Помоги проекту - поделись книгой:
Дарующий подарки в виде ягодных и грибных полян. И просто полянок с пушистой и мягкой травой, на которых так чудесно дремать теплым летним днем. Уютных елочек, под которыми так хорошо пережидать ненастье. Поваленных деревьев, на которых можно посидеть и отдохнуть…
В воображении девушки Лес был населен самыми разными созданиями. Иногда сказочными, вроде лесовиков и русалок, иногда вполне реальными – кабанами, волками, лосями… с кем-то она сталкивалась, с кем-то нет…
Лес…
Каждый раз новый, каждый раз удивительный, каждый раз – родной, вошедший в плоть и кровь Яны.
Ее чудо.
Ее судьба и счастье.
Жить в городе?!
Да она удавиться была готова! Если б не Гошка, ноги бы ее в городе не было! Заочно доучилась бы! Но мелкому требовалось лечение.
Москва?
А вот не всегда!
Иногда самые лучшие хирурги живут в провинции. Вот не нравится человеку Москва – и не едет он туда. И живет, и жизни спасает, и из Москвы к нему едут. И клиники оборудуют – под человека, потому как реально – золотые руки.
Такого Яна и нашла.
За Гошку она была спокойна, были б деньги… человек-то работает, но те же лекарства, те же аппараты, да просто – один день пребывания в клинике дорого стоит. Есть бесплатные места, но на них еще надо постараться попасть. Всегда находятся друзья, знакомые, соседи…
И ругаться-то язык не поворачивается – тоже ведь дети больные! Это Яна понимала. Не салон красоты – такие же сердечники.
Как-то там ее малыш?
Ладно!
Здесь и сейчас ее малыш в Звенигороде. И Яне надо туда попасть. Но…
Ну не может она просто так оставить эту безмозглину! Нини ведь совершенно неприспособленная. Вообще никакая.
Ребенок бестолковый, Гошка и то лучше к жизни приспособлен, чем она. Ни машину водить, ни строем ходить – вообще ничего сестрица не может. Умения? Никаких. На пистолет смотрит, словно тот кусается, – вот как с такими навыками выживать в революцию? Да никак!
Но ведь и не бросишь дуреху!
Вывод?
Устроить ее в безопасном месте и вернуться чуть позднее. А где такое место у нас? В деревне?
Ага, наивные чукотские девушки. Яна только фыркала, читая, как кто-нибудь прятался в деревне от врага. Ага…
Деревня – это свой, обособленный мир, в котором все друг друга знают. Мир со своей моралью, нравственностью, уставом, особенностями… да появись там чужак, через неделю о нем вся деревня знать будет – через месяц весь район, а там и до врага дойдет. И помогать чужаку сразу никто не будет – с чего бы?
Мало ли какую наволочь принесет?
Внешне-то все будет выглядеть благолепно и пристойно, с чужаком будут здороваться, его будут угощать, может, и помогут в чем, но стать своим…
Нет, по-настоящему своим ему не стать и через десять лет. Что-то останется, какие-то потаенные струны, и будут говорить…
Ладно. Это Яна отвлеклась, а вывод-то прост. Деревня не подойдет.
В поместье к кому?
Ой, что-то Яна сильно сомневалась. Поместье же что? Пра-авильно. Убежище гнусных аристократов или, как их тут называют, торов. Их надо гнать, пинать и обязательно – раскулачивать. А дамочек помоложе еще и к делу приставлять. К хорошему, им понравится… по мнению победившего пролетариата.
Ну, понравилось или нет – история умалчивает, но оставлять беспомощную девчонку на милость неясно кого? Нет уж! Тогда проще ее сразу добить, чтобы не мучилась.
Город?
Как вариант.
Поселить где-нибудь, где потише, наказать не высовываться…
Жаль, что все близкие погибли… прямо ты хоть лови кого по дороге, или… Ох, вот еще проблема!
Ладно, разберемся. Для начала надо девчонку вылечить и доставить в цивилизацию. Снабдить документами и деньгами. Хотя бы…
Эх, жизнь-жестянка!
Рассуждения ничуть не мешали Яне добираться до села – и вот оно, раскинулось как на ладони. Яна прищуренными глазами обозревала дома.
Ей нужен дом бедный.
В богатый и зажиточный среди ночи постучись – так без ноги уйдешь. Ибо собака. Еще и брех на все село поднимется…
Нет, лучше бедный. Без собаки, коровы, ей нужно прийти и расспросить хозяина, а дальше видно будет.
Вот этот, похоже, подойдет…
Яна хмыкнула и направилась к покосившейся избушке на краю села. Там, в окошке, горел тусклый огонек. Не спят?
Вот и ладно…
Прасковья Ивановна смотрела на лучину.
Руки сами собой вытягивали шерстяную нить, пряли кудель, горела лучина, а мысли были темные, печальные…
Солдатка ни вдова, ни мужняя жена, оно и верно. Не судьба, а слезы горькие. Ни денег, ни счастья, ни мужика в доме…
Шесть лет прошло, как забрали Ванечку в солдаты.
Шесть долгих лет.
Только три раза на побывку и приезжал, вот на печи Вася да Ванечка спят…
По губам женщины скользнула горькая улыбка.
Говорят же, солдаткиным ребятам вся деревня отец. Если бы…
Нет у них отца. Мать одна, а много ли она сделает? В том году прибрала лихоманка свекра со свекровкой, а матушки у нее и до того не было. Отец после ее смерти еще раз женился, так мачеха падчерицу невзлюбила. И то – где ж вы другое видели? Может, оно и бывает, что чужих детей как своих принимают, но редко. Очень редко…
Братья-сестры помогали, да чем тут поможешь? И лихоманка село проредила, и свои семьи у всех, да и небогаты они…
Чтобы на земле разбогатеть, надо пахать не разгибаясь. Земля потом поливается, тогда на ней все и растет. Да и когда вырастет… Мало за землей ходить, мало скотину кормить, ты еще поди продай все, да налоги заплати, да выкупные, да…
Надрываются крестьяне, а только долг на долг растет и растет… и конца-края ему не видно. А чем детей кормить?
Прасковья и так никакой работой не брезговала, и за скотиной ходила, и стирку брала, и в поле пахала-сеяла… да только много ли наработаешь, когда даже лошади нет? У соседа брать приходится, а тот еще и намекает…
Чуяло Прасковьино сердце, придется ей и на последнее унижение пойти.
Ради детей…
А узнает кто? Ворота дегтем вымажут! По селу не пройдешь…
А дети у нее на руках от голода пухнуть станут? И так уж какими муками их растит…
Да и Ванечка, муж любимый… Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?
Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?
Да вдвое!
Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают…
И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной…
Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню…
Стекла?
Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто…
– Кто там?
– Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.
И под бумагу проскользнула серебряная монета.
Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом…
Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф – и кинулась к двери.
Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит… и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить…
Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла… женщина.
Но какая!
Прасковья в шоке уставилась на гостью.
Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще… Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх… Да разве ж бабы так ходят?!
Яна, а это была именно она, огляделась.
– Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?
И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.
– Мамань? – вякнул с печи Ванечка-младшенький.
Яна прищурилась.
– Сын?
– Сыновья, – кивнула Прасковья.
– А еще кто?
– Простите, тора?
Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.
– Ты и ребенок – вся семья?
– Н-нет, тора. Еще сын есть.
– А муж?
– В солдаты забрали.
– Другая родня?
– Одни мы живем, тора.
Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?
– Держи. Деньги тебе в любом случае пригодятся.
И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.
Поделиться книгой: