Помоги проекту - поделись книгой:
– Но многие – не были бы.
– Их друг герой – что тут плохого?
– Простите, но нет, – вежливо сказал Джим.
Холли начала понимать, что ее так притягивает к Айронхарту – его несгибаемость. Проработав два года в Лос-Анджелесе, Холли встречала достаточно мужчин, которые вели себя а-ля «беззаботный калифорниец». Каждый – сама невозмутимость: «Положись на меня, детка, я тебя спасу, судьба нас не настигнет». На самом же деле ни у кого из них не хватило духу на серьезный поступок, они просто выпендривались. Прикид Брюса Уиллиса, идеальный загар и напускное безразличие не делают тебя Брюсом Уиллисом. Самоуверенность приходит с опытом, истинная невозмутимость либо дается от рождения, либо является умелым притворством, но наблюдательного человека не провести. Очевидно, Джиму Айронхарту было дано столько внутренней силы, что ее можно было бы поровну поделить на всех мужчин Род-Айленда. Он одинаково хладнокровно реагировал как на бешено несущийся пикап с пьяным водителем за рулем, так и на вопросы любопытной журналистки. Одно его присутствие странным образом расслабляло и дарило спокойствие.
– У вас интересное имя, – заметила Холли.
– Джим?
Он явно над ней подтрунивал.
– Айронхарт – железное сердце. Похоже на индейское.
– Я был бы рад покрасоваться перед вами, сказав, что в моих жилах течет кровь чиппева или апачей, но, увы, я весьма заурядный объект. Это лишь английский вариант немецкой фамилии Эйзенхерц.
Они выехали на Восточную автостраду и быстро приближались к выезду на Киллингсворт-стрит. Холли очень не хотелось расставаться с Джимом возле терминала – у нее, как у репортера, осталось много вопросов. И, что еще важнее, он заинтересовал ее как мужчина, а такого тысячу лет уже не случалось. Сначала Холли хотела поехать кружным путем – Джим не знал город и мог не заметить ее уловку, – но потом поняла, что ее выдадут указатели, предупреждающие о скором повороте на аэропорт. Но даже если бы Джим не обратил внимания на знаки, белые инверсионные следы в синем небе на востоке трудно было не заметить.
– А чем вы занимаетесь у себя в Калифорнии?
– Наслаждаюсь жизнью.
– Я имела в виду, как вы зарабатываете?
– А вы как думаете?
– Ну… Вы наверняка не библиотекарь.
– Почему вы так решили?
– Есть в вас что-то загадочное.
– А разве библиотекарь не может быть загадочным?
– Пока ни одного такого не встречала. – Холли неохотно ушла на съезд к аэропорту. – Вы похожи на полицейского или кого-то в этом роде.
– С чего вы так решили?
– Настоящие копы крутые и никогда не теряют самообладания.
– Вот те на! А я-то всегда считал себя мягким, открытым и общительным. Вы правда думаете, что я крутой парень?
Поток машин ближе к аэропорту стал плотнее, и Холли с радостью сбавила скорость.
– Я хотела сказать, что у вас отличная выдержка.
– Вы давно в журналистике?
– Двенадцать лет.
– И все это время в Портленде?
– Нет, здесь я только год.
– А раньше где работали?
– В Чикаго… в Лос-Анджелесе… в Сиэтле.
– Нравится журналистика?
Холли поняла, что Джим перехватил инициативу.
– Постойте, мы ведь не в «Двадцать вопросов» играем.
– Правда? – Джим как будто искренне удивился. – А я думал, именно этим мы и занимаемся.
Холли, обессиленная, стояла перед стеной, которую выстроил вокруг себя Джим, и ее безумно раздражало его упрямое нежелание идти на контакт. Она к такому не привыкла. Но при этом она понимала, что Джим закрывается не со зла, он вообще не умеет и не любит хитрить, просто, хоть убей, не подпустит к себе чужого человека. Будучи профессионалом, Холли всегда – и чем дальше, тем больше – сомневалась в праве журналиста вторгаться в чужое личное пространство и поэтому уважала реакцию Джима.
– А вы молодец, – усмехнулась Холли, мельком глянув на собеседника.
– Вы тоже хороши.
Холли остановилась напротив терминала.
– Нет, будь я так же хороша, я бы уже знала, кем вы работаете.
Джим улыбнулся. Улыбка его была неотразима, а глаза… Эти глаза…
– Я не сказал, что вы так же хороши. Просто сказал: вы хороши.
Джим вышел из машины, взял свой чемодан с заднего сиденья и повернулся к открытой передней двери.
– Послушайте, я оказался в нужное время в нужном месте и по чистой случайности спас того мальчика. Будет несправедливо, если медиа перевернут мою жизнь вверх дном только потому, что я совершил хороший поступок.
– Да, это будет несправедливо, – согласилась Холли.
– Спасибо, – с заметным облегчением в голосе поблагодарил Джим.
– И должна сказать, ваша скромность для меня, как глоток свежего воздуха.
