Четвертый

Я тоже встряхнул загремевший консервными банками сидор за спиной – мне ещё два чемодана нести:

– Куда идем?

– К тебе, конечно. Ты ведь с меня не слезешь, пока не выспросишь обо всём.

– Поспрашивать, да, хочу о многом, – улыбнулся я. – Но никуда залезать сегодня не собираюсь – у нас больничный до завтра по причине проникающего ранения.

Фыркнув, Ольга легонько засадила мне локтем по рёбрам – у неё одна рука свободна, в отличие от занятого на все хватательные конечности меня. А пинать даму я не посмел – она нынче довольно твёрдая. Можно и ногу отбить.

Ночного пропуска у нас не было, поэтому двигались мы в том же стиле, что и по немецким тылам – от одного укрытия к другому. Моя спутница прекрасно знала район – тропинки через насаждения, проломы в изгородях, пути с чёрного хода в парадный. Да и тут, действительно, недалеко.

Глава 9

Учёба

– Так что это за предусмотрительность, благодаря которой те, от кого ты пряталась, сумели тебя отыскать? – задал я давно мучивший меня вопрос, разжигая примус. В ответ на что получил мокрую тряпку для протирания пыли и нежный толчок бедром, оттирающий меня от готовки.

– Есть человек, которому я доверяю. Он получает почту из любых уголков мира и отправляет тоже. Мамин папа – мой дедушка активно участвует в работе географического общества и ведёт переписку со многими людьми, живущими в разных странах. Перед тем как отправиться на курсы диверсантов, я забежала к нему на минуточку, рассказала о своих опасениях за судьбу родителей и сообщила, какого числа и через какой военкомат призываюсь.

Когда он получил известие от мамы, что с ней и папой всё в порядке – отправил эти данные к папе на работу. Так что нашли меня уже… – она на секунду замолчала.

– Люди из внешней разведки, – домыслил я.

– Да. И передали весточку от родителей.

– А дальше?

– Дальше была коррида за то, чтобы перевести нас во внешнюю разведку из-под крылышка управления, заведующего диверсантами.

– Почему нас, а не тебя? Я-то тут ни при чём!

– Ты при мне. Потому что без тебя я не согласна.

Мне в очередной раз признались в любви. Лестно.

– А этот отъезжающий шкаф! Кто его сделал?

– Это произошло задолго до моего рождения. Случайно наткнулась, когда играла совсем девчонкой. Возможно, что папа про него знает – он тоже вырос в этом доме. Раньше там был княжеский особняк, но после революции его разделили на квартиры для разных людей. Тогда же и чёрный ход заколотили, потому что для прислуги, а её не стало. И пристроили сарай для дров. Я в юности тут всё облазила.

– И сегодня удрала, потому что не доверяешь нынешней власти?

– Там, в высших сферах, постоянно летают чугунные утюги. Нервирует, знаешь ли, вдруг по голове попадёт.

– А мёртвые мы для фашистов неопасны, – буркнул я как бы про себя.

Оля кивнула:

– Знаешь, ты после контузии словно новым человеком стал. Раньше был просто порывистым и мечтательным, а теперь и соображать начал хорошо. Или я на тебя в иной обстановке посмотрела? Или другими глазами? Ну, не молчи!

– Хочешь, чтобы я поучаствовал в твоём самокопании? – решил я слегка отомстить за сомнительный комплимент.

– Знаешь, а мне сначала, когда мы ещё на курсах учились, очень понравился Ефим, – кажется, я затронул чувствительную струнку в душе подруги, и она захотела немного меня помучить. – Он такой открытый, доброжелательный и старается развеселить окружающих…

– …а какая у него улыбка! – поддержал я Ольгу. – Это же упасть – не встать! Ой! Держи меня, мамочка!

– То есть ты не ревновал, когда мы с ним разговаривали?

– Скорее, завидовал парню, которого удостоила беседы самая красивая девушка нашей команды.

Оля отвернулась к сковородке, где уже растопилось сливочное масло – настала пора вбивать туда яйца.

– Откуда у тебя под рукой свежие продукты? – удивился я.

– Соседка поделилась. За деньги, конечно. Нам-то рубли по большому счёту теперь ни к чему – почему бы не потратить?

В том, как она, не задумываясь, назвала деньги рублями, я услышал знакомые нотки человека, привычного к использованию разных валют.

– Я тебя тоже люблю, – сказал и приобнял подругу. Вернее попытался, потому что объятия вышли полноценными и двусторонними – мы хорошенько стиснули друг друга. – Понимаешь, я знаю тебя на полгода меньше, чем ты меня. Поэтому немного притормаживаю.

Девушка довольно мурлыкнула.

– Так зачем мы сбежали?

– Не сбежали, а перешли туда, где нас не услышат. Я собиралась сегодня немного… э…. А ты объявил больничный.

– Достаточно было вывернуть пробки, – понятно, что Ольга хотела поговорить без чужих ушей, в наличии которых у себя дома стопроцентно уверена. И ещё она флиртует. – Так в какой стране сейчас твои родители?

– Можно я не стану об этом рассказывать, а то ты решишь, что я тебя обманываю.

– Хм. Попробую угадать. Гондурас?

– Почему ты решил обратить внимание на Латинскую Америку, понятно. Из-за моего испанского прошлого. Но именно Гондурас! Что там такого важного?

– Ну, не Испания же! Раз она дружит с Гитлером, то нашим дипломатам там делать нечего. Зато эта самая Испания на жизнь государств, говорящих по-испански, оказывает заметное влияние. Как минимум – в культурном плане. Да и старых семейных связей ещё с аристократических времён со счетов сбрасывать не стоит. Так что лучше Гондураса, где растут бананы, может быть только Аргентина, потому что в Бразилии основной язык – португальский. Собственно, кроме двух этих крупных стран в тех краях сплошная мелочёвка, где неинтересно шпионить, когда враг стоит у ворот Москвы.

– Ладно. Не мучай своё воображение и не испытывай моё искреннее дружеское расположение к тебе. Папа и мама живут в Уругвае у дедушки, который эмигрировал туда после гражданской. Он никакой не бывший, а самый настоящий белый офицер. Люто ненавидит и большевиков, и Гитлера. Но Гитлера сильнее.

– Не самая холодная страна, – я как раз открыл атлас, найденный на книжной полке, – но и не тропики. Интересно, для чего там могут понадобиться два матёрых диверсанта? Умеющих хорошо плавать, кстати. Ну не думаешь же ты, будто серьёзные дяденьки из очень сурового ведомства приложили нешуточные усилия ради твоего воссоединения с родителями?

– Не умничай, Кутепов. Ешь давай, а то такой вкуснятины ещё долго не увидишь – жалованье-то у нас не генеральское.

– Так ты всё, что получила, уже спустила на продукты?

– Почти, – кивнула Оля.

– Тогда и мои истрать, – вытащил я сложенные в карман купюры. – Нужно отдохнуть от каши с тушёнкой и фруктиков навернуть, чтобы подвитаминиться. А то чует моё сердце, посадят нас на казарменное положение и станут обучать чему-нибудь полезному, откармливая в курсантской столовой макаронами по-флотски и пшёнкой во всех видах.

Деньги Оля забрала с видимым удовольствием, вероятно, представляя себе, что это сцена из супружеской жизни. Я, в принципе, совсем не против. Однако не уверен, что использовать нас предполагают совместно друг с другом.

Разбудил нас Виктор Сергеевич – он даже стуком в дверь выражал раздражение.

– Вам, пионерам, что, обязательно нужно заставлять меня разыскивать вас по всему городу? Хоть бы записку на двери оставили, а то пришлось гадать, куда вы завеялись. – Однако от чашечки кофе не отказался. Умял подряд три баранки, а потом объяснил, когда и куда мы должны явиться и в каком виде.

Это оказалось за городом, поэтому добирались достаточно долго. Лётная школа, где всё началось с вещевого склада, снабдившего нас застиранными гимнастёрками, потёртыми шароварами и поношенными сапогами. Поселили меня в казарме с другими курсантами, а Ольгу в красном уголке – девушек среди учащихся не было. Занимались с нами двоими отдельно, причем очень интенсивно. Устройство самолёта – без математики или физики – одни картинки и схемы. Устройство двигателя – с гаечными ключами в руках в ангаре, где трудятся техники. Обслуживание летательных аппаратов – заправка, проверка исправности, устранение поломок – это прямо на лётном поле на глазах у всех.

В столовой на нас косились. Хотя косились на меня, а на Ольгу пялились. Даже была попытка подката. Я не слышал, что ответила девушка в ответ на абсолютно заслуженные похвалы своей внешности, но попытавшийся сблизиться парень и те, что находились рядом, сделали озадаченные лица.

Поднять в воздух У-2 нам приказали на третий день обучения, а посадить – на четвёртый. После чего два дня натаскивали на «Дуглас», который в один голос называли ПС-84. Тут многое было непросто, поэтому летать мы начали только на четвёртый день. Отмечу, что самостоятельных полётов ни я, ни Ольга не совершили ни одного. То есть нас всегда кто-нибудь подстраховывал.

И, наконец, верхнеплан, где кабина совмещена с небольшим пассажирским помещением. Называлась эта машина «Норсман» и, имея впереди два рядом расположенных кресла, была оснащена только одним комплектом органов управления – слева.

Инструктор заметно нервничал, потому что непосредственно вмешаться в действия курсанта не мог. Только перехватив штурвал, точнее, руль вроде автомобильного. Тем не менее особых хлопот мы ему не доставили, успешно, каждый в свой черёд, оторвав машину от воды и приводнившись обратно – эта «птичка» была на поплавках.

Таким образом, нас за неделю с небольшим обучили взлетать и садиться на самолётах всех характерных для этого времени схем.

– Ты идиот, Кутепов, – было первое, что сказала мне Ольга, когда уже в штатском мы вышли за ворота. – Не мог хотя бы изредка заглядывать в красный уголок. Почитал бы что-нибудь из классиков. А то так одиноко ночами!

– Хорошо. Доберёмся до дома, и я тебе сразу почитаю. А что ты ответила тому парню, который пытался тебя похвалить?

– Сказала, что не заслуживаю подобных комплиментов и смущённо согнула миску. Совсем чуть-чуть. И тут же разогнула.

Глава 10

Прогнозы

– Вы чего без света сидите! Пробки лень починить? – это к нам пришёл куратор.

– Ой! А это пробки вылетели? – Оля протянула руку вверх, и в квартире снова заработало электричество. При свете лампочки мы разглядели ещё одного человека, тоже в штатском и со свёртком в руке.

– Знакомьтесь, это Андрей – большой любитель горячего чая и обстоятельных разговоров.

Новый знакомый протянул мне руку:

– Иван, – представился я.

– Ольга, – подруга тоже обменялась с гостем рукопожатием и завладела свёртком. – Ой, Ваня, пирожные! И конфеты. Вы нас так совсем избалуете, – посмотрела она на мужчин.

– Ну, так у вас же диагностировали истощение, а у товарища Кутепова – последствия контузии, – улыбнулся Андрей. Лет ему было, если на вид, немного за тридцать. – Собственно, я хотел бы послушать предсказания, которые скупо, но достаточно точно делает Иван.

– Не, ну я так не могу. Они у меня случайно получаются, если к слову пришлось.

– К слову так к слову. Вот сейчас, после распоряжения об увольнении работников предприятий и начале эвакуации в Москве, началась паника. Что дальше?

– Дальше придётся объявлять осадное положение. И хотелось бы отмотать эту плёнку назад – то есть чтобы промышленность продолжила работать. Не возьмут немцы столицу, потому что нам нельзя терять здешние оборонные производства. Противовоздушная оборона тоже справится с поставленной перед ней задачей – больших потерь от бомбардировок не случится.

– Ладно. Принято. Теперь о контрнаступлении в начале декабря. Насколько далеко удастся отбросить противника?

– Хотя бы на сотню километров хотелось бы. Но можно и на парочку сотен.

– Понятно. Что будет дальше?

– Вот прямо так, чтобы в январе или феврале – ума не приложу. А по весне наши обязательно попытаются развить успех и начать выдворять фашистов. Тут-то немцы нас и переиграют – будет новое большое отступление где-нибудь летом.

– Уверены?

– Нет. Потому что если советское командование ограничится локальными операциями, играя от обороны, то противник не сможет в столь значительной мере реализовать своё преимущество в оперативном мастерстве.

– Может быть, ещё какие-то мысли имеются?

– Общее соображение. Почти абстрактное. Немцы явно уже нахлебались со своими не слишком хорошо бронированными танками, поэтому они начнут делать какую-нибудь новинку с бронёй потолще. Нам бы не помешали более мощные танковые орудия. Вроде тех, которые сейчас фашисты используют в зенитной артиллерии.

– Ещё.

– Ни одной мысли.

Андрей поскучнел и перевёл взгляд на блюдо с пирожными. Оля как раз его уполовинила.

– То, что вы наговорили, любой хоть немного знакомый с военным делом человек способен предсказать. – Мне показалось, что он сейчас заберёт оставшиеся пирожные и уйдёт, потому что я не оправдал его ожиданий. Ольга, кажется, оценила обстановку сходным образом, потому что передвинула лакомство так, чтобы иметь возможность достойно защитить его. То есть она у меня ещё и сластёна.

– Тогда вернёмся к теме железных дорог на временно оккупированных территориях. Интересны перспективные соображения, потому что с уже использованными приёмами я знаком.

– Андрей! – вмешалась Ольга. – Ивану для обострения мозговой деятельности требуется не повествовать, а обсуждать, получая и критику и встречные предложения. У нас в команде большинство решений так и образовывалось – мы как бы ссыпали в одну кучу всё, что знали, а потом из этого собирали ответ для возникшей перед нами задачи. Вот добавьте к сказанному что-нибудь от себя – вы же знаете многое из того, что нам неведомо.

– Хм. Поделиться сведениями? Пожалуй, беды от этого не будет, тем более что противнику они и так известны. Сразу скажу – устройство бесшумной стрельбы в Красной Армии уже есть. Называется «Брамит» и крепится на ствол трёхлинейки. Патрон там применяется с ослабленным пороховым зарядом. То есть ты был на верном пути, парень, но не доделал свою придумку до конца. Хотя с расстояния в двести метров выстрел, конечно, слышен был бы не так выразительно, как полноценный. И ещё мы послали к вам для ночных бомбёжек Р-5 вместо У-2, нагрузив его двумя стокилограммовыми бомбами и горючим в оба конца. Он только передневал под деревьями, дожидаясь ночи, и получил целеуказание от местных, а с наступлением темноты сбросил обе бомбы на головную часть поезда и, не приземляясь, вернулся за линию фронта.

– Целеуказание? – уточнил я.

– Наблюдатель по радио сообщил о выходе состава на перегон с одного из разъездов. По этой команде самолёт взлетел и встретился с поездом в заранее выбранной точке. Вот, собственно, и всё. То есть товарищ Куц всё прекрасно организовал – летчик сказал, что очень хочет повторить подобный вылет.

– Фимка то есть распоряжался, – кивнула Ольга. – А Михайлов сейчас где?

– Точку на карте показывать не буду, но они с Кравцовой готовят диверсантов там же, в тылу врага. Местных парней обучают, из тех, кто покрепче. Выписывают повестку, заводят подальше в лес и проводят занятия. Тамара в классе, а Миша в поле. Хотя группа небольшая, так что бывают и совместные уроки.

– А старшина? – это уже я полюбопытствовал.

– А не много ли ты хочешь знать! – остановил меня Андрей. – Занят твой старшина. Давай выкладывай, чего ещё надумал?

– Тут, как всегда, проблема буриданова осла, – улыбнулся я, поняв, что пирожных никто у нас отбирать не станет. – Чем больше группа, чем легче её обнаружить. В предельном случае лучше всех спрячется одиночка. Но в одиночку трудно быстро закопать под шпалу такой объёмистый предмет, как фугас, ведь интервал между поездами не так уж велик.

– Постой, Иван. С минированием всё понятно. Про обстрел паровозов из противотанкового ружья – тоже. И применение лёгкого бомбардировщика во вражеском тылу в ночное время по отдельным целям оказалось эффективным. Меня интересуют ещё не использовавшиеся приёмы, те, которые ты наверняка замышлял, но не успел опробовать из-за… – Андрей взглянул на Виктора Сергеевича.

– Напрасно вы так беззаботно относитесь к авиационной тематике, – посмотрел я укоризненно. – Прикиньте, сколь хлопотно и рискованно возить в глубокий тыл противника бомбы и горючее. А ведь по полям недавних сражений разбросаны десятки тонн боеприпасов. Да и горючее у немцев можно было бы выкрасть, если это не авиационный бензин, а обычный, для автомобилей. Ведь делали в стране самолёты с автомобильными моторами. Наверняка, если и не сама машина сохранилась, то умелец, её сделавший, до сих пор жив. Опять же взрыватели для бомб, бросаемых с малой высоты, должны иметь задержку, чтобы бомба, воткнувшись в насыпь, дала время самолёту отлететь, хотя бы метров на четыреста – а то своей же ударной волной можно всю собственную авиацию угробить. Или осколками.

– Та прав, придётся привлекать профильных специалистов. Так всё-таки, что там насчёт свежих идей?

Я посмотрел на Ольгу.

– Была одна намётка. Но это – частный случай, – ответила за меня подруга. – Коротко и плотно обстрелять будку машиниста, чтобы быстро уничтожить локомотивную бригаду. Если для этого выбрать место незадолго до того, как поезд начинает тормозить перед станцией, то есть хороший шанс, что влетевший с высокой скоростью состав навернётся на стрелке и устроит крупную аварию, зацепив стоящие в ожидании отправления вагоны.

– Хм! А я думал, что генератор идей у вас в группе – Иван, – заметил Виктор Сергеевич.

– Всяко бывало, – пожал я плечами. – У нас как-то очень прижились коллегиальные обсуждения. Даже коллективное руководство, когда команду к отходу подаёт тот, кто первый испугался. Есть ещё мысль. Дело в том, что если положить на рельс обычный железнодорожный костыль – возможен сход поезда с рельсов. А возможен и несход. То есть тут бы подпрячь к делу инженеров-железнодорожников, чтобы разработали методологию правильной укладки на рельс этого самого костыля. (Это я припомнил фильм «Армия Трясогузки», который смотрел в детстве.)