Дранг нах остен по-русски. Проверка боем

Пришлось команде Малежика задержаться еще на неделю в своем лагере, на сей раз все трудились в поте лица. Не только физически, на охране и заготовке дров, на приготовлении пищи и уходе за скотом, но и умственной деятельности хватало. Скучавшие прежде филологи наконец получили свою добычу в виде пленников, безропотно рассказывавших целыми днями все, о чем спрашивали странные русы. Новых нападений, к счастью, не последовало, даже местные жители перестали шнырять поблизости, напуганные уничтожением огромного отряда, аж из двадцати страшных персидских воинов. Спустя неделю радист получил добро на дальнейшее движение к северу, к цели поиска. Как сообщил резидент, основные силы персов разбиты и выдворены за пределы прежней границы. Но разрозненные части могут грабить окрестности. Подобная опасность не пугала Малежика, после боевого крещения он был уверен, что в силах справиться с любым отрядом кавалеристов до полусотни сабель, тем более с малоподвижной пехотой.

Поручик Макс фон Шмелинг внимательно наблюдал за выгрузкой техники на пирс только что захваченного крупного персидского порта Бушира. Его рота шла во второй очереди, техника первой роты уже покинула порт, завершая полный захват прибрежного города. Сразу с пяти кораблей по широким сходням бойцы аккуратно скатывали пушки, грузовики, боевые машины на каменные причалы Бушира. Напуганные внезапным захватом порта аборигены боялись появиться на виду; кроме бойцов русской армии, в порту никого не было. Как удачно все получилось, не переставал восхищаться поручик нынешней персидской кампанией. Внутренний голос опытного вояки подсказывал, что случайно такое не происходит, видимо, у русов хорошая разведка в соседних странах. Иначе чем объяснить тот факт, что их батальон за месяц до вторжения персидской армии в западные районы Индии усилили прибывшими из Европы частями до штатной численности полка, оставив от батальона одно название. Дополнительно придали в подчинение батальону тыловые части, сформированные из индусов, численностью в четыре тысячи работников.

Да, именно работников, поскольку огнестрельное оружие в этих частях имелось лишь у десятников и офицеров, рядовые занимались исключительно хозяйственной деятельностью, их вооружение состояло из короткого кинжала. Месяц ушел на притирку опытных ветеранов и приданных тыловых частей, отработку совместных действий в ходе боевых операций. Благо подвернулось небольшое восстание мусульманских джагиндаров, возмущенных закрытием мечетей особо одиозных мулл, активно проклинавших русов. При подавлении вооруженного восстания русские отряды не зверствовали, но с изощренной педантичностью выполняли требования своего закона. Все противники власти, рискнувшие обнажить оружие против русов, равнодушно уничтожались до момента безоговорочной сдачи в плен. Так же методично выполнялся закон Новороссии в части полной конфискации имущества тех, кто взял в руки оружие, и высылки их семей в другую местность. Потому после разгрома наспех собранного отряда местных джагиндаров и их подданных тыловики стали заниматься выселением и конфискацией.

Семьи мятежников на повозках, загруженных разрешенным имуществом, одеждой, продуктами, частенько с козами и курами, тыловики конвоировали к ближайшему порту в устье Ганга, где уже ждали транспортные корабли. Другие команды вывозили конфискат, передавали выморочные дома и земли под охрану и пользование местных властей. Бывалые ветераны германского пехотного батальона смеялись, глядя на неуклюжие потуги тыловиков, терявшихся от жестких требований начальства по времени. Пройдя не одну военную кампанию, солдаты получили богатый опыт сбора трофеев, чем с удовольствием делились с новобранцами-тыловиками. Благо в воинских частях все понимали разговорный русский язык, без этого на службу не брали. Да и откровенных недоумков в русской армии не было, новобранцы быстро поняли, что от них требуется, и работа наладилась практически по уставу.

Так вот, едва бойцы освоили новую технику, доставленную взамен вышедшей из строя, пополнили боеприпасы, пришла команда грузиться на транспортные корабли для следования на запад. Буквально на следующий день после нападения Персии на пограничные земли Новороссии германский усиленный пехотный батальон, с приданными тыловиками, отправился на запад. Две недели добирались на самоходных кораблях бойцы объединенного подразделения от устья Ганга вокруг Индийского полуострова до границы с Персией. Многие думали, что там и начнется их выгрузка, в знакомом порту Пасни, где началась для многих индийская кампания почти год назад. Однако после короткой стоянки караван пополнился парусными судами и двинулся дальше, сквозь Ормузский пролив. Все дальше и дальше на северо-запад, в самую глубину Персидского залива.

Все слушали по радио ежедневные новости с фронта и знали, что русские войска так далеко на запад не продвинулись. Дважды караван натолкнулся на десяток-другой персидских кораблей, попытавшихся остановить русов. Увы, им надо было заранее интересоваться результатами подобных самоубийственных решений у своих соседей – турок. Ибо русский караван из полусотни кораблей даже не останавливал движение, просто передовые суда расстреливали вражеские корабли на расстоянии. Наконец, командир батальона озвучил боевой приказ и боевую задачу. Батальону при поддержке корабельной артиллерии предстояло высадиться в персидском порту Бушире, захватить город и окрестности. Затем активно развивать наступление на север, в направлении на персидскую столицу – Исфахан, двигаться быстро, не ввязываясь в мелкие столкновения.

Отдельно подчеркивалось, что задачи захватить столицу Персии не ставится, необходимо напугать противника для скорейшего заключения мира на выгодных условиях. Поэтому цель атаки в тылу врага – деморализовать и пограбить местное население, без необходимости удержания захваченной территории. Учитывая, что от побережья до столицы было всего шестьсот-семьсот верст пути по каменистым и песчаным дорогам, для германских ветеранов задача показалась несложной. После тысячеверстного перехода через всю северную часть Индии, конечно. Тем более впервые начальство разрешало грабить всех, а не только сопротивлявшихся с оружием в руках. Бойцы батальона рвались вперед, ибо в своих возможностях не сомневались давно, а о богатстве Персии были наслышаны.

Офицеры полностью разделяли мысли своих подчиненных, главной своей задачей считали осторожность и бережное отношение к технике. Ибо понимали, что самые лучшие и дорогие трофеи придется вывозить на грузовиках, значит, машины должны сохранить работоспособность до конца рейда. Пока высадка прошла строго по плану: после короткого и мощного пушечного огня с кораблей береговая оборона порта перестала существовать. Еще во время высадки первая рота добила пытавшихся оказать сопротивление солдат из местного гарнизона, после чего опасность для русских войск в городе-порте Бушире исчезла полностью. Вернее, сохранилась только в виде оплошности грузчиков при выгрузке техники и боеприпасов, с чем пытался бороться в меру сил поручик фон Шмелинг.

Уже утром, толком не выспавшись из-за шума в городе, бойцы батальона приступили к выполнению боевой задачи. Техника была готова, дорога разведана, проводники из местных огнепоклонников, ненавидевших мусульманскую власть, набраны. Русско-германская военная машина начала свое движение на север, в сторону богатейших провинций и городов. По сухим дорогам Персии опытные ветераны собирались двигаться не спеша, от крупного города к более крупному, преодолевая за день сто – сто пятьдесят верст, что вполне по силам. За неделю, которая понадобится, чтобы достичь цели рейда – Исфахана, местные власти даже узнать не успеют о русских войсках в тылу, не то что организовать какое-либо внятное сопротивление русам. Опыт у ветеранов имелся достаточный, с учетом поставленных задач все поняли, что возле Исфахана придется ждать мирного договора, там и отдохнуть можно будет. Держись, Персия!

– Надо срочно открывать Австралию, Петро, срочно! – Валентин Седов, недавно вернувшийся из поездки по Северной Индии, как решили назвать захваченную империю Моголов, второй час рассказывал наместнику о «первоочередных задачах Советской власти». Почти полгода, проведенные в новых новороссийских землях, дали министру здравоохранения не только густой тропический загар. Офицер, военврач увидел огромное поле деятельности для себя, деятельности на благо людей, на защиту здоровья и жизни женщин и детей, в первую очередь. И после выкладки статистики, четкого доклада о необходимых мерах разгорячился. Сейчас Седов ходил по кабинету наместника, повторяя самые важные и скорейшие действия русской власти.

– Пойми, Иваныч, если не справиться с малярией в ближайшие годы, мы получим скачок заболевания уже наших, русских, людей в Индии.

– Ну, говорят, есть же лекарство от малярии этой, хина какая-то. – Головлев не скрывал недовольства требованиями друга. В его планах открытие и заселение Австралии было лет через пять, не раньше. Теперь, разговаривая с Валентином, наместник в уме перебирал возможные варианты ускорить отправку кораблей в Австралию и не находил их. Оттого и злился на себя, а не на друга, естественно, понимая справедливость требований Валентина.

– Хина не лечит, она снимает приступы, а малярия, как насморк, практически неизлечима, быстро превращается в хроническую лихорадку. – Седов посмотрел на осунувшегося друга и добавил: – Чего грустишь, я же не прошу засыпать все болота химикатами, как делали англичане в Индии в свое время. Если нам досталась чистая планета, нужно сохранить ее такую. Уничтожать болота в ближайшее столетие никто не собирается, там неизученных растений и животных уйма, да и рис сажать негде будет. Но создавать сухую полосу для комфортного проживания и прокладки дорог необходимо сейчас. Пока наши специалисты не заболели, пока рабочие руки дешевы и многочисленны, пока с нами никто не спорит, нужно срочно везти из Австралии тысячи и десятки тысяч саженцев, семян эвкалиптов. Деревья высосут болотистую почву досуха, как это произошло в Абхазии и Ленкорани. Там, говорят, результат высадки эвкалиптов был виден всего через пять лет.

– Да согласен я, согласен, – не выдержал Головлев. – Ну нет сейчас свободных кораблей на механической тяге, нет. Мы в Индийский океан всего одну эскадру перегнали из двадцати одного корабля. Самых лучших и быстроходных, между прочим. В Европе, кроме катеров береговой обороны, не больше десятка теплоходов осталось, вот так. Обороняться еще сможем, но грузы к Суэцкому перешейку приходится на парусниках возить, ты этого просто не знаешь.

На рабочем столе наместника замигала небольшая сигнальная лампочка на корпусе селекторного телефона. Секретарь сообщал, что пришел свой посетитель, кто-то из близкого круга.

– Кто? – сорвал трубку Петро, выслушал и коротко велел: – Пускай.

– Добрый день, – зашел в кабинет министр промышленности Корнеев, обстоятельно поздоровался с обоими мужчинами за руку. Вгляделся в их разгоряченные мрачные лица, уселся на свое любимое место в углу кабинета и спросил: – Ругались, поди? О чем, если не секрет?

– Какой от тебя секрет, – махнул рукой Головлев. – Валя говорит, что надо срочно Австралию открывать, эвкалипты оттуда завозить в Индию, чтобы болота осушать в авральном режиме. А у нас добрых океанских кораблей толком нет, сам знаешь. Нефть в Аравии так и не нашли, полгода бурят, результатов никаких. Если отправлять на пятый материк эскадру Хесселя, так мало того что горючее на исходе, так война с Персией, будь она неладна. Из Европы гнать корабли – полгода уйдет, через Суэцкий перешеек горючее в бочках возим, когда на эскадру наберем такими темпами?

– Так я вовремя зашел, весьма вовремя, – улыбнулся Корнеев, закидывая ногу на ногу. – Как говорят в Одессе, у меня две новости, одна хорошая, другая еще лучше. С какой начинать?

– Говори, юморист, чего уж там, – невольно ухмыльнулся Головлев, любуясь на ухватки друга.

– Во-первых, я только что от радистов дальней связи, где получил свежую новость об обнаружении на временно оккупированной территории Персии, неподалеку от порта Бушира, обширного района добычи нефти, прямо из колодцев аборигены черпают ценную жидкость. И цены настоящей ей не знают, судя по объемам добычи. До Бушира от выходов нефти не более тридцати верст, да неподалеку есть удобная бухта, всего в десяти верстах от нефтяных колодцев. – Министр промышленности обвел друзей торжествующим взглядом. – Вторая новость в том, что в Даммаме смонтировали и приняли к эксплуатации нефтеперегонный завод в расчете на сто тонн исходного продукта в день. От того Даммама до Бушира по морю напрямую двести верст с гаком будет. Значит, топливо через Суэц можно не гнать больше, в нашем Индийском океане топлива для кораблей скоро станет достаточно.

– Однако порадовал ты нас, Сергей Николаевич, этот участок побережья можно у персидского шаха Аббаса арендовать лет на сто, взамен части репараций. Тогда топлива нам хватит, пока свою нефть не обнаружим, – расцвел в непроизвольной улыбке наместник. Затем перевел взгляд на Валентина и предложил: – Давай, подбирай состав первых поселенцев, человек триста, не больше, и место высадки. Через две недели пять кораблей из эскадры Хесселя можно отправить в Австралию, с одним бензовозом. Будет к этому времени бензин для десяти кораблей и полный бензовоз? – повернулся Петро к Корнееву с вопросом.

– Даже не вопрос, еще останется для местных катеров, – заверил руководство страны министр промышленности, развалившись в полукресле. Демонстративно зевнул и добавил: – Я ведь чего сюда шел? На закрытую верфь пригласить хотел, на завтра. Мы первый пятитысячник на воду спускаем. Корпус полностью сварной, из стального листа, четыре двигателя, расчетная скорость до сорока верст в час, дальность хода на полной заправке – пять тысяч верст. На воде доведем до готовности за три месяца. Планируем оснастить тремя локаторами, визорами, то есть для обороны пять стомиллиметровых пушек, три крупнокалиберных пулемета. Думаю, хватит.

– Такие корабли в серию запустить бы, как пресловутые «Либерти»… По одному в месяц смогут твои умельцы выдавать? – встрепенулся наместник, блестя глазами.

– Нет, дай бог, два таких гиганта за год выдать получится, – развел руками Сергей Николаевич с явным огорчением. – Но сами корпуса, монтаж громоздкого оборудования, внутреннюю отделку вполне можно делать на верфях Данцига, Ростока, Гамбурга. Оборудование изготовить, монтировать, обучить рабочих, инженеры пока будут наши, года вполне хватит. Листовой прокат к тому времени можно где-нибудь в Берлине катать, тьфу, в Берлове, все забываю новые названия. Ну, вы поняли. Если каждая верфь будет по два корабля делать за год, от шести до восьми гигантов получим через два года. Пушки, локаторы, пулеметы, радиостанции будем монтировать на Острове. Если хорошо пойдет, можно массовое кораблестроение перевести на континент, оставить здесь опытные производства. Дешево и сердито выйдет, как всегда.

– Так ты для этого сюда шел? Чтобы нас на завтрашний праздник позвать? – удивился наместник. – Позвонить не мог?

– Да нет, поговорить хотел секретно… – смутился Сергей Николаевич, искоса поглядывая на Петра.

– Говори, все свои. – Наместник с Валентином уселись за стол, приготовились слушать.

– Мы на этой неделе провели успешные испытания катера на подводных крыльях, восемьдесят верст в час легко идет. Будем ли пускать его в серию, если будем, в каком варианте? Учтите, что на море при среднем волнении катер на крылья не встанет, только в тихую погоду сможет разогнаться, а так будет обычные тридцать верст выдавать, не больше. Лучше всего такие катера на крупных реках применять, так у нас и нет особо крупных рек. Дунай и Висла подойдут, но они не по нашей территории проходят.

– Каково водоизмещение твоих игрушек?

– От двухсот до пятисот тонн точно будут, проверяли, а больше не знаю, надо проверять и считать.

– Значит, от роты до батальона примут на борт. – Задумался Головлев, подошел к карте Новороссии, раскинувшейся по всем материкам, исключая белый силуэт Австралии. – Давайте считать, ребята. От Острова до материка для быстрой связи хватит пары катеров небольшого водоизмещения. Для Вислы, Одры, Лабы еще по паре небольших катеров, для оперативной связи и ходовых испытаний. В устье Миссисипи надо больше, штук пять небольших и пару пятисоттонных, пусть попробуют до Сахарных островов добраться. Там штили часто бывают, а метеослужба опытная, успеют долететь при желании. На Инд и Ганг по пять больших и малых, да критским и кипрским казакам для набегов столько же. Считал?

– Да, Двадцать два катера водоизмещением пятьсот тонн и тридцать три катера двухсоттонного водоизмещения. – Корнеев записал в рабочий блокнот опытное количество и уточнил: – Вооружение какое?

– Думаю, хватит пары пулеметов, крупного калибра, разумеется. – Головлев еще раз взглянул на карту и вернулся на свое место. – Что еще припас?

– Хочу финансирования под строительство новой верфи на закрытом производстве, где пятитысячник на воду спускаем завтра. Пора подводные лодки начинать строить, деньги есть, технологии имеются достаточные, надо нарабатывать производственный опыт.

– Так с кем воевать? – удивился Головлев. – Противника под эти лодки не существует, мы флот любой страны надводными кораблями догоним и размолотим. На кой черт нам головная боль?

– Говорю же, надо нарабатывать производственный и эксплуатационный опыт. Будем строить по одной-две подлодки, нещадно эксплуатировать их и устранять недостатки по результатам испытаний. Личный состав обучим заранее, чтобы к нужному моменту у нас были готовые подводники и оборудование для изготовления качественных подлодок. – Корнеев удивленно смотрел на Головлева.

– Ладно, пусть будут подлодки, запас карман не тянет, – согласился наместник. Затем оглядел обоих друзей. – Все, что ли? Тогда пошли ко мне, Лариса сегодня с обеда стряпает, а из Королевца новые пластинки привезли, послушаем.

– Пошли, – быстро поднялись друзья. Ларисино угощение всегда радовало гостей, да и сам Петро любил удивить друзей хорошим вином. Что еще надо трем старым друзьям для хорошей застольной беседы?

Глава шестая

– О, солнцеликий шах, эмир Джелаль-эд-Дин просит принять его по важному делу, – низко склонился к полу, укрытому двумя слоями мягких ковров, хранитель дворцовых покоев, выглядевший весьма нервным. Настолько, что это заметил даже сам шах Аббас, славный представитель династии Сефевидов, расширившей владения Персии от пустынь Средней Азии до тучных полей Междуречья. Сам султан Оттоманской империи Мурад в многолетней войне склонился к миру с Персией, устрашенный непобедимыми воинами Исфахана.

– Проси. – Шах махнул рукой чтецу, услаждавшему слух Аббаса стихами несравненного Хайяма, рубаи которого доставляли истинное наслаждение своим двойным и тройным смыслом. Чтец быстро поднялся с ковра и скользнул за дверь, едва не столкнувшись с входящим в покои Джелаль-эд-Дином.

Полководец удержался от пинка недостойному бездельнику, шагнув вперед, остановился на подобающем расстоянии от величайшего из правителей Персии, шаха Аббаса.

– Солнцеликий, только что прибыл гонец по южной дороге с важным сообщением. Войско русов на подходе к городским стенам Исфахана, гонец видел их в половине дневного перехода от города два часа назад. – Лучший военачальник Персии склонил голову, предоставляя шаху время понять смысл своих слов.

– Какие русы? Только позавчера прибыл гонец с сообщением о высадке этих гяуров на южном побережье страны. Они не могли добраться так быстро до Исфахана! – Аббас выглядел удивленным, но не испуганным. Шах пытался разобраться в путанице и пресечь панику. – Не хочешь же ты сказать, что от побережья можно добраться до нашей столицы за четыре дня? У русов разве есть ковры-самолеты?

– Можно или нельзя, я не знаю. Мое дело – охранять солнцеликого шаха и столицу Персии. Я отправил на южную дорогу три тысячи конных дружинников, они смогут задержать русов, надеюсь, хотя бы до вечера. Нужно решать, солнцеликий, оставаться так близко от вражеской армии опасно. Прошу дать распоряжение о срочном отъезде двора из Исфахана на север, в Кум или Тегеран. Срочно, сегодня же ночью.

– Ты меня пугаешь, – тихим голосом ответил шах, побледневший от ужасной новости. Джелаль-эд-Дин никогда не был трусом, в его преданности не было оснований сомневаться. Однако привычка во всем видеть подвох, возможный заговор против свой власти заставила Аббаса высказать свои сомнения. – В городе двадцать тысяч опытных ветеранов, шесть тысяч городских стражников. По донесениям первого гонца, русов высадилось на берег не больше пяти тысяч пехотинцев, без коней или верблюдов. Откуда они здесь?

– Гонец сообщает о странных само движущихся повозках, которые катятся быстрее скачущего всадника. На этих повозках русы перегоняют любого конного вестника, потому мы не успели получить донесения прежних гонцов.

Шах встал с подушек, на которых недавно лежал, наслаждаясь стихами в послеполуденной неге. Лето в этом году наступило рано, от изнуряющей жары можно было укрыться лишь за толстыми стенами дворца с окнами, выходящими во внутренний дворик. Там, закрытые от любопытных глаз, под сенью высоких деревьев, рядом с журчащим фонтаном играли жены и наложницы шаха под бдительным присмотром евнухов. Сейчас, в напряженном молчании после страшных новостей, веселый щебет и смех женщин, долетавший до второго этажа, где отдыхал Аббас, казался неуместным. Владыка Персии подошел к окну, машинально улыбнулся при взгляде на молодых жен, затем перевел взор на окраину города, хорошо различимую с высоты дворцовых строений. Жаль, окна выходили на север, хотя дальше двухчасового перехода от города ничего не видно, в любую сторону. Мешали горы, окружавшие столицу.

Добрая четверть часа понадобилась шаху Аббасу, чтобы поверить в рассказ Джелаль-эд-Дина, осмыслить его и вызвать приближенных придворных для организации срочного выезда шахского двора из Исфахана. С собой Аббас решил взять верную тысячу телохранителей и десять тысяч дворцовой конницы – самые преданные лично Аббасу войска. Целый час ушел на подробные распоряжения, понукания и даже гневные угрозы неповоротливым жирным евнухам. За десять лет своего правления шах Аббас ни разу не покидал столицу вместе с женами и казной в такой спешке. Как всегда бывает в подобных случаях, нужные люди оказывались дома, повозки в ремонте, кони и ослы на пастбище. Однако при виде смертельно бледного шаха, боявшегося сразу двух опасностей – переворота и плена, дворцовые чиновники даже не пытались спорить с Аббасом. Выгнав последнего евнуха, шах обессиленно плюхнулся на подушки, но снова вскочил в нервной встряске. Только сейчас, разогнав всех подчиненных, Аббас понял, насколько близок он к смерти и потере трона.

– Срочное сообщение от наместника города Казеруна. – Хранитель дворцовых покоев в этот день вел себя совершенно неподобающим образом, видимо, чувствовал опасную ситуацию. Заметив утвердительный кивок шаха, хранитель отошел в сторону. Двое служек под руки привели гонца, еле стоявшего на ногах. Лица его под слоем пыли не было видно, но парень смог передать пенал со свитком сообщения в руки хранителя, упал на ковер в глубоком поклоне. Хранитель протер пенал, осмотрел печать, достал свиток сообщения, и гонца унесли.

– Читай, – нетерпеливо бросил шах, усаживаясь за низкий столик, где стояли чашки с остывшим зеленым чаем и шербетом. Аббас так нервничал, что в нарушение этикета сам добавил себе напитка из чайника и нервно начал пить, прислушиваясь к словам хранителя, читавшего донесение из Казеруна.

– … за день русы доехали на своих само движущихся повозках до Казеруна, не выходя из этих повозок, перестреляли из своих ружей пять тысяч всадников, выставленных под стенами города. Затем из пушек за полчаса разрушили все крепостные ворота и часть городских стен. Пушки у русов стреляют быстро и далеко, одного выстрела хватило, чтобы разрушить главные ворота города. Городскую стражу русы перебили прямо в Казеруне, до наступления темноты город был ими захвачен. Отправляю гонца с этими важными сведениями, о солнцеподобный шах, чтобы сообщить о появлении страшных врагов… – Закончив чтение, хранитель покоев добавил: – Гонец скакал на самых быстрых скакунах, но у ворот Исфахана его перегнали русы на своих повозках. Гонцу пришлось спрятаться и пробираться в город через восточные ворота, пока русы окружали столицу. Только поэтому он смог добраться сюда. Думаю, что все ворота в город закрыты нашей стражей.

– Что получается? Русы успели окружить Исфахан? – У шаха не было сил вставать, он лихорадочно подсчитывал, сколько войск находится в столице. И боялся спросить себя: надолго ли хватит этих войск для противостояния непобедимым русам?

Вскоре его страхи подтвердились: громкая частая стрельба из ружей и пушек послышалась с южной окраины столицы. Видимо, там гяуры расстреливали трехтысячный отряд конницы, отправленный два часа назад по южной дороге Джелаль-эд-Дином. Затем выстрелы стали слышны с востока, запада и самые последние донеслись с севера. Все, столица Персии и ее правитель шах Аббас оказались в кольце вражеских войск. Надо ли говорить, что этой ночью в окруженном городе не спал никто. Страх и паника, охватившие жителей богатейшего Исфахана, давили на всех, заставляя напуганных горожан совершать глупые поступки, непонятные самим персам. Придворные шаха Аббаса продолжали суматошно собираться в дорогу, словно заклинание повторяя приказ правителя Персии об отъезде утром на север. По дворцу правителя ночь напролет таскали тяжелые сундуки, ворохи платьев, ковры, оружие. Сам Аббас пытался заснуть, вздрагивая в полной тишине, которая пугала сильнее всякого шума.

Горожане готовились к осаде, привычно прикидывая запасы в кладовых и погребах. Официально было объявлено, что на город напала небольшая банда разбойников, воспользовавшихся тем, что армия ушла на восток. Как всегда, нашлись знатоки, уверявшие, что осада продлится не более месяца, в самом плохом случае. Именно столько займет возвращение армии от долины Инда. Если, конечно, доблестные витязи шаха уже завтра утром не разгонят отребье, нагло напавшее на честных людей под покровом ночи. Никто даже не заикался о том, что три тысячи вооруженных до зубов всадников, выехавших после полудня из южных ворот, так и не вернулись обратно. Хотя русы подошли к городу именно с юга. Никто не говорил о страшном дальнобойном и скорострельном оружии русов, из которого на глазах многих горожан были расстреляны несколько сотен безумцев, рискнувших напасть на самодвижущиеся повозки с копьями и саблями. Однако только глухой не слышал этих слухов, распространившихся по городу быстрее самого сильного пожара.

Все жители столицы Персии знали, что войска шаха третью неделю воюют с неведомыми русами, год назад захватившими могущественную империю Великих Моголов. Многие успели лично увидеть, как эти русы расстреляли сотни персидских воинов без всякого урона для себя. Однако люди продолжали верить в защиту крепостных стен, веками спасавших горожан от вражеских набегов. Как всегда, люди не желали верить в неприятные для себя вещи, словно это спасет их от неприятностей. Лишь самые разумные и опытные богачи прятали свои ценности в тайниках, показывая их младшим наследникам, в надежде, что хотя бы они выживут. Бедняки, многие из которых понимали, что будут первыми жертвами голода и вражеского оружия, под покровом ночи покидали город. Самые толковые лично выводили за городские стены своих жен и детей, подкупая дежурную стражу немудреными лепешками и дешевым вином. Столичные стражники давно жили одним днем, иначе бы не пошли на такую собачью работу. Они наливались дармовым пойлом, закусывали, не опасаясь вражеского нападения. Ибо в самомнении своем не верили, что русы пойдут на приступ в первую же ночь, без разведки и переговоров.