Джим посмотрел на Холли своими невероятно голубыми глазами.
– Вы для меня тоже, мисс Торн.
А потом он закрыл дверь и пошел к терминалу.
У Холли в голове крутились две последние фразы:
«Ваша скромность для меня, как глоток свежего воздуха».
«Вы для меня тоже, мисс Торн».
Она смотрела на двери терминала, за которыми скрылся Джим, и думала, что он слишком хорош, таких не бывает. Как будто она только что подвезла блуждающего духа. В послеполуденном воздухе сгустилась золотистая дымка, и солнечный свет замерцал в ней, напоминая спецэффекты в старых фильмах после исчезновения призрака.
Резкий громкий звук заставил ее повернуться – представитель службы безопасности аэропорта барабанил костяшками пальцев по капоту ее «тойоты». Когда ему наконец удалось привлечь внимание Холли, он указал на знак: «Зона погрузки».
Холли сама не понимала, сколько сидит вот так и думает о Джиме Айронхарте. Она отпустила ручной тормоз, завела двигатель и поехала прочь от терминала.
«Ваша скромность для меня, как глоток свежего воздуха».
«Вы для меня тоже, мисс Торн».
Всю дорогу назад в Портленд Холли не покидало ощущение, что в ее жизнь вошло что-то сверхъестественное. Она не ожидала, что встреча с мужчиной может так на нее подействовать. Это ее тревожило, она чувствовала себя маленькой глупой девочкой. И в то же время ей нравилось это чувство, и она не хотела, чтобы оно улетучилось.
«Вы для меня тоже, мисс Торн».
Холли жила на третьем этаже в квартире с видом на парк «Каунсл-Крест». Она готовила на ужин пасту «волосы ангела» с соусом песто, кедровыми орехами, молодым чесноком и помидорами, когда ее вдруг осенило: как Джим Айронхарт узнал, что маленькому Билли Дженкинсу грозит опасность, еще до того, как пикап с пьяным водителем появился на вершине холма?
Холли замерла с ножом в руке и посмотрела в окно: на зеленый парк опускались лиловые сумерки. На аллеях между деревьями расплывались янтарные круги фонарей.
Айронхарт едва не сбил ее с ног возле школы Маколбери, и Холли ринулась следом, чтобы высказать все, что о нем думает. Но когда она добежала до перекрестка, он уже выскочил на проезжую часть, смотрел вправо-влево и явно был встревожен. Действительно странно. Дети с опаской обходили его стороной. Холли заметила, что он вроде как в панике. А потом через пару секунд на вершину холма, словно дьявольская колесница, выскочил тот пикап. И только после этого Джим Айронхарт сосредоточил внимание на Билли Дженкинсе и буквально выхватил его из-под колес.
Возможно, он уловил рев мотора и понял, что к перекрестку на безумной скорости несется машина, а дальше действовал инстинктивно. Холли постаралась вспомнить, слышала ли она двигатель в момент, когда на нее наткнулся Джим, но не смогла. Может, и слышала, но в тот момент она всеми силами пыталась избавиться от неутомимой Луизы Тарвол, которая задалась целью проводить ее до машины. Холли тогда казалось, еще минута с болтливой поэтессой, и она сойдет с ума. Ей просто хотелось скорее с ней расстаться.
Теперь в своей кухне Холли чутко прислушивалась только к одному звуку: бульканью воды в кастрюле. Надо было уменьшить газ, засыпать пасту и установить таймер… Но Холли не стала этого делать, она, замерев с ножом в руке, смотрела на парк, а вместо парка видела перекресток возле школы Маколбери.
Пусть Айронхарт за полквартала услышал приближающийся автомобиль, но как он в считаные секунды определил направление его движения, состояние водителя и то, что малыши в беде? Регулировщица изначально была ближе к источнику опасности, но ситуация застигла ее врасплох, как, впрочем, и детей на переходе.
Ладно, допустим, некоторые люди обладают повышенной остротой восприятия. Так композиторы различают больше звуков, чем среднестатистический посетитель консерватории, бейсболист видит высокий мяч даже против солнца раньше зрителя, а настоящий винодел распробует оттенки вкуса, которые не почувствует тот, кому просто хочется выпить. У одних людей реакция лучше, чем у других, поэтому Уэйн Гретцки и стоил миллионы. Холли могла засвидетельствовать: Айронхарт обладал молниеносной реакцией. И бог явно наделил его тонким слухом. Большинство людей с физическими преимуществами имеют их не одно, а несколько. Тут все дело в наследственности. Вот оно, объяснение. Ничего необычного. Ничего загадочного. И уж точно ничего сверхъестественного. Просто хорошие гены.
Тени в парке сгущались. Все, кроме кругов от фонарей на аллеях, погрузилось во мрак. Деревья словно сомкнули ряды.
Холли положила нож на стол и подошла к плите. Убавила газ под кастрюлей, и вода сразу перестала булькать. Лиловые сумерки сменила темнота, на небе появились звезды, а красная полоска на горизонте побагровела.
Холли вдруг стало не по себе. Она живо представила, как Джим Айронхарт выходит из мрака в свет фонаря, поднимает голову и смотрит прямо на нее, как будто знает, где она живет и где окно ее кухни. Глупо, конечно, но у нее холодок пробежал по спине.
Позже, ближе к полуночи, когда Холли села на край кровати, выключила ночник и посмотрела в окно, которое тоже выходило на парк, у нее снова пробежал холодок по спине. Она уже собиралась лечь, но передумала и, как была в трусиках и футболке, подошла к окну и слегка раздвинула тюль за шторами.
Его там не было. Холли подождала минуту, потом другую. Почувствовав себя глупо, она вернулась в постель.
Она проснулась среди ночи. Ее всю трясло. Из сна она помнила только взгляд Джима, его голубые глаза, которые, казалось, пронзали ее, словно острый нож мягкое масло.
Холли встала и при тусклом свете луны, который просачивался сквозь тюль, прошла в ванную комнату. Там свет тоже включать не стала. Сходила в туалет, помыла руки и посмотрела на свое смутное отражение в серебристо-черном зеркале. Выпила воды из-под крана и тут поняла, что не торопится вернуться в спальню, потому что боится, что ее снова потянет к окну.
«Глупости, – сказала себе Холли. – Что на тебя нашло?»
Она вернулась в комнату и поймала себя на том, что идет к окну. Раздвинула тюль.
Его там не было.
Холли одновременно испытала разочарование и облегчение. Она смотрела на погруженные в темноту аллеи парка, и мурашки снова бежали у нее по спине. Холли поняла, что дрожит не только перед неопределенным страхом, но и от предчувствия чего-то приятного.
Вот только чего?
Ответа она не знала.
Джим произвел на Холли глубокое впечатление, она никогда ничего подобного не испытывала и, как ни пыталась разобраться в своих чувствах, не могла найти им определение. Простое сексуальное влечение не подходило. Холли давно вышла из подросткового возраста, и ни гормональные бури, ни девичьи мечты о любовном романе так на нее не действовали.
Наконец Холли вернулась в постель, она была уверена, что пролежит остаток ночи без сна, но, как ни странно, очень быстро уснула. Уже на границе сна она услышала собственный голос:
– Эти глаза…
В своем доме в Лагуна-Нигель Джим проснулся еще до рассвета. У него бешено колотилось сердце, и, несмотря на то что в комнате было прохладно, он обливался потом. Ему снова приснился один из тех кошмаров, которых он не мог описать, – помнил только, что во сне его неотступно преследовала некая злобная сила.
Ощущение надвигающейся смерти было настолько мощным, что Джим даже включил свет, чтобы удостовериться, что в комнату не прокралось нечто ужасное. В спальне, кроме него, никого не было.
– Но это ненадолго, – сказал Джим вслух и задумался над значением собственных слов.
Джим Айронхарт напряженно вглядывался в грязное ветровое стекло угнанного «камаро». Солнце белым шаром висело в небе, и свет его тоже был белым и едким, как порошковая известь, – от него не спасали даже темные очки. Горячий воздух, поднимаясь от раскаленного асфальта, превращался в миражи людей, машин и озер.
Джим устал, глаза словно высохли, из-за марева и завихрений песка он с трудом различал дорогу. На бесконечных просторах пустыни Мохаве терялось ощущение скорости. Джиму не верилось, что спидометр показывает сто миль в час, а так гнать в его состоянии было небезопасно.
Джима преследовало чувство, что он опаздывает и вот-вот провалит миссию. Кто-то умрет, потому что он не приедет вовремя.
Он глянул на прислоненный к пассажирскому сиденью дробовик. Приклад стоял на полу, а стволы были направлены в противоположную от Джима сторону. На сиденье лежала полная коробка патронов.
Джима мутило от тревоги, он глубже вдавил педаль газа. Стрелка спидометра, подрагивая, переползала за сто миль.
После долгого плавного подъема Джим въехал на вершину холма, с которого открывался вид на круглую, словно чаша, долину миль двадцать-тридцать в диаметре. Солончаковая земля была почти белой и голой, если не считать несколько серых перекати-поле и сухого, как щетина, кустарника. Долину мог образовать упавший миллионы лет назад астероид, ее края сгладились с течением времени, но в остальном она сохранила идеальную форму.
Долину разделяла пополам черная полоса автострады. На раскаленном асфальте блестели миражи озер, а вдоль обочин мерцали и медленно изгибались фантомы из горячего воздуха.
Сначала Джим увидел универсал «шевроле». Он стоял у правой обочины примерно в миле впереди рядом с дренажной трубой, которая наполнялась водой только во время редких ливней.
У Джима заколотилось сердце, из решеток вентиляции на приборной доске веяло прохладой, но его бросило в пот.
Вот оно, это место.
Поделиться книгой: