Нерон. Блеск накануне тьмы

— О, эти дарованные золотом сны!.. — Я встал, обнял Поппею и, прижав жену к себе, уже не почувствовал контраста между теплом ее тела и прохладой ожерелья. — И металл больше не холодный.

За окном сверкали и переливались в полуденном солнце морские волны.

— Давай сегодня прогуляемся до грота, мы ведь там еще не были, — предложил я.

Древний грот в противоположном от виллы конце набережной уходил далеко вглубь скалы. Меня всегда привлекали эти пещеры, хотя бы потому, что с ними было связано множество мифов о богах.

Поппея потянулась, заложила руки за голову и тряхнула волосами янтарного цвета — янтарь, такой богатый и насыщенный множеством оттенков, от красно-коричневого до золотистого, всегда меня завораживал.

— Да, пожалуй, сходим, тем более скоро возвращаться в Рим, — согласилась она, но без особого энтузиазма. — Только попозже, хорошо? Даже удивительно, откуда у тебя столько энергии после вчерашнего вечера и ночи.

Выступление на публике воодушевляло меня, а праздность, наоборот, истощала, но я вряд ли смог бы объяснить это Поппее.

— Встретимся на террасе, — кивнул я.

Мне не терпелось выйти на свежий воздух.

Спустя какое-то время мы сидели на тенистой террасе, молчали и просто смотрели на горизонт.

Мне нравилось это состояние, когда можно ни о чем не думать, а с полузакрытыми глазами заново проживать события прошедшей ночи.

Слуги принесли подносы с едой и расставили на столе блюда с холодной бужениной, кефалью, яйцами, оливками, сосновым медом, хлебом и вишнями. И еще два кувшина с соком и тарентинским вином.

Я лениво протянул руку и взял с блюда горсть вишен.

Поппея так и не сняла ожерелье, только прикрыла его палантином.

— Не могу пока с ним расстаться, — призналась она.

О, если бы другие, те, кого я осыпал своими дарами, были способны так открыто выказывать свою признательность!

Я как раз передавал Поппее блюдо с яйцами и оливками, когда на террасе появился запыхавшийся, взмокший от пота и весь покрытый пылью гонец в сопровождении двух стражников виллы. Лицо его искажала гримаса, как будто он испытывал страшную боль или невыносимые душевные страдания. Лица стражников были не лучше.

Я резко встал, идеальный день остался в прошлом.

— Цезарь! Цезарь! — Гонец упал на колени и умоляюще сжал ладони на груди. — Я прибыл из Рима, от Тигеллина.

— Так, и с чем он тебя прислал?

— Рим горит! Рим в огне! — срывающимся голосом просипел гонец. — Пожар вышел из-под контроля!

— Рим в огне? — Я все еще не мог понять, что происходит.

— Да! Да! Пожар начался в Большом цирке, загорелась одна из лавок в южном конце.

— Когда?

К этому моменту Поппея тоже встала, я боковым зрением видел, как она крепко ухватила пальцами золотое ожерелье. Да, моя жена больше не поглаживала золото и драгоценные камни, она вцепилась в ожерелье и не отрываясь смотрела на гонца, а я чувствовал, как ей передается моя тревога и даже ужас.

— Позапрошлой ночью. Северный ветер раздул огонь. Пожар распространился по всему цирку, а потом начал подниматься на холмы.

Рим во время пожара превращался в огненную ловушку. В нашей истории было много пожаров, поэтому Август и создал корпус вигилов[7] из семи тысяч человек. Сейчас ими командовал Нимфидий Сабин[8]. Он имел поразительное внешнее сходство с Калигулой, что позволяло ему заявлять себя как его родного сына. Но какое это теперь имело значение?

— А что пожарные? Они борются с огнем?

— Да, но не в силах его остановить. Огонь распространяется слишком быстро. Искры перелетают с крыши на крышу, на поля. Ветер разносит их повсюду. Пожар уже начал подниматься на Палатин![9]

Я повернулся к Поппее. Стоял как оглушенный и не мог поверить в то, что все происходит в реальности.

Наконец обрел дар речи.

— Я должен идти, — сказал я жене и обратился к гонцу: — Поедем вместе, возьми свежую лошадь.

* * *

Из Антиума мы с гонцом в сопровождении двух стражников выехали в полдень, но темнота настигла нас еще на пути к Риму.

С каждой милей нервное возбуждение во мне нарастало. Я надеялся, что гонец преувеличивал или что огонь уже удалось сдержать и он успел уничтожить всего лишь несколько лавок на территории Большого цирка.

«Успокойся, успокойся, Нерон, — твердил я себе. — Ты должен сохранять трезвый рассудок».

Но в голове возникали и другие картины: Рим разрушен, люди погибли или остались в бедственном положении, исторические ценности утеряны навсегда. И все это при моем правлении, когда я отвечаю за свой народ.

«Рим разрушен при Нероне, город сгорел дотла, остался только пепел».

Мы поднимались на вершину холма недалеко от Рима, и город еще скрывался от глаз, но всполохи огня были видны очень хорошо: уродливые желто-оранжевые пальцы, пульсируя, тянулись в ночное небо.

Достигнув вершины холма, я с противоположного его склона посмотрел вниз, на охваченный огнем Рим. К небу поднимались клубы черного дыма и облака искр, взрывались раскаленные камни, в воздух взлетали горящие обломки досок. Дувший в лицо ветер обдавал вонью от жженой одежды, мусора и того, что не должно быть названо.

Это все правда. Так оно и было.

— Цезарь, стало еще хуже! — вскричал гонец. — И огонь распространяется все дальше! Смотри — он окружает холмы!

Огонь пожирал Рим.

И тут я вспомнил, как совсем недавно, прогуливаясь по Форуму, решил заглянуть в храм Весты[10] и там вдруг ощутил какую-то необъяснимую слабость и беспомощность, у меня даже затряслись руки и начали подгибаться колени. Тогда я растерялся и все гадал: что же такое со мной происходит, — а теперь понял: я не смог защитить «священный очаг Рима». А еще осознал значение слов сивиллы, ее пророчество об огне, который станет моей погибелью.

Это был переломный момент в моей жизни. Мое поле битвы. Смогу ли я выстоять? Одержу ли на нем победу?

Мой предок Антоний вступал в судьбоносные для него битвы дважды. Первая состоялась при Филиппах, и тогда он разгромил войска Цезаря, а вторая — при Акциуме, где он потерпел поражение от Октавия.

Либо мы с Римом погибнем вместе, либо вместе выживем.

Вне зависимости от исхода битвы выбора у меня не было: я должен был принять бой.

— Вперед! — крикнул я и ударил коня пятками. — Рим ждет нас.

И мы начали спускаться с холма в охваченный огнем город.

II

Спуск с холма не был таким уж крутым, но извилистые тропы, торчащие из-под земли камни и корни деревьев делали его довольно опасным. Впрочем, луна да еще и зарево пожара хорошо освещали весь склон.

Сердце колотилось в груди так, будто я бежал, а не ехал верхом, голова шла кругом, теплый влажный воздух был насыщен едкими запахами пожарища, и вдыхать его — сродни растянутой во времени пытки.

Нас бы наверняка атаковали полчища комаров, но дым и летающая в воздухе сажа успешно их разогнали. Огонь бушевал еще достаточно далеко, чтобы раскалить воздух вокруг нас, но мне все равно казалось, что я ощущаю его жар. С такого расстояния невозможно было разглядеть и оценить состояние каждого из районов города[11] в отдельности.

— Говоришь, пожар разросся? — остановившись, спросил я гонца.

— Да! Когда я уезжал, он еще не вышел за границы одного района. Издалека вообще был похож на огромный костер, а теперь вот расползся во все стороны.

— Когда доберемся, уже рассветет, — заметил я, а про себя добавил: «И кто знает, что мы тогда увидим…»

Мы продолжали медленный спуск, и зловещее зарево становилось все ближе.

Пожар…

Что я к тому моменту знал о пожарах? Если честно, то почти ничего. Я сроду ни с чем таким не сталкивался, то есть не был свидетелем даже самого обычного возгорания в жилых помещениях. Единственный пожар, оставивший неизгладимый след в моем воображении, — это тот, в котором столетия назад погибла Троя.

Но я никогда не скупился на содержание и экипировку вигилов. Конные пожарные фургоны с водяными насосами, сотни ведер, пик, специальных топоров и крючьев и даже катапульты для сноса домов, чтобы предотвратить распространение огня, — все это было в наличии и готово к тушению пожаров, и сами вигилы были отлично натренированы.

Такая сила должна была одолеть огонь.

Но почему до сих пор не одолела? Отчего пожар захватывает все новые территории? Если вигилы не смогли его потушить, когда он был еще мал, каковы шансы, что они справятся с огнем, разросшимся до такой степени?

Ветер внезапно сменил направление и раздул пожар в новом месте. К небу взметнулся столб огня, в воздухе закружилось и почти сразу погасло целое облако янтарных искр.

Луна опускалась к горизонту на западе, а на востоке небо постепенно светлело, но все равно было еще очень темно, если не считать пульсирующего красного свечения впереди.

Мы начали подъем на очередной холм, и город исчез из поля зрения, но, как только мы поднялись на вершину, он оказался так близко, что я впервые ощутил кожей жар от бушевавшего огня.

Лошади тоже его почувствовали и начали фыркать и испуганно пятиться. Успокоить их было не так-то просто, но я довольно быстро унял свою. Удила врезались в ладони, и я подумал: «Вот бы хорошо и себя так же быстро взять в руки».

Насколько можно было судить с того места, где мы стояли, находиться в центре Рима было опасно, и огонь подбирался к Тибру с запада.

— В город зайдем с востока, — сказал я. — Где Тигеллин? Где Нимфидий?

— Они перебрались на Эсквилин[12] и руководят тушением пожара оттуда, — ответил гонец. — Палатин и Форум пришлось оставить.

Мы свернули на восток, ночь осталась позади, и теперь мы хорошо видели, как рычащий, словно дикий зверь, огонь посылает к небу черные облака клубящегося дыма.

Добравшись до Пренестинской дороги, сразу оказались во встречном потоке покидающих город людей. Все они были измотаны, несли на плечах свои пожитки и плакали — кто в голос, кто молча.

— Стойте! — крикнул нам кто-то срывающимся на визг голосом. — Поворачивайте! Только безумец пойдет в огонь! Бегите, бегите!

— Это — император! — крикнул другой.

И все, кто были рядом, взвыли:

— Спаси нас! Спаси!

Я смотрел на толпу убегавших от огня людей. Они и правда верили в то, что я в силах их спасти, что я могу усмирить этот чудовищный пожар.

Какая-то женщина бросилась вперед и начала цепляться за стремя моей лошади.

— Помоги! Помоги! — голосила она.

— Да! — пообещал я. — Я возьму на себя командование вигилами. Мы покончим с пожаром.

О, как же уверенно я это произнес! Как уверенно солгал…

По мере приближения к Риму толпы беженцев нарастали и уже затопляли всю дорогу. Ослы, ручные повозки, тюки, плачущие дети… Мы медленно прокладывали путь против течения людской реки и пытались на ходу хоть как-то их успокоить.

Впереди показались стены города и ворота на Эсквилин, через которые, устраивая давку, бежали из Рима спасавшиеся от пожара жители. И, только узнав меня, стражники ненадолго сдержали толпу и позволили нам проехать за ворота.

Я въехал в город и будто очутился на охваченной огнем арене. Еще совсем недавно я наблюдал за своим врагом издалека и вот теперь оказался с ним лицом к лицу.

Да, солнце взошло, но густой дым укрывал его своим темным покрывалом.

— Сворачивай направо! — скомандовал я.

Надо было найти место на Эсквилине, где Тигеллин устроил свой штаб. Неподалеку от садов Мецената был пост, откуда хорошо просматривался весь город.

Сады Мецената… Это же территория моего нового дворца, моего Проходного дома![13] Но нет, дворцу ничего не грозит, он слишком далеко от охваченных пожаром районов.

Слишком далеко? Еще недавно казалось, что соединить Проходной дом со старым дворцом Тиберия на Палатине — нерешаемая задача, но я ее решил, ведь так? Между двумя холмами всего одна миля, и Палатин уже пришлось эвакуировать.

Я посмотрел в сторону Проходного дома: картина не внушала опасений, огонь туда не добрался.

Как только поднялись на вершину Эсквилина, я сразу рванулся к каменному дому, где и в спокойные времена располагался сторожевой пост вигилов. Теперь здесь было множество солдат и пожарных.

У двери стоял Нимфидий, он что-то обсуждал с несколькими вигилами, тыкал пальцем в карту, которую держал в руке, и постоянно кривился. Это было так странно при его постоянно бесстрастном, что называется, каменном лице.

Нимфидий поднял голову и заметил меня.

— Цезарь! Слава богам, ты здесь! — воскликнул он так, будто и я был богом.

Что ж, надо было действовать соответственно и надеяться, что на этот короткий отрезок времени мне удастся превратиться в нечто большее, чем я сам.

— Прибыл так быстро, как только смог. А теперь доложи о масштабах бедствия. Я хочу знать все.

Нимфидий развернулся в сторону города.

С этой точки хорошо просматривались сотни разрозненных очагов огня с поднимающимися к небу столбами черного дыма и само тело пожара в центре.

— Все началось возле стартовых ворот цирка, — сказал Нимфидий. — Думаем, что причина возгорания — легковоспламеняющиеся товары в одной из тамошних лавок, например разные масла, которыми сдабривают всевозможные закуски для тех, кто приходит на зрелище. От той лавки огонь моментально перекинулся на соседние, где складировали ткани, древесину и все в таком духе. Хозяева лавок спали на вторых этажах, они успели спастись, но предпринять ничего не смогли. Сильный ветер разнес огонь по деревянным трибунам, а уже оттуда… — Нимфидий тяжело вздохнул.