Чёрт побери, надо было дать неделю. Как раз неделю Мелисса уже здесь, и ещё неделя у неё в запасе. У Мелиссы-то в запасе, а вот у него, Риса Хаузера – вряд ли. Сегодня они летают на Стиксе, потом Мелисса отправится досыпать перед рабочим вечером, а ему предстоит рандеву, ради которого и был затеян этот визит. По результатам, скорее всего, придется подхватываться, причём очень быстро, а до постели дело так и не дошло.
И самое главное, Рис не успел разобраться, что представляет собой эта случайно встреченная рыжая кошка. А разобраться хотелось. Чуть ли не сильнее, чем переспать. В конце концов, секс это всего лишь секс, как бы ни был он хорош. Люди куда интереснее.
Вот взять, хотя бы, её крыло. Некоторое время назад известный военный концерн, специализирующийся на производстве гравиподвесов и гравикрыльев для десантников всех мастей, решил выпустить линейку элитных крыльев для спортсменов-штатских. Увы, решение оказалось крайне неудачным с коммерческой точки зрения.
Маневренные, быстрые, фантастически надёжные, крылья серии «Арджентайн» расходились из рук вон плохо. По мнению Риса, проблема заключалась в том, что в процесс проектирования вмешалось классическое «что бы ни делали, получается пулемёт». И сколько его ни серебри[9], пулемётом он и останется.
Полеты на гравикрыльях были привилегией людей состоятельных, а состоятельные люди не в последнюю очередь думают о том, как выглядит та или иная вещь. «Арджентайнам» не хватало изящества, если угодно – лоска. Точнее, лоска было хоть отбавляй, но лоска предельно специфического, чисто армейского. А увидеть красоту в военной технике дано далеко не каждому.
Кроме того, при изготовлении «Арджентайнов» использовались те же материалы, что и при производстве заказов, поступающих от армий. Что означало на практике значительный вес оборудования, отнюдь не добавлявший комфорта летуну. Мышцы, которые доводились до идеального внешнего вида занятиями с личными тренерами, элементарно не тянули нагрузку, рассчитанную на сугубых практиков-вояк.
Мелисса Тевиан летала на «Арджентайне». И это была ещё одна её загадка. Как будто и без того мало их! К примеру (Рис не поленился проверить), среди обитателей Большого Шанхая женщина с таким именем не числилась даже в качестве обладательницы рабочей визы.
Впрочем, это ещё ни о чём не говорило: «шанхайские консультанты» далеко не всегда жили по месту регистрации работодателя. Или пользовались именами, данными при крещении. Да и в самом Шанхае имелись люди без документов – и даже без имён. Но отнести к таковым обутую в «Сондерсы» любительницу полетов на гравикрыле было никак нельзя.
И при таком раскладе получается, что Серхио она наврала. Зачем? Вопрос-то пустячный… либо же она вовсе не Тевиан и, не исключено, даже и не Мелисса. Такое вполне возможно, разумеется, но менять имя просто для отпуска? Тогда… тогда там такой послужной список, что знакомство с этой женщиной проходит по разряду не полезных, а опасных. Именно по этой причине заказывать поиск по внешности и тем более генетическому кейкоду он не стал. Что-то подсказывало Рису Хаузеру, что это тот самый случай, когда многая знания – многая печали. Очень многая. Вплоть до летального исхода.
Ладно, думать о соответствиях и несоответствиях – или не думать, это уж как получится – будем позже. Сейчас следует убрать из головы посторонние мысли, Стикс не прощает рассеянности.
Кому-то это могло показаться странным, но сначала имя дали водопаду, а уже потом распространили его на всё течение, от истока до устья.
Где-то далеко, в горах, медленно таял ледник, давая жизнь чистой и зубодробительно холодной речушке. Потом она неспешно путешествовала по равнине, вбирая в себя всё новые и новые ручьи и реки, родники и дожди, и становилась, наконец, могучим потоком шириной чуть более трёх миль. А потом тектоническая плита заканчивалась, и поток падал в разлом около двух с половиной миль высотой. Рядом с этим монстром знаменитый земной водопад Виктория выглядел попросту бедным родственником.
Рис на секунду сжал ладонь лежащей рядом Мелиссы, почувствовал ответное пожатие, и тремя движениями – случайности в таком деле недопустимы! – перебросил рычаг запуска катапульты, установленной на борту тяжёлого коптера. Миг – и два человека взлетели, казалось, выше самого неба. Дальше было упоительное парение в воздухе таком чистом, словно его сделали из хрусталя. А потом переливающаяся радугами стена брызг приняла их в свои мокрые объятия, и не осталось ничего, кроме тумана и оглушительного грохота падающей воды.
А крыло не раскрылось. Вот взяло – и не раскрылось. Это было невозможно ни с какой точки зрения, но факт оставался фактом. Как и то, что, когда Рис попытался активировать подвес, не произошло решительно ничего. Он продолжал падать, а до поверхности – и отнюдь не пуховой перины – было ещё больше мили.
– Рис?! – прозвучал в ухе встревоженный голос Мелиссы.
– Падаю, – коротко отозвался он. Страха, как ни странно, не было. Совсем. Только досада – столько планов уже не осуществится! – и что-то вроде сочувствия по отношению к девушке. Полетала дуэтом…
Время размылось, стало тягучим, как патока. И вдруг внизу, в тумане, появилось смутное пятно, приближающееся слишком быстро для того, чтобы быть водой. А ещё спустя мгновение основательный, как и положено изделию военных конструкторов, «Арджентайн» подхватил тело Риса на плоскость крыла и время вернулось к нормальному течению.
– Не дергайся, только не дергайся! – прошипела Мелисса и добавила кое-что настолько заковыристое, что Рис подавился нервным смешком.
Дальше, однако, стало не до смеха. Мощный подвес «Арджентайна» легко мог нести тяжеловооруженного десантника в полной броне, но распределение веса в их обстоятельствах сбивало настройки. Следовало, наверное, проявить сознательность и соскользнуть с крыла. Вот только Мелисса при всём её несомненном мастерстве могла в таком раскладе и не справиться с управлением. Стало быть, сей – вроде бы, мужественный и правильный – поступок мог стать глупостью, убийственной не только для Риса. Оставалось лежать, вцепившись онемевшими пальцами в края крыла, слушать глухие хлопки направляющих патронов, в который раз пытаться активировать чёртов подвес и молчать, чтобы даже звуком голоса не нарушить сосредоточенность летуньи.
Они вынырнули из тумана прямо над огромными, величественными водоворотами. Высоты хватило, пусть даже впритирку, и уже одно это было чем-то из разряда чудес. В такие мгновения вера приходит к самым упёртым атеистам, но уверовать Рис Хаузер не успел. Что-то обожгло его распластанную по крылу левую руку, а в стонущем от напряжения «паучьем шелке» появилась оплавленная дыра. Потом ещё одна – рядом с его головой. Коротко выругалась Мелисса. И сразу вслед за этим взвыли лёгкие реактивные двигатели.
Ничего себе… на гражданские модели подвесов их не ставили, это был чисто военный прибабах и (насколько знал Рис) в легальной продаже применительно к «Арджентайну» такое оборудование не появлялось. Ай да кошечка…
Да, двигатели, судя по звуку, были маломощными, а до ближайшего берега оставалось не меньше мили. Движки и сам подвес использовали один и тот же источник энергии, надолго его не хватит. Но шанс дотянуть оставался, и матерящаяся, как сержант в учебке, Мелисса использовала его на полную катушку. Ещё немного… ещё… камни, едва прикрытые упрямым цепким кустарником, мелькнули в метре под Рисом, и тут подвес отказал.
Больше всего Рису Хаузеру хотелось лежать. Просто лежать, не шевелясь, и заново привыкая к понятию «жизнь». Сигнал внешнего вызова на аварийной волне – перед прыжком они с Мелиссой закольцевались в приватный режим – долбился в мозг, как ополоумевший дятел.
– Не отвечай никому! И слезь с меня, придурок! – рявкнул в кольце на ухе смутно знакомый голос. – Надо сваливать! Если контролёры на обоих берегах, нам хана!
Мелисса была права, и Рис скатился с изуродованного крыла, одновременно вводя соответствующие команды в браслет пальцами, всё ещё подрагивающими от начавшего отпускать напряжения. Внешний вызов смолк. Ярко-красный, как того требовали правила безопасности, комбинезон побледнел, включилась программа мимикрии… интересно, у девчонки есть такая? Ха, кто бы сомневался! Вон как посерел край рукава…
Нет, милая, дай только выбраться, и мы с тобой обязательно побеседуем по душам. Не отвертишься и не отшутишься. Собственно, характер их отношений не позволял Рису задавать вопросы, но что Хаузера смущало в самую распоследнюю очередь, так это условности. Особенно когда речь шла о его голове.
Между тем Мелисса прекратила бесплодные попытки закрыть крыло до конца, расстегнула все крепления и неловко выбралась из-под покореженной плоскости. То, как выглядела её правая нога, Рису категорически не нравилось: похоже, некстати подвернувшийся камень выбил коленную чашечку. В лучшем случае. О худшем думать не хотелось – Хаузера ещё слегка мутило после спуска. Так или иначе, Мелли сейчас не ходок. А он не носильщик, судя по тому, как зверски болит распоротый выстрелом бицепс.
– У тебя есть, из чего стрелять? – поинтересовалась девушка по-прежнему через коммуникатор: близость водопада не позволяла слышать собеседника при обычном способе общения.
– Предположим, – процедил снова напрягшийся Рис.
– Ты не предполагай, ты ползи сюда. Я обработаю руку, а ты стреляй по всему, что движется, если оно не докажет добрых намерений. Вот ещё, держи…
Тонкий, восхитительно элегантный и столь же смертоносный «Хильдегард» материализовался в её пальцах и полетел в сторону Риса. Ему ничего другого не оставалось, как поймать оружие в воздухе и проверить уровень заряда. Да уж. Таскать такое на обычный спортивный прыжок? Ну-ну…
– Нам надо продержаться совсем чуть-чуть, – сдавленно прорычала девушка. Отчетливо скрипнули зубы. – Я, пока выгребались, кинула по сетям «общую побудку». Сейчас тут будет не протолкнуться, главное, чтобы «белые шляпы» успели первыми… руку давай уже, я ж не дотянусь до тебя!
Откуда появилась аптечка, Рис отсёк, и это было хорошо. Плохо, что источник появления оружия он прохлопал. Ладно, разберёмся. Стандартный шприц-тюбик, укол, упоительное онемение…
– А ты?
Комбинезон Мелиссы представлял собой чертовски живописное зрелище. Хоть сейчас на мужской календарь. Это если не знать, что прорехи в самых неожиданных местах сделаны не постановщиком снимка, а острыми камнями, на которые она грохнулась со всего маху, да ещё и с весьма тяжёлым грузом на закорках. Вокруг прорех мимикрирующие ячейки не работали, и дыры зловеще очерчивало красное. Кое-где красное было и внутри.
– Потом. Ты нужнее. У тебя целы обе ноги, ты можешь двигаться. Руку я уже почти починила. Вот таааак… всё, остальное в клинике. Если доживём. И надо сохранить твою снарягу и посмотреть-пощупать, что там сдохло и почему. Кому ж ты дорогу перешёл, красивый?
– Я?!
– Ну не мне же подвес вывели из строя. Стреляли, допустим, по обоим, но это уже после того, как я тебя подхватила. Ага!
К рёву обрушивающегося с высоты потока добавился новый звук – густой, рокочущий, очень характерный. Над рекой снижался коптер.
– Это местные, – пробормотала Мелисса, прижимая очередной шприц-тюбик к наиболее скверно выглядящему разрыву своего комбинезона. – Спасатели. Могут быть куплены. Верни-ка мне малыша, я им объясню политику компании.
Девушка странно, рывками начала смещаться вбок, поближе к густому кустарнику. Рис, мгновенно сообразивший, что к чему, сделал то же самое, но в противоположном направлении, на ходу извлекая из набедренной кобуры пистолет, взятый… ну да. На обычный спортивный прыжок. Ему-то, собственно, можно было и не прятаться: камуфляжная программа комбеза отработала по полной, а левую руку и под себя засунуть недолго. Но из положения «замри» он Мелиссу не прикроет. Хотя… кто тут ещё кого будет прикрывать.
На то, как выпущенные мисс Тевиан три пули оцарапали остекление кабины, не повредив сам аппарат, стоило посмотреть.
– Нет! Сказала – нет! Идите на хрен, мне нужна полиция Порто-Даймонд и служба безопасности «Семирамис», а вы гуляйте, гуляйте! Пьер, ты всерьёз считаешь, что я промахнулась?! Умница, хороший мальчик! Вот и вали отсюда! Ну?!
Пилот коптера решил не рисковать, и отвёл свою машину на безопасное расстояние. Оставалось только ждать тех, с кем шустрая девица согласится разговаривать.
Риса нисколько не раздражало то, что она взяла командование на себя. Во-первых, Мелисса говорила и делала ровно то же самое, что в данных обстоятельствах сказал и сделал бы он сам. Придраться было не к чему. Во-вторых, ему нравился её стиль. Или, если уж на то пошло, свой собственный: теперь, когда Хаузер видел его в чужом исполнении, это было особенно очевидно.
Ну и, наконец, провести разъяснительную работу на тему «у кого в семье яйца» можно и позднее.
Когда (и если) выяснится, что вся эта история – не хитрый способ втереться в доверие, есть вариант подумать о возможном сотрудничестве. Пока же пусть действует старый добрый принцип механиков и инженеров: «Работает? Не трогай!»
Полиция и служба безопасности отеля прибыли одновременно. И Рис нисколько не удивился, когда, после непродолжительных переговоров, из принадлежащего «Семирамис» коптера выпрыгнул на кромку берега сам Младший. Скандал, разумеется: два клиента отеля чуть не погибли. Причём если бы по собственной дурной лихости – это полбеды, хотя и скверно для репутации заведения. Но три дыры в крыле Мелиссы (Хаузер не помнил, когда появилась третья) и его рана не говорили даже, а орали благим матом о попытке убийства.
Так что Младший был сосредоточен, зол и очень, очень внимателен к деталям. Полицейских отрядили прочесывать отвесные склоны ущелья на предмет найти точку (или точки), с которых стреляли. Сотрудники службы безопасности отеля получили приказ проверить записи сканеров слежения в окрестностях той секции хранилища, где Рис держал свое снаряжение, и саму секцию. Детальную экспертизу собственно снаряжения отложили на потом: не для полевых условий работёнка.
Прилетевший с Младшим медик, сухопарая дама отчаянно неприступного вида, коротко похвалила манипуляции, проделанные Мелиссой с рукой Хаузера. Потом, неодобрительно покачивая головой, вплотную занялась девушкой.
Десять минут спустя обоих пострадавших загрузили в коптер Младшего, и в сопровождении ещё трёх машин доставили в отель. Там, в подземной клинике, бицепс Риса окончательно привели в порядок – рана, по счастью, оказалась несерьёзной. Спору нет, очень колоритно, но ничего по-настоящему страшного.
С Мелиссой всё оказалось далеко не так радужно: в выбитой коленной чашечке обнаружились две крайне неприятные трещины. Это если не считать многочисленных ушибов, гематом и глубоких, рваных ссадин. Голову и лицо спас шлем, а вот остальное… впрочем, внутренних повреждений не оказалось, даже рёбра уцелели. Повезло.
А человек, который назначил Рису встречу на Руби, так и не вышел на связь.
Глава 2
Это было бы смешно. Серьезно, было бы. И даже, наверное, было – для стороннего наблюдателя. Рис Хаузер не смеялся, даже над собой и даже втихомолку. Сегодняшние события начисто отрубили ему – пусть временно – чувство юмора.
Из зеркала на него мрачно взирал лохматый полуголый тип с внушающей уважение мускулатурой, натягивающей золотистую кожу на напряжённых плечах и скрещенных на груди руках. Ещё одна особенность Аделаиды: оттенок кожи был один на всех. Не считая новичков, конечно, но даже у них рождались дети с тем, что когда-то, на Старой Земле, именовалось «голливудским загаром».
Тип в зеркале расцепил, наконец, руки, потёр покрытые «трехдневной» щетиной щёки, поджал губы, зачем-то оттянул в сторону уголок правого глаза и зло раздул ноздри тонко очерченного носа. Даже сейчас общее впечатление рокового красавца портили только глубоко посаженные глаза: накрепко запертая внутри ярость наполняла их чернёным серебром.
Так, что у нас в активе? В активе у нас то, что Рис Хаузер всё ещё жив, несмотря на серьёзные усилия в противоположном направлении, предпринятые неким неизвестным или неизвестными. Правда, заслуги самого Риса в этом не так много, как хотелось бы. Если бы не джокер, не вынутый даже, а выдранный из рукава Мелиссой Тевиан, сейчас отдельные части мистера Хаузера вылавливали бы ниже по течению Стикса. Или не вылавливали. Тот самый случай, когда закрасить проще, чем отскрести. И это, пожалуй, уже пассив.
Также (и даже в первую очередь) в пассив следовало записать саму попытку разобрать его на составляющие. А тут ещё Диксон, черти бы его драли, не соизволил проявиться.
Хотя встреча всё равно не состоялась бы. Не тот человечек (и не в тех обстоятельствах) Диксон, чтобы афишировать знакомство с ним. А сам Рис оказался сейчас под колпаком таким плотным, что это почти мешало дышать. На всём пути из клиники в номер его, не особенно скрываясь, передавали от одного сотрудника службы безопасности другому. И можно было нисколько не сомневаться: все его контакты будут рассмотрены в такой микроскоп, что ну его на фиг. И чем прикажете заниматься при таком раскладе? Впрочем, кое-что есть. Или будет, как только сообразятся некоторые нюансы.
Отражение повеселело, глаза заискрились синевой. А то, что рубашки без рукавов (регенерационный комплекс на бицепсе теоретически можно засунуть в рукав, но видок будет ещё тот) в его гардеробе нет – так на то и служба доставки. И не просто доставки. Побеспокоим-ка мы Младшего.
Полчаса спустя один из лифтов внешнего кольца номеров четвертого яруса открыл двери и выпустил в коридор целую процессию. Впереди, с вычурной корзинкой «хрустальных» бегоний в правой руке, шествовал мистер Хаузер собственной персоной. Полурасстегнутая белоснежная рубашка без рукавов являла миру грудь, в меру заросшую жёстким курчавым волосом, и регенератор на левом бицепсе.
Чуть позади скользил охранник. Ещё один пристально наблюдал за каждым движением съёжившегося, обильно потеющего официанта, направляющего движение тяжело нагруженного сервировочного столика. Заполняющие его яства на скорую руку собрал личный повар Хельгенбергеров, задачу которому Том-Младший поставил сам.
Рис отдавал себе отчёт в том, что его образ мыслей и действий ощутимо отдает паранойей, но предпочитал перестраховаться. Что характерно, Младший ничуть не удивился просьбе. А если и решил, что постоялец поехал крышей, то мнение своё засунул так глубоко, что справедливо гордящийся своим умением читать по лицам Хаузер ничего не заметил.
Третий секьюрити, неспешно прогуливающийся по коридору, спокойно кивнул и прикоснулся к сенсору рядом с дверью номера 4169.
– Да! – произнес слегка искажённый динамиком голос Мелиссы.
– Обслуживание в номер, мисс Тевиан! – отозвался Рис, становясь так, чтобы с гарантией попасть в поле зрения камеры.
Замок пискнул, и дверь отъехала в сторону.
Официанта и охранников Рис не пустил дальше порога. Незачем кому-то видеть, как он принюхивается к окружающему пространству. Принюхаться, кстати, было к чему.
Всё время знакомства ему не давал покоя тонкий аромат, исходивший от волос Мелиссы. Было в нем что-то очень знакомое, связанное с лучшими воспоминаниями. Понять бы только, с какими.
В номере аромат ощущался отчетливее, и Рис вспомнил. Тётушка (точнее, двоюродная бабушка) Клодия, единственная в семье, кто не только одобрял его представления о жизни, но и всячески развивал и поддерживал их, любила добавлять в чай разновсяческие травки. В частности, лимонную мяту. Мелисса…[10] ну конечно!
– Я на террасе, Рис. Проходи.
Хаузер пересек номер, небольшой по сравнению с его собственным, но весьма уютный, и вышел на террасу, заполненную цветами в горшках и деревьями в кадках. Все номера внешнего кольца, на каком бы ярусе они ни располагались, имели такую, оправдывая название отеля[11].
Четвертый ярус считался уже фешенебельным. И пусть номер состоял из всего одной, хоть и очень просторной комнаты, постоялец внешнего кольца четвертого яруса мог выбрать время года для террасы. Мисс Тевиан предпочла весну. Фрезии и нарциссы, тюльпаны и гиацинты заполняли терракотовые чаши, а над всем этим великолепием царили цветущие апельсиновые и лимонные деревца. Жаркое солнце нагрело пол, выложенный узорными плитками. Сонно гудели пчелы.
Принесённая корзинка с бегониями вдруг показалась Рису неуместной, но Мелисса… Мелисса пришла в почти детский восторг и даже попыталась привстать с шезлонга. Пришлось, отставив корзинку, собственноручно пресекать непотребство: вставать девушке явно не стоило. По сравнению с массивным агрегатом на колене вытянутой девичьей ноги, комплекс на его бицепсе сошёл бы разве что за банальный пластырь.
Девушка была одета странно. Просторные шорты – почти новые (не позднее прошлого сезона) и довольно дорогие – совершенно не сочетались с мужской рубахой, дешёвой и сильно поношенной. В паре мест Рис заметил аккуратную штопку.
Верно истолковав его взгляд, Мелисса улыбнулась:
– Я везде вожу с собой папину рубашку. И надеваю, когда мне плохо или больно. Помогает. И настроение поднимается, и заживает быстрее.
Рису оставалось только надеяться, что его ответная улыбка была такой же мягкой и в меру понимающей. Рубашки его собственного отца годились исключительно на то, чтобы непоправимо испортить настроение и растравить любую, самую зажившую, рану. Не говоря уж о том, что Руперта Хаузера ни один из его детей не называл «папой». Даже за глаза.
Он уже совсем собрался завести разговор ни о чём, большим мастером которого являлся, вылавливая необходимые сведения из невинных ответов на невинные вопросы, но не успел. Кольцо коммуникатора сыграло мелодию, установленную сигналом вызова на строго определенного абонента. Взгляд на дисплей браслета подтвердил то, что уже слышало ухо. Пришлось спешно извиняться («Дедушке попробуй не ответь!»), уходить в комнату и подключать поле отражения.
Для этого номера не существовало запретов на входящие. Человек, которому он принадлежал, имел право побеспокоить Риса Хаузера в любое время. И то, что он пользовался этим правом крайне редко, ничего не меняло.
Лет двенадцать назад, когда Рису Хаузеру было двадцать семь, тётушка Клодия умерла. Банально, от старости. Вернувшийся из деловой поездки Рис обнаружил её в гостиной маленького домика в пригороде. Прокуренные пальцы всё ещё сжимали потухшую тонкую сигару, в недопитой чашке травяного чая плавала муха.
Действия на такой случай были ими обговорены заранее: Клодия, наотрез отказывавшаяся от омолаживающих процедур, дни рождения не отмечала, но дату своего появления на свет помнила. И первой позицией в списке действий числилась отправка сообщения об обвале цен на углепластик. Сообщение следовало послать на номер, который Клодия сначала заставила Риса затвердить наизусть, а потом велела забыть до строго определённого момента. И вот момент настал.
А вслед за ним настал и день похорон. Как и следовало ожидать, никто из благонравного, благоразумного, благонамеренного семейства Хаузеров не появился. Родня активно не одобряла как саму Клодию, так и примкнувшего к ней Риса.
Женщине надлежит либо обзавестись мужем и детьми, а впоследствии внуками, либо скромно приживаться у родственников и знать своё место. Последнее – в любом случае и обязательно. Мужчина должен обзавестись женой и детьми, а также достойной честной работой. Чем тяжелее ему достается кусок хлеба, тем большего уважения он заслуживает. И, уж конечно, ни мужчина, ни женщина не вправе жить с удовольствием. Жизнь – тяжкий крест, который следует влачить с покорностью и смирением.
В покорности и смирении Клодию не смог бы уличить и самый предвзятый дознаватель. Она жила, как сама хотела, и научила тому же внучатого племянника. Должно быть, Руперт Хаузер тысячу раз проклял тот день, когда, в надежде хоть как-то призвать к порядку сестру покойного отца, подсунул ей на каникулы Кристиана. После этого лета мальчишка стал совершенно неуправляемым. Не помогали ни голод, ни порка.
Когда неблагодарному свинтусу исполнилось шестнадцать, он официально обратился в суд с требованием назначить его опекуншей Клодию Хаузер. И судья («Кто вообще пустил бабу на такую ответственную должность?» – возмущался Руперт Хаузер) приняла решение в пользу парня.
Из дома тётки Рис уехал в колледж. Сочетание выбранных им курсов приводило преподавателей в шок, но Клодия знала, что посоветовать «неправильному Хаузеру».
Она же проводила его в армию Аделаиды и полтора года спустя встретила у ворот базы: подтянутая, при умопомрачительном макияже, в красном спортивном кабриолете, с котом Фрименом и неизменной сигарой. Линяющий обормот, которого Рису пришлось взять на колени, безнадежно испортил парадную форму, что только насмешило всех, включая, похоже, самого кота. Пастораль, пусть и несколько фриковская.
Постороннему наблюдателю никогда не пришло бы в голову, что встретились не просто родственники, а деловые партнёры. А ведь они были партнёрами, с тех самых времён, когда затурканный папашей мальчишка попал под дурное влияние тётушки. И первое правило партнёрства гласило: «Наши дела не для чужаков».
Бизнес Клодии, построенный, в частности, на том, чтобы не привлекать излишнего внимания, состоял в добыче информации и передаче оной (за соответствующую плату) заинтересованным лицам. Именно этому – методикам сбора, обработки и анализа информации – учила Клодия Хаузер парня, которого она первая назвала Рисом.
Он мало что знал о Клодии. О своем настоящем тетушка говорила очень скупо, о прошлом – и вовсе никогда. Разумеется, кое-что он нарыл (к полному восторгу старухи), но этого было явно недостаточно для того, чтобы понять, кем на самом деле являлась эта женщина.
В день похорон Рис Хаузер в одиночестве стоял на солнцепёке и, скрипя зубами, слушал, как благонравный, благоразумный, благонамеренный пастор пытается найти добрые слова о Клодии. Пытается – и не находит.
Сам Рис слов не искал. Всё уже было сказано. Однажды. Давно. А теперь-то зачем?