Память и желание. Книга 2

Лео отстранился, принялся расхаживать по комнате.

– Кэт, ты преувеличиваешь. Я знаю, что мама иногда выходит из себя, даже бьет тебя, но это уж чересчур…

Собственные слова казались ему неубедительными. В голосе Катрин была неподдельная искренность, глубоко укоренившаяся горечь. Страшно было подумать, что пережила эта девочка. Лео не хотел вдумываться в смысл ее слов. Так было всегда. Всякий раз, когда он видел, как непозволительно грубо мать обращается с Катрин, он отказывался верить своим глазам. Ему все казалось, что это какие-то случайные эпизоды – с ним Сильви вела себя совершенно иначе. Лео нежно относился к сестре, считал своим долгом защищать ее, однако становиться судьей собственной матери считал себя не вправе. Он остановился и взглянул на Катрин.

– Я хочу жить здесь, с тобой, – сказала она. – Я не буду тебе мешать. Поступлю в школу, буду делать уборку. Здесь ведь, наверное, есть школа где-нибудь поблизости?

Она сбивчиво начала излагать ему свой план.

– Но, Кэт, это невозможно. Ты сама должна понимать. Здесь живут двое студентов, кто будет заботиться о тебе? Да и мои соседи с этим никогда не согласятся, – добавил Лео. – Вот что. Ложись-ка ты спать, а я пристроюсь внизу, на диване. Утром же мы позвоним папе и что-нибудь придумаем.

– Нет! – воскликнула Катрин. – Я туда не вернусь.

Она смотрела на брата, на лице ее читались испуг и разочарование.

– Если я тебе не нужна, я найду другое пристанище. Я уже не ребенок.

– Нет, Кэт, ты еще ребенок. – Он нежно улыбнулся. – Утром мы обо всем поговорим с папой. Все утрясется.

Точно так же утешал ее отец. Погладить по головке, сказать несколько ободряющих слов – и все будет в порядке.

– Его сейчас нет в Нью-Йорке, – сказала Катрин и, помолчав, добавила: – Я ее боюсь. Неужели ты не понимаешь?

Она смотрела ему прямо в глаза. Лео почувствовал, как по спине у него бегут мурашки.

– Позволь мне хотя бы провести здесь несколько дней. Не звони ей. Я что-нибудь придумаю, – умоляюще произнесла Катрин.

– Ладно, утро вечера мудренее. – Лео поцеловал ее в лоб. – Уже поздно. Ведь я разбудил тебя своим приходом. Утром все будет выглядеть иначе. Договорились?

Он постарался улыбнуться ей как можно увереннее.

Холодный, серый свет, проникая сквозь щель между шторами, лился в комнату. Катрин проснулась после тревожного сна, недоуменно огляделась по сторонам. Потом вспомнила все, что произошло накануне, и выскочила из постели. Она ощутила странную ломоту в пояснице, потом ей вдруг показалось, что трусы (на ночь она не снимала нижнее белье) сыроваты. Катрин опустила взгляд и увидела на ляжках запекшуюся кровь. Господи, простонала она. Этого еще не хватало. Такой неподходящий момент! Она сердито сдернула с дивана испачканную простыню и швырнула ее в угол. Ей было одновременно и стыдно, и досадно. Надо же было менструации прийти именно сегодня. Антония, с которой это произошло раньше, называла месячные «проклятьем». Правда, говорила об этом «проклятье» она весело и даже с гордостью. «Это наказание женщине за ее грехи. Каждый месяц как часы. Напоминает и предостерегает», – разглагольствовала подруга.

Катрин опустилась на диван и чуть не расплакалась. Теперь придется еще стирать простыню. Где у них здесь стиральная машина? Что-то вчера она ее нигде не обнаружила.

Это мать посылает ей проклятья, чтобы покарать беглянку. Яростным жестом Катрин натянула платье через голову, решив обойтись без чудовищного лифчика, которым Сильви стягивала ее маленькие остроконечные груди. Девочка отправилась в ванную, как следует вымылась, сменила белье, подложила салфетку. Теперь она была готова к встрече с братом и его друзьями. Однако настроение все равно вконец испортилось. Тщательно разработанный план разваливался на глазах. Может быть, лучше вернуться домой и запереться у себя в комнате навсегда, как безумная жена Рочестера? Нет, это будет означать, что мать победила. Катрин расправила плечи и медленно стала спускаться по лестнице.

Из гостиной доносился приглушенный голос брата. Катрин услышала свое имя и замерла.

– Да-да, не беспокойся, она у меня… Конечно, я привезу ее обратно.

Дальше девочка слушать не стала. Она стремительно взбежала наверх, подхватила пальто и портфель, а затем крадучись пробралась к двери.

Брат предал ее! Катрин была в отчаянии, не могла в это поверить. Почему он не подождал хотя бы, пока вернется отец? Она бесцельно бродила по холодным улицам, не зная, куда податься. В торговом квартале ей на глаза попалась вывеска «Аптека». Вспомнив о своей новой проблеме, Катрин смущенно спросила у продавца, есть ли у них тампоны. Он сунул коробку в коричневый пакет и протянул девочке. Такую покупку, очевидно, демонстрировать не следовало. Затем Катрин отправилась в маленький ресторанчик. Для приличия заказала стакан молока, быстро его выпила и отправилась в женский туалет. Произвела необходимую гигиеническую процедуру, остальные тампоны спрятала в портфель. По крайней мере хоть одно дело сделано. Но что дальше? Идти в гостиницу? Катрин пересчитала деньги – осталось чуть меньше пятидесяти долларов. Этого хватит на несколько дней. Но как получить комнату в отеле, не вызвав подозрений? Катрин внимательно посмотрела в зеркало. Нет, у нее слишком юное лицо. С тоской в сердце Катрин – просто от нечего делать – стала рыться в портфеле. Оттуда выпала визитная карточка.

С дороги дом выглядел величественно, даже монументально: готические шпили, темный камень стен, ажурная железная решетка. К подъезду вела аллея, обсаженная высокими елями. Они были похожи на часовых, охранявших зимний парк. Катрин, выросшая в Нью-Йорке, привыкла к многоквартирным домам или, в лучшем случае, особнячкам красного кирпича. Дворец, в котором жил Томас Закс, просто ошеломил ее. Если бы не отчаянная ситуация, девочка не решилась бы к нему приблизиться. Но Закс был ее последней надеждой. Она нажала на звонок возле железных ворот. Долго ждала, но никто так и не появился. Катрин нажала на створку, и та неожиданно приоткрылась. Девочка быстро пробежала по аллее, мимо каменных львов, поднялась по широким ступеням и остановилась перед массивной дверью. Поспешно, пока не изменило мужество, нажала на кнопку. Дверь открыл высокий мужчина в строгом костюме.

– Я хотела бы увидеть мистера Томаса Закса, – пролепетала Катрин. – Он меня не ждет, но я все равно хотела бы…

– Как о вас доложить? – осведомился мужчина с таким безукоризненным выговором, какой Катрин до сих пор слышала только в кино.

– Катрин Жардин.

Она надеялась, что Закс еще не забыл ее имя. Ждать пришлось в просторном зале, обшитом дубовыми панелями. На стенах висели гравюры, сразу же привлекшие внимание девочки. На них были изображены темные, размытые пейзажи с метущимися фигурками испуганных людей.

– Мистер Закс ожидает вас в утренней гостиной. Пожалуйте сюда.

Дворецкий, сохраняя каменное выражение лица, принял у нее пальто и портфель.

Катрин оказалась в просторной комнате, целую стену которой занимало огромное окно, выходившее в сад. Был виден фонтан и древний, искривленный дуб; кружево его ветвей контрастно вырисовывалось на фоне серо-стального неба. Катрин села в мягкое, удобное кресло и стала ждать. Осмотревшись по сторонам, она решила, что комната ей нравится – строгая и в то же время уютная. Уже в раннем возрасте Катрин понимала толк в подобных вещах. Мебель была, пожалуй, немного тяжеловата, но оттенок дерева ей понравился, и темно-синий фон ковра, успокаивающий глаз, тоже пришелся ей по вкусу. В углу стояли антикварные часы, ритмично покачивая маятником.

– Я вижу, мой «Бидермайер» вам нравится.

Катрин вздрогнула от неожиданности. Она не заметила, как вошел Томас Закс. Он стоял рядом, голубые глаза ярко поблескивали из-под аккуратно расчесанных седых волос.

Закс был в сером костюме и светлой водолазке – в этом наряде он выглядел моложе, но и внушительнее, чем накануне.

Катрин кивнула, ее взволнованное лицо озарилось робкой улыбкой.

– Вот видите, я пришла…

– Меня это радует, – ответил он, так и не дождавшись продолжения. – Что я могу для вас сделать?

Катрин запнулась, не зная, с чего начать.

– Надеюсь, я вам не помешала.

Ей впервые пришло в голову, что у него скорее всего есть жена, семья.

– Совсем чуть-чуть. Телефонные разговоры подождут, а первая деловая встреча назначена у меня на обеденное время. – Он окинул ее зорким взглядом. – Может быть, вы хотели бы для начала перекусить? Допустим, горячий шоколад с тостом?

Не дожидаясь ответа, Закс дернул за длинный шнур и отдал моментально появившемуся дворецкому соответствующие указания.

– А теперь, Шаци, расскажите мне, что стряслось. Только всю правду, пожалуйста. Полагаю, вы пришли не для того, чтобы потакать стариковским прихотям.

Он ласково улыбнулся и выжидательно замолчал.

– Брат не захотел, чтобы я у него жила, – выпалила Катрин. – Понимаете… Я убежала из дома и…

Она поведала ему всю свою историю – не слишком складно, но зато весьма эмоционально. Никогда в жизни она ни с кем не разговаривала так открыто, даже с отцом. Когда Катрин закончила свой рассказ, ее всю трясло.

– Бедная девочка, – вздохнул Томас Закс. – Пойдемте, выпьете горячего какао, и сообразим, как с вами быть.

Оказалось, что в углу чудодейственным образом появился круглый столик, накрытый для завтрака.

– Скажите, Шаци, какой помощи вы от меня ожидаете?

– Не знаю. – Катрин энергично помотала головой, прядь длинных каштановых волос упала ей на глаза.

– Может быть, я могла бы у вас остаться? – умоляюще прошептала она.

– Скажите мне честно, сколько вам лет?

Катрин опустила глаза.

– Тринадцать. Извините, что я вас вчера обманула.

Он улыбнулся.

– Ничего. Женщины редко говорят правду о своем возрасте – сначала прибавляют, потом убавляют. Давайте-ка пораскинем мозгами. Если вы будете жить у меня, то лишь с позволения ваших родителей. Нет-нет, не перебивайте меня и не нужно делать такие страшные глаза. Сами понимаете – я прав. Вы же не хотите, чтобы меня арестовали за похищение или растление несовершеннолетних? – Он засмеялся. – Или хотите?

Катрин снова помотала головой.

– Но домой я не вернусь, – решительно заявила она.

– Конечно, нет. Во всяком случае, не сегодня и даже не завтра. Но пройдет несколько дней, и ситуация представится вам в ином свете.

Катрин поднялась.

– Спасибо, что выслушали меня.

Она повернулась к двери, но Закс схватил ее за руку и удержал.

– Не валяйте дурака. Садитесь. Деньги у вас есть? Много ли в вашем портфельчике вещей? Что вы собираетесь делать дальше? Спать на вокзале? Вас заберет полиция. Или вы намерены торговать вашим несформировавшимся телом?

Катрин возмущенно выкатила глаза.

– Ну вот, видите, – рассмеялся Закс. – Вы об этом даже не задумывались. Я понял, что ваше намерение не возвращаться домой достаточно серьезно. Полагаю, это решение можно назвать разумным. Вам нельзя жить под одной крышей с матерью. Я поговорю с вашим отцом. В свое время у меня был неплохой дар убеждения. Мы подыщем для вас подходящий пансион. – Он погладил ее по руке. – А пока поживете здесь. Робертс приготовит для вас комнату, а после обеда мы купим для вас что-нибудь из одежды. Ваши платья оскорбляют мой взгляд.

Он слегка поклонился и вышел.

Томас Закс слов на ветер не бросал. По природе он был человеком добрым и щедрым, к тому же прекрасно разбирался в людях. За свои без малого шестьдесят лет он потерял два состояния и три состояния нажил. До 1935 года Закс жил в Берлине и владел преуспевающим издательством. Он был богат, владел прекрасной коллекцией живописи и антиквариата, однако существовать при политическом режиме, занимавшемся сожжением книг, Закс не пожелал. К тому же многие из его друзей и авторов были евреями. Иногда Закс чувствовал, что и сам в этом обществе становится евреем. Так возникло решение покинуть Германию. Жена и двое сыновей, невзирая на все его увещевания, твердили, что он преувеличивает нацистскую угрозу. Пусть он устроится на новом месте, а они приедут потом. Должен же кто-то, в конце концов, продолжать семейный бизнес. Когда Закс понял, что убедить их не удастся, он уехал один. Они же выбраться из Германии так и не успели. Ни жена, ни дети до конца войны не дожили.

В Соединенных Штатах Закс начал с того, что создал маленькое издательство, переводившее на английский язык и издававшее произведения немецких писателей-эмигрантов – тех самых, благодаря которым великая немецкая литература все еще существовала. Издательство росло, крепло, осваивало новые виды деятельности, поглощало другие компании. Закс разбогател опять. В жизни он имел три главных пристрастия: женщины, книги и удачные деловые сделки. Именно в этой последовательности. Жениться он больше не стал, предпочитая легкие, необязательные отношения с любовницами. Бурная, но непродолжительная страсть импонировала ему больше, чем семейные отношения. Слишком многого он лишился, потеряв жену и детей.

Маленькая Катрин заинтриговала этого человека. Хотя она так юна, но у нее задатки незаурядной, страстной женщины. Заксу понравилось, как весело она отреагировала на его непристойное поведение. У девочки явно был характер. И Закс решил, что попытается ей помочь.

Прошло несколько дней. В офисе на Парк-авеню встретились двое пожилых мужчин. Один нервно расхаживал вдоль длинного письменного стола, то и дело проводя рукой по черным с проседью волосам. Казалось, что просторный кабинет для него слишком мал. Пронзительные темные глаза смотрели печально, высокий лоб был сосредоточенно нахмурен.

Второй мужчина сидел в удобном кресле, элегантно закинув ногу на ногу. Голубые глаза иронически прищурены, однако общее выражение лица сочувственное.

– Давайте разберемся, – сказал первый. – По вашим словам, вы встретились с моей дочерью в бостонском поезде. Она сообщила вам, что сбежала из дома. А потом, когда не смогла остаться у брата, сама попросила вас об убежище? – Жардин с подозрением и неприязнью взглянул на Томаса Закса.

С каким удовольствием он вытряс бы душу из этого типа, похитившего у него дочь. Однако вспышка ярости ничего бы не дала. Катрин этим не вернешь. Жардин взял себя в руки. В конце концов, этот Томас – всего лишь передаточное звено, а не источник зла.

Когда Жакоб вернулся с конференции в Нью-Йорк, дома его ждал приятный сюрприз: Сильви была необычайно мила и даже кокетлива; на столе стояла бутылка шампанского, играла его любимая музыка. Лишь когда Жакоб спросил про Катрин, он понял, что случилась беда. С деланной небрежностью Сильви ответила, что Катрин уехала в Бостон, гостит у очаровательного человека по имени Томас Закс.

– Что еще за Томас Закс? – поразился Жакоб. Сильви пожала плечами и беззаботно кивнула на телефон.

– У меня там где-то записан его номер.

Жакоб немедленно позвонил в Бостон и потребовал объяснений у человека, который сидел сейчас напротив него.

– Совершенно верно, – кивнул Закс. – Катрин сама рассказала вам по телефону, что с ней все в порядке. Но возвращаться к вам и вашей супруге она не желает, – с нажимом произнес Закс. – Когда я в первый раз позвонил сюда, Катрин даже не захотела разговаривать со своей матерью.

Жакоб отвернулся к окну. Над крышами домов простиралась синева зимнего неба. Он давно боялся, что произойдет нечто в этом роде. Надо было не сидеть сложа руки, а что-то предпринимать. Жакоб почувствовал, как в нем нарастает гнев, направленный против самого себя. Обернувшись к гостю, он сердито воскликнул:

– Я немедленно отправлюсь в Бостон и привезу ее.

– Конечно, поезжайте, – терпеливо ответил Закс. – Я прекрасно вас понимаю. Трудно смириться тем, что ваша дочь находится в чужом доме. Но… – В голосе Закса зазвучали проникновенные нотки. – Послушайте моего совета, не пытайтесь вернуть Катрин домой. Она слишком испугана, слишком напряжена, похожа на сжатую пружину. В таком состоянии она может причинить вред и себе, и окружающим. Мы немного поговорили с ней об этом. Я считаю, что Катрин – девочка очень разумная, но в состоянии стресса способна на любое сумасбродство. Сейчас у нее как бы каникулы, и от этого она чувствует себя лучше. – Закс обезоруживающе улыбнулся. – Да и мне приятно, когда рядом находится такое юное, симпатичное существо.

– Что она вам рассказала? – спросил Жакоб, стараясь не терять спокойствия.

Его расстраивало не то, что дочь могла оказаться предательницей. Нет, куда больше Жакоба тревожило, что в описании Закса дочь выглядит каким-то другим, совершенно незнакомым ему человеком.

– Ну как вам сказать. – Закс слегка пожал плечами. – Она говорила, что не ладит с матерью, боится ее, в особенности когда ваша супруга слишком много выпьет.

Он сделал паузу, не желая перегибать палку, но Жардин ободряюще кивнул ему.

– В особенности девочке трудно общаться с матерью, когда у той депрессия.

Закс говорил вежливым, спокойным тоном, словно речь шла о самых обыкновенных вещах. Но Жардин отлично его понял и печально отвел глаза. Переезд в Америку не принес семье счастья. Сильви так и не оправилась после смерти Каролин. На новой родине ее жизнь как бы утратила всякий смысл. Сильви осталась чужестранкой, пристрастилась к алкоголю, и периоды пьянства перемежались у нее с затяжными депрессиями. Рекомендации и советы мужа она оставляла без внимания. Когда Жакоб понял, что она отказывается его слушать, он предложил ей обратиться к другому психоаналитику. Из этого тоже ничего не вышло. Но спустя какое-то время Сильви, воспользовавшись советом одного из знакомых, обратилась в психиатрическую клинику в штате Пенсильвания. Там ее накачивали транквилизаторами, и это ее устраивало и даже нравилось. Ее визиты в клинику стали регулярными.

Жакоб вновь принялся расхаживать по кабинету. В те минуты, когда он был до конца откровенен с собой, приходилось признать, что все, связанное с Сильви, он как бы вынес за невидимые скобки. Он был неизменно терпелив и доброжелателен, старался не поддаваться ни гневу, ни страсти. Если эмоции все же прорывались, то обычно это выливалось в скандал. Так и получилось, что, сохраняя видимость нормальной семейной жизни, он принес в жертву собственную дочь.

Жакоб взглянул на Закса уже иными глазами – этот человек явно был неравнодушен к судьбе Катрин.

– Вы видите все это, мистер Закс. – Жакоб обвел рукой стены, уставленные книгами, кушетку для приема пациентов. – Более четверти века я читаю умные книги, размышляю, лечу людей, пишу научные труды, я пережил мировую войну, и все же мне не удалось создать семью, в которой мои дети были бы счастливы.

Томас Закс хмыкнул. Он уже успел обратить внимание и на полку, наполненную сочинениями доктора Жардина, и на портрет эффектной блондинки – очевидно, жены хозяина. Закс понял, что находится в обществе одного из тех немногих людей, кто близок ему по духу.

– Мало кому из нас, доктор Жардин, удавалось выполнить эту задачу, – мрачно заметил он. – По крайней мере у вас, в отличие от меня, есть счастливая возможность продолжать свои попытки.

Катрин кружилась по комнате, глядя, как полы нового зеленого платья обвиваются вокруг ее ног. Она взглянула в высокое зеркало и улыбнулась. Это была новая улыбка, ранее ей несвойственная: слегка неуверенная, но очаровательная и излучающая тепло. Несколько спокойных дней, проведенных в доме Томаса Закса, подействовали на девочку благотворно. Под руководством своего великодушного наставника Катрин впервые в жизни начала интересоваться собственной внешностью.

То был здоровый нарциссизм. Катрин и прежде держалась очень самоуверенно, но это давалось ей усилием воли, было проявлением сильного характера, который в конечном итоге мог довести до крайности, как это произошло с Сильви. У Катрин под личиной спокойствия и достоинства скрывались чувство вины и робость. Внутри девочки жило съежившееся испуганное существо, твердо знающее, что не заслуживает любви. Томас научил Катрин видеть в себе самой и нечто иное, ценное, вызывающее восхищение. Закс пытался пробудить в девочке юную женщину. И Катрин почувствовала, что привлекательная девушка, отражающаяся в зеркале, ей нравится.

Вдвоем они отправились в самый большой универмаг Бостона. Там Закс уверенно набрал целый ворох платьев, юбок и блузок. Катрин должна была все их примерить.

– Но мне столько не нужно, – запротестовала она.

Закс посмотрел на нее сурово:

– Необходимость никоим образом не связана с красотой. Если вы намерены сидеть со мной за одним столом и разгуливать по моему дому, вы должны выглядеть безукоризненно. Я знаю, что вы на это способны.