Азъ есмь Софья. Сестра

Номер не удался. Разговор длился порядка десяти минут, когда игумен кивнул каким-то своим мыслям и поманил Софью к иконам.

– Повторяй за мной…

Молитвы Софья знала, и эту в том числе. И следующую. Картавила, но старалась… После третьей старец еще раз поглядел на нее.

– Вижу, зла в тебе нет. Но есть нечто, мне непонятное. Ты мне ни о чем поведать не желаешь?

Софья едва не фыркнула. Так это живо напомнило допрос в прокуратуре, да-да, и такое было в ее практике – отвертелась, хоть и была со всех сторон виновата. Сейчас, так и раскололась…

Хотя подходящий вариант у нее был. Такая своеобразная заготовка…

– Я болела…

Софья коряво и картаво поведала о своем видении. Мол, лежала она в горячке, а потом к ней спустилась тетя. Красивая, вот почти как та, на иконе Божьей Матери, и глаза такие же добрые, только та была в белом платочке, а не в красном, погладила по головке и сказала, что все будет хорошо. А еще сказала что-то непонятное.

Что дети ее огорчают, потому что спорят и кровь льют, а она ведь будет хорошей? И будет во всем помогать братику Алешеньке? Я спросила, кто ее дети, а она заплакала и ушла. Я, наверное, ее обидела…

Вот так. И никаких вбросов информации, самой мало. К тому же о чем она может рассказать? Историческими анекдотами поделиться?

Игумен выслушал с непроницаемым лицом – его бы в покер играть научить, плакали бы все казино Лас-Вегаса! – погладил девочку по голове.

– Ну, если тебе так сказали – будь рядом с братиком. Это дело хорошее… а про бездомных детей кто из вас подумал?

– Вместе…

– Молодцы вы с братиком. Приедешь еще ко мне?

Софья активно закивала. Приедет, а то ж! Это из тех приглашений, от которых не получается отказаться. Факт.

О чем старец беседовал с братом, она узнала позднее. Расспрашивал про учебу, про саму Софью, про школу, Алексей, отличающийся недюжинным умом для шестилетки, рассказывал все как есть. Да, думали. Да, придумали. Детей жалко потому как.

Солдат из них растить?

Так почему бы и нет? Им дело в жизни, царю – верные люди, всем хорошо…

Почему именно детей с улицы? Не боярских, не стольников-постельников, не дружек, которых царевичу по традиции подсовывают?

Так этим ничего не нужно, только за царевича зацепиться. А вот дети с улицы, которые отлично понимают, что жить им год-два осталось…

Да и жалко их!

Дети же… такие же, только не царевичи.

С царевной Анной вообще было просто. Племяшек она любила и ради них готова была на все. Старец это понял за две минуты и еще час утешал женщину. Да, радости материнства тебе не дали, но вот тебе дети, которые любят тебя и которых любишь ты. Заботься! Греха в этом нет.

Последним на беседу отправился Алексей Михайлович. И получил напутствие и благословение. Дети, мол, верно все понимают. А что казна пуста, так шуба густа. Правильно они говорят, лучше с дерева есть, чем чужие смерти на совесть принять. Душой вы очерствели, за деревьями леса не видите, за сиюминутными делами – царствия небесного…

А я буду рад обоих детей видеть, когда бы ни приехали.

После таких заявок Алексей Михайлович решил не спорить – и школа начала строиться. А набором занялся Иван Федорович Стрешнев – мужик умный и с характером. Умеющий и вежливо отсеять ненужных – и разглядеть жемчужины в куче навоза.

Вообще, все дети, подобранные на улице, делились на несколько категорий.

Первая – достаточно обширная – те, кто имел физические увечья. Кем им быть в войске? Так обозниками. Хороший обоз – это великая вещь! Обозник – он и готовит, и лечит, и добычу сбережет, и за скотиной приглядит, и за орудиями, а стрелять из пушек, кстати, отсутствие ушей или там, одной ноги не мешает, как и писать, как и собирать информацию – тут можно многое придумать. Война – это не только сабли, это еще и снабжение, и если каждый будет грамотно заниматься своим делом – потери в войсках заметно сократятся.

Вторая – собственно будущие воины.

Ребята, которые оказались на улице случайно, поняли, что им не выжить, и готовы на все, лишь бы вылезти из этой клоаки. Такие за свой шанс зубами держаться будут. На улице у них перспектив – сдохнуть за пару лет, а вот в воинской школе… да, война – это часто смерть, но кто из детей об этом думает?

И третья категория.

Софья для себя их окрестила волчатами.

Самая сложная, самая серьезная. Это те, кто оказался на улице и выжил, чтобы со временем стать московскими ночными татями. Грабителями, убийцами…

Что делать с ними – пока никто не представлял. С одной стороны – дети, не убивать ведь их, с другой – переломить их уже вряд ли получится, а в школу взять, так они и там начнут уличные порядки устанавливать…

Софья готова была взбелениться от несправедливости жизни. Проект – ее, а ее из терема не выпускают! Сиди на попе и жди, пока Алексей вернется! А потом выслушивай все, что он хотел сказать, утешай, настраивай на нужный лад…

Брат, конечно, умен, но ему только шесть лет, всего шесть… скоро семь, но ведь мало! С другой стороны, кто сказал, что, сидя в тереме, нельзя влиять на обстоятельства? Когда Софья узнала о таком разделении на группы – она его горячо одобрила, но вот когда речь зашла о «волчатах» – задумалась. В советские времена и не таких волчат перевоспитывали, но это нужен определенный опыт, силы, знания… она бы справилась?

Не факт. Постараться было бы интересно, но заниматься этим некогда. А вот куда и кому на шею перевесить этот камень… идея оказалась неожиданно проста.

А заодно – избавляла казну от лишних расходов. И так война с Речью Посполитой высасывала деньги из казны не хуже пылесоса. Алексей Михайлович распорядился чеканить медные деньги, но к хорошему это привести не могло. Надо было повышать не количество оборотных средств, а уровень жизни, товарооборот, занятость, снижать цены, но не чеканить дурацкие медяшки и не приказывать принимать их за серебро. Не говоря уж о том, что казна эти медяки не принимала ни под каким видом. Узнав о таком, Софья только что пальцем у виска не повертела. Козе понятно, что от такого инфляция начнется, а там и до революции недалеко. Или хотя бы до грабежей, разбоя… нет, это не дело. Вон, в Италии в свое время с бумажными деньгами так же доигрались…

Но кому об этом скажешь? Отцу? Ага, так он ребенка и послушал! Брату? Мал тот еще для таких материй. Тете Анне? Эх-х-х, вот ведь где засада – знаешь, что делать, знаешь, как делать – и ничего сделать не можешь! Возраста и авторитета не хватает.

* * *

Алексей Михайлович Романов с некоторого времени, а точнее с поездки к святому старцу, полюбил приходить в гости к сестрице Анне. Царица сейчас все силы и время отдавала ребенку. Федор родился откровенно болезненным[11]. Эх, вот женился бы он на Фимушке, глядишь, и дети были бы другие, и сыновей больше было бы. Хотя ему и так грех жаловаться. Алешенька, наследник любимый, и грамоту и счет осваивает, языки учит прилежно, наставники нахвалиться не могут. О государстве задумался. Самому Алексею в его возрасте и в голову такие мысли не приходили. Как детей учить, свои войска создавать, что ж, пусть попробует. Дело-то нужное…

Да и дочери дочерям рознь.

При мысли о Софье Алексей Михайлович только вздохнул. Да, дочь его удивила – и это мягко сказано. Как-то никогда он не задумывался, что царевнам и плохо, и больно… знать – знал, но вот когда это его ребенка коснулось – по-другому взглянул.

Не хотелось ему запирать девочку в тереме, ой как не хотелось. А лучшим выходом как раз будет отправить ее вместе с сестрицей в Дьяковское. Пусть там живет, даже если что и нарушит, чай не так строго глядеть будут, как если бы в Москве… Опять же и сестрица Татьяна меньше жаловаться на племянницу будет, с глаз долой, из сердца вон. И царица…

Он угадал верно. Оба его ребенка были у Анны Михайловны. Все втроем играли в какую-то сложную игру. На полу лежал расстеленным большой лист бумаги, склеенный из нескольких, на нем было начерчено что-то непонятное, а все втроем – и дети и Анна по очереди бросали кости и передвигали фигурки, время от времени то радостно, то разочарованно вскрикивая.

– Тятенька!!!

Дети заметили его первыми и повисли на шее. Точнее, Алексей допрыгнул повыше, а Софья уцепилась за ногу. Анна Михайловна чинно поднялась и поклонилась.

– Поздорову ли, братец милый?

Алексей Михайлович чинно поклонился в ответ и кивнул на лист.

– А чем это вы тут балуетесь?

– Пригласим тятеньку в игру? – предложил всем Алексей.

Царь не стал отказываться. Это в думе боярской он царь-батюшка, а дома иногда и просто батюшкой побыть хочется. Любимым и родным.

Игра оказалась простой, но веселой. Весь лист изображал неплохо срисованную карту мира, по которой вилась длинная змея красной нити с кружочками, над каждым из которых была изображена своя цифра. Задача проста – обойти весь мир и вернуться домой. Надо было бросать кости и передвигать фишку на определенное число кружочков вперед. А еще можно было попасть в шторм и пропустить ход, упустить караван и вернуться на несколько клеток назад, найти перо жар-птицы и пройти на несколько кружочков вперед, попасть в темницу и найти союзников…

Царь и сам не заметил, как увлекся, начал улыбаться, глядя, как его дети бойко считают и читают, как светятся ребячьи лица, а уж когда Анна Михайловна вышла победительницей, и вовсе не смог удержаться от улыбки. И снял с руки перстень с большим лалом.

– Ну, раз так – победителю и подарок. Потешила ты меня, сестрица.

– А это не я. Это Алешенька с Софьюшкой придумали.

– Правда?

Дети закивали головами, признаваясь в своей идее. И придумали сами, и рисовали сами, и… интересно же? Правда?

Софья усмехалась про себя. Еще б не интересно. Сюда еще «Монополию», но это потом, позднее. Алексей, конечно, большого участия не принимал, но она сделала большую часть и смогла заинтересовать брата.

Постепенно разговор зашел и о школе. И о так называемых «волчатах».

– …и что с ними делать… и на улицу не выкинешь, и не убьешь…

– А вот игумен Дионисий смог бы их воспитать, – протянула Софья.

– А монахи?

И чего Софья так негативно относилась раньше к царевне Анне? Умная тетка.

– А ведь и верно. – Дураком царь точно не был. – Разбросать их по монастырям, по два-три человека – и монахи спасибо скажут, и не в тягость будет…

– Тятенька, а там только мальчики?

Вопрос попал в болевую точку. Действительно, изредка бродяжили и девочки, хоть и в мужской одежде. А вот что с ними делать… по монастырям тоже?

Алексей Михайлович наткнулся на умоляющий взгляд своего ребенка. Покачал головой. Потом покачал головой намного более обреченно.

– Сонюшка, патриарх проклянет…

– За что это меня будет патриарх проклинать? – вскинула высокую бровь царевна Анна. – Или нельзя мне новых служанок взять?

– Так ведь не с улицы же…

– Мой грех. – Сдаваться царевна не собиралась. – Отмолю, что должна, а только больший грех – невинную душу на произвол судьбы бросать.

– В монастырь…

– Так ведь не все ж монашками рождены. Призвание должно быть к такой судьбе…

Алексей Михайлович только вздохнул. Алеша молчал, но смотрел так…

Не был царь глупцом, и замкнутым на обычаях ретроградом тоже не был. Борис-то Морозов его и в немецкое платье одевал, и повидал Алексей Михайлович много всего, просто – положено так. Правильно это – когда древнее благочестие. Чинно.

Вот и приросла маска к лицу, а детские глаза глядят за нее, в душу – неужели ты не позволишь? Мы ведь не для зла, мы хотим сделать что-то доброе, помоги нам…

Так оно и решилось…

* * *

Софья осматривала стоящих перед ней девочек спокойным серьезным взглядом. Разные. Очень они разные. По возрасту – от семи лет до пятнадцати, по росту, по характеру, только вот выражение глаз у них одно. Они умереть готовы, но добычей не станут. Сама отбирала.

Тех, кто был сломан, кто искал только мира и покоя, она попросила отправить в монастыри. Поживут там прислужницами, потом для себя сами решат, замуж ли выйти, Богу ли служить… Софье такие не нужны, ей те нужны, кто огнем горит, кто не поддался, не сломался, кто себя ногтями и зубами отстаивал – таких набралось только пятнадцать девчонок. А было больше, намного больше. Отсеялись.

А вот те, кто остался…

Сначала с ними говорила царевна Анна. Недолго, по делу. Мол, взяли вас служить мне, а служить вы будете царевне Софье. Кто откажется – монастыри всегда открыты. Кто согласен – чтобы ни одного нарекания от царевны не слышала. Иначе – тот же монастырь.

Отказавшихся не оказалось. И Софья смотрела на девочек. Если получится – будет у нее своя гвардия. Не самая большая, но видит бог, начинать с чего-то надо. Что женщина знает? А вот что мужу ведомо, о том и знает, а которая и больше. Кто-то из девочек замуж выйдет, кто-то с Софьей останется, но служить все будут, потому что и голод, и холод не забываются. Никогда… И те, кто от них спас, – тоже. Есть неблагодарные твари, но поводок рано или поздно найдется на каждую.

– Назовите себя. Как тебя зовут? – остановилась перед самой старшей.

– Катерина.

– Марфа.

– Устинья, – сверкает темными глазами невысокая смуглянка.

– Ефросинья. – К этой девочке Софья приглядывается внимательнее. Светленькая, с синими глазами, удивительно красивая…

– Авдотья…

– Софья…

Пятнадцать девочек, пятнадцать историй. О жизни Софья еще расспросит их, всех вместе и каждую по отдельности. Ей еще предстоит превратить эту компанию в команду. А пока она просто кивает на стол, где стоят подносы с различной снедью.

– Девочки, угощайтесь. Это для вас принесли…

И смотрит, как жадно, едва не давясь, поглощают пищу девчонки. Да, учить их и учить. Работы предстоит много, но главное – чтобы работа оказалась благодарной.

Ей нельзя в школу, поэтому она создаст ее на дому. А там…

Девочки будут уходить, выходить замуж, она их пристроит, даст приданое… разберемся.

А вечером, когда девочки засыпают, она отдается в ласковые руки кормилицы. С утра ей вести все это стадо на молитву, потом завтрак, потом мыльня… пусть привыкают. Чистота – наше все.

Хотя с мыльней сейчас сложно. Но…

Софья довольно улыбнулась. Случай помог, случай. И на кой черт им свинцовый водопровод?

Что нужно для войны?