Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну-ну, не рыдай, все не так страшно, – произнес Фумеро. – Кроме того, ты не останешься в одиночестве. Увидишь, какая большая дружеская компания дожидается тебя на горденях[11].
Сундук снова взмыл вверх, и стрела крана начала разворачиваться к борту. Когда он замер в десяти метрах над поверхностью воды, Фумеро опять повернулся к мостику. Устремив на него застывший взор, капитан беззвучно пробормотал что-то. «Сукин сын», – прочитал Фумеро по его губам.
Он подал сигнал, и ящик, вмещавший двести килограммов оружия и пятьдесят кило Фермина Ромеро де Торреса, стремглав полетел в холодные и темные волны барселонской гавани.
За мгновение свободного падения Фермин едва успел вцепиться в деревянные стенки. В момент удара о воду оружие всей массой подскочило, с силой ударившись о верхнюю плоскость ящика. Несколько секунд сундук держался на плаву, покачиваясь, как бакен. Десятки ружей, навалившись на Фермина, погребли его под собой, а он отчаянно барахтался, пытаясь выкарабкаться из-под груды. В нос ударил резкий запах соли и солярки. Он услышал, как вода с клекотом прорывается внутрь сквозь пулевое отверстие от выстрела Фумеро. Фермин очутился в луже ледяной воды, затопившей деревянное дно, и его охватила паника. Он скрючился, стараясь добраться до самого низа кофра. Но едва достиг цели, железо съехало на сторону, тяжесть сместилась, и ящик накренился. Фермин упал ничком на оружие. В полной темноте он ощупал груду ружей под собой и принялся разгребать их в поисках дыры, через которую поступала вода. Как только ему удалось перебросить назад с десяток винтовок, они снова рухнули на него, прижимая к днищу ящика, продолжавшего заваливаться на бок. Вода заливала ноги Фермина и струилась между пальцами. Она добралась до колен, когда он наконец нашел отверстие и зажал его ладонями.
Неожиданно Фермин услышал выстрелы, раздавшиеся с палубы, и треск дерева, пробитого пулями. Три новых отверстия появились у него за спиной, впустив зыбкий зеленоватый свет. Его хватило, чтобы Фермин мог видеть, как вода тугими фонтанами врывается внутрь ковчега. За несколько секунд она поднялась ему до пояса. Он закричал от ужаса и ярости, попытавшись дотянуться до одного из новых отверстий другой рукой, но внезапно ящик тряхнуло, и Фермин опрокинулся навзничь. Тесное пространство наполнилось пронзительным ревом, будто ковчег пожирало мифическое чудовище. Вода бурлила уже на уровне груди, и от холода у Фермина перехватывало дыхание. Вновь воцарилась темнота, и он понял, что кофр необратимо тонет. Правая рука соскользнула, уступив напору воды. В сумраке студеная волна плеснула в лицо, смыв слезы. Фермин судорожно ловил ртом остатки воздуха.
Течение подхватило деревянный ящик и неумолимо потянуло на дно. Под потолком оставалось расстояние шириной в ладонь, заполненное воздухом, и Фермин дернулся вверх, чтобы глотнуть кислорода. Вскоре кофр опустился на дно гавани и, накренившись на бок, зарылся в ил. Фермин навалился на крышку, пиная ее ногами и осыпая ударами кулаков, однако доски, крепко приколоченные гвоздями, не поддались. Последний воздух утекал сквозь щели. Полная темнота, пронизанная холодом, побуждала опустить руки, но легкие горели, и голова, казалось, вот-вот взорвется из-за прилива крови, вызванного удушьем. Пришло осознание, что жить ему осталось несколько секунд, и, ослепленный паникой, Фермин схватил винтовку и попытался пробить прикладом борт ящика. После четвертого удара оружие разломилось на части. Он пошарил вокруг себя в темноте, и пальцы скользнули по завернутому в мешковину ружью, которое удерживало небольшое количество воздуха, скопившееся под плотной тканью. Фермин сжал ствол обеими руками и, собрав последние силы, принялся долбить дерево, моля Бога о чуде.
В мешке глухо бабахнул выстрел. Пуля, выпущенная почти в упор, пробила сбоку ящика дыру размером с кулак. Сквозь отверстие забрезжило пятно тусклого света. Руки Фермина начали действовать раньше, чем он успел что-либо сообразить. Прицелившись в ту же точку, Фермин снова и снова нажимал на курок. Однако вода уже промочила мешок и выстрелов не последовало. Он подцепил другую винтовку и надавил на спусковой крючок через полотно. Первые две попытки оказались безрезультатными, но в третий раз Фермин почувствовал отдачу и увидел, что отверстие в боковине ящика расширилось. Он исступленно расстреливал магазин, пока дыра не увеличилась настолько, чтобы сквозь нее протиснулось его костлявое истощенное тело. Острые щепки, которыми оскалились рваные края пробоины, впивались в кожу, но призрачный свет и залитая солнцем поверхность воды, угадывавшаяся снизу, манили неодолимо, помогая прорваться сквозь заслон деревянных шипов.
Мутная вода гавани обжигала глаза, однако Фермин держал их открытыми. На дне в зеленоватых сумерках колыхался лес из света и тени. Под ногами простирались вековые отложения ила с вкраплениями рваных сетей и остовов затонувших лодок. Подняв голову, он увидел столбы рассеянного света, падавшего сверху. Корпус торгового судна снизу выглядел большим темным пятном на поверхности. Фермин прикинул, что глубина в этой части акватории порта достигает метров пятнадцати. Если бы он исхитрился вынырнуть у противоположного борта судна, возможно, его не заметили бы. Тогда появлялся шанс выжить.
Фермин оттолкнулся ногами от деревянного короба и начал всплывать. В те мгновения, когда он медленно поднимался к поверхности моря, перед глазами вновь развернулась призрачная картина, скрытая толщей воды. Фермин понял, что колыхавшаяся в сумраке масса, которую он принял за водоросли и затонувшие обрывки сетей, представляла собой скопление человеческих тел. На дне находилось обширное подводное кладбище из десятков трупов в наручниках, со связанными ногами, прикованными цепями к камням или бетонным блокам. Угри, сновавшие вокруг тел, объедали плоть с лиц, а течение лениво шевелило волосы. Фермин различил среди мертвецов силуэты мужчин, женщин и детей. Под ногами у них лежали узлы и чемоданы, наполовину затянутые илом. Некоторые покойники разложились уже настолько, что от них остались лишь скелеты, едва прикрытые лохмотьями одежды. Скорбные захоронения тянулись бесконечной чередой, теряясь в темной глубине. Фермин зажмурился и через секунду всплыл на поверхность, вернувшись в царство живых. На собственном опыте он убедился, что возможность просто дышать дарит самые восхитительные ощущения в мире, слаще которых не испытывал.
Фермин репейником прилип к борту корабля и замер, стараясь отдышаться. Метрах в двадцати плавал сигнальный бакен. Он отдаленно напоминал маяк, только маленького размера. Цилиндр, увенчанный сигнальным фонарем, крепился к круглому основанию, в котором имелось подобие будки. Белый бакен с красной полосой плавно покачивался на волнах, как дрейфующий металлический островок. Фермин подумал, что стоило бы попробовать добраться до буйка, спрятаться в полости основания и выждать удобный момент, чтобы незаметно доплыть до берега. Похоже, никто не обратил внимания на его появление, однако судьбу испытывать не хотелось. Он вдохнул полной грудью, насколько позволяли легкие, и снова нырнул, неровными гребками продвигаясь к бакену. Фермин плыл, избегая смотреть вниз и предпочитая думать, что стал жертвой галлюцинации, а зловещий сад теней, колыхавшихся в потоке течения у него под ногами, лишь рыбацкие сети, зацепившиеся за обломки.
Он вынырнул в нескольких метрах от буйка и поспешил обогнуть его, чтобы спрятаться. Взглянув на палубу корабля, пришел к выводу, что опасность ему не угрожает, поскольку все на борту, включая Фумеро, сочли его мертвым. Однако, забираясь на площадку бакена, он неожиданно заметил человека, неподвижно стоявшего на мостике и наблюдавшего за его маневрами. Фермин почувствовал на себе внимательный взгляд. Узнать этого человека не смог, но из-за форменного кителя принял за капитана судна. Он поспешно юркнул в крошечную будку и повалился на пол, дрожа от холода и отчаяния. Фермин не сомневался, что вскоре за ним придут. Уж лучше бы он задохнулся в оружейном ящике. А теперь Фумеро определит его в одну из своих камер и со знанием дела отведет душу.
Фермин ждал мучителей целую вечность и, почти смирившись, что его песенка спета, вдруг услышал звук заработавших двигателей и судовой гудок. Он осторожно выглянул из окошечка будки и увидел, что корабль набирает ход, направляясь к причалу. Фермин обмяк на полу в теплых объятиях солнца, проникавшего сквозь отверстие. Вероятно, Мадонна, покровительствуя и тем, кто утратил веру, все же сжалилась над ним.
Фермин просидел на крошечном островке до вечера. Наконец закат обагрил небо, а на волны легла танцующая сеть отблесков портовых фонарей. Внимательно изучив пристань, он решил плыть до флотилии баркасов, которая стояла на приколе напротив рыбной биржи. Выбраться на берег Фермин мог с помощью швартового или же буксирного троса, закрепленного на корме какого-нибудь судна, бросившего якорь у причала.
Он не успел осуществить свой план. Из пелены плотного тумана, затянувшего внутреннюю гавань, выскользнула тень: к бакену приближался весельный ялик с экипажем из двух человек. Один греб, а второй вглядывался в сгустившиеся сумерки, подняв над головой фонарь, окутанный янтарным ореолом. Фермин проглотил комок в горле. Он мог бы броситься в воду и молиться, чтобы полог заката скрыл его, позволив спастись еще раз. Но у него не осталось больше молитв и воли к сопротивлению. Фермин вышел из своего убежища с поднятыми руками, повернувшись лицом к причаливавшей к буйку лодке.
– Опустите руки! – скомандовал тот, кто держал фонарь.
Фермин напряг зрение. Офицера, стоявшего перед ним на носу лодки, он видел несколькими часами ранее на мостике корабля. Фермин посмотрел ему в лицо и подчинился. Принял протянутую руку и прыгнул в лодку. Человек, сидевший на веслах, дал одеяло, в которое измученный беглец с наслаждением завернулся.
– Я капитан Арраэс, а это – мой первый помощник Бермехо.
Фермин залепетал что-то в ответ, но Арраэс прервал его:
– Не называйте своего имени. Оно нам ни к чему.
Капитан достал термос и налил в жестяную кружку горячего вина. Фермин схватил ее обеими руками и осушил до дна. Арраэс трижды повторил процедуру, и Фермин почувствовал, что тело начинает согреваться.
– Вам лучше? – спросил капитан.
Он кивнул.
– Я не собираюсь выяснять, как вы очутились на моем судне, а тем более спрашивать, что вы не поделили с этой канальей Фумеро, но советую держать ухо востро.
– Я и так стараюсь, поверьте. Судьбу трудно обмануть.
Арраэс вручил ему сумку. Фермин заглянул внутрь и обнаружил сложенную сухую одежду, размеров на шесть больше, чем он носил, и немного денег.
– Почему вы делаете это, капитан? Ведь я лишь нелегальный пассажир, втравивший вас в серьезные неприятности…
– Мне так захотелось, – отозвался Арраэс, и Бермехо энергично кивнул, выражая свое согласие.
– Не знаю, как вас отблагодарить.
– Меня устроит, если вы больше не будете тайком забираться на мой корабль. Давайте, переодевайтесь скорее.
Арраэс и Бермехо подождали, пока Фермин снимет промокшие лохмотья, и помогли облачиться в старую морскую форму. Прежде чем расстаться с потрепанным пиджаком, Фермин обшарил карманы и вытащил письмо, которое бережно хранил долгие месяцы. Морская вода смыла чернила, превратив конверт в мокрый комок бумаги, расползавшийся под пальцами. Фермин закрыл глаза и заплакал. Арраэс и Бермехо в замешательстве переглянулись. Капитан положил руку на плечо Фермина.
– Не принимайте близко к сердцу, молодой человек, худшее уже позади.
Фермин покачал головой:
– Дело в другом… совсем в другом.
Двигаясь, как в замедленной съемке, он оделся и положил обрывки письма в карман новой куртки. Заметив, что благодетели смотрят на него с тревогой и огорчением, вытер слезы и попытался улыбнуться.
– Простите меня.
– Вы совсем отощали, – сочувственно произнес Бермехо.
– Издержки военного времени, – пожал плечами Фермин, стараясь, чтобы голос звучал бодро и жизнерадостно. – Но теперь, когда в моей судьбе наступают перемены, я предвижу в грядущем сытую и созерцательную жизнь, в которой буду нагуливать жирок и перечитывать шедевры поэзии золотого века. Через два дня стану круглым, как буек, наевшись морсильи и бисквитов с корицей. Честное слово, при благоприятных обстоятельствах я набираю вес быстрее оперной примы.
– Верим на слово. Вам есть куда пойти? – поинтересовался Арраэс.
Фермин, облагороженный новым мундиром капитана без корабля и ощущавший приятное тепло в желудке от теплого вина, энергично закивал.
– Вас ждет женщина? – спросил Арраэс.
Он печально улыбнулся:
– Ждет, но не меня.
– Значит, письмо предназначалось ей?
– Да.
– Ради этого вы рисковали жизнью, возвращаясь в Барселону? Просто чтобы передать письмо?
– Она стоит того. И я обещал близкому другу.
– Он умер?
Фермин опустил голову.
– Некоторые вести лучше не сообщать, – заметил капитан.
– Клятва есть клятва.
– Как давно вы ее дали?
– Год назад.
Арраэс пристально посмотрел на него.
– Год – очень большой срок по нынешним временам. У людей стала короткая память. Похоже на эпидемию, зато легче выживать.
– Посмотрим, правы ли вы. Лично меня это устроило бы как нельзя лучше, – произнес Фермин.
Уже стемнело, когда Фермин высадился из лодки у подножия лестницы на причале напротив Королевских верфей. Он затерялся во мгле порта, став еще одной тенью в потоке докеров и моряков, направлявшихся к улицам Раваля, в сторону так называемого Китайского квартала. Смешавшись с толпой, Фермин понял из негромких разговоров, что накануне город пережил налет авиации, один из многих за истекший год, и той ночью ждали новых бомбардировок. В голосах и выражении глаз людей сквозил страх. Однако Фермин, чудом избежав гибели в тот кошмарный день, был уверен, что ничего хуже грядущая ночь ему не принесет, какие бы сюрпризы ни готовила. Милостью провидения ему попался по дороге разносчик сладостей, который уже свернул торговлю и шел, толкая перед собой тележку. Фермин остановил его и принялся придирчиво рассматривать товары.
– У меня есть засахаренные орешки, такие, как до войны, – оживился торговец. – Не желаете, кабальеро?
– Я предпочел бы «Сугус».
– У меня остался пакетик земляничных.
Глаза у Фермина стали круглыми, как блюдца, и от одного упоминания восхитительного лакомства рот наполнился слюной. Благодаря средствам, пожертвованным капитаном Арраэсом, он смог приобрести целую упаковку конфет и кинулся вскрывать ее с недостойной жадностью.
Туманный свет фонарей на Рамбла, как и первая пастилка «Сугуса» во рту, всегда казался ему частью прекрасного мира, ради которого стоило прожить лишний день. Но тем вечером, ступив на центральный бульвар Рамбла, Фермин с изумлением увидел, что команда ночных сторожей, вооружившись лестницами, ходила от фонаря к фонарю и гасила лампы, отражавшиеся в камнях мостовой. Поравнявшись с одним из работников, Фермин остановился понаблюдать за его действиями. Начав спускаться с лестницы, сторож заметил любопытного прохожего и замер, подозрительно поглядывая на него.
– Добрый вечер, командир, – дружелюбно произнес Фермин. – Надеюсь, вы не обидитесь, если я спрошу, по какой причине вы оставляете город без освещения?
Сторож ограничился жестом, указав пальцем на небо, прихватил лестницу и зашагал к следующему фонарю. Фермин помедлил, созерцая удивительное зрелище: как бульвар Рамбла постепенно погружается в темноту. В окрестных кафе и магазинах закрывались двери, и фасады домов тускнели и выцветали, когда их касалось дыхание бледной луны. Вскоре он возобновил путь, чувствуя себя немного неуютно. Его внимание привлекла процессия, похожая на организованное ночное шествие. Люди с узелками и одеялами в руках, группами и поодиночке, направлялись к входу в метро. Одни несли зажженные свечи и фонарики, другие передвигались в темноте. Когда Фермин проходил мимо лестницы, ведущей в подземку, его взгляд выхватил в толпе мальчика лет пяти. Ребенок цеплялся за руку матери или бабушки – в скудном освещении все лица казались постаревшими раньше срока. Фермин хотел ободряюще подмигнуть ему, но малыш не сводил глаз с неба. Он уставился на пелену туч, сгущавшихся на горизонте, словно пытаясь различить нечто, скрытое за темным клубившимся занавесом. Фермин проследил за направлением его взгляда и почувствовал мимолетное прикосновение пропахшего фосфором и сгоревшим деревом холодного ветра, начинавшего подметать улицы города. Перед тем как мать увлекла ребенка по ступеням вниз, в тоннель метро, он неожиданно повернулся к Фермину, и у того кровь застыла в жилах. В глазах пятилетнего мальчика отражались слепой страх и безысходность древнего старика. Фермин опустил голову и двинулся дальше, едва не столкнувшись с жандармом, который патрулировал вход в метро. Тот ткнул в него пальцем:
– Если вы сейчас уйдете, потом не останется места. Убежища переполнены.
Фермин кивнул, однако прибавил шаг. Он держал путь вглубь Барселоны, превратившейся в призрак – глыбу морока, очертания которой с трудом угадывались в тусклом мерцании свечей и лампадок, расставленных у подъездов и на балконах. Наконец, ступив на мостовую Рамбла де Санта-Моника, он заметил в отдалении темный узкий портал. Фермин тяжело вздохнул и отправился туда, где его ожидало свидание с Лусией.
Медленно поднимаясь по тесной лестнице, Фермин чувствовал, как с каждым шагом вверх его покидает присутствие духа и тает мужество. Ему предстояло сообщить Лусии, что мужчина, которого она любила и ждала, отец ее дочери, год назад умер в тюремной камере в Севилье. На лестничной площадке четвертого этажа Фермин замешкался у двери, не отваживаясь позвонить. Потом сел на ступени и схватился за голову. Он помнил слова, прозвучавшие тринадцать месяцев назад на этом самом месте. Взяв его за руки, Лусия посмотрела ему в лицо и попросила: «Ради меня, постарайся, чтобы с ним ничего не случилось, и привези назад». Фермин вытащил из кармана размокший конверт, тоскливо поглядел в сумерках на обрывки, скомкал и выбросил в темноту. Он встал и начал спускаться по лестнице, решив сбежать, но вдруг услышал, как на площадке открылась дверь. Фермин остановился.
С порога на Фермина смотрела девочка лет семи. В руках малышка держала книгу, заложив палец между страницами, чтобы не потерять место, где она читала. Фермин улыбнулся и поднял руку.
– Здравствуй, Алисия, – произнес он. – Не забыла меня?
Девочка разглядывала гостя с опаской и недоверием.
– Что ты читаешь?
– «Алису в Стране чудес».
– Да ну! Можно посмотреть?
Девочка издали показала книгу, не давая ему в руки.
– Это одна из моих любимых, – объяснила она.
– И моих тоже, – подхватил Фермин. – Все, что касается падений в нору, встреч с безумцами и решений математических задач, я воспринимаю как эпизоды из собственной биографии.
Алисия прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Да, но ее написали для меня, – заявила она.
– Никаких сомнений. Мама дома?
Девочка не ответила, однако открыла дверь шире. Фермин сделал шаг вперед. Она повернулась и, не прибавив ни слова, исчезла в недрах квартиры. Фермин замялся на пороге. Жилище было погружено во тьму, не считая слабого огонька, едва теплившегося в дальнем конце узкого коридора.
– Лусия! – позвал Фермин.
Его голос растворился в сумерках. Он постучал в открытую дверь согнутыми пальцами и подождал.
– Лусия! Это я…
Помедлив несколько мгновений и не получив отклика, Фермин зашел в квартиру и пересек прихожую. Двери помещений, расположенных вдоль длинного прохода, были закрыты. Дальше, в глубине коридора, находилась гостиная, временами служившая и столовой. На столе горела свеча, язычок пламени, окруженный золотистым ореолом, мягко поглаживал сумерки. На стуле спиной к окну сидела пожилая женщина. Фермин узнал ее не сразу.
– Донья Леонор…
Женщине, показавшейся ему старухой, было не более сорока пяти лет. Лицо почернело от горя, а в глазах, уставших от ненависти и слез, застыло отсутствующее выражение. Леонор молча взирала на гостя. Фермин подвинул стул, сел рядом с ней и улыбнулся, взяв ее за руку.
– Ей следовало бы выйти замуж за тебя, – пробормотала она. – Ты некрасив, но у тебя хотя бы есть голова на плечах.
– Где Лусия, донья Леонор?
Женщина отвернулась:
– Ее забрали. Месяца два назад.
– Куда?
Леонор не ответила.
– Кто?
– Тот человек…
– Фумеро?
Поделиться книгой: