Вон тот командир НКВД, сержант госбезопасности. Или сам возьми его, или на Лубянку сообщи, дело твоё. Я сам хотел его взять, но тут ты удачно мне подвернулся. Повезло. Значит так, меня можно найти на полигоне бронетанковой Академии, капитан Иванов, комбат. Сотрудники госбезопасности будут спрашивать, откуда информация, там меня найдут. Всё, работайте.

– Есть, – козырнул тот, и подхватив товарища, он старлеем был, не знаю его, направился к углу перекрёстка улиц, куда только что завернул диверсант.

Я же повернулся на каблуках, и вернулся к машине, знаком велев бойцу занять место за рулём.

– Порядок, – сообщил я остальным в машине. – Знакомых армейских разведчиков встретил, они его возьмут. Всё, поехали.

Мы проехали дальше по улице, Дёмин с дружком уже повернул следом за диверсантом, так и добрались до места назначения. Дело привычное, объясняли, что можно и что нельзя, ну и остальное. Вообще два фронтовика было. Сначала я выступал, за мной старшина-артиллерист, что лично подбил четырнадцать танков, надвигающихся на их батарею, где осталось целым одно орудие. Я ему приветливо кивнул, вместе нас Золотыми Звёздами награждали в Кремле. Знакомы. Меня первым пригласили в зал. Дальше ведущий программы неплохо дал мою биографию, и начал задавать вопросы, на которые я корректно отвечал, с некоторыми нотками юмора. Описал насколько боёв, где участвовал, как с немецким солдатом неожиданно столкнулся, проснувшись в общежитии в Минске, как бил немцев у Могилёва, пока мою сборную из окруженцев группу не отобрал политработник, давя чинами. Ведущий это пропустил, сделал вид, что не заметил, и спросил:

– Получается, вы били немцев так, что на вас даже охоту начали?

– Да, искали три самолёта-разведчика, плюс старались блокировать район, где мы примерно находились, отдыхали днём, чтобы не дать вырваться. Такие посты усиливали танками и противотанковыми пушками. Мы их просто обходили, били с тыла, уничтожая, и снова работали по тыловым колоннам и подразделениям, что отдыхали в поле или деревнях. За пять суток существования группы, а работали преимущественно ночами, было уничтожено порядка полтора тысяч солдат и офицеров противника. Двадцать шесть танков, около двадцати бронемашин разных типов и почти две сотни грузовиков. Плюс около полусотни орудий разного калибра. Жаль, что не удалось продолжить. Однако повезло встретить крупный штаб противника, где я в одиночку и смог захватить германского генерала, и даже доставить его нашим.

– Успех ваших действий, в чём они заключались, как вы думаете? То, что били врага ночью, когда они не ожидали?

– Можно и так сказать. Я просто действую нестандартно, так как от меня не ждут. На самом деле это легко. Ещё до начала войны, я потерял память. Попал в железнодорожное крушение, за несколько дней до начала войны, диверсанты пути разобрали, удар в висок, и когда очнулся, ничего не помню. Да и сейчас память не восстановилась. Получается, я не знаю тактики применения бронетанковых подразделений, чему меня учили в казанском танковом училище, и действовал так, как сам считал правильно. Немцы же от меня ожидают привычных действий, они сами учились в наших училищах, но я постоянно их подвожу, воюю не так, как они ожидали. От травмы были и плюсы, я стал видеть ночью очень хорошо, поэтому и наношу удары по ночам. Определюсь что и как, поставлю задачу, чтобы каждый знал своё дело, и уже атакуем. А чтобы бойцы видели, они же ночью от немцев ничем не отличаются, слепые как котята, использовал световые ракеты. Причём, трофейные. Они хорошо освещали поле боя, и бойцы действовали уверенно, видя кого бить. Немцы же сонные выскакивали из хат или палаток и становились жертвами нашего удара. Примерно так всё и выходило.

Дальше диктор опросил как был взят генерал Гот, больше сказкой был рассказ, но я рассказал, многое беря из своей фантазии, главное звучало правдоподобно и сходилось с теми рапортами, что я написал по захвату генерала. На этом всё. Следующим был старшина, уже его представили, а я, поблагодарив работников радиоредакции, направился к выходу. А там машина уже повезла меня обратно в часть.

* * *

Пурга начала мести, мешала позёмка, но я лежал на лапнике и терпеливо смотрел в мощный прицел. Наконец нужный генерал вышел из землянки, и моя крупнокалиберная винтовка, ударила меня в плечо. А добыл её в Штатах в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. Как вы понимаете, в прошлой жизни. Грохнула выстрелом, оглушая, и дульный тормоз не помог. Дистанция шестьсот метров, пуля калибром двенадцать с мелочью миллиметров, просто разорвала советского генерал-лейтенанта пополам, забрызгав свиту. Я же довольно хмыкнул, прибрал всё, и, забравшись на место механика-водителя танкетки «Т-40», поехал прочь. Погода такая, на вертолете не улететь, приходится использовать наземный транспорт. Для снегохода погода тоже не очень, а для этой танкетки оно в самый раз. Моё обезображенное ожогами лицо, без губ и носа, выгорели, кривилось в ухмылке. Мстить надо всегда, я надеялся, что этот генерал жив, искал его и нашёл. Армию получил под командование.

