– Мерзко, – скривилась асура.
– Вот-вот. Неудивительно, что Лоу взъярился, – покивал Клинт. – Впрочем, я тоже был хорош. Нервы, предэкзаменационный мандраж… А, кого я обманываю?! Он меня просто выбесил, а о причинах такого поведения наглого третьекурсника я задумался лишь через три дня, когда пришёл в сознание. И то, думаю, если бы Рид не загнал меня на госпитальную койку, я бы ни о чём подобном ещё долго не задумался бы. Но в госпитале всё равно делать было нечего, вот я и размышлял… и доразмышлялся. В общем, когда ко мне в палату был допущен шуцман[23], чтобы «допросить потерпевшего», я уже проклинал сам себя последними словами. Представляешь моё состояние, когда я понял, что Риду грозит исключение из колледжа и судебное разбирательство за рукоприкладство? А тут ещё и деволов дознаватель! Решил, гнида, превратить обычную драку в расовый спор… такие вопросики задавал, что по итогу Риду вместо штрафа грозил реальный срок в каменоломнях. В общем, поняв, к чему идёт дело, я отказался от дачи показаний и заявил, что никаких претензий к Риду не имею.
– А дальше-то что было? – потормошила неожиданно умолкнувшего жениха любопытная Джанни.
– Дальше? Дальше было ещё веселее, – мотнув головой, процедил Клинт. Воспоминания его явно не радовали. – Шуцман гаденько так улыбнулся и сообщил, что моё заявление силы не имеет, поскольку в полиции имеется заявление моей родни. Дядюшка постарался, от доброты душевной. Беседа наша на этом, можно сказать, и закончилась. Я сообщил, что по законам империи уже давно являюсь совершеннолетним, а значит, никто кроме меня самого подобных заявлений делать не может, после чего просто отказался продолжать разговор. Полицейский было подёргался, но, поняв, что на контакт я не иду, развернулся и ушёл. А я… дождался врача и уговорил его выписать меня на домашнее лечение. Ох, знала бы ты, сколько сил я положил, только чтобы сначала уговорить дядьку забрать заявление из полиции, а потом и самого Лоу принять мою помощь. Но уломал обоих. Рида выпустили из участка уже на следующий день. Представляешь, шуцманы, задержав его после драки, даже не удосужились пригласить врача! Лоу так и просидел четверо суток в камере со сломанными рёбрами и рукой. Эх… Пришлось везти его в тот же госпиталь, где лежал я сам. Врач был весьма удивлён, скажу я тебе.
– Почему? – не поняла Джанни.
– Маленький провинциальный городок. Там даже украденный кошелёк становится новостью вселенского масштаба. Что уж говорить о драке на выпускном экзамене единственного высшего учебного заведения в городе? – пояснил Клинт. – Собственно, именно после того, как я притащил Рида в госпиталь, мы с ним и помирились. Потом я подошёл к профессору Дайниту, под началом которого вёл свой дипломный проект, и тот помог нам восстановить Лоу в колледже. Правда, лишь после обсуждения тех решений Рида, что я использовал в своём кадавре. Ох, и пришлось мне тогда покраснеть, оправдываясь перед старым орком. Но оно того стоило.
– Да уж, история, – протянула асура. – А что было потом?
– Потом… потом я рассорился с дядькой, и мы с Ридом открыли свою маленькую ремонтную мастерскую, в которой и работали следующие два с половиной года, пока он не закончил колледж и не отправился служить в армию, – задумчиво проговорил Клинт и, заметив недоумение невесты, пояснил: – Рид учился по императорскому гранту на военном факультете и по окончании колледжа обязан был отработать минимум пять лет по контракту. По нашей с ним договорённости, за это время я должен был продать нашу лавку и, устроившись в Этельброке, открыть новую, с равным участием и условием направления принадлежащей Риду части дохода на развитие дела. Так я и поступил. А потом грянула война, и в приграничном портовом городе стало слишком… неуютно. Его дважды брали северяне, и я не стал дожидаться третьего взятия Этельброка. Собрал вещи, инструменты, продал за сущие гроши дом-мастерскую и всё, что не влезало в морской контейнер, и переехал в Амсдам, оставив в банковской конторе, обслуживавшей наши с Ридом счета, сообщение, где меня искать. Благо та работает не только на территории империи, но и в бывших доминионах. И он нашёл.
Джанни заёрзала, с любопытством посверкивая глазами. Наконец-то они добрались до той части истории, что интересовала её больше всего. Но торопиться не стоит, да.
– То есть, по сути, вы являетесь совладельцами фирмы ещё со времён учёбы в колледже, да? – протянула асура. – Интересно. А я думала, что вы начали совместное дело только в Амсдаме…
– Юридически так и есть, – пожал плечами ван Бор. – Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы организовать участие Рида в создаваемом в Республике предприятии. И если бы не помощь банка, боюсь, мне это и вовсе не удалось бы. К счастью, их вполне удовлетворила выданная мне Ридом ещё та, имперская доверенность. Но фактически да, мы ведём совместное дело уже почти десять лет, пусть большую часть этого времени Лоу и участвовал в делах лишь своей частью дохода.
– М-да, представляю, каково было Риду, когда он приехал в Этельброк и не нашёл своего компаньона, – проговорила Джанни. – Он на тебя не обиделся за исчезновение?
Клинт покачал головой, залпом допил остатки рама и, поставив стакан на стол, глухо заговорил:
– Рид воевал на десантном левиафане, управлял отделением кадавров. После Гейдельсхофской бойни вляпался в дурную историю с участием некоего адмираала Ириенталя. Чудом избежал суда, но был брошен в штурмовые роты, где и воевал вплоть до битвы у Грюнсхау. Там попал в плен. Через год был подписан мир с северянами, и возвращающиеся пленные заполнили фильтрационные пункты имперских марок. Риду не повезло, он оказался на фильтре марки, военным комендантом которой был назначен тот самый военачальник, из-за которого в своё время он угодил в штурмовые роты. Ириенталь припомнил Риду давние обиды и тут же обвинил в измене, после чего Императорская канцелярия на удивление быстро лишила его наград и званий, а суд под управлением всё того же Ириенталя моментально приговорил его к повешению. Рид бежал. Добрался до Этельброка, где попал в засаду. Устроил взрыв в порту, бежал снова. Как он добрался до Нового Света, я не знаю. Но если судить по тому, что Лоу нашёл меня фактически сразу по приезде в Новый Свет, полагаю, весточку из банка он всё же получил. Правда, тут я не уверен, поскольку специально этот вопрос мы не обсуждали.
– Неудивительно, – кивнула Джанни. – Он не любитель говорить о прошлом, и теперь я понимаю почему. Это ж не жизнь, а приключенческий роман какой-то! Правда, приключения его… страшненькие.
– О, ты даже представить себе не можешь, насколько права, – криво ухмыльнулся ван Бор, но, заметив реакцию невесты, тут же замотал головой. – Нет-нет, не проси.
– Ладно-ладно, – прищурившись, с явным предупреждением в голосе отозвалась асура, но увидев, как вздрогнул жених, тут же рассмеялась. – Успокойся, мой колобок. Не буду я тебя терзать. Дождусь Рида, тогда всё и выспрошу. А сейчас… не пора ли нам ещё раз проверить на крепость здешнюю кровать?
– Опять ищешь неприятности на свою шею? – Люка с любопытством поглядывал на Рида поверх поднесённой ко рту белоснежной чашки с кофе, аромат которого, смешиваясь с запахом недавно прошедшего ночного дождя и мокрой листвы, приятно тревожил ноздри. Да, всё же Хооглан – это не Амсдам-илл и не Статен. Там никаких иных запахов, кроме вечной автомобильной гари и тяжёлого духа паровых машин, и быть не может. А здесь… тихий зелёный район, какой не ожидаешь найти в неофициальной, но от этого не менее суматошной столице Республики. И так славно дышится! Пожалуй, даже лучше, чем в резиденции на берегу залива.
Люка вновь с наслаждением втянул носом воздух и тут же недовольно фыркнул от ударившего по обонянию запаха табачного дыма. Несносный ван Лоу снова закурил!
– Не ищу, Люка, совсем не ищу, – щёлкнув серебряной зажигалкой, проговорил собеседник, кажется, даже не заметивший гримасы ван Рея. Или сделавший вид, что не заметил. – Но вот они почему-то настойчиво ищут меня. А кто я такой, чтобы избегать встреч, пусть и назначенных не мной? В конце концов, это просто невежливо. Не так ли?
– Может быть, но некоторые встречи, на мой взгляд, стоят того, чтобы на них не являться, – задумчиво произнёс Люка, вернув чашку на блюдце и водрузив законченную конструкцию на стол. – Впрочем, это твоё дело. Надеюсь только, что результат тебя устроит, а мне не придётся искать нового собутыльника с нюхом на хорошие рестораны. Держи, здесь всё, что я сумел найти по твоему вопросу.
С этими словами ван Рей выудил из-за отворота щёгольского двубортного белоснежного пиджака узкий, но довольно пухлый конверт и, положив его на мраморную столешницу, щелчком пальца отправил прямо в ладонь собеседника.
– Что за манера – пугать, ничего не объясняя? – возвёл очи горе Рид, прихлопнув рукой послание приятеля. – Этот город, по-моему, дурно влияет даже на самых лучших представителей разумных рас.
– О, так я не первый предупреждаю тебя об опасности твоего интереса? – Люка не мог не задать этот вопрос. Всё же «журналист» и «любопытство» – слова-синонимы. Кто бы что ни говорил.
– Представь себе. В Амсдаме, оказывается, проживает до девола людей и нелюдей, обеспокоенных сохранностью моего бренного тела, – хмыкнул в ответ ван Лоу, убирая конверт в карман собственного, не менее щёгольского, но однобортного, синего в тонкую чёрную полоску пиджака. – Странно другое. Ни один из этих сердобольных жителей нашего города почему-то никак не может взять в толк, что от меня здесь ничего не зависит… Ну почти ничего.
– Ты можешь уехать, – за насмешливым выражением лица журналиста легко читалось неподдельное беспокойство.
– Могу и уеду, – кивнул Рид, а стоило Люке облегчённо вздохнуть и откинуться на спинку полукресла, договорил: – Как только разберусь, кому и где я перешёл дорогу.
– Ри-ид! Упёртый осёл! – едва ли не простонал ван Рей.
– Достали здесь, достанут и в Новоземье, – невозмутимо пожал тот плечами в ответ. – А я не хочу тянуть свои проблемы туда, где живут небезразличные мне люди, Люка. Хотя бы потому, что там придётся драться всерьёз и всё равно останется опасность, что меня достанут через них. Так зачем рисковать?
– А с кем ты собрался драться здесь? С РСУ? С Семьями? Или со всеми разом? – нервно дёрнув уголком губ, ядовито произнёс журналист.
– Да не собираюсь я воевать, Люка! – отмахнулся Рид. – Но понять, какая сволочь меня донимает – обязан. Понимаешь ты это или нет?
– Да понимаю, понимаю, – отозвался тот. – Просто, зная тебя… дело опять закончится стрельбой и взрывами. А мне мой город нравится, знаешь ли! К тому же где гарантия, что в результате мне не придётся верстать в набор твой некролог?
– Люка, не делай из меня монстра, будь добр! С тех пор как я поселился в этом славном городе, от моей руки не пострадал ни один разумный, – уже всерьёз возмутился ван Лоу.
– О, да? – прищурился ван Рей. – Семья Цорен?
– А я здесь при чём? – удивился Рид. – Эти зеленовласые недоумки в своей непомерной жадности умудрились наступить на хвост Цатти, за что и поплатились, в конце концов.
– Ну, конечно, – с явным сомнением в голосе протянул Люка и, резко подавшись вперёд, перешёл на полушёпот, правда, весьма экспрессивный: – И тот факт, что незадолго до сего прискорбного случая у вашей конторы произошёл конфликт с Цоренами, роли не играет, да?
– Эти коротышки требовали сорок процентов дохода за «крышу», Люка! Конечно, это играет огромную роль, – вскинулся Рид. – Более того, я тебе честно признаюсь, что выпил бутылку твоего лучшего полугара, когда узнал, что Цатти раскатали резиденцию проклятых лепреконов в щебень!
– Твоими кадаврами, – ткнул пальцем в грудь собеседника ван Рей. – Скажешь, нет?
– Наша контора не занимается производством боевых машин, Люка. Это запрещено законом, помнишь? – вопросом на вопрос ответил Рид и, откинувшись на спинку своего кресла, вновь щёлкнул зажигалкой.
– Помню, – выдрав из руки собеседника портсигар, Люка нервно прикурил сигарету от вспыхнувшего над указательным пальцем огонька и, брякнув серебряную коробку на стол, договорил: – А ещё я помню зарево пожара над заливом и грохот взрывов, от которых у меня в доме повылетала половина стёкол! И помню, между прочим, как через пару дней после тех событий навещал одного внезапно «заболевшего» инженера у него дома. Как, нога к непогоде не ноет, нет, Рид?
– Я тебе уже говорил, но повторю ещё раз, – скривился тот. – Это был несчастный случай на производстве. Рванул клапан паровика, и меня задело осколком. И только.
– К демонам! – выдохнул журналист и резко поднялся из-за стола. – Упрямый ты осёл. Поступай, как хочешь, но не дай тебе Создатель сдохнуть, Рид! Я напишу для тебя самый паскудно-скандальный некролог, а потом приду на могилу и нагажу тебе на голову, так и знай.
Развернувшись, ван Рей решительно направился к выходу из кафе.
– Эй, Люка! – окликнул его Рид. А когда тот на миг оглянулся, хлопнул себя по пиджаку. – Спасибо, дружище!
– Главное, выживи… дружище, – бросил журналист и исчез за дверью. А через минуту до Рида донёсся рык мощного мотора и визг прожигаемых шин. Ван Рей уехал.
Расплатившись по счёту, Рид поднялся в свой номер и, лишь оказавшись в одиночестве, вскрыл переданный ему Люкой конверт. На кровать посыпались рукописные записки, отпечатанные на машинке заметки, вырезки из газет и несколько бумаг, сверкнувших оттисками полицейского управления Амсдама. Копии, разумеется, но даже само их наличие говорило о том, что журналист отнёсся к просьбе друга со всей возможной ответственностью. И ван Лоу даже знать не хотел, как тому удалось достать эти документы.
На разбор полученной информации у Рида ушло добрых четыре часа, и в результате…
– А ведь так не хотелось к нему обращаться… – протянул ван Лоу, с тоской покосившись на окно, за которым солнце уже перевалило через зенит. Вздохнув, Рид уселся за стол и, выудив из саквояжа письменный прибор и стопку чистой, лишённой каких-либо вензелей, бумаги, быстро набросал короткую записку. Свернув листок в трубку, он достал из того же саквояжа кадавра-посланца и, включив «питомца», запихнул письмо в зажатый лапами металлической птицы тубус. Дайди пыхнул паром из клюва, сверкнул линзами окуляров и, тихо загудев двигателем, расправил перепончатые крылья, по которым тут же побежали всполохи электроразрядов. Воспарив над столом, птица выслушала задание и, дождавшись, пока хозяин откроет окно, взмыла в небо. А следом за ней чёрной стремительной тенью ввинтился в облака сорвавшийся с ветки старого дуба молодой чёрный ворон. На всякий случай, для присмотра. Мало ли кто позарится на изящную игрушку-посланника?
В ожидании ответа Рид успел собрать вещи и пообедать всё в том же уютном кафе при гостинице. А когда поднялся в номер, то увидел сидящего на подоконнике у открытого окна посланца и сопровождавшего его ворона-телохранителя. Механическая и живая птицы замерли друг напротив друга и, казалось, вели беззвучный разговор. Но ведь так только казалось, не правда ли?
Усмехнувшись, Рид протянул руку Дайди, и тот, отпустив зажатый в лапе тубус, аккуратно катнул его по столу в сторону хозяина. Ворон проводил цилиндр взглядом, но почти тут же вновь уставился на своего механического соседа, начисто проигнорировав хозяина номера, тут же углубившегося в чтение ответа, принесённого посланцем.
– Наговорились? – закончив чтение, спросил Рид. В ответ ворон каркнул, а Дайди выпустил из клюва очередное облачко пара. – Ладно-ладно, не ершитесь. У вас ещё будет время, наболтаетесь вдоволь. А сейчас – доклад. Дайди, ты первый.
Трёхлинзовые окуляры сфокусировались на Риде, и тот замер, будто пытаясь что-то прочесть в глубине сияющих рубиновым светом линз. Наконец, ван Лоу тряхнул головой и, повернувшись к живой птице, кивнул.
– Теперь ты, Чёрный, – скомандовал он. Дух-в-вороне протяжно скрипнул и так же уставился в глаза хозяина, как и Дайди минутой ранее. На этот раз игра в гляделки оказалась куда короче. Отведя взгляд от чёрных круглых, словно бусины, глаз птицы, ван Лоу поднялся из-за стола и, задумчиво покачав головой, покосился на лежащую перед его пернатыми помощниками записку. Миг – и та осыпалась невесомым пеплом. Ворон тут же взмахнул крыльями, и поднятый им ветер вынес серую пыль в окно. Проводив взглядом быстро развеивающееся облачко пепла, Рид вздохнул.
– Вот, значит, как. Что ж… может, оно и к лучшему, а? Птицы?
– Кр-рар! – высказался ворон.
– Пш-ш-ха-а! – выстрелил струёй пара в потолок Дайди.
– Вот и пообщались, – усмехнулся ван Лоу. – Что ж, до встречи с нашим визави ещё пара дней, значит, у нас есть время на другие дела. Глядишь, решим вопрос иначе… Хм, как вариант… почему бы и нет? Чёрный, адрес ты знаешь, кого искать – тоже, так что, давай, дуй на разведку. Дайди, не возражай! Ты слишком приметный, а значит, остаёшься дома. На место, я сказал!
Ворон довольно каркнул, сорвался с места и исчез за окном, а механический посланец, натужно и явно разочарованно скрипнув, подхватил со стола пустой тубус и нырнул в саквояж, где и выключился. Рид же, проследив за действиями «питомцев», удовлетворённо кивнул и принялся собираться на прогулку. Не сказать, что это был долгий процесс, но нужно же было чем-то заняться, пока дух-в-вороне не подаст сигнал.
Чем хороши духи? Даже призванным из Запределья сущностям достаточно отпечатка искомого разумного на любом предмете, чтобы указать путь к нему. А уж воплощённому в реальности духу не нужно и этого. Прирождённые ищейки! Вопрошающий может ни разу не встречать того, кого хочет найти, может даже не знать, как тот выглядит, не говоря уж об отсутствии в его руках принадлежавшей или использовавшейся объектом поиска вещи. Для воплощённого духа всё равно не составит труда найти нужного разумного. Было бы известно его имя или часто используемое прозвище. А уж если известно место, где искомый объект живёт или бывает, то задача ищейки упрощается до минимума. И именно этим умением духа-в-вороне и воспользовался Рид.
Зов ворона настиг его в тот самый момент, когда ван Лоу решал, стоит ли ему заказать ужин в номер или ограничиться парой бутербродов, чтобы хотя бы не идти «в гости» на голодный желудок. В результате вопрос решился сам собой, и Рид, ссыпавшись по лестнице, плюхнулся за руль своего «Барро».
Словно чувствуя настроение хозяина, машина нетерпеливо взревела двигателем и буквально прыгнула вперёд, стремясь вырваться из кривых улочек Хооглана на просторные аллеи центрального Амсдама.
Вот промелькнул Синий мост, и «Барро» оказался на Амсдам-илл. Прибавив ходу на полупустой улице, машина обогнала какой-то помпезный лимузин и, заложив вираж, нырнула в тоннель, чтобы уже через пять минут оказаться на центральной аллее Статен-илл, ещё один поворот – и вот впереди уже мост, ведущий к Малому Тайлону. А за ним заречье Дортлана и… порт. Здесь «Барро» пришлось сбросить скорость, уж больно узки улочки двух старейших боргов Амсдама. Но полчаса петляний, и Рид на месте, что подтверждается устроившимся на разболтанной трубе явно не работающей пневмопочты вороном, напряжённо сверлящим взглядом окна одной из старых деревянных пятиэтажек, когда-то для солидности обложенных кирпичом, ныне закопчённым до неопределённого серо-коричневого цвета.
Разбитые тротуары, грунтовая дорога с непросыхающими лужами, стоящие вплотную дома с редкими и узкими проходами меж ними, замызганные чёрные провалы подъездов, из которых тянет сыростью, пыльные стёкла в рассохшихся, давно не знавших краски оконных рамах… И люди. На улице – докеры в грубой одежде, с застарелой усталостью во взглядах, во дворах, среди лабиринтов развешанного на просушку белья, перекрикиваются матроны в платьях, яркая расцветка которых, кажется, пытается бороться с окружающей серостью… Безуспешно. Мелькающие тут и там дети, замурзанные, в старых разбитых ботинках, а то и вовсе босые, не менее крикливые, чем их мамаши, крутятся под ногами, с любопытством поглядывают на замерший у въезда во двор «Барро». Не Дортлан, конечно, но почти, почти. Унылое местечко могло бы быть, если бы не солнечный, не по-амсдамски погожий день… и детский смех.
Порадовавшись, что не стал надевать «сосватанный» рыжей Тарной костюм, в котором он здесь смотрелся бы, как статуя императора в клозете, Рид выбрался из машины и, расстегнув заедающую молнию кожаной куртки, нацепил на голову кепку-восьмиклинку. Забрав из салона старый саквояж, он тщательно запер «Барро» и решительно шагнул к нужному подъезду, указанному духом-в-вороне.
Стоило ему открыть дверь, как в нос ударил характерный аммиачный запах, а из-за двери ближайшей квартиры потянуло чем-то кислым. Где-то рядом слышался бубнёж радиоведущего, а откуда-то сверху доносились крики домашнего скандала. Обстановочка…
Рид вздохнул и шагнул на обшарпанную лестницу. Ему приходилось жить и в худших условиях, но с тех пор прошло достаточно времени, чтобы он позабыл все «прелести» обитания в подобных домах. И напоминание о них ему совсем не понравилось. В результате шесть лестничных маршей, каждый из которых «радовал» новой палитрой ароматов и звуков, ван Лоу пролетел как на крыльях и сам не заметил, как оказался у двери в нужную квартиру. Звонить или не звонить – вот в чём вопрос.
Посверлив взглядом дверь, Рид мотнул головой и отдал мысленный приказ духу-в-вороне. Секунда, другая… и за хлипкой филёнкой послышался чей-то грубый голос.
– Деволова птица! Да уберёшься ты от моего окна или нет?! – И мат, мат, мат…
Пока ворон отвлекал стуком в окно хозяина «апартаментов», Рид осмотрел дверной замок и беззвучно, но от этого не менее презрительно хмыкнув, извлёк из кармана обычный складной нож. Вытащив из рукоятки тонкое шило, Рид аккуратно ввёл его в личинку замка, поджал его плоскостью разложенного клинка, и через пару секунд дрянной замок сдался.
Прислушавшись и убедившись, что хозяин квартиры до сих пор пытается отогнать от окна доставучего ворона, ван Лоу осторожно приоткрыл дверь и проскользнул в тёмную прихожую. Шаг, другой… и аккуратный удар по затылку прыгающего у окна, словно обезьяна, жильца. Крупное тело, наряженное лишь в трусы и линялую майку, грузно осело на грязный, давно не мытый пол, а Рид, наконец, получил возможность осмотреться вокруг. И нет, он не был беспечен. Если бы в квартире был ещё кто-то кроме хозяина, дух-в-вороне непременно предупредил бы своего призывателя. Потому-то ван Лоу действовал столь уверенно. Но оглядеться всё же необходимо, хотя бы ради того, чтобы оценить хозяина дома. Вещи, вообще, могут очень много рассказать о своём обладателе, уж кому как не запретнику это знать… Впрочем, сначала лучше решить вопрос с самим «обладателем». А то очнётся не вовремя, начнёт орать, шуметь, угрожать. Оно кому-нибудь нужно? Вот-вот.
Сняв с руки тяжёлый кастет, Рид усадил бесчувственное тело жильца на стул, связал выуженной из саквояжа, предусмотрительно прихваченной «на дело» верёвкой и затолкал в пасть пленника подобранный с пола старый носок. Вот теперь можно спокойно, не отвлекаясь на возможную истерику и ругань, заняться осмотром квартиры.
Глава 2. Незваный, не названный…
Марка ди Бенья родился в Талоде, столице одноимённого княжества, входящего в Унию Городов Тиррена – государства, раскинувшегося на восточном и южном берегах Лисского моря, северный берег которого безраздельно принадлежал империи. Несмотря на столичный статус, Талод был маленьким небогатым городком, подавляющее большинство жителей которого промышляло рыболовством и устричным фермерством. Схожая судьба ждала и самого Марку, но уродившийся со склонностью к огненной магии отпрыск оскудевшего древнего рода, когда-то правившего доброй половиной нынешнего княжества Талод, с детства возненавидел море, рыбу, устриц… и соль, сопровождавшую жизнь талодцев от первого младенческого крика до скрипа прибиваемой гробовой доски. Юный ди Бенья не желал тратить годы своей жизни на ненавистный труд рыбака, к которому его с упорством, достойным лучшего применения, пытался приобщить старший брат – Йерима. Кто знает, может быть, у того, при посильной помощи их матери, и вышло бы переупрямить шебутного младшего братишку, да только перед глазами Марки всё время маячил пример отца, и он вовсе не способствовал принятию юнцом уготованной ему судьбы.
Арно, глава семьи Бенья, высокий, не по-тирренски массивный жгучий брюнет, сам не терпел «просоленных голоногих вонючек», как он презрительно называл рыбаков и устричных фермеров, и воспитывал в том же духе Марку… Ну, когда не был занят проворачиванием очередной аферы, призванной облегчить карманы гостей Талода. Слава Вечности, что из-за авантюрного характера и постоянных отлучек взросление старшего сына и младших дочерей прошло без участия Арно, как говаривала матушка Марки. Но возникшие у главы семьи Бенья разногласия с некоторыми личностями за пределами княжества однажды вынудили его вернуться в родной город на весьма долгий срок, и произошло это как раз в тот момент, когда его второй сын уже достаточно вырос, чтобы как губка впитывать любые знания, независимо от их источника. И Марка впитал, да… Кровь отца в юном шалопае и без того была сильна настолько, что если бы не рыжий цвет волос, доставшийся ему от матери, окружающие скорее приняли бы Марку за младшего брата Арно, нежели за сына – настолько они были похожи лицами, повадками и характерами. Нужно ли удивляться, что едва Марка ди Бенья, с подачи отца, узнал о способах извлечения прибыли, не требующих каждодневного труда в море, то тут же сбежал с принадлежащего брату траулера, поклявшись больше никогда не возвращаться на его палубу?
И ведь не вернулся же. Хотя помотало его по княжеству изрядно, а после – и по всему Тиррену. Результатом стало недолгое заключение в одной из тюрем, побег, обвинение в трёх вскрывшихся мошенничествах и повисший над головой заочный приговор, суливший бессрочную каторгу на Змеиных каменоломнях. А кроме того, Марка, не рассчитав своих сил и умений, перебежал дорогу весьма влиятельным в стране людям. В принципе, если бы не висящий на нём приговор, он мог бы укрыться в том же Талоде, как когда-то в схожей ситуации поступил его отец, но, увы, старый князь, благоволивший Арно ди Бенье, давно помер, а наследник никаких дел с их семьёй не имел и иметь не желал, как бы ни намекал отец на выгоду от сотрудничества. Не помогло. Пришлось Марке бежать за пределы границ унии прибрежных городов. Не в империю, нет. Старый договор о выдаче коронных злодеев, некогда заключённый между Тирреном и Тавром, никто не отменял, а имперские шуцманы куда более проворны и умелы, чем ленивые карабинеры подавляющего большинства тирренских городов.
А вот в Новом Свете дела обстояли несколько иначе, по крайней мере, если судить по доходившим до Марки слухам и… речам отца, чуть постаревшего, но по-прежнему острого умом и пользующегося изрядным уважением в тех кругах, что никак не могут прийти к мирному сосуществованию с карабинерами, жандармами и прочими шуцманами.
Иными словами, Марка принял совет отца, получил прощальный подзатыльник от матушки и, распрощавшись с прочей многочисленной роднёй, взошёл на палубу старого парохода, идущего в Амсдам. Океан оказался не так солён, как деволово Лисское море, зато работа кочегаром с лихвой отыгралась за эту маленькую радость. Вот когда Марка с ностальгией вспомнил работу на траулере брата. Но всё когда-то заканчивается, и рейс в Республику Нового Света не стал исключением из этого правила. На берег Марка ди Бенья сошёл чуть ли не вприпрыжку и, вселившись в нужный отель, с удовольствием завалился на кровать. И пусть постельное бельё было не ахти каким дорогим, но оно было чистым, да и… просто было!
Но долго отдыхать от тяжёлого океанского перехода Марке не позволило фирменное семейное шило в афедроне. Так что уже через пару дней он принялся за исполнение порученного отцом дела. Письма «от друзей» находили своих получателей и приносили самому Марке весьма полезные знакомства, а визиты в самые разные районы Амсдама позволили ему неплохо изучить город и разузнать обстановку в нём. Так, ди Бенья узнал, что вопреки когда-то слышанным в Тиррене слухам, жизнь криминального мира в Новом Свете, по крайней мере амсдамской его части, совсем не так проста и привольна. И дело вовсе не в особых умениях здешних законников, которые, стоит признать, кое в чём уступали даже ленивым взяточникам-карабинерам родного Талода. Но легче от этого не становилось. Криминальной вольницей, что, казалось бы, сама собой должна была взрасти в таких приятных условиях, даже не пахло. Теневой мир Амсдама был прочно поделен некими Семьями, жёстко контролировавшими свои «угодья» и крайне нервно реагировавшими на появление конкурентов.
Признаться, поначалу такое положение дел сильно разочаровало Марку, привыкшего к аморфным и рыхлым криминальным организациям Тиррена. Но, поразмыслив, ди Бенья, неожиданно даже для самого себя, воспрял духом. Авантюрная отцовская жилка вновь дала о себе знать, и Марка с нетерпением пустился в новую игру под названием «Царь Горы». Одиночка беззащитен перед Семьями? Значит, нужно войти в Семью… но это влечёт за собой то, что Марка ненавидел едва ли не больше, чем море и рыбную ловлю – подчинение. Затык? Ничуть. Не хочешь подчиняться чьей-то Семье? Создай свою собственную.
Именно этим ди Бенья и занялся. Поиск дела, которое бы не было «окучено» какой-либо из Семей, пожалуй, был одним из самых сложных этапов на этом пути. Но опыт… опыт матёрого мошенника, работающего головой, а не кистенём, принёс весьма нетривиальное решение. По крайней мере, именно так показалось самому Марке, успевшему почти год повариться в местном криминальном котле.
Что ж, он не ошибся. Почти. Семьи действительно не лезли в производственные предприятия, предпочитая доход от более простых и менее законных промыслов. Контрабанда и торговля ворованным товаром – от «списанного» военного имущества до золотых украшений; дань с окрестных магазинов и лавочек, отдаваемая на откуп уличным мордоворотам, составлявшим силовое крыло Семей; услуги «прачечных», способных как превратить машину, угнанную вчера в купленную сегодня, так и обеспечить документы, подтверждающие честность происхождения денег, битком набитых в ваш саквояж. Впрочем, подделка документов шла и отдельной статьёй в списке доходов амсдамских Семей. Как и подделка ювелирных изделий, и многое-многое другое.
С некоторой тоской ди Бенья поглядывал в сторону финансовых спекулянтов, но лезть в это змеиное кубло, плотно прикрываемое не только Семьями, но и реальной властью Республики, не рисковал. Это не Тиррен, здесь никто ни о чём предупреждать не будет, завалят сразу и наглухо.
Впрочем, полностью оставлять без внимания такой сладкий кусок ди Бенья не собирался. Просто отложил решение вопроса до тех пор, пока не сможет взять свою долю как равный с главами прочих Семей… а то и, чем демоны не шутят… с реальными правителям Республики. Но пока об этом и речи не шло, на очереди стояли задачи попроще. Набрать команду, оказать кое-какие услуги представителям этой Семьи, помочь с решением проблемы другой, получить с этого некоторый доход и… слушать, слушать, слушать. Копить связи, привязывать к себе нужных людей, подкупать чиновников и их семьи, проворачивать новые и новые схемы. Мелкие, на уровне уличного «кидка», но многочисленные, позволяющие держаться на плаву самому и нести всё растущие расходы.
Вал дел захлестнул Марку с головой, но он справился. Крутился, как белка в колесе, не раз ходил по лезвию ножа, лавируя меж интересов Семей, стараясь пореже мелькать в сводках РСУ, но выплыл и взялся за основную часть плана. Первыми под него ушли несколько мелких конторок, поставлявших кое-какие материалы на одну не слишком большую, но вполне прибыльную фабрику, дымившую на пол-Дортлана. Спустя полгода, два сгоревших склада и один инфаркт владелец компании «продал» представителю ди Беньи, уже заработавшему в некоторых кругах прозвище Лис, солидный пакет привилегированных акций своей фабрики. И это стало первым серьёзным успехом. Но ушлый Марка не стал почивать на лаврах и… предложил одной из Семей услуги «своей» фабрики в качестве «прачечной». Точнее, одного из звеньев таковой, превращавших абсолютно нелегальный товар и деньги в чей-то вполне законный доход. Семья Цорен по достоинству оценила этот жест. Мелкий мошенник не ставил себя вровень с ними, не пытался вытащить изо рта кусок их пирога, он предлагал то, что Семьи, сосредоточившиеся на собственных «делянках», никогда не делали друг для друга – полноценное сотрудничество. Не сразу, но Цорен согласились на эксперимент и не пожалели. Чистая, не светившаяся ни в каких схемах фабрика стала неплохим подспорьем для их дела. Да и самому предприятию это сотрудничество пошло на пользу. Выросла прибыль, началась модернизация производства, увеличились и доходы владельцев. Марка довольно вздохнул и нацелился на следующую «корову».
Следующие четыре года стали для теперь уже Толстого Лиса периодом бешеного роста. Естественно, без неприятностей не обходилось, но никакие проблемы с законом, наглыми залётными бандами и непокорными «коровами» не могли остановить тирренца на пути к цели. Умелый шантаж и устрашение неплохо срабатывали на недогадливых дельцах, залётные отморозки быстро убеждались в своей несостоятельности… порой уже после смерти, ну а вопросы с законом решались солидными брикетами с наличностью, перекочёвывавшими в карманы его служителей. И всё было бы совсем замечательно, если бы не письма отца.
О, нет, как и всякий выходец из Тиррена, Марка чтил и уважал своего батюшку и, даже оказавшись за тысячи миль от него, со всей сыновней искренностью и рвением исполнял те задания, что поручал ему в своих письмах Арно ди Бенья из далёкого Толада. Тем более что они позволяли, особенно в начале его жизни в Амсдаме, свести немало полезных знакомств и показать себя как достойного доверия разумного, насколько таковое вообще можно представить в теневом мире Республики.
Но шло время, и Марка стал замечать, что кое-какие поручения его отца становятся неуместны уже для его собственного дела. И это было плохо. Перечить отцу не хотелось, как и вступать в конфронтацию с теми людьми, что стояли за его спиной, чью волю в Новом Свете исполняли, возможно, десятки таких, как сам Марка. Вот и выходило, что выполнение заданий из Тиррена начало наносить существенный вред собственным делам Толстого Лиса, а невыполнение их грозило большими неприятностями для самого Марки и, возможно, для его родных, оставшихся в Толаде. А тут ещё и Семья Цорен отчего-то закусила удила. Так-то, оно, конечно, ясно, что с принятием акта Боусона у Семей Амсдама резко выросли доходы, и Цоренам, ввиду появления огромного количества «чёрного нала», срочно понадобилось расширять список «прачечных», но это ведь не повод, чтобы так давить на «коров»! Как бы кто ни подмазывал законников, но и они не могут просто сидеть и ничего не делать, когда в Дортлане, что ни день, то горит очередной склад какого-то упрямого дельца, а конторы на благопристойном Амсдамилле то и дело подвергаются налётам каких-то отморозков.
Толстый Лис вовремя почуял, что над семьёй Цорен начинают сгущаться тучи. Недовольны бурной деятельностью этой Семьи оказались не только полицейские чины Амсдама, под которыми закачались их удобные кресла, но и «друзья по цеху», возмущённые тем, сколько внимания стали привлекать зеленовласые к их тесному мирку. Сам Марка чудом успел отойти в сторону раньше, чем по теневой части города сквозняком прошёл слушок: «Цорены зарвались». А вот вывести активы из совместных с ними дел ему, увы, уже не удалось.
Так, Марка ди Бенья лишился почти половины своего дела, а тут ещё и письма с поручениями отца зачастили. И были они куда опаснее, чем прежде. Толстый Лис рвал и метал, но отказаться от выполнения… да что уж там, приказов тирренского криминального общества не посмел. И вскоре на улицах Амсдама стали появляться группы резких, как понос, соплеменников Марки, действовавших под вывеской ди Бенья. Вот только подчиняться Толстому Лису они совершенно не хотели. У них были собственные командиры, прибывшие из Тиррена. А те, в свою очередь, не намерены были советоваться со старожилом и лишь пользовались его связями и знаниями реалий города.
Власть, которую Марка уже, кажется, чувствовал кончиками своих длинных пальцев, вдруг махнула хвостом и утекла из раскрытых объятий. Без грызни, без перестрелок – тирренские старшины просто и незатейливо отодвинули в сторону того, кто подготовил им плацдарм в Амсдаме, а его самого низвели с ранга «папо»[24] до советника… временного, как чуял сам Марка.
Другой бы на его месте возмутился, устроил кавардак, а то и пострелушки, но Марка ди Бенья не зря носил своё прозвище. И он затаился. Принял предложенную роль, демонстративно и показательно, чтобы дошло до последней сошки криминального мира Амсдама, что он не в ответе за тот беспредел, который развели его соплеменники. Правда, от выполнения теперь уже абсолютно точно приказов тирренских папо этот шаг его не избавил. Скорее, наоборот. Хитрые схемы и почти чистые дела канули в воды забвения, и им на смену пришли незаконные, порой весьма грязные делишки. И с каждым разом всё становилось хуже и грязнее. Марка понимал, что его фактически топили, и от официального знакомства с республиканской судебной системой его спасал лишь накопленный за годы запас прочности из связей и денег. Но также было очевидно, что продолжаться сколько-нибудь долго это противостояние не могло, и как только папи надоест один увёртливый лисёнок, его попросту грохнут. И ди Бенья решился на отчаянный шаг.
Ознакомившиеся с методом ведения дел Толстого Лиса тирренцы решили пойти по уже проторённому Маркой пути. Мало им оказалось лавочников Дортлана, видите ли. Подавай пирог побольше да пожирнее. А тут еще так кстати приказали долго жить владельцы основной сети «прачечных», а занявшие их место Цатти ещё не освоились с доставшимся наследством. Красота же! Собственно, эти факты и привели новоявленного амсдамского папо Вему да Обри к идее вклиниться на рынок отмыва денег и имущества, благо по количеству стволов и готовых к крови боевиков тирренцы сейчас, пожалуй, оказались впереди всех амсдамских Семей, так что возможность поддержать свои «хотелки» силой у них имелись. И даже застрельщик, на которого можно будет скинуть всю вину в случае провала, был уже назначен, и цель для него подобрана со всем тщанием…
Так, собственно, Марка и получил задание тряхнуть одну небольшую, ничем не примечательную конторку, занимавшуюся мелкосерийным производством самоходных железяк. О чём сам ди Бенья и сообщил, со всей возможной экспрессией продемонстрировав своё реальное отношение к приказу, во время посиделок со «своим» отрядом головорезов в портовом баре, прячущемся за вывеской убогого ломбарда. Ушей и глаз вокруг было достаточно, так что сомневаться в том, что информация вскоре дойдёт до всех заинтересованных разумных, не приходилось. И выводы из его речи будут сделаны верные. Зря, что ли, Марка распинался перед набирающимися дармовой выпивкой тирренскими бойцами, вплетая в чуть пьяную речь намёки и отсылки к делам и происшествиям, о которых рядовые головорезы, приставленные к нему папо Вемой, в принципе не могли знать.
По сути, своими словами хитрый и наглый, как большинство его предков, Толстый Лис, действуя прямо на глазах своих контролёров, дал понять Семьям, что по завершении предстоящего заказа, отходит от дел, так разочаровавших его соотечественников, и открыт для предложений.
Рид откинулся на потёртую спинку продавленного кресла и, прикрыв глаза, принялся массировать виски. Допрос с помощью духов – та ещё задачка, и выматывает страшно. Но результат! Результат определённо стоил приложенных усилий. Понять бы только теперь, что с ним делать?
Информация о том, что поджог их конторы был спровоцирован тирренской диаспорой, несколько выбила Рида из колеи. Прежде всего, потому, что предположение ныне беззвучно пускающего слюни ди Беньи о том, что его соплеменники таким образом пытаются влезть в очередное чистое дело, чтобы использовать его по примеру самого Марки, не выдерживают никакой критики. Ван Лоу мог бы поклясться, что тирренцы ни разу не выходили на Клинта для переговоров на эту тему. Уж о таких новостях ван Бор молчать не стал бы. Так зачем же жечь контору? Ладно бы они отказались от «мирного» предложения папо да Обри, и последнему требовалось привести наглых «коров» в чувство. В этом случае поджог конторы был бы хоть как-то оправдан. В реальности же… больше похоже на то, что тирренцы получили заказ и решили обыграть его к своей пользе, заодно окончательно поставив Марку на тот уровень, которого он, по мнению папо, и заслуживает. То есть спихнув его в бригадиры низового звена, и будет ди Бенья командовать подставленными ему людьми, пока полностью не исчерпает свою ценность знатока местных реалий, после чего, скорее всего, отправится плавать в Скинзонский залив… в бетонных ластах.
Рид проводил взглядом ворона, тяжело взлетевшего со спинки кресла, в котором оплыло бесчувственное тело только что допрошенного бандита, и, проследив за тем, как помощник исчезает в распахнутом окне, вздохнул. Да, чтение памяти посредством духа Запределья – штука, несомненно, полезная, но как же оно выматывает!
Скривившись от пронзившей виски боли, ван Лоу аккуратно поднялся на ноги и, убедившись, что пол под ним не ходит ходуном, осторожно направился к выходу из квартиры. Не спеша, но и не мешкая. Всё же оставаться здесь до тех пор, пока не очнётся хозяин, было бы совершенно неблагоразумно.