Помоги проекту - поделись книгой:
Сержант и его начальник скорым шагом отправились освидетельствовать ущерб, нанесенный «Вампе».
— Ить болван! — в сердцах высказался младший по званию. — За этакую машину ведь на шахты пойдет.
«D— 14» от своего капота сверлил их взглядом, исполненным ненависти потомственного плебея.
— Застрахованы, — засмеялся Рубен. — Не первый шрам на шкуре. Капитан, я надеюсь, имя в отчеты... не попадет? Мать убьет меня, если узнает.
— Нe беспокойтесь, — словно извиняясь за забывчивость, начальник участка вернул пилоту его документы. — И полицейское оборудование на вашем флайере я тоже... хммм... не заметил. Признателен.
— Взаимно.
Офицеры обменялись прощальным салютом, Рубен обошел флайер, чтобы сесть со своей стороны. Полисмен наклонился к окошку Натали.
— Прошу прощения, леди, за то, что вашему спутнику пришлось выполнять нашу работу.
— Ничего, — выговорила она, усилием воли подавляя зубовную дробь. — Зато сколько удовольствия!
Рубен рядом не то хмыкнул, не то подавился.
— Счастливого пути.
«Вампа» приподнялась на репульсорах, дала задний ход и, вывинтившись с тесной полицейской парковки, вновь оказалась в потоке.
— Извини. В самом деле, мать за такие вещи спустила бы с меня шкуру.
Натали плотнее завернулась в плащ.
— Мы еще будем сегодня патрулировать ночное небо? Или все-таки...
Рубен, набычившись, глядел прямо вперед, но сил любоваться им у нее уже не осталось.
— Не вытолкни я машину из-под дуги, — сказан он, — полиции достались бы наши обугленные тела в обломках догорающего флайера. Если сегодня им сойдет с рук хулиганство, завтра это может быть уже предумышленным убийством. В любом случае следовало их отрезвить. Если понадобится — силой. К тому же не секрет, что военные и полиция, мягко говоря, недолюбливают друг дружку. Жест доброй воли... способствует ломке стереотипов. Хотя при желании, вероятно, его тоже можно истолковать как тонкое оскорбление.
Он философски пожал плечами.
— Все равно это было безумно опасно, — возразила Натали, так устало, что даже равнодушно. — «Вампа» слишком мала. Полиция сажает нарушителей силами двух-трех флайеров, я тоже новости смотрю. Я же слышала, как ты насиловал двигатель. И это пике за ними... Оно и само-то по себе началось недопустимо низко, а вышел ты у самой земли.
— Я вышел на две сотни метров выше, чем это действительно было бы необратимо. А двигун у нас и не то еще потянет. Я ничем, — он подчеркнул голосом, — серьезно не рисковал. Думаешь, — он покосился на нее хитро и весело, как мальчишка, — мне впервой вгонять здравый смысл им в дюзу? Впервые я участвовал в этом, сидя на твоем месте, а на моем был па. Страшная семейная тайна, Лига, — засмеялся, — Святого Бэтмеиа. Может, тут не все устроено так здорово и правильно, как могло бы... Но меняться это будет только с моего доброго согласия! Место Эстергази в обществе и все такое... Космического истребителя можно бортануть... в глазах красивой девушки... и он это так оставит?
Более чем охотно Натали предоставила ему право последнего слова. Совершенно измотанная и разбитая, больше всего она хотела ощутить себя драгоценным грузом. Пусть даже неодушевленным. Нервы в зубах все еще взвизгивали остаточной болью. Интересно, испытала бы она закономерное удовлетворение пресловутым «я же говорила!», если бы этого чрезмерно энергичного молодца раздавило, скажем, крушением идеального взгляда на жизнь? Почему тот же парень, если он благополучен, доволен собой и сыт, вызывает в ней нарастающее раздражение? В конце концов, кто обязал ее испытывать правильные чувства? По счастью, решила она, летать, таким образом кувыркаясь — не ее работа.
Ночная тьма еще не рассеялась, когда полет их наконец завершился. Флайер бесшумно опустился на дорожку, почти не освещенную — будь Натали чуть в лучшем состоянии, она сообразила бы, что это уже не город. Гравий — вещь совершенно смертоносная для высоких каблуков — заставлял ее оступаться на каждом шагу, и Рубену пришлось почти тащить ее на себе. Потом ей смутно помнились какие-то кусты и ветви, нависшие над головой, запах влаги и горьких цветочных духов.
Здесь, верно, и живые птицы есть.
Затем поднялись на две ступеньки, и стеклянная дверь, за которой было темно, откатилась в сторону. Включился электрический свет. Рубен выпустил ее локоть, и, пошатнувшись, Натали прислонилась к косяку.
Ничего общего с ее теперешней ячейкой в блоке для одиноких молодых девиц, где стеньг из дешевого композита облицованы стандартным пластиком, а откидная койка, видео, душевая кабинка и кухонный отсек в два метра площадью занимали все полезное пространство. Готовить Натали не любила, когда можно — предпочитая кафе.
Тут были деревянные стены. При первом взгляде это поразило ее даже больше, чем огромная двуспальная кровать, на которую впору «Вампу» сажать. Хотя, если Рубен раскинется, оставит ей вовсе небольшой кусочек. Была бы Натали в состоянии сделать хоть шаг, она непременно потрогала бы руками поверхность настоящего дерева. Сейчас же, опустившись совершенно без сил на краешек пружинящего матраса, она непроизвольно погладила материал покрывала. Настоящий лен. В ногах, сложенные, лежали пушистые пледы. Плетеные кресла с подушками. Изысканный туалетный столик с цветами на нем. На полу — циновки, в глубине комнаты дверка в ванную. Нигде ни следа пластика или полиэстера. Видео нет, но принесут, достаточно позвонить. Пилот и стюардесса в мотеле — картинка та еще. Только шампанского не хватает.
— Хочешь в душ?
Натали помотала головой.
— Тут есть во что переодеться, — еще одна попытка, разбившаяся о стену
Сюда, похоже, можно приехать совсем без вещей, с одной только кредитной карточкой. Вот она, карточка, угу. А счастье где?
Решетка, увитая цветами, отделяла вполне современную кухоньку, где немедленно скрылся Рубен. Отсюда видно было, как он решительно тычет в кнопки комбайна. Натали нагнулась, чтобы расстегнуть ремешки босоножек.
— Ух ты, страх какой!
Она вздрогнула и уронила туфлю. Рубен, присев на корточки, поднял ее, большим и указательным пальцами промерил длину шпильки. Натали, смутившись до смерти, поспешно втянула под подол босую ступню, выглядевшую так безнадежно беспомощно с розовыми следами от ремешков.
— И я еще выпендриваюсь со своей координацией. Вот выпей-ка.
Натали решительно замотала головой. Если внутрь нее попадет хоть глоток, эту прелестную комнатку неминуемо постигнет участь D-14.
— Пей давай!
Она отползла, упершись спиной в спинку кровати и не сводя с него затравленного взгляда.
— Господи, да это всего лишь чай.
Зажмурившись, она хлебнула горячего, сладкого и очень крепкого травяного напитка. Жар прокатился изнутри до самого желудка, и подействовал успокаивающе. Все, что было в ней напряженного, расслабилось, и тем не менее лицо, обращенное к Рубену, было одной умоляющей маской. Кто-нибудь тут еще хочет любви?
— Худо мне... не могу.
— Да откуда у тебя такие... дремучие представления о мужиках?
Невзирая на слабое неорганизованное сопротивление, Рубен вытряхнул ее из плаща и завернул в плед. Воспоминание о тихом смехе провожало ее, когда она падала в сон. Ты еще и добрый, черт бы тебя побрал.
Натали проснулась резко, словно кто всадил ей локоть в ребра, с полной памятью обо всем, что было вчера. Не открывая глаз, мысленно оценила свое самочувствие. Не тошнило — со всей определенностью. Тело лежало на боку, колени подтянуты под самый подбородок, руки переплетены на груди. Осторожно отвела от лица плед: спала, оказывается, закутавшись с головой. Серый утренний свет просачивался под увитый лианами козырек террасы: утро было мягким.
Осторожно села, спустив на пол босые ноги, несмело обернулась. Утром всегда все выглядит иначе. Минуту или около того таращилась на широкую, обтянутую форменной рубашкой спину. Голову Рубен подвернул, словно прикрыв ее плечом. Поза под кодовым названием «меня вообще тут нет». Адекватный ответ на ее «не тронь меня». Не храпит. Это хорошо.
Чего хорошего? Разве ты ждешь ночей, когда это станет иметь значение?
Как крепко спит. Когда отрастет короткий курсантский ежик, черные волосы естественным образом лягут назад: открытое лицо. А вот депилятора на эти щеки уйдет немало. Ничего не поделаешь — тестостерон. Натали удержала ладонь — погладить. Насколько было бы проще, если бы она могла думать о нем плохо. Скажет тоже... Турандот!
Подобрав подол, чтобы не наступить на него ненароком и не наделать шуму, Натали проскользнула в ванную. Состояние вчерашней косметики на лице подтвердило самые худшие опасения, но... здесь была настоящая вода, хочешь — горячая, хочешь — прохладная! Не стандартный общежитский ионный душ, удаляющий грязь исключительно механически. Тут тебе и расслабление, и массаж, и утренний тонус.
Натали провела в ванной достаточно времени, чтобы укрепиться в своем решении. Нельзя брать то, чего хочется так сильно, потому что всегда платишь дороже. Кармический закон. Столько, сколько придется отдать за этого парня, у нее просто нет. Она сама отпирала для него все свои тайные комнаты. Когда он уйдет, она останется одна посреди пустого и гулкого пространства. И с ней не будет ни цинизма, ни снисходительности, ни спасительно дурных мыслей.
Где— нибудь в зарослях наверняка притаился корпус администрации, откуда можно вызвать такси. Не может быть, чтобы отсюда нельзя было выбраться.
А вот вползать обратно в открытое вечернее платье оказалось неприятно. Не то потому, что после ночи спанья в нем оно было, мягко говоря, несвежим, не то потому, что с утра его тонкие лямки, декольте и подол до самого полу выглядели не более уместными, чем она сама — в этом обустроенном гнездышке. Прикосновение шелка к телу, возбуждающее вчера, сегодня казалось склизким и напоминало... да все о том же: о схеме «пилот — стюардесса — мотель».
На цыпочках, стараясь не шуршать шелком, взяв туфли в руки, а в охапку — плащ, Натали выбралась из ванной. Кожу покалывало возбуждением и страхом. Особенно губы. Плащ, босоножки, сумочка на шнурке, на запястье. Кажется, все...
— Убегаешь?
Кровь хлынула ей в лицо. Ничего не может быть унизительнее, чем если тебя застигнут на цыпочках, с охапкой барахла, и ты при этом отскакиваешь к стене, выкладывая свои постыдные комплексы как на ладони. И глаза таращишь.
Рубен сел, молча потер ладонями лицо, поморщился. Вид утомленный и помятый, как всегда от спанья в одежде. И недовольный, ясен пень.
— Я что-то не так сделал?
— Нет, — выговорить это было трудно, а еще унизительнее было сознавать, что сейчас она начнет бессвязно блеять, что-де дело не в нем...
— Думала, ты вчера еще догадался. Я не белая кость. Я в стюардессы-то выбралась, обдирая локти и пузо. Из фабричного квартала, с приземных этажей. Не низший-средний класс, но низший-низший. Прннчипесс нету тут. Мне с тобой вровень не встать. Ходить, говорить, поворачивать голову, небрежно употреблять это клятое «отнюдь» — я училась стиснув зубы. У меня отец — пьяница, а о матери вообще лучше не вспоминать. Моим первым парнем был «бык». Ты... ты можешь дать очень много, но в результате оставишь меня совершенно ни с чем. Я... после тебя... долгонько не смогу с интересом по сторонам поглядывать.
Она замолчала, с отвращением сознавая, что все сказанное нельзя воспринимать иначе как чистое вымогательство, предполагающее, что в ответ распаленный юноша наобещает ей златые горы, законный брак и все звезды с неба. Какими словами докажешь, что все не так?
— Сколько отдавать сердца — человек сам решает, я не могу схватить тебя за руку со словами «достаточно». Я только мог предложить решить это обменом, не глядя: все на все.
Он не недоволен, кольнуло мозг. Он расстроен. Глаза в пол, пальцы — на висках. Почему у парней с утра такой похмельный вид?
— Я видела твою уважаемую мать. Мне не проглотить такой кусок пирога, Рубен.
— Тогда иди.
Он снова потер ладонями лицо, словно таким образом надеялся стереть с себя дурной сон. Натали нерешительно переступила босыми ногами. Опыта у нее было достаточно, чтобы сообразить, как она с ним поступает. Здоровый, красивый, покончивший с монастырским Уставом Учебки, казалось бы, навсегда и разлетевшийся не только заниматься любовью, но и любить. Строго говоря, тут вот девчонки их и берут — горячими. Натали ведь поощряла его, не так ли?
— Иди, — повторил Рубен хмуро, упершись локтями в колени. Что-то в его позе ударило ее, словно под-дых. Сколько еще он так просидит, когда за ней прошелестит, закрываясь, стеклянная дверь? Чем это кончится? Можно сказать наверняка: холодным душем, а после — несколькими сутками видео. Подряд, без разбора — фильмы, новости, викторины, а в промежутках — едой в постели, не глядя, без аппетита. Сожаления осыпались, увядая, как листья в сквере. В совершенной растерянности Натали сгрузила все, что занимало ей руки, в ближайшее кресло: босоножка упала на пол, от громкого звука вздрогнули оба. Сбежать, спасаясь от душевной боли — одно дело. Но лучше быть дурой, чем свиньей.
Села рядом, чуть прикоснувшись плечом. Растерянно пошевелила пальцами ног. Полжизни за обычное домашнее платье-свитер! Тихонько ткнулась лбом Рубену в плечо.
— Не надо.
Взято слишком высоко, чтобы быть правдой. Примитивная тактика — самая верная, главное — ошеломить. «Милый, ты меня любишь?» тут не сгодится. Мы напортили столько, что дело спасет только самое тяжелое вооружение.
— Я... эээ... слишком тощая, верно?
Рубен отвел наконец руку от лица, в чем была явная тактическая ошибка — ее надо было куда-то девать, не в воздухе же ей висеть. Женская талия... чем тебе не подходящее место? Ага, сам догадался.
— Ну... Я бы сказал, у тебя хорошие... аэродинамические характеристики.
Натали подняла лицо, с удивлением обнаружив на ткани рубашки мокрое пятно. Откуда? Загадку разрешил Рубен, пальцем сняв слезу с ее щеки. От сто плеча шел жар: температура тела у Эстергази явно на градус-пол-тора выше.
Вот теперь, сероглазый, только не отпускай!
Это было, как ложкой зачерпнуть мед, как выровнять пикирующий флайер у самой земли, как вынырнуть с глубины, хватая воздух... Сладко, трепетно, нежно... Милая, любимая, хорошая моя... Нетерпеливо, напористо, сильно. Слишком много, чтобы, как казалось, это можно было вынести... Слишком мало, чтобы на этом остановиться.
Холодное молоко из высоких стаканов, которое они пили на террасе, забросив ноги на табурет: он — только в шортах, она — в его рубашке. Сок груши на подбородке. Душ, рушащийся с потолка сразу на обоих. Огонь свечи сквозь вино в хрустале. Мокрые цветы.
Смех.
* * *
Улетать или остаться -
не тебе решать, не мне бы, -
серый ветер разберется,
кто ему назначен в долю.
Проклятый комм надрывался где-то у самого уха, но найти его на ощупь, не поднимая головы, а только хлопая ладонью по тумбочке, оказалось задачей немыслимой. Натали натянула на голову подушку, Рубен, отчаявшись, сел. На тумбочке браслета не оказалось. Под подушкой — логично было предположить, что именно туда он сунул комм, когда торопился сдернуть его с руки — тоже пусто. Последовал краткий лихорадочный обыск с насильственным переворачиванием рядом лежащего тела, сопутствующим делу умоляющим мычанием, сдавленным смехом и вынужденной задержкой, и наконец браслет обнаружился в складках простыней.
— Это может быть только па, остальные заблокированы — пояснил он, садясь и поднося комм к уху. Экранчик-циферблат светился в темноте голубым, обводя тонкой линией профиль Рубена и часть его плеча. Прием он включил на полный, видимо, из деликатности. Глубокий громкий голос, создав эффект третьего в комнате, заставил Натали сесть, прижимая к груди скомканную простыню.
— Малыш, ты в Тавире?
— Да.
Харальд запнулся на секунду. Рубен терпеливо ждал.
— Новости, ясное дело, не смотришь?
— Ясное дело.
Пауза.
— Что?...
— Вылетай, — выдохнул отец. — Прямо сейчас.
Рубен коротко ругнулся.
— Вам там, в министерстве, совсем делать нечего? Объявлять общевойсковую сразу... Эээ, па... число какое? Мать Безумия!...
— Позднее, — судя по голосу, Харальд Эстергази позволил себе мимолетно улыбнуться. — Я не могу сказать тебе больше. Шпарь домой, ты нужен.
Из темного угла Натали в оцепенении наблюдала, как разнеженного сибарита рядом с ней, романтичного ленивого баловня сметает коротким ледяным шквалом до самой базальтовой основы — офицера Космических Сил. Где он только прятался эти два... три?... дня. Что-то менялось в лице, в манере держать голову, в складке между бровей. Озноб ударил ее, как плеть.
— И еще, — добавил Харальд. — Лишних полчаса у тебя нет.
Рубен рывком встал. Щелчок, с которым отключился комм, еще висел, не растаяв в воздухе, а выпускник Академии уже скрылся за дверью ванной, откуда донесся плеск воды и жужжание электрической щетки. Кажется, прошла всего минута, и он появился: бравый, подтянутый, блестящий.
— Ты можешь остаться здесь, — сказал он, наклоняясь к Натали. Девушка вздрогнула — ей почему-то казалось, что Рубен, подхваченный вихрем, забыл про нее. — Мы не выбрали лимит, ты можешь еще поспать и уехать аэробусом. У меня времени — только саквояж схватить.
— Я поеду с тобой.
* * *
Поделиться книгой: