Мальчики спали у себя в комнате, тяжело дыша в спертом воздухе. На подносе между кроватями лежали остатки вчерашней еды.
Уайлдер прошел по гостиной к своей спальне. Жалюзи на одном окне были открыты, и солнечный свет ровным прямоугольником лежал на белой стене. Почему-то Уайлдер вспомнил камеру в психиатрическом крыле тюрьмы, которую снимал два дня назад. Хелен, полностью одетая, лежала на аккуратно застеленной кровати. Казалось, она спит, но когда Уайлдер двинулся по спальне, стараясь заглушить тяжелые шаги, Хелен подняла на него совершенно невозмутимый взгляд.
— Ричард… все в порядке, — спокойно сказала она. — Я не сплю — с тех пор, как ты вчера позвонил. Хорошо съездил?
Хелен собралась вставать, но Уайлдер удержал ее голову на подушке.
— Что с мальчиками?
— Ничего. — Она тронула руку мужа и успокаивающе улыбнулась. — Они хотели спать, и я разрешила. Все равно заняться больше нечем. Ночью очень шумно. Извини, что в квартире беспорядок.
— Плевать на квартиру. Почему мальчики не в школе?
— Школа закрыта — как ты уехал, они уже и не ходили.
— Почему? — Уайлдер, раздраженный пассивностью жены, сцепил пальцы больших рук. — Хелен, нельзя же целый день лежать! А сад на крыше? А бассейн?
— По-моему, они существуют только у меня в голове. Сложно объяснить… — Хелен показала на кинокамеру на полу у ног Уайлдера. — А это зачем?
— Мне нужно снять кое-что — для фильма о высотке.
— Еще один фильм про тюрьму. — Хелен невесело улыбнулась. — Я посоветую, с чего начать.
Уайлдер взял ее лицо в ладони, нащупал худые скулы, словно хотел убедиться, что тонкие косточки еще на месте. Нужно взбодрить ее. Семь лет назад, когда он встретил Хелен во время работы на коммерческую телекомпанию, она — яркая и уверенная — была ассистентом продюсера; ее бойкий язычок пришелся по сердцу Уайлдеру. Если они не обнимались в постели, то без устали спорили. Сейчас, после двух сыновей и года жизни в высотке, Хелен замкнулась в себе, страстно отдавшись заботе о детях. Даже рецензирование детских книг ушло в прошлое.
Уайлдер принес Хелен рюмку ее любимого ликера. То, чему раньше он радовался, теперь вызывало беспокойство — Хелен перестала замечать его романы с холостячками высотки. Даже завидев флиртующего мужа, Хелен подходила, таща за собой сыновей, словно ей было уже все равно, куда его может завести своенравный секс. Некоторые из этих молодых женщин — вроде телеактрисы, чью афганскую борзую Уайлдер утопил во время перебоя с электричеством, или ассистентки режиссера этажом выше — с Хелен подружились. Ассистентка, серьезная девушка, читающая Байрона в очередях за продуктами, работала на независимого продюсера порнофильмов — так, по крайней мере, спокойно сообщила мужу Хелен.
— Она должна запоминать сексуальные позы между дублями. Увлекательная работа — интересно, какое требуется образование и когда на пенсию.
Уайлдера это потрясло. Из дурацкой щепетильности сам он не пытался расспрашивать ассистентку. Занимаясь с ней любовью в ее квартире на 3-м этаже, Уайлдер иногда представлял, что она автоматически запоминает все объятия и сексуальные позы — на случай, если ее куда-то позовут, — и может продолжить с того самого места с другим бойфрендом. Среди бесчисленных профессий обитателей высотки попадались очень неприятные.
Глядя, как жена цедит ликер, Уайлдер поглаживал ее худые бедра.
— Послушай, ты как будто ожидаешь конца. Мы все поправим и поведем мальчиков в бассейн!
Хелен покачала головой:
— Слишком много вражды. Она была и прежде, а сейчас прямо вырвалась наружу. Люди цепляются к детям — мне иногда кажется, сами этого не замечая. — Хелен села на краешек кровати, пока Уайлдер переодевался, и посмотрела в окно на соседние здания на фоне неба. — Вообще-то, это не жильцы виноваты. Это высотка…
— Знаю. Но когда полиция завершит расследование, все успокоится, вот увидишь.
— А что они расследуют?
— Конечно, смерть. Нашего прыгуна ювелира. — Уайлдер подобрал камеру и снял крышку с объектива. — Ты говорила с полицией?
— Не знаю. Я ни с кем не хочу встречаться. — Собравшись с силами, Хелен подошла к Уайлдеру. — Ричард, как ты смотришь на то, чтобы продать квартиру? Мы могли бы съехать. Серьезно.
— Хелен… — Смешавшись, Уайлдер взглянул на крохотную, но стойкую фигурку жены. Он снял штаны, словно выставляя широкую грудь и тяжелые чресла, чтобы самому убедиться в своем авторитете. — То есть сдаться, смириться с тем, что нас вышибли? И мы уже не вернем потраченных денег.
Хелен опустила голову и снова повернулась к кровати. Именно по ее настоянию полгода назад они переехали из первой квартиры в цокольном этаже. Тогда они всерьез подумывали совсем съехать из высотки, но Уайлдер уговорил Хелен остаться — хотя и сам не совсем понимал, почему. Прежде всего, он ни за что не признал бы провал своей попытки общаться на равных с соседями, смотреть в глаза самодовольным бухгалтерам и маркетологам.
Когда в комнату вошли сонные сыновья, Хелен заметила:
— А может, получится переехать повыше.
Брея подбородок, Уайлдер думал над последними словами жены. Хелен, разумеется, говорила о социальном лифте, о подъеме в «лучшее окружение» — подальше от низких «пригородов», поближе к приличным жилым районам, где-то между 15-м и 30-м этажами, с чистыми коридорами, где детям не придется играть на улице; где воздух напоен толерантностью и утонченностью.
Сам Уайлдер задумал другое. Слушая, как Хелен тихим голосом мурлычет с сыновьями, он изучал свое отражение в зеркале и, подобно бойцу, выходящему на ринг, поглаживал мышцы живота. И душой, и телом Уайлдер почти наверняка был самым сильным мужчиной высотки, и его раздражало безволие Хелен. Он понимал, что не в состоянии справиться с такой пассивностью, и реагировал на нее в соответствии со своим воспитанием. Чрезмерно любвеобильная мать души не чаяла в сыне все его детство, которое она старалась продлить изо всех сил, и вселила в Уайлдера то, что он считал непоколебимой уверенностью в себе. Мать с отцом разошлись, еще когда Уайлдер был ребенком; второй раз мать вышла замуж за приятного, но тихого счетовода — шахматного фаната. Она полностью посвятила себя общению с упертым сыном. Встретив будущую жену, Уайлдер наивно полагал, что будет всю жизнь ухаживать за ней и обеспечит ей нескончаемый поток спокойствия и радости. Но, разумеется, как понимал Уайлдер теперь, люди не меняются, и, при всей непомерной уверенности в себе, он сам нуждается в уходе так же, как и прежде. Раз-другой, в первые годы брака, он пытался изобразить бедное дитя, как привык с мамочкой. Но Хелен не могла заставить себя обращаться с Уайлдером как с сыном. Любовь и забота были нужны ей меньше всего. Возможно, проблемы в высотке больше соответствуют ее подсознательным желаниям, чем она сама думает.
Массируя щеки, Уайлдер прислушивался к неровному гудению воздуха в трубе системы кондиционирования за душевой кабинкой — воздух нагнетался с крыши дома, в тридцати девяти этажах над ними. Текущая из крана вода тоже проделала долгий путь от резервуара на крыше, по громадным внутренним колодцам, пронизывающим дом, как ледяные потоки пронизывают подземные пещеры.
Намерение снять документальный фильм было просчитанной попыткой договориться с высоткой, ответить на брошенный ею вызов — и победить. Уайлдер уже сознавал, что у него развилась сильная фобия. Он постоянно чувствовал непомерный вес бетона над головой, ему казалось, будто в его теле сходятся силовые линии, пронизывающие здание. Ночью, лежа рядом со спящей женой, Уайлдер часто выходил из неприятного сна и ощущал, как остальные 999 квартир давят на него через стены и потолок, выдавливая из груди воздух. Собственно, афганскую борзую он утопил не от нелюбви именно к этой собаке и не из желания насолить хозяйке, а чтобы отомстить за себя верхним этажам дома. Он схватил в темноте собаку, когда она свалилась в бассейн, и, поддавшись властному порыву, удерживал под поверхностью бьющееся тело, в каком-то странном смысле борясь с самой высоткой.
Уайлдер встал под душ, включил холодную воду на полную мощь и подставил ледяным струям грудь и пах. Он был настроен решительно, как скалолаз, достигший наконец подножия горы, на которую готовился взобраться всю жизнь.
5. ВЕРТИКАЛЬНЫЙ ГОРОД
Как бы ни планировал свое восхождение Уайлдер, какую бы ни выбрал дорогу к вершине, вскоре стало ясно, что при нынешнем уровне развала от высотки скоро мало что останется. Все, что можно, работало неправильно. Уайлдер помог Хелен прибраться в квартире, пытаясь вдохнуть жизнь в сонное семейство; он поднял все жалюзи и громко топал по комнатам.
Однако вдохнуть жизнь оказалось непросто. Каждые пять минут отключалась система кондиционирования, и в теплую летнюю погоду становилось душно. К зловонию они уже начали привыкать. По словам Хелен, ходили слухи, что верхние этажи нарочно сбрасывают в вентиляционные шахты собачье дерьмо. По открытому пространству между высотками комплекса кружили сильные ветры, набрасываясь на нижние этажи домов между бетонными опорами. Уайлдер открыл окна, надеясь впустить свежий воздух, но квартира вскоре забилась пылью и цементной крошкой. Серая пленка покрыла шкафы и полки.
Вечером, когда жители возвращались с работы, лифты поднимались набитые битком. Не работало уже три, а оставшиеся были переполнены нетерпеливыми жильцами, рвущимися на свой этаж. В открытую дверь квартиры Уайлдер наблюдал, как соседи отпихивают друг друга, словно сердитые шахтеры, рвущиеся из клети, и шагают мимо, прикрываясь портфелями и сумочками, как бронежилетами.
Повинуясь порыву, Уайлдер решил проверить свое право свободного прохода по зданию и доступа ко всем удобствам, особенно к бассейну на 35-м этаже и детскому саду скульптур на обзорной крыше. Взяв камеру, он со старшим сыном отправился на крышу. И сразу выяснилось, что скоростные лифты либо отключены на ремонт, либо застыли на верхних этажах с отжатыми дверями. К ним можно добраться только через частный отдельный вход, от которого у Уайлдера не было ключа.
Теперь еще сильнее желая добраться до крыши, он стал ждать промежуточного лифта, на котором можно было доехать до 35-го этажа. Когда кабина пришла, отец с сыном с трудом втиснулись в толпу; пассажиры смотрели вниз на шестилетнего мальчика с несомненной враждебностью. На 23-м этаже лифт отказался двигаться дальше. Пассажиры ломанулись из кабины, колотя портфелями по закрытым дверям лифтов в ритуальной демонстрации злобы.
Взяв сына на руки, Уайлдер пошел к лестнице; физически крепкий, он спокойно доберется до крыши пешком. Однако через два этажа лестницу преградила группа местных жителей — среди них был и молодой хирург-ортодонт, сосед Роберта Лэйнга. Уайлдер, подозревая, что эти люди виноваты в отказе системы кондиционирования, хотел пройти мимо, но его грубо остановил плечом мужчина, в котором он узнал диктора из конкурирующей телекомпании.
— Уайлдер, эта лестница закрыта? Разве неясно?
— Что? — Уайлдера озадачила такая враждебность. — Как это?
— Закрыта! И вообще, что вы тут делаете?
Чтобы не пугать сына, который и так уже здорово нервничал в гнетущей обстановке, Уайлдер вернулся к лифту и поехал вниз.
Стычка, хоть и мелкая, его расстроила. Не обращая внимания на Хелен, Уайлдер расхаживал по квартире, крутя в руках камеру. Он ощущал странное возбуждение — не только от планов на документальный фильм, но и из-за сгущающейся атмосферы столкновений и вражды.
Громадные здания ближайших высоток напоминали тюрьму Алькатрас. Материала об этих зданиях — и визуального, и социологического — было вдоволь. Они снимут высотки с вертолета и из соседних зданий с четырехсот ярдов; Уайлдер уже крутил перед мысленным взором медленный, секунд на шестьдесят, наплыв — от здания целиком до крупного плана одной квартиры, одной ячейки в этом кошмарном термитнике.
Первую часть фильма он посвятит жизни в высотке с точки зрения недочетов проекта и мелких жалоб, а во второй части рассмотрит психологию жизни двух тысяч людей, набитых в коробку посреди неба, — от здоровья жильцов, частых приступов бессонницы и других психосоматических расстройств до разводов и преступлений. Собранные за десятилетия свидетельства ставят под сомнение жизнеспособность высотки как социальной структуры, однако вопросы рентабельности в государственном жилищном строительстве и высокая прибыльность частного строительства продолжают тянуть эти вертикальные города в небо, не обращая внимания на реальные потребности людей.
Психология жизни в высотках проявилась с обличающей ясностью. Например, все исследования подтверждали, что жители высоток не создают анекдотов про себя. Строго говоря, жизнь в этих домах была «бессобытийной». По собственному опыту Уайлдер знал, что жизнь в высотке требует уступчивости, гибкости и даже, возможно, определенного сумасшествия. Психу тут раздолье. Вандализм подтачивал панельные башни с самого начала. Каждая оторванная телефонная трубка, каждая ручка, свинченная с двери пожарного выхода, каждый разбитый электросчетчик означает восстание против оболванивания.
С виду однородное сборище благополучных профессионалов раскололось на три явно враждебных лагеря. Старые социальные деления на основе власти, капитала и своекорыстия здесь, как и везде, обрели новую форму.