Утро действительно началось с переговоров, русы на своей самодвижущейся повозке подъехали почти к самым южным воротам Исфахана. Из машины выбрался молодой рус, одетый в непривычную одежду песчаного цвета с серыми пятнами, за ним переводчик из индусов. Подняв белый флаг и зеленую ветвь, рус через переводчика вызвал представителя шаха Аббаса на переговоры. Его переводчик вытащил из повозки узлы с вещами и начал раскладывать дастархан прямо на глазах изумленных стражников. Невозмутимо расстелил ковер, развел огонь, горевший из железного сосуда, на который поставил чайник. На дастархан выложил подушки, блюдо с сахаром и фруктами, выставил четыре чашки в блюдцах. Все как положено для уважаемых гостей, после чего переводчик снял свои чувяки и без обуви забрался на ковер, рядом с закипающим чайником.

В ожидании переговорщика от шаха рус и его переводчик успели заварить чай, выпить по чашке ароматного напитка. Некоторые стражники даже уверяли, что чувствуют аромат самого дорого красного чая из Китая, но явно преувеличивали. С расстояния в двести шагов никакого аромата невозможно почувствовать. Почти час отдыхали русы на виду половины города, пока не вышел из ворот визирь Ахтамкулла с хранителем шахской печати. Они были без переводчика, поскольку в городе не нашлось ни одного купца, говорящего по-русски. Слишком далеки были русы от Персии до последних событий, персы с ними торговали через посредников. С Московской Русью хотя и торговали персы много веков, но все купцы из северных провинций, никого из них в Исфахане не нашлось.

Горожане, забравшиеся на стены, с долей самоутверждения наблюдали, как русы встали при подходе переговорщиков, поклонились визирю и хранителю печати, затем пригласили обоих на дастархан. Вскоре все четверо уселись без обуви на ковре, облокотились о подушки и приступили к неторопливому разговору. Знали бы горожане, о чем идет внешне спокойная беседа, они бы не радовались мирным разговорам, особенно купцы, которых в самом богатом рынке Персии – Исфахане – проживало едва не половина населения города. Не исключено, что купцы от предложений русов не просто отказались бы, а набросились бы на тех с кулаками и копьями. Ибо русы предлагали просто страшные вещи, для торговца, конечно; для шаха Аббаса был выбор из нескольких русских предложений, ибо загонять врага в угол русы не собирались.

Предложения были высказаны в неторопливой беседе и переданы в виде свитка, написанного на фарси. Оказывается, были у русов свои знатоки персидского языка, да и сами русы поразили в беседе визиря цитатами из рубаи Омара Хайяма и ссылками на бессмертное творение Фирдоуси «Сказание о Рустаме и Шахрабе». Рус, представившийся поручиком Максом фон Шмелингом, напомнил уважаемому Ахтамкулле, что в своей поэме гениальный Фирдоуси называет главных героев именно русами. Возможно, предки персов и русов были общие, потому стоит ли братским народам проливать кровь друг друга? Не лучше ли, забыв случившуюся между соседями ссору, приступить к мирному разговору и сотрудничеству? Особенно если такое сотрудничество будет взаимовыгодным.

Нельзя сказать, что такие слова растопили лед недоверия опытных царедворцев, слышавших и не такую лесть. Однако заставили задуматься над сказанным: получалось, что русы не варвары и дикари, как их представили турецкие послы, обещавшие персидским войскам легкую победу. Если простые офицеры цитируют Хайяма и знают Фирдоуси, что известно их мудрецам и правителям? Откуда мог догадаться Ахтамкулла, что цитату из Хайяма и ссылку на Фирдоуси передали рано утром по радио из Петербурга и велели заучить наизусть. Не зря велели, сработали две фразы, поразили персидских вельмож до глубины души. После этого визирь спокойно выслушал два варианта развития событий, предложенные русами в неторопливом разговоре за чашкой чая.

В первом случае мирный договор можно подписать хоть сегодня на исключительно благоприятных для Персии условиях: никаких репараций, русские войска выходят из страны за пару недель, граница между странами остается на прежнем месте. От шаха Аббаса наместник Новороссии просит (!) сущий пустяк – передать в аренду русам небольшой участок пустынного побережья к западу от Бушира, безвозмездно, конечно, сроком на девяносто девять лет. Исключительно для добычи земляного масла, этого русы не скрывают, земляное масло нужно для русских машин (самодвижущихся повозок). И еще одно условие мира – беспошлинная торговля всем русским купцам в Персии, на всей ее территории. При заключении мира на таких условиях русы смогут продать шаху Аббасу много своего оружия, с помощью которого доблестные витязи вернут в состав страны не только Азербайджан, но и многие земли на западе, захваченные Оттоманской империей.

В случае если шах Аббас посчитает подобное предложение неприемлемым и не даст своего согласия в течение двух дней, русы продолжат свое наступление на запад войсками с востока, где остатки персидской армии не в силах их остановить, и группировкой под Исфаханом на север. В частности, отряд Макса фон Шмелинга легко превратит богатейшую столицу Персии в руины за полдня, выжившие горожане будут разграблены и захвачены в рабство. Сможет ли уцелеть сам великий потомок Сефевидов, русов уже не заинтересует, поскольку все захваченные земли они присоединят к своим владениям. Все персидские территории от долины Инда до Месопотамии и южного побережьям Каспийского моря станут русскими, боеприпасов для этого хватит. Скорее всего, часть персидских территорий захватит Турция, другую часть – Афганистан, самих русов это не будет волновать, поскольку с выживших персов они намерены собрать не менее пятидесяти миллионов золотых червонцев, не считая шелковых тканей и прочего имущества.

На такой, не слишком оптимистичной ноте закончились переговоры русского поручика Макса фон Шмелинга с персидским визирем Ахтамкуллой. Обсуждение условий, выдвинутых русами, проходило под непривычные звуки выстрелов из ружей и пулеметов. Русы полностью замкнули кольцо окружения вокруг столицы, демонстративно расстреливали всех, кто пытался выбраться из города. Для показа своих возможностей русская пушка за два выстрела превратила в щебень скалу, возвышавшуюся в полуверсте от южных городских ворот. Уже к вечеру русы пропустили к городским воротам очередного гонца из восточной армии. Сведения, доставленные несчастным, были неутешительны. Русское войско продолжало наступление, наголову разгромив последние отряды персидской армии под Сирджаем. Порт Бендер-Аббас русы уже захватили, город Сирджай остался без защиты и будет захвачен. Между столицей Персии и главными силами русов не оставалось никаких войск, кроме немногочисленных дружин местных феодалов.

Несмотря на неповрежденную печать донесения, гонца на всякий случай пытали, чтобы проверить; бедняга умер в пытках, так и не признавшись, что его подослали русы. Следующему гонцу, подтвердившему захват Сирджая русской армией, тоже не удалось дожить до вечера второго дня осады Исфахана. Собственно, в гибели несчастных не было смысла, ибо никто не сомневался – Персия лежит у ног русов беззащитная. И предложение Макса фон Шмелинга, более чем милостивое и щедрое, четко говорило персидскому шаху Аббасу, с кем следует дружить, – с русами. Именно они предлагают оружие, чтобы шах смог смыть горечь поражения на западе, отыгравшись на турецких воинах. Потому к вечеру второго дня из отведенного русами срока шах дал согласие на мирный договор по русским условиям. Новороссия получила доступный и богатый персидский рынок беспошлинно, а также свою нефть в Индийском океане, весь Дальний Восток стал таким близким, как привычные берега Северной Америки. В течение года после подписания мирного договора Персия обязалась закупить в Новороссии сорок тысяч ружей с патронами, за пластиковые деньги, естественно.

Сергей Николаевич Корнеев зашел в свое купе, снял верхнюю одежду и улегся на кровать поверх покрывала, подремать. Все-таки годы дают себя знать. В шестьдесят лет тяжело провести весь рабочий день без отдыха. Выручал личный поезд со спальным вагоном, это не в машине, где каждый буерак чувствуется. В поезде на получасовых перегонах можно вполне вздремнуть, а между Петербургом и закрытым городком Зеленоградом восемьдесят верст, почти час добираться, вполне достаточно для нормального отдыха. Министр промышленности Новороссии дремал под привычный перестук колес по рельсам и вспоминал сегодняшний день, выработалась к старости такая привычка. Особенно, когда не можешь уснуть от усталости в натруженных ногах.

Еще бы им не болеть, когда за три часа ни разу не удалось присесть, все на ногах да быстрым шагом. Первая половина дня прошла у Корнеева в посещении Петербургского моторостроительного завода, крупнейшего из двух моторостроительных заводов Новороссии. Ибо второй моторостроительный завод располагался в двухстах верстах севернее, в закрытом городке Березове, и представлял собой опытно-конструкторское производство, занятое разработкой новых двигателей внутреннего сгорания – на дизельном топливе и на бензине. Именно этот второй завод, как часто его называли, работал на будущее русского моторостроения. Там испытывали новые конструкторские разработки, отлаживали технологию производства, готовили оснастку. Только после этого передавали полный технологический комплекс на Петербургский моторостроительный, в серийное производство.

В столице изготовление двигателей ставилось на поток, именно отсюда поступали разнообразные моторы на корабельные верфи, на автозаводы, на летное производство. Именно здесь, в Петербурге, на таком сложном и большом производстве проходили практику молодые учащиеся технических училищ. Сюда приезжали на учебу инженеры и мастера с американской части страны, где планировали вскоре выстроить свой аналогичный завод. Именно на моторостроительном заводе получали свой первый рабочий опыт лучшие технические кадры страны. Не на оружейном производстве учить молодежь, в самом деле, и не на кораблестроительном. Именно на Петербургском моторном, как кратко называли первый моторостроительный завод, получали путевку в рабочую жизнь почти все инженеры и рабочие, проходившие учебу в столице. Потому что самые передовые методы обработки деталей и самая лучшая организация технологического процесса была именно в Петербурге.

На новейших станках и прессах, приводимых в действие электричеством, изготавливались две трети деталей для будущих двигателей, самые сложные и точные. Литейное производство было вынесено за пределы столицы, за полсотни верст от Петербурга. Там из слитков, доставляемых с материковой части Новороссии, отливали будущие карбюраторы, корпуса двигателей, заготовки для поршней и цилиндров и многие остальные полуфабрикаты. Все это доставляли по чугунке в столицу, на Петербургский моторный, где обрабатывали на «чистовую» и передавали в сборочные цеха. Именно сборочные цеха любили показывать гостям столицы наместник и министр промышленности. Там не было возможности гостям покалечиться, сунув руку в станок, как в токарных и прессовых цехах. А быстрые и точные движения рабочих, на глазах изумленных гостей собиравших двигатели, производили впечатление.

Особенно впечатляло количество женщин на производстве, которые составляли большинство среди контролеров и сборщиков мелких узлов. Рассказ руководства, что женщины за равную работу получают равную с мужчинами плату, шокировал многих иностранных и своих гостей. Все-таки в средневековой Европе положение женщин не слишком отличалось от уровня лошади или коровы, некоторые церковники даже отказывали женщине в отдельной душе, считая ее придатком мужской души. Женщины и мужчины работали в аккуратных синих комбинезонах, с волосами, убранными под косынку или береты, в защитных очках, словно сошли с плакатов по технике безопасности восьмидесятых годов двадцатого века. Девятичасовой рабочий день, чистые заводские столовые, где обед стоил дешевле, чем в городских столовых, яркое электрическое освещение и прочие мелочи из будущего доводили многих иностранных посетителей до шокового состояния. Тем более что цеха огромного производства находились под общей крышей, хорошо отапливались в зимнее время и доходили своей протяженностью до трех верст.

Помимо изготовления и сборки двигателей завод производил две трети метизов для своих нужд и на продажу. Линейка шпилек, винтов, гаек, болтов, шурупов и всего прочего была выстроена в привычной метрической системе, от миниатюрных М4 до огромных М40. Именно на Первом моторном Корнеев сконцентрировал массовое производство основных метизов всей Новороссии, добившись их фантастической для Средневековья дешевизны. Мало того что никто из мастеров Европы не мог повторить уникальные по качеству и точности резьбовые соединения русов, предпочитая использовать покупные гвозди, клинья, клепку и другие аналогичные крепления, еще и цена русских метизов выходила меньше, чем у кузнечных грубых самоделок, позволяя продавать их во всех странах. При этом доходность от продажи метизов соперничала с торговлей оружием; популярность винтов, гаек и шурупов росла в Европе с каждым годом. Более мелкие винты и гайки, используемые в часовом производстве, а также крупные метизы для кораблестроения и станкостроения, производили на других заводах, в малой серии.

Сегодня Сергею Николаевичу Корнееву пришлось пройти половину цехов моторостроительного завода от начала до конца, с многочисленными остановками на отдельных участках. Завод запустил в серию производство нового двигателя для самолетов, главный конструктор приехал эту линию проверять, с ним и Корнеев отправился. Он полгода не был на производстве, хотел взглянуть на новшества, недавно подписывал документы на монтаж новой технологической линии и трех штампов высокой мощности. Привычка старого инженера-производственника никуда не делась, министр прошел весь технологический цикл, сделал пару замечаний, посмотрел технологические карты у рабочих, документацию у контролеров. Поговорил со знакомыми, записал себе в ежедневник жалобы на смежников, отвел душу, одним словом. Будто вернулся в молодость, в родную Пермь, на двух заводах которой успел поработать до Камского речного пароходства.

Да, подумал про себя Корнеев, завод мы отгрохали вполне на уровне середины двадцатого века. Не стыдно такое наследство оставлять детям, лишь бы они все не профукали по известной русской привычке: что имеем – не храним, потерявши – плачем. Постепенно размышления о пути возможного развития промышленности на Острове перешли в сон. Проснулся министр через сорок минут, в момент остановки спецпоезда на территории закрытого города Зеленограда, центра радиоэлектронной промышленности Новороссии. Именно здесь работали заводы производства полупроводников, радиоламп, кинескопов, здесь и собирали всю радиотехнику страны, от привычных проводных динамиков до локаторов (визоров по-русски), первых телекамер и телевизоров (их отцы-основатели назвали теликами, вспомнив детство свое золотое). Завод был закрытым в полном смысле этого слова, но без высоких заборов и колючей проволоки, хотя чужаков вылавливали в считаные минуты.

Пока Корнеев приводил себя в порядок, выходил на перрон, где его уже встречали руководители города и начальник центра передовых технологий Максим Глотов, ему вспомнилась давняя морока перевода всей технической размерности и наименований на русский язык. Начинали давно, еще в середине семидесятых годов шестнадцатого века, на Урале, когда перевели таблицу Менделеева на русский язык, заменили не только символы, но и названия еще не открытых элементов. Слава богу, этим занималась Надежда Ветрова, главный химик магаданцев. Затем пришла очередь физических величин, трудно объяснить русскому человеку, почему единица силы называется ньютоном, а не ударом или кулаком, например. Разбирались долго, еще дольше привыкали, многие так и не привыкли, как сам Корнеев, часто путавший старые и новые названия. Потому министр промышленности последние годы не пытался вспоминать новые названия и размерности, пользуясь формулировками вроде «килограмм на метр квадратный», «килограмм в секунду» и тому подобными. Система СИ в свое время не зря была придумана, она позволяла избавиться от многих поправочных коэффициентов при расчетах.

Затем пришла очередь названий техники, при этом старались избегать длинных и сложносоставных названий. С тех пор экскаватор стал называться ковшарь, бульдозер получил экзотическое название гребец, понятие автомобиль вообще никто не озвучил, нынешнее поколение русов такого слова не слышало, все пользовались определением «машина». Хватило неразберихи, пока привыкли к новым названиям и терминам, но среди стариков нередко прорывались неслыханные молодежью слова, хотя все реже и реже. Пока об этом вспоминал, Корнеев спустился по ступенькам вагона, чтобы поздороваться с встречающими.

– Хвастайтесь быстрее, – не смог удержаться министр при виде довольной физиономии Макса Глотова, загадочно пригласившего его вчера по телефону посмотреть перспективную новинку.

– Пожалуйста. – Максим открыл Сергею Николаевичу дверцу легковой машины, пока единственной марки в мире, потому и анонимной, подобрать название руки не доходили. Забрался вслед за ним, после чего тронулись к заводу. Городские власти добирались на своем транспорте сзади, не мешали разговору давнишних знакомых. Глотов торжественно молчал короткие десять минут, пока ехали, затем шли по коридорам до нужной мастерской.

– Вот, Сергей Николаевич, – показательно небрежно махнул рукой Глотов на солидных размеров ящик, стоявший на столе в лаборатории. У ящика на передней панели виднелись двенадцатиразрядное ламповое табло и клавиатура, как у давно забытого калькулятора. Причем выполненная не из пластика, а с кнопками и панелью из слоновой кости. Пластик пока шел исключительно на выпуск денег, и его производство было укрыто вдали от Петербурга. Максим проверил, работает ли опытный образец, и дал отмашку министру промышленности Новороссии.

– Пробуйте, принимайте продукт!

– Гхм! – смог только откашляться Корнеев, так внезапно пересохло горло, когда он надел очки и разглядел старческим подслеповатым взглядом маркировку на клавиатуре. На двадцати белых кнопках из слоновой кости, расположенных прямоугольником, была нанесена черная маркировка. Она заставила сжаться сердце от воспоминания о давно забытом двадцать первом веке, даже двадцатом, о школьных временах. Поскольку на клавиатуре были двадцать с детства знакомых символов – десять цифр, запятая, значки четырех действий арифметики, равенство, сброс, включение и еще пара символов. Пальцы легко прикоснулись к клавишам, пробуя мягкость нажатия. Легкое движение – и замигало правое окошко лампового табло, высвечивая цифру пять.

Рука сама отыграла давно забытую мелодию на клавиатуре, набрав шесть случайных символов, затем знак умножить и еще две цифры. Затем равенство, после чего лампочки на табло мигали добрых две секунды, пока выдали результат. Корнеев уселся в кресло оператора, не в силах сдержать волнение в трясущихся коленях. Об этом моменте он мечтал почти тридцать лет, с первого дня, как проснулся в шестнадцатом веке. Надеялся сохранить достижения хотя бы двадцатого века для своих детей и внуков. С верой в себя, своих друзей, в то, что они смогут повторить часть достижений цивилизации, Корнеев добывал первое железо на берегах уральской речушки Ярвы. С мечтой о возрождении сильной Руси, о создании технического общества Корнеев собирал первые станки, работавшие от одной лошадиной силы. Стиснув зубы, воевал против сибирских татар хана Кучума, стреляя из примитивных ружей по кочевникам, осаждавшим крепость магаданцев.

Все неполные три десятка лет, прожитые в шестнадцатом веке, Корнеев с друзьями, женой и детьми работал без праздников и отпусков, с верой и надеждой на перемены средневекового общества, перемены в лучшую сторону, и не через века, а через считаные годы. Мечтал, что его внуки смогут заново изобрести телевизор, создать компьютеры, правнуки полетят в космос, развернут вокруг Земли орбитальные комплексы. Русские люди смогут сохранить мир от глобальных мировых войн, всепроникающей гонки за прибылью, уничтожившей целые народы, сохранят природу от губительной промышленности. Развитие мировой промышленности пойдет не по пути безоглядной наживы и неконтролируемого потребления, а по пути разумного пользования вещами и машинами, с последующей переработкой всех отходов.

Мечтал, хотя сомневался сам, но продолжал работать, приближая могущество России, могущество честных и порядочных людей. Работали и его друзья – единомышленники, уничтожая людоедскую религию – протестантство. Работали над воспитанием и обучением целых племен и народов, сотен тысяч людей, чтобы те смогли шагнуть из Средневековья на двести-триста лет вперед, минуя кровавую историю, что ждала их в будущем. Смогли избежать тысяч кровавых войн, геноцида американских индейцев и прусских славян, бенгальских индусов и кипрских греков. Да, магаданцам пришлось воевать, убивать, уничтожать тысячи врагов, чтобы спасти сотни тысяч и миллионы их будущих жертв. Затем строить, учить неграмотных крестьян работать на станках, делать с их помощью другие станки. Снова строить, воевать, обучать, и так почти тридцать лет, согреваемый одной надеждой на далекое светлое будущее, как всегда в России.

Вдруг сегодня такой подарок! Грамотный инженер, Корнеев понимал, что от этого примитивного калькулятора до первых компьютеров осталось не так и много. Если в реальной истории прошли какие-то двадцать-тридцать лет, когда изобретатели шли наобум, ощупью, только догадываясь, что ждет впереди. То сейчас, когда жив Игорь Глотов, изучавший историю создания вычислительной техники в институте, эти тридцать лет вполне могут сократиться до десятилетия. Вполне может так статься, что магаданцы смогут поиграть в первые доморощенные игрушки семнадцатого века, не в «Цивилизацию», конечно, но «Танки» или «Звездные войны» вполне могут получиться. От перспектив захватывало дух, особенно при мысли о других промышленных перспективах.

При развитой электронике становится возможным создание программируемых станков, что даст возможность избежать огромного роста количества рабочих. Не будет голодных рабочих – не будет социальных революций, ни буржуазной, ни социалистической. Не появится на мировой арене бесправный и организованный класс угнетенных пролетариев. Некого будет буржуазии звать на баррикады, а сами торговцы и лавочники слабоваты в коленках, только на уличные погромы способны. Если удастся создать изначально программируемые станки, самого понятия «промышленный рабочий» не возникнет. Обслуживать станки и выпускать продукцию станут высококвалифицированные и весьма оплачиваемые специалисты, равные инженерам. Ручной труд останется лишь у грузчиков, да и то до определенных объемов производства, пока не станет выгоднее купить погрузочно-разгрузочную технику.

Тем более при политике магаданцев, направленной на стабилизацию общества, на отрицание роста потребления необходимость в подлинно массовом производстве может и не возникнуть вовсе. Зачем выпускать миллионы машин, если они будут служить хозяевам по тридцать лет? Кому нужны будут миллионы пластиковых пакетов, тетрапаки и прочие изделия одноразового характера, если Западный Магадан и Новороссия уже в шестнадцатом веке заранее запретили использовать упаковку из ненатуральных материалов, а за создание свалок предусмотрены огромные штрафы. Кроме того, обе страны активно развивают и поддерживают переработку вторичных ресурсов – стекла, тряпья, металлолома, что в условиях Средневековья довольно прибыльно. Трудно сказать, во что это выльется, но сама идея будоражила Сергея Николаевича, вносила элемент авантюризма в развитие цивилизации. Голова шла кругом от возможных перспектив, пока непредсказуемых, но интереснейших последствий появления компьютеров и станков с числовым программным управлением в Средневековье. Да, пришла мысль инженеру, такую Россию нынешние европейцы и прочие завоеватели даже не рискнут задевать, не то что нападать на нее.

– Отец знает? – выдохнул министр, глядя в счастливые глаза Максима, отлично понимавшего все, что промелькнуло в голове Корнеева.

– Конечно, вчера ему сообщил. Обещал прилететь, как только сможет. Просит им продать десятка два или три первых калькуляторов. Я обещал.

– Вот что, дорогой ты мой гений электроники. Во-первых, называй это чудо как угодно, только не калькулятором, а по-русски. Во-вторых, я завтра с утра иду к наместнику, будем уговаривать Елену Александровну, чтобы отпустила твоего отца к нам в командировку. Лет на пять-десять, пока не создадите первые компьютеры. Думаю, уговорим. Так и передай Игорю: пусть со своей стороны организует поддержку, разъяснит госпоже наместнице, что вместе вы быстрее сможете создать компьютер. Старый конь, как говорится, борозды не портит.

– Хоть и мелко пашет, – ухмыльнулся Максим.

– Пусть пашет мелко, лишь бы наше поле, – вернул подколку Сергей Николаевич. – Начинай строить дополнительные цеха, новые мастерские, заявку пришлешь мне лично. С отцом посоветуйся, нужно ли идти по пути аналоговых и цифровых технологий, либо сразу переходить на цифру. Проси все, что нужно, своих парней премируй, как хочешь, хоть бесплатными путевками на Сахарные острова. Да, с сегодняшнего дня все работы по компьютеру кодируй литерой «К», я секретаря предупрежу об этом. И подбери новое название для калькулятора и будущего компьютера, что-нибудь русское. Ну, пойдем к городскому начальству, ждут, поди.

– Давно готовы оба, – не моргнул глазом Максим Игоревич. – Калькулятор назвали «эсэм», от «счетной машины», в обиходе «эсэмка», коротко и удобно. А компьютер станет «мабой», от «машины будущего». Я еще не забыл, как америкосы использовали подобные сокращения для своих изобретений.

– Тебе виднее, наш герой, – задумчиво ответил Корнеев, увлеченно перемножавший и деливший произвольные числа на первой эсэмке. – Тебе виднее. Да, пока суть да дело, организуй выпуск хотя бы простейших моделей, с четырьмя действиями арифметики, для наших инженеров. Небольшой партией, тысячи две твоих эсэмок. Кроме инженеров и архитекторов мы часть пушкарям передадим, для полевых испытаний, так сказать. Под этот вариант можно и выпуск батареек до промышленного уровня довести.

Борух подошел к причалу, где разгружался русский парусник, доставивший в Хайфу очередные грузы для молодого еврейского государства. Весело перекликаясь на идише, здоровенные парни споро разгружали трюмы корабля, вытаскивая стандартные русские контейнеры портовыми кранами. Между делом, пока кран переносил очередной контейнер на площадку причала, грузчики азартно обсуждали последние новости, переданные по радио. Речь шла о подписании мирного договора между Новороссией и Персией, по которому обе страны возвращались к прежним границам Персии с бывшей империей Великих Моголов, а русские торговцы получали право беспошлинной торговли на всей территории Персии. Еще в новостях проскользнуло, что Персия не выплатит ни единого червонца репараций русам, зато отдает в аренду дружественной с этого момента стране небольшой участок побережья к западу от порта Бушира.

– Небось, этот небольшой участок побережья в два раза больше нашего Израиля, – посмеивались парни, год назад завоевавшие с оружием в руках право евреям иметь свое государство в Палестине.

– Если русы дошли до Исфахана, то при отступлении сами вывезут половину Персии, им никаких репараций не нужно, – сказал самый старший из парней, успевший повоевать в составе кипрских казаков. – Казаки говорят, где рус прошел, еврею нечего делать. В том смысле, я видел, как русы вывозят трофеи с чужих земель, которые не собираются присоединять. В городах остаются голые стены, даже флюгеры с труб снимают.

– Это точно, мне один знакомый рассказывал, как скотты напали лет десять назад на русов, от большой глупости, видимо. Тогда русы целые города разобрали и вывезли к себе, даже стен не оставили, до сих пор скотты боятся косо на соседей взглянуть, не то что напасть. Король у них там молодой оказался, неопытный, теперь поумнел, после такого поражения.

– У кого, у русов король? – переспросил самый молодой грузчик, еще мальчик лет двенадцати, нигде не бывавший, только недавно прибывший из южной Италии с семьей.

– Да нет, у русов нет короля, у них наместник, мудрый мужчина, между нами говоря, – продолжил рассказчик, выкручивая ворот лебедки, поднимавшей из трюма очередную сетку с мелкими грузами.