Меня убили, комбат Иванов погиб при атаке на позиции противника. Батальон по сути перестал существовать. Из Москвы мой батальон направили под Смоленск, там подчинили одной из армий, и направили на передовую. Наши постоянно атаковали, немцы выбивали личный состав, а тут генерал-майор вышел на дорогу, командир корпуса, остановил батальонную колонну, и, подчинив нас себе, погнал с ходу в атаку. Я пытался поговорить насчёт разведки, подходов, узнать, где у них что, но тот орал мне в лицо, брызгая слюной, и грозя расстрелять на месте. Или сменить на другого командира. Я сам повёл батальон на окопавшегося и подготовившегося противника. Лёгкие машины жгли только так, тяжёлые продержались чуть больше. Не стало моего батальона. Сам я вылезал горевшим факелом из танка на одной силе воле. Амулет-защиты разрядился в ноль, да и расплавился. Хорошо у первой линии окопов подбили мой тяж, немцы бы добили, но наши взяли окопы и меня в медсанбат. Генералу ничего, а меня в госпиталь. Причём, когда очнулся, сказал не свои данные, а записали под именем моего механика-водителя, он сирота, обгорел так, что не опознать, вот и не опознали. А капитан Иванов погиб смертью храбрых. Немцы от нашей атаки тоже потери понесли, но не сравнить с потерями моего батальона, и всё из-за этой твари с лампасами на штанах. Я долго восстанавливался в госпитале, пока в середине августа не сбежал. Да ел за троих, и кожица быстрее прорастала, это могло привлечь внимание. Впрочем, кожа не самое страшенное, чуть заживил амулетом, чтобы сукровица не текла, и ладно, страшнее потери рук. Сгорели они у меня, культяпки были. Ноги сапоги защитили, а от рук только кисти остались. Вот и кинул всё на выращивание рук. А это могли увидеть и понять, что происходит, потому и сбежал из госпиталя. Руки отрастил только в середине ноября, тогда же и отправил письмо в Казань, родственникам парня, Звезду Героя, орден, документы на них, личные и памятные вещи, фотоальбом. Якобы от сослуживца. Мол, в госпитале находился, сразу отправить не мог, но сохранил. Хоть что-то осталось на память о погибшем сыне, муже и брате.

Мстить надо всегда, и я это только что сделал. После выращивания рук, а ел очень много, материал нужен, я занялся средством размножения. Да он тоже почти выгорел, врачи удалили остальное, некроз пошёл, вот выращивал с нуля. Пока в процессе, поэтому на сегодняшний день, а было двадцать второе декабря, кожа моя выглядела до сих пор ужасно, но она у меня последней на восстановление. Ничего страшного, главное остальное убрать. На полное восстановление тела у меня уйдёт около полугода, к лету сорок второго восстановлюсь, как я прикинул. То, что случилось со мной и батальоном, раз и навсегда отбило у меня желание участвовать в этой войне. Всё, хватит, достало. Пока такие генералы командуют, я от советских подразделений предпочту держатся подальше. Да их там каждого второго или под трибунал, или сразу под расстрел. Не было необходимости атаковать противника, «Глаз» это показал, ну не было, а тот исступлённо кидал подразделения в эту мясорубку. Вот и мы попались ему под руку, и дальше под раздачу. Ладно бы его наказали, он же просто геноцид устраивает, но его даже в звании повысили и армию дали. Молодец, ударными темпами сокращаешь население страны, вот тебе армия, продолжай в том же духе. Зла не хватает. Поэтому всё, хватит с меня, переберусь в другое место и буду просто жить. Пока не определился куда, но уж я себе найду тихое и спокойное местечко.

А пока танк активно полз по сугробам ночного леса, «Глаз» помогал прокладывать маршрут, а то из-за пурги видимость почти нулевая. Главное убирался подальше. Месть свершилась, а то эта несправедливость жгла изнутри, мои бойцы погибли, а эта тварь живёт? Не бывать такому. Теперь же я чувствовал облегчение и в некотором роде пустоту. Дело сделано и это хорошо. Амулет «Глаза» не пострадал, когда рванули снаряды в танке, порох в них горел, сжигая мой экипаж. Я даже не знаю, чем это нас достали. Защита недолго продержалась, я всё успел убрать в хранилище. Дальше выбирался объятый огнём, воя от боли. Больше не помню, болевой шок вырубил. Сердце к слову серьёзно просадил, потом амулетом пришлось восстанавливать. Сейчас как новое. Также от отравления продуктами горения почистил тело. Сам горел, сам себя травил. Все эти дни, пока я лечил себя, сначала одну руку восстановил, чтобы можно было в быту пользоваться, потом вторую, жил в прицепном автодоме, в районе правительственных дач, у Москвы. Вы думаете инвалид без рук, что сбежал тихой ночкой из московского госпиталя, где лежал в ожоговом отделении, сможет далеко уйти пешком? Вот и я, сколько мог и шёл. Шесть раз ночевал в пути в автодоме, или в спальнике, благо конец лета, тепло, с утра продолжая движение, но вот нашёл тихое место в густом ельнике, и тут жил. Домик летний, и в тридцатиградусные морозы сложно в нём жить. Кондиционер от морозов не спасает, а встроенная печка была слабой. Благо, когда морозы пошли, одна рука у меня уже была, вторую заканчивал, пальцы отращивал, я улетел на юга. В район Астрахани. Держать штурвал одной рукой мог, и мой двухмоторный самолёт добрался до места. Там и жил, и восстанавливался, а как вторую руку вырастил, сразу к Москве, искал нужного генерала. Да тут он, в районе Калинина воевал. Четыре дня на поиски, полдня на подбор позиции, и исполнение в этот же день. Успел до начала ненастья. А теперь можно покидать Союз. Да, восстанавливаться я собирался за его территорией.

Чёрт, а пурга только усиливалась. Я выехал на опушку и там, на заснеженную пустую дорогу, неплохо укатанную, что позволило мне серьёзно прибавить в скорости. Надо найти тихое место, переждать непогоду, и полечу куда хотел. Хороший план, выполняем его.

* * *

– Осторожно, – сказала проводница, неся поднос с чаем.

Пришлось пригнуться в тесном коридоре, она поднос поверху пронесла, и мы разминулись. Открыв дверь купе, я зашёл и положил полотенце на верхнюю полку, где спал. Рядом сумочку с гигиеническими принадлежностями. Двадцать лет в Союзе меня не было, и вот вернулся. Да, сейчас тысяча девятьсот шестьдесят третий. Начало июля. Наш поезд из Адлера идёт на Москву.

Устроившись на полке, я взял книжку и стал читать. Что я скажу про эти двадцать лет? А знаете, самые счастливые мои годы. Я жил на Мальдивах, на одном из островков, сам построив хижину. Сказал бы один, отшельником, но нет, это не так. Девушки местные, с других островов, мне скрашивали жизнь. Богатое приданное давал, когда расставались, но больше двух-трёх лет со мной не жили. Я уставал от лиц и заводил новые отношения. Купался, рыбачил, все рифы на глубину четыреста метров изучил. Амулет-водолаза при мне, как и амулет-светильник. Просто фееричные ощущения. Я руками рыбу научился ловить, с острогой. Освоил два языка, испанский и мальдивский. На яхте своей трижды в кругосветном путешествии побывал. Вообще до того, как добрался до Мальдив, я до осени сорок второго проживал в джунглях Индии, восстанавливал себя. Свой инструмент отрастил, новая внешность, что не похожа на Иванова. Новый человек. Когда уже без содрогания на меня смотреть можно было, добрался до Мальдив. И проживал тут. Остров я не купил, арендовал у местных на двадцать лет, и жил, пока срок не вышел. Вообще я запрет на посещение острова поставил, частные владения, и девушки у меня не всегда были. Как бы это сказать? Лет пять назад, в пятьдесят восьмом, я решил себя омолодить, возраст сбросить. Просто нашёл эту опцию в лекарском амулете, и задействовал. Аккуратно и осторожно в течении трёх месяцев омолаживался до двадцатилетнего возраста. Тогда я отключил амулет и жил дальше, но стал замечать, что суше становлюсь, усыхаю, кожа более молодой становится. Пришлось вести статистику внешних изменений. За полгода я скинул возраст до пятнадцати лет, без воздействия амулета. Диагност показал, что мне реально пятнадцать. Видимо, что нужно тот сделал, и дальше уже само шло. Не сильно расстроился, жил один, сплавил как раз двух девчат домой, щедро отблагодарив за год совместной жизни, а новых два года не приглашал и дальше жил на острове, возвращаясь к двадцати годам естественным способом. Я в таком молодом возрасте третью кругосветку и совершил.

А когда срок аренды закончился, остров к слову уже арендовали, года четыре как, и новый арендатор получил во владение этот райский островок, я же отбыл на своей яхте до Красного моря. Там месяц жил, потом полгода на Средиземном, Италия, Франция. Сейчас мне двадцать лет, вид вполне симпатичного паренька. Решил вернуться домой, уже тоска начала подтачивать по родным пенатам. Хотя лет десять назад, да даже пять, ничего подобного не было. Непонятно. С другой стороны, между родных берёзок бегать в обличии волка, или между пальм, разницы я не видел. А в шкуре зверя я проводил очень много времени, не зря же отшельником был. Ну, почти. Вернулся этим летом в Союз, долетел на своём самолёте, приводнился, и дальше под водой. Так у Сочи и выбрался на берег. От местных мало чем отличался, такой же загорелый, с довольной рожей. Ещё неделю тут пожил, и вот на поезде еду к столице. Между прочим, никаких документов я не имел. Буду решать вопрос с паспортом в столице, желательно послужившего парня, снова отдавать долг срочной службы желания никакого у меня не было. От слова совсем. А так порешаем. В столице будет видно. Хорошо в Союзе живут граждане, документы за всё время нахождения на его территории, так и не спросили.

Сам поезд так себе, какие-то вагоны потасканные, вагон-ресторан настоящая рыгаловка, я один раз сходил, и хватило, лучше своим питаться. В остальном неплохо, приятные соседи, причём все трое девушки.

Так и прибыли на перрон вокзала Москвы. Девчат встречали, их родственники, а я со своим чемоданчиком направился к выходу. Машины уже все расхватали, вот так ностальгируя, с улыбкой на всё поглядывал, такая молодая Москва, машины эти, «Волги», «Победы», «Москвичи», редкие «ЗАЗы», но больше автобусов и грузовиков. Не пустые улицы. Шёл, в чёрных брюках, белой рубашке, в туфлях, стройный, подтянутый, и поглядывал вокруг. Эх, ностальгия. Вот только вернувшись сюда, начинаешь жалеть, что не сделал этого раньше. Без шуток говорю, действительно жалею. Причём, отлично понимаю, лет пять поживу, хапну советской действительности и снова за границу. Бабульки на вокзале были, что жильё предлагали, но я решил идти от обратного, сам поищу место постоя. А пока дошёл до реки, там дальше пляж, детей множество купалось, оставил вещи в тени ив, раздевшись, тоже искупался и заодно помылся, а то почти трое суток в поезде, попахивало от меня. Сменил одежду, старую потом постираю, и уже через час, довольный и посвежевший, направился искать жильё. Нашёл быстро, там, у детворы спросил, тут, вот и нашёлся пацанчик, лет десяти, что отвёл меня к бабушке. Она в коммунальной квартире жила и бывало сдавала комнату, а сама переселялась к подруге, что жила в соседней комнате. Заплатил за неделю, да ещё одежду дал постирать, это за отдельную плату. А деньги были, неделю в Сочи жил, вот и продал некоторые вещи. Иногда отдыхающие так потратятся, что сбывают что-то из вещей, бывает украшения, и находятся люди, что их скупают. Там целый бизнес на этом. Я на таких вышел, грузин был, работал грузчиком в кафе, но это прикрытие, и неплохо заработал. Для меня мелочь, для него серьёзные золотые предметы. Цепочка толстая, браслет и перстень, тысячу рублей как с куста. И это только один скупщик. Нет, им я ничего не продавал, даже не подходил, отследил «Глазом» и амулетом-сканера, где тайники с наличкой, и прибрал. Поэтому набрал почти тридцать пять тысяч рублей. Была и иностранная валюта, всё забрал. Так что наличка была. Причём, в основном скупщики из кавказцев, пусть и было два еврея, но кавказцы этот бизнес под себя подмяли. Они там много где крутились.

На следующее утро я посетил городскую столовую, между прочим, вкусно готовили, хотя для завтрака в основном были каши, благо нашлась одна из рубленой крупы-сечки, с подливой и рыбной котлетой. Ну и компот. Поев, я поблагодарил работниц, и направился к… моргу. У ближайшей больницы был свой морг. Там дождался, когда выйдет работник. Первый мне не понравился, похож на комсомольского активиста, резкий как понос. А второй, пожилой, усатый, сгорбленный мужчина, вышел в клеёнчатом переднике, явно непростой санитар, и курил, дымя «Беломором», вот он, заинтересовал.

– Доброго дня, – подойдя, подал я голос.

– Доброе? – даже удивился тот. – Ну как скажешь. Чего хочешь? Родственник у нас?

– Нет. Есть серьёзный разговор, хотелось бы пообщаться.

– Сейчас не получится, освобожусь минут через сорок, там пообщаемся.

– Добро, там, на лавочке в тени парка посижу.

– Угу.

Он вернулся в здание морга, а я прошёл в парк, что принадлежал больнице. Там и больные гуляли, вот и занял лавочку. Подумав, достал книгу, читал в оригинале Дон Кихота, купил её в Риме, вот и продолжил где остановился. Увлекла история. Полчаса, пока кто-то не воскликнул, выхватив книгу:

– Ага, шпиён!

Отреагировал я резко. Вскочил и заехал правым боковым в живот похитителю книги. Оп-па, старик, думал моложе он. Голос подвёл. Он выронил книгу, а я её подхватил. К нам уже бежала медсестра, я же, посадив больного старика, он в больничной пижаме был, на лавочку, а тот рыгал, удар в солнечное сплетение, и оставил, поспешив уйти. Ладно, сорвалось, сейчас лучше к местному работнику не подходить, ещё милицию вызовут за нападение на пожилого и больного человека. Да была мыслишка через него добыть документы. Иногда к ним привозят тела, плохо обыскивая, и они находят документы, а тело как неопознанное проходит, и сдают кому нужно. Думал с этим усатым я бы договорился. Ладно, не помог план «а», переходим к плану «б». У меня и «в», если что, есть. Я направился на поиски ближайшего отдела милиции. Вот там нашёл отдел, что занимается оформлением погибших, потом передают документы дальше, сообщая по месту жительства, если кто погиб, и вот с помощью амулета-сканера, изредка и «Глаз» гонял, я ожидал интересного.

Надо сказать, пришлось подождать, только на восьмой день с момента как я прибыл в Москву, пришлось продлить комнату, она меня вполне удовлетворяла, без тараканов и клопов, что редкость, дождался того, что нужно. В отдел доставили документы погибшего, ответственный сотрудник начал оформление, но не закончил, ушёл на обед, а я проник в здание и в нужный кабинет, всё давно подготовлено, даже ключи от дверных замков. Стопка документов заинтересовала. Так вот, были они на Андрея Геннадьевича Миронова, двадцати одного года, то есть, сорок второго года рождения. Мартовский. В стопке документов, паспорт, военный билет, я мельком глянул, сержант-артиллерист. Комсомольский билет, шофёрское удостоверение, аттестат об окончании десяти классов школы, и свидетельство о рождении. Я особо не изучал добытое, времени мало, только проверил стопку. На одну фамилию, потом облил всё бензином, свечку поставил, и нить натянул, пропитанную бензином, и покинул кабинет, а через полминуты полыхнуло. Да хорошо так. Окно вылетело. Пока пожарные приехали, всё и выгорело. Журнал учёта тоже, куда внесли информацию о погибшем парне. Я же направился к знакомому моргу, и как стемнело, там остался сторож, проник внутрь и подчистил журнал, а также журнал на Скорой помощи, убирая информацию по погибшему парнишке. Всего несколько букв дополнил и уже совсем другой человек погиб. Пусть ищут. И я данные по рождению изменил. В общем, подчистил историю жизни парня. Сам же в снятой комнате уже внимательнее изучил документы. Самое главное, в паспорте была отметка о выписке. Тот прописки не имел. А до этого жил в Рязани, выписался оттуда, приехал в Москву, и погиб. По записи в морге, и травмам, столкновение с грузовиком. Сшиб его грузовик, на полном ходу, травмы несовместимые с жизнью.

Отлично, как раз тот комплект документов, что я хотел, отучился в школе, отслужил, и видимо немного работал шофёром, никуда не поступая учиться. Трудовой книжки нет, а жаль. Ну, мне это тоже не надо. А пока я ожидал этот комплект документов, то посещая разные фотоателье, сделал фотографии в разной одежде и причёске, как раз для замены, и так работая, поменял фотографии на трёх документах, паспорте, правах и комсомольском билете, на свои. Причём паспорт облил чернилами, дал высохнуть и на следующий день пошёл сдаваться в милицию. Не в тот отдел, где пожар был. В паспортный отдел, написал заявление, что двухлетняя дочка жильцов, где квартирую, случайно пролила чернила, я не сразу обнаружил. Прошу заменить документ, по причине повреждений старого. Заявление приняли, фотографии от меня и испорченный паспорт тоже, выдав временную справку, что возмещала паспорт. И всё, через девять дней я получил новый, уже настоящий, на моё имя. Это всё довольно просто. А теперь можно устраиваться в жизни. К тому моменту, когда за паспортом пришёл и получил его, я уже нашёл работу. В Москве оставаться не хочу, и поэтому внимательно выслушал вербовщика, что ловко вербовал людей работать на Крайнем Севере. Ага, в Воркуту славил. Я от неё отказался, тогда тот предложил Камчатку. Камчатка? А вот это уже интересно. Так что оформили документы, и я был завербован как фотограф в Дом Быта в один из самых северных посёлков на Камчатке.

Собрал вещи, фотоаппаратуру закупил, тут в Москве неплохой набор, это личная, для работы на месте должны выдать, всё что нужно для северных краёв, особенно фрукты и сухофрукты, молоко, запасы сделал в хранилищах, в браслете в том числе, сел на поезд и с немалым удовольствием поехал на Дальний Восток. Мог и самолётом, но зачем? Мне дорога нравилась, тихо и пристойно, интересные соседи, симпатичная проводница, разведёнка, что, не против была уединиться в её купе, за время пути со всеми перезнакомились, включая соседние купе. Вагоны новенькие, проводницы вежливые, ресторан замечательный, не то, что те, которые на юга ходят, детей вездесущих и орущих нет. Не поездка, лафа. Есть, конечно, те, кто за воротник заливал, но таких на наш вагон немного было, в одно купе перебрались и тихо там бражничали, не мешая особо остальным. В других говорят шумновато, даже милицию вызвали. Десять дней шёл поезд до Владивостока, там снял гостиницу, помылся, постирался, и узнал, когда попутное судно к нужному селению выходит. Через шесть дней рейс. Тут теплоходы заходят в каждое селение по пути, главное в нужное тоже зайдёт. Так что меня проверили пограничники, не знаю почему, я погрузился на борт, а выкупил одноместную каюту, что на теплоходе довольно большая редкость, да и цена кусалась, и мы направились к Камчатке. Чую меня ожидает интересная жизнь.

* * *

Панцирная сетка кровати скрипнула, когда я с неё встал, и тихо, стараясь не разбудить соседей, подойдя к открытому окну, прислушался. Пугающая тишина, а ведь через час начнётся самая страшная война в истории человечества. Вторая Отечественная война. Да блин, я умер и снова очнулся в теле молодого парня, и, наверное, рад тому, в ком оказался. Желания особо участвовать не было, но в этом роду войск я в первые, решил, что можно рискнуть.

Об этом позже, сейчас о другом. Я прожил прекрасную жизнь. Помните Камчатку? До самого развала Союза я там жил, с женой и тремя детьми, плюс любовница, у которой ещё двое детей, и жена знала, они подруги. Летом мы ввосьмером летали самолётом на южное тёплое море, а так жили на севере. И мне там действительно нравилось. Я отличный фотограф, все фотографии на паспорт или другие документы, фотопортреты или на свадьбу альбомы, всегда делал сам. Вот и пригодился опыт, я считался хорошим специалистом и получал положенные надбавки. Плюс на полставки был ремонтником радиоаппаратуры и музыкальных приборов. И срок до пенсии быстро уменьшался. По сути, к развалу Союза я уже лет десять как был на пенсии. Там оставил жену богатой вдовой, любовницу тоже, имитировав свою гибель, омолодился и жил в разных странах, путешествуя. Я был циркачом, кинжалы метал и силача иногда подменял, был пилотом авиашоу в Англии, высший пилотаж демонстрировал, занимался глубоководными исследованиями. Тут в одиночку, магией пользовался. Работал на ранчо в Аргентине, где много рогатого скота, делал сыр на сыроварне в Швейцарии. Я объездил весь мир, работая то тут, то там. Мне было интересно, скучать не приходилось, и это было здорово.

В две тысячи сорок шестом году, я сам себя убил. А выхода другого не видел. Тут без шуток, так и есть. Меня пытался захватить маг, неизвестный, это не магёныш с его учителем, я про них давно забыл. Вообще неизвестный хмырь, и не землянин, у нас таких рас нет, хотя и человек. Не бывает у наших красных зрачков, синего цвета волос, и серой кожи. Первый удар защита выдержала, думаю по амулету обнаружил меня, и атаковал сходу. Если бы у него было время для подготовки, у меня без шансов, а тут… Да и тут шансов никаких. Что я противопоставлю опытному магу? Я разозлился, из хранилища достал авиабомбу, на ней шашки тротила, всегда стараюсь иметь штуку, с которой прихвачу собой врага, и активировал детонатор. Ожидания не было, сразу сработала. Вспышку увидел, боли нет, а вскоре очнулся в теле молодого парня. Мне там всё нравилось, просто здорово было, но вот не повезло, с магом столкнутся. И чего ему от меня надо? Ладно, была жизнь, и была, у меня молодое тело, я в прошлом и впереди снова долгая жизнь. Тут главное войну пережить. Я решил дать шанс местным, и повоевать. И самое главное, в две тысячи сорок седьмом я почти всю технику и оснащение заменил на суперсовременное. И у меня есть и дроны, и коптеры. Да и электроники всякой. Чего только нет. Я уже в предвкушении, в личном хранилище пятнадцать тонн свободного, в браслете около трёх тонн, подъел все запасы провизии этого времени, а химию и синтетику будущего есть не хотелось. Тут пополню запасы еды.

Так вот, в кого я попал. Молодой парень, девятнадцати лет от роду, сержант ВВС, прибыл в свой истребительный полк за две недели до начала войны, прямиком из училища. Принял машину, «И-16», сделал два учебных вылета в составе своего звена, а на третьем проблемы при посадке, скапотировал самолёт, перевернулся, и он ударился головой о землю. Когда вытащили, уже не дышал. Хорошо врач дежурил, провёл реанимационные мероприятия, и вернул к жизни. Только уже не сержанта Алексея Даниловича Соколова, а меня. Вот такая история. Очнулся четыре дня назад, вчера закончились проблемы с руками и ногами, я уже излечил все повреждения лекарским амулетом, хотя шапка бинтов на голове до сих пор есть. Ещё и обрили наголо. А служу я теперь в Сорок Первом истребительном авиаполку, Девятой смешанной авиадивизии, Западного военного округа. У Белостока стоим. В полку два десятка «И-16» и «И-15», и около полусотни «мигов», но не все лётчики ими владеют. Я в медсанчасти лежал, где травмированные лётчики находились, тоже разбились при посадке. Двое их, кроме меня. Помните в прошлой жизни, когда я в теле танкиста Иванова очнулся, и в госпитале лежал? Там лётчик весь в гипсе в моей палате был, жена о нём заботилась? Вот, из этого полка. Интересно, почему постоянно Западный округ? Начинал же с Киевского? Ну ладно, лично я не против, тряхну стариной, главное, чтобы старина не отвалилась, и повоюем. ВВС элита, тут и жизнь получше, и питание, да и девушки. Тем более я попал в паренька, он сирота, после отгремевшей Гражданской войны такое не редкость, но ничего. Я вообще привык жить бродягой, где я, там и мой дом. Тем более свой дом я ношу с собой, в хранилище два кемпера, построенных по индивидуальным заказам специально для меня. Один настоящий дом, в виде большого автобуса, другой автоприцеп, тоже хорошо оснащённый. И если дом на колёсах для северных краёв, хорошие утеплители и печки, солнечные батареи на крыше, то прицеп, для жарких стран, белый с кондиционером, и тоже наверху солнечные батареи. Сверхлёгкие и прочные. Научились делать. Хотя большой дом и в Сахаре использовать можно, два мощных кондиционера. Универсальный он, от минус пятидесяти, до плюс пятидесяти. Да и другой техники хватало, в будущем чего только не придумали.

– Скоро начнётся, скоро начнётся, – шептал я, и размышлял.

Вот именно об этом моменте, терпеливо дожидаться налёта, или же рвануть на аэродром и поднять хотя бы один самолёт навстречу врагу? Есть несколько моментов, да я очень опытный пилот и легко кручу фигуры высшего пилотажа, незнакомые мне машины освою быстро, но спортивный пилотаж и боевой, это немного разные вещи. Я не умел использовать бортовое вооружение, если проще. Да, я даже реактивными самолётами управлял, причём, у меня свой личный был, но это другое. Опыт нужен, а его нет. В общем, я просто махнул рукой, чему быть тому не миновать, вылез из медсанчасти полка через окно, и босиком побежал к стоянке самолётов, тут до них недалеко. Видел хорошо, спасибо амулету-ночного зрения, да и успел с помощью «Глаза» определить, где стоят самолёты дежурных звеньев, три «И-16» и три «Миг-3», туда и бежал. Да и рассвело уже, ещё кое-где туман виднелся в низинах. У хорошо замаскированных самолётов спал механик, чуть дальше прогуливался боец с винтовкой и в каске, с интересом на меня поглядывая. Пнув по ноге механика, и когда тот резко сел, спросил:

– Какая машина с пушками?

– Эта, командира звена, – указав пальцем, машинально ответил тот и осмотревшись, спросил. – А что происходит?

– Война, немцы летят, бомбить нас. От винта!

– Есть от винта, – откликнулся механик и, подскочив к машине, в которую я забрался, стал её готовить.

Внутри даже парашют был, но я на него просто сел, пристёгивая страхующие ремни. Ну и дальше запуск. С помощью «Глаза», пока в медсанчасти находился несколько дней, я наблюдал, какие манипуляции лётчики проделывали, мотор басовито взревел. Из здания штаба выглянул какой-то командир, видимо дежурный. Колодки убрали, и я дал газу. Самолёт выруливая на полосу, начал разгон. Шлемофон и очки от механика получил. Более того, я видел, как лётчики в воздухе, вручную убирали шасси. Вот и стал крутить ручку штурвала, параллельно поднимая кругами самолёт выше. Хочу набрать предельную высоту и оттуда атаковать немцев, когда подойдут. На высоте трёх километров проверил пушки, очередь в два снаряда ушла в синее небо. Порядок, работают. Оп-па, только на пять тысяч метров поднялся, а в полку тревога стоит, видимо решили, что самолёт угнали, как я рассмотрел первых немцев. В смысле, их самолёты. На высоте трёх тысяч метров идут, поэтому я прекратил подъём, и стал набирать скорость, нарезая большие круги на одной высоте. То, что те меня видят, уверен на все сто, небо чистое, ни облачка. Главное прикрытия у них нет, летят без истребителей. Это они зря. А летели бомбардировщики, «Ю-88». Пятнадцать штук, пять троек. Причём, на подходе те разделились, две тройки пошли на город, кажется станцию бомбить, а три на аэродром. Ну я не разорвусь. Когда те были практически над аэродромом, не сворачивали, начал падать вниз, сделав целью ведущий бомбардировщик. Ко мне потянулись тонкие линии пулемётного огня, там видимо трассирующих патронов в лентах хватало, но я плавно уходил в сторону. Впрочем, сбить атаку мне смогли, я резко ушёл в сторону и открыл огонь я не по ведущему группы, а ведущему третьей тройки. Замыкающей.

А это оказалось сложнее чем я думал, пушечные снаряды стегнули не по кабине, куда я и целил, а по фюзеляжу, пройдясь по нему до хвоста, кажется, убив стрелка. Впрочем, самолёт я не сбил, удержался и тянул дальше. А тут внизу стали вставать многочисленные разрывы, большая часть уродовала взлётную полосу. Впрочем, два истребителя, таких же, как у меня, видимо, как раз дежурного звена, взлететь успели. Думаю, из-за меня их и подняли в воздух, и успели до налёта. Сейчас они в стороне спешно повышали высоту. Я же резко ручку на себя, самолёт очень неплох в кручении, пока поднимался, изучил его лётные характеристики, вокруг столба может развернуться, и снизу вверх снова атаковал ведущего группы. Моей ошибкой, я это уже понял, было то, что не спросил у механика на сколько выставлен прицел у пушек истребителя. Кто на двести ставит, кто на сто пятьдесят, там по желанию самого лётчика. Хотя существует и стандарт, двести пятьдесят, помнится. Я начал стрелять со ста метров, в упор по сути, а пули ушли выше. Едва успел дать короткую очередь, и пришлось резко уходить в сторону, иначе бы столкнулись с ведущим третьей тройки. Тут же снова атаковал снизу ведущего всей группы. Бил точно по кабине с двухсот, и попал, её разорвало, пушки есть пушки. Пусть их две и крыльевые. Самолёт с разворотом, уйдя в штопор, пошёл вниз. Стрелял я короткими очередями, длинными не лупил, берёг боезапас, а целиться помогал не сетчатый прицел, какое убожество, и другого не было, а «Глаз», что продолжал работать. Вообще, совершая самоубийство, желая прихватить и мага, я все амулеты успел убрать в хранилище. Ничего там не осталось. Потом у амулета-защиты сменил накопитель, и сейчас он на мне. Мага сомневаюсь что убил, хотя из пистолета в него выпустил весь магазин, девять патронов, включая и тот, что в стволе был, но не просадил её. Есть надежда на взрыв, что меня убил, но там пятьдесят на пятьдесят. Да всё равно не узнаю результат, чего гадать?

Ладно не об этом сейчас, мой самолёт, атакуя, потерял скорость и с разворотом я устремился вниз, снова её набирая. Немцы же разворачивались и уходили. Да и та группа, что станцию бомбила, там вот пожаров и дымов хватало, уходила, а на аэродроме с этим получше было, дым всего один. И стал, набирая скорость, нагонять эту группу, уходя то вправо, то влево. Стрелки лупили, как сумасшедшие, не давая к ним подойти. Просто сбивали атаку. Похоже, даже не ставя себе задачу меня сбить. Пришлось снова резко вниз, и, нагнав, атаковать. И получилось, сбил ведущего замыкающей тройки, добил его всё-таки. Точно по кабине, он тоже пошёл вниз, ложась на левый борт. О, тут стрелок успел выпрыгнуть. Дальше я атаковал и бил по другим самолётам, за одним потянулся дым, но сбить не смог. Тут я резко ушёл в сторону, меня «неожиданно» атаковал тяжёлый истребитель «Ме-110», пара штук подошла. «Глаз» их показал. Я резко увернулся, и дал по нему очередь. Короткая и молчок. Похоже снаряды закончились. Нагнав истребитель, тот уже вышел из пике, я подошёл, и срубил ему хвост винтом, отчего того закрутило, и войдя в штопор, «мессер» врезался в землю. Так как бой с истребителем вернул меня к аэродрому, это видели. А вот у меня проблемы. Пока пара «ишачков» дралась со вторым тяжёлым истребителем, тот отчего-то уходить не спешил, я с трудом, удерживая сразу ставший валким истребитель, повёл его на луг. Полоса разбомблена, там сяду. И крутил ручку штурвала, выпуская шасси. Сел благополучно, пусть и потрясло, винт в дребезги, но сам истребитель цел. Хотя по мне попадали, по защите моей личной дважды прилетело, просадив накопитель наполовину. Надо будет посчитать, сколько в машине пулевых пробоин, а пока ко мне мчалось две машины, одна из них санитарная, большой белый круг на тенте, и красный крест хорошо видно.

Я сам откинул сбоку маленькую дверцу, отстегнул ремни, и успел выбрать на крыло, стянув шлемофон и очки, показывая бинты на голове. К слову, из-за них шлемофон еле налез. Была ещё одна причина вести этот бой, от комполка конечно попадёт, но тут у меня тоже выявили амнезию, да и смысл притворятся, если я действительно никого не узнаю? Раз ничего не помнишь, то какой ты лётчик, да ещё истребитель? Вот и показал, что еще, какой лётчик. Трёх сбил, пусть третьего и воздушным тараном. Да, и есть несколько подбитых, у одного горел мотор, но это не считается, они благополучно улетели. Ко мне подбежали и начали трясти, даже аккуратно били по спине, выражая свои чувства. Сил старались не проявлять, бинты видели. Комполка не было, тот командовал в штабе, две тройки уже поднимались в небо, одна из «мигарей», а ко мне подошёл комиссар, и обняв, сказал:

– Героя, я не я буду, но Героя получишь. Ох, как ты ему хвост срубил, любо дорого посмотреть.

Кстати, непонятно почему, но наши политработники особенно любили воздушные тараны, если лётчик его совершил, всеми благами осыпают. Я же этого не понимал, если дошло до тарана, то этой край, значит, как воздушный стрелок и лётчик-истребитель этот пилот ниже среднего. Но бывает и как у меня, сбил несколько, боезапас закончился и на азарте и адреналине использовал последнее что мог, винт и массу своей машины. У меня именно так было. Дальше в штаб, там писал рапорт, под диктовку комиссара, ну ему виднее, в моей книжице лётчика-истребителя записали трёх сбитых, указав даже модели, а комиссар направился оформлять статью в армейскую газету и наградной лист на меня. Хорошо не спросили, откуда я узнал, что война началась, и особиста в полку на месте не было. А я такую сказку приготовил. Самого меня вернули в медсанчасть, где врач, ругаясь, я из-за травмы головы в бою мог потерять сознание, там такие нагрузки, стал снимать бинты. С лёгким удивлением осмотрел череп, лёгкие ссадины остались, я их не трогал, вмятины нет, а так в порядке. Спросил о состоянии, а потом велел лежать. Может, последствия боя сейчас нагонят? Он же помнил, как меня било, руки и ноги тряслись три дня. Вот и я уснул, всё же ночь не спал. Да так, что проспал новую бомбёжку, точнее она меня и разбудила, поди поспи, когда земля и кровать трясётся, но выспался я неплохо. Заодно узнал, что наш полк перебазируется на другой аэродром. И да, машины для меня нет, и не будет, врач категорически запретил, и потери в полку большие, поэтому с наземными службами поеду. Я ещё сбегал в штаб, у меня там все документы, забрал их у писаря, даже выпросил лётную книжицу свою, где внесены данные о сбитых, мало ли в пути затеряются. Сам уже в форме был, чемоданчик с личными вещами, меня посадили в кузов грузовика, где вывозили имущество санчасти. Один из лётчиков, сильно обгорел, над аэродромом выпрыгнул из пылающей машины, стонал сквозь зубы, медикаменты здесь же, в общем, полный кузов, врач в кабине сидел, и прямо днём наша автоколонна куда-то поехала.

Хм, и зенитного прикрытия нет. Опасно, тут мало дорог, зато есть авианаблюдатели, что наводят Люфтваффе на таких обнаглевших. Я опытный, знаю. Ехали по лесной дороге, бомбили тут часто, немало разбитых машин и обозов видел. Уже доехали до места, где я прошлой жизни танкиста обнаружил авианаблюдателей, и пусто. Там я двадцать четвёртого проезжал на тяже, а сейчас полдень двадцать второго, видимо ещё не прибыли. Впрочем, мы проехали ещё километров десять, и прячась от налёта в лесу, я обнаружил кого искал. Хотя это другая группа, в нашей форме, с рацией. И было их четверо. И я обнаружил еще кое-что интересное, стоявший на опушке леса «И-16», а рядом лётчик лежал, в крови. Живой, пошевелился. Сразу узнал его, командир моей эскадрильи. Не вернулся из боя, информация пришла незадолго, как мы аэродром покинули. Я тут же встал, откинул тент, и застучал по крыше кабины грузовика.

Машина остановилась, и обе двери распахнулись. Врач меня предупреждал, раненому лётчику будет плохо, звать его, вот и спросил сразу:

– Больному плохо?

– Нет, тут двое детей на дорогу выбежали, крикнули, что там, у опушки наш истребитель стоит, и раненый лётчик лежит. Еле расслышал их в шуме мотора.

– Да? Далеко?

– Не знаю. Доехать думаю можно.

Врач кивнул, хотя по званию он старший военфельдшер, скорее медик, чем полноценный врач, и велел водителю ехать к опушке. Наша санитарная машина, красные кресты на тенте имеются, свернула с дороги, и покатила аккуратно по целине, качаясь на кочках. Остальные машины, постояв, двинули вперёд, нагоняя колонну. Как я отметил через «Глаз», за нами свернула «эмка» из штабной колонны полка. Ну, точно, комиссар едет за нами, заинтересовался что происходит. Мы метров триста проехали, и те, кто в кабине сидел, уже сами рассмотрели самолёт и повернули к нему. Капитан Иволгин отползти успел метров на двадцать и там его силы оставили. Мы подъехали, и, покинув машину, подбежали к нему. Тут ревя мотором и «эмка» подкатила. Судя по мрачному лицу врача, Иволгин плох, стал останавливать кровотечение, как закончил, мы совместно подняли его в кузов, комиссар помогал. Я в это время изучал истребитель. Целый, чуть пулями побит, но ничего важного не задето. Здорово помог амулет-сканера. Узнал, что и боезапаса всего половина осталось, и топлива где-то треть. Группа Иволгина сопровождала бомбардировщики. Из трёх машин никто не вернулся, наш комполка почему-то на вылеты малыми группами отправляет, от этого и большие потери в полку. На них просто наваливались большими силами.

– Что с истребителем? – спросил комиссар, когда мы с погрузкой раненого закончили.

К слову, я диагностом его проверил и немного лекарским амулетом поработал. До полного исчерпания заряда накопителя, теперь выживет, главное до госпиталя довести.

– Порядок, треть топлива в баке есть.

– Ясно, смотри сюда, взлетаешь и перегоняешь машину вот на этот аэродром. Всё понял?

Я изучил карту на планшетке, причём, планшетка Иволгина, и кивнул. Топлива хватит. Дальше мне помогли накинуть ремни парашюта, у крыла лежал окровавленный, шлемофон с очками тоже с Иволгина, и чуть позже запустив движок, я после недолго разгона, мне хвост держали чтобы мощности успел набрать, а поле так себе, штормило пока разгонялся, всё же смог подняться и начал накручивать круги, набирая скорость и высоту. А я помнил о наблюдателях, те перемещались к нам, всего в двухстах метрах от места где мы Иволгина нашли, находились, так что набрав метров триста, я бросил машину в пике. Комиссар удивлённо застыл, показалось тому, что их группа моя цель, но нет снаряды ушли выше и подрубая молодые деревца опушки леса, достали троих из четырёх наблюдателей. Я резко вверх ушёл, едва не зацепив винтом верхушки деревьев, снова набрал высоту, и повторная штурмовка. Четвёртый убегал, но «Глаз отслеживал, и я его достал. После этого пролетев над нашими, приветливо покачав крыльями, я стал экстренно набирать высоту. А «Глаз» показал, как тройка «Лаптёжников» подходит, как раз готовились штурмовать нашу колонну, артиллеристов каких-то, вот я с километровой высоты, выше не успел подняться, и атаковал. Они видели меня, сами подготовку к штурмовке бросили, и встали в боевой круг. А я снизу срезал ведущего, и тут же с разворотом достал второго. Случайно в кабину попал, убив лётчика, на удачу бил, благо машина и в этот раз мне пушечная досталась. Везёт мне на них. При этом отметил, что комиссар со своим водителем к опушке идёт, с оружием в руках. Им явно было интересно, по кому я ударил.

Я же смог зайти в хвост третьему штурмовику, как тот отчаянно не маневрировал, а его стрелок не бил по мне, три раза это сделал. Кстати, я стрелка убил, и уже безнаказанно заходил в хвост штурмовику. Остаток снарядов выпустил, видно, как хвост лохматится повреждениями, крылья, разбитый колпак, а тот продолжал активно маневрировать, явно повреждения не критичные. Какой живучий. А у меня всё, до железки выпустил, подошёл и срубил винтом хвост, и тот крутясь пошёл вниз, а я перевернул машину, двигатель вдруг после тарана вспыхнул, зачадил, и отстегнув ремни, просто выпал, сразу дёрнув кольцо, высота пятьсот метров, а горевший «ишачок» улетал, оставляя шлейф дыма. Упал через два километра, а я опускался вниз. Кстати, дёрнуло куполом сильно, но ничего, терпимо. И опустился на траву поля всего в километре от обеих машин. На одной я приехал. Собрав купол парашюта, комком забил в парашютную сумку, на плечо его и побежал к автомобилям. Почему они не уехали, так врач на месте проводил с Иволгиным лечебные мероприятия, он серьёзно опасался, что не довезёт. По сути, операция в кузове шла. Ну и комиссар от опушки шёл. Я бросил парашют у задних колёс санитарного «газика» и подбежав, доложившись о трёх сбитых.

– Видел, – отмахнулся тот. – Таран тоже. Снова боеприпас закончился?

– Да, товарищ батальонный комиссар. Там и было немного.

– Почему ударил по тем трём, что на опушке были?