В целом высотка сразу разделила себя на три классические социальные группы — низший, средний и высший классы. Торговый центр 10-го этажа образовал ясную границу между нижними девятью этажами, жилищем «пролетариата» — работников киностудий, стюардесс и прочих, — и средней секцией высотки, простирающейся от 10-го этажа до бассейна и ресторана на 35-м. Центральные две трети высотки населял средний класс: врачи и юристы, бухгалтеры и налоговики, работающие не сами на себя, а в больших корпорациях. Высокоморальные и дисциплинированные, они были едины в стремлении сохранить свое второе место.
Над ними, на пяти верхних этажах, обитал высший класс, скромная олигархия второстепенных магнатов, промышленников и телеактрис, со скоростными лифтами, коврами на лестницах и вышколенной прислугой. Именно они задавали образ жизни. На их жалобы реагировали в первую очередь, они решали, когда пускать детей в бассейны и сад на крыше, какие блюда подавать в ресторане и за какие цены — недоступные никому, кроме них самих. И главное, именно их мягкий присмотр удерживал средний класс в узде — манящей морковкой дружбы или одобрения.
Мысль об этих эксклюзивных жителях, настолько вознесшихся выше его в своих цитаделях, насколько феодал был выше крепостного, все больше наполняла Уайлдера нетерпением и обидой. Однако организовать какую-либо контратаку представлялось маловероятным. Несложно играть роль вождя народа и говорить от лица соседей по нижним этажам, но им недоставало единства и понимания своей выгоды; им не сравниться с дисциплинированными профессионалами центральной секции высотки. Они были тихи и беззаботны, склонны терпеть непомерные издевательства — до тех пор, пока не настанет момент просто собрать вещи и съехать. Коротко говоря, инстинкт своей территории у обитателей нижних этажей, в психологическом и социальном смысле, атрофировался до такой степени, что они были полностью готовы к употреблению.
Чтобы сплотить соседей, необходимо вселить в них чувство единства. Документальный телефильм — самое оно; это нечто им понятное. Фильм вскроет все обиды, подчеркнет злоупотребления верхних этажей. Возможно, придется даже немного преувеличить беды, чтобы раздуть напряжение.
Однако вскоре Уайлдер обнаружил, что рамки его фильма уже очерчены.
Горящий желанием отомстить, он все же решил избавить жену и детей от своего бесконечного хождения по квартире. Кондиционеры теперь работали только по пять минут в час, и к сумеркам в квартире стало душно и сыро. С балконов над головой несся шум разговоров и магнитофонов, работающих на полную мощность. Хелен подошла к закрытым окнам и беспомощно прижала ладошки к щеколдам, словно пытаясь оттолкнуть ночь.
Уайлдер, слишком поглощенный своими мыслями, чтобы помочь жене, схватил полотенце и плавки и отправился в бассейн 10-го этажа. Позвонив нескольким соседям с нижних этажей, он убедился, что они готовы участвовать в съемках; теперь нужны участники с верхних и средних этажей высотки.
Неработающие лифты еще не починили, и Уайлдер вышел на лестницу, которую «верхние» превратили в мусоропровод. Осколки стекла на ступенях скрипели под ботинками.
Торговый центр был полон людей — они двигались по кругу и в полный голос болтали, словно дожидались начала политического съезда. В бассейне, обычно пустынном в такой час, дурачились посетители — сталкивали друг друга в воду с бортиков. Смотритель оставил свой пост, и бассейн выглядел беспризорным; брошенные полотенца мокли в лужах.
В душе Уайлдер увидел Лэйнга. Доктор отвернулся, но Уайлдер, не обратив внимания, встал под соседний душ. Они обменялись ничего не значащими фразами. Уайлдеру всегда нравилась компания Лэйнга, провожавшего острым глазом любую проходящую красотку, но сегодня доктор держался неприветливо. Как и на всех вокруг, на него подействовала атмосфера конфронтации.
— Полиция уже приехала? — спросил Уайлдер, перекрывая шум, по дороге к трамплинам.
— Нет, а вы их ждете? — Лэйнг, похоже, искренне удивился.
— Они ведь должны опросить свидетелей. Что произошло на самом деле? Беднягу ювелира столкнули? У него крепкая жена — может, захотела быстрого развода?
Лэйнг терпеливо улыбнулся, словно именно от Уайлдера ожидал подобного сомнительного замечания.
— Я ничего не знаю об этом несчастном случае. Или самоубийстве. А вас это сильно волнует?
— А вас нет? Очень странно: человек выпадает из окна сорокового этажа — и не проводится никакого расследования…
Лэйнг поднялся на вышку. Уайлдер заметил, что у него отлично накачанное тело — похоже, в последнее время он активно упражняется.
Лэйнг ждал, пока в переполненном бассейне очистится участок воды.
— Полагаю, его соседи обо всем позаботятся.
Уайлдер повысил голос:
— Я задумал документальный фильм, и смерть ювелира станет завязкой.
Лэйнг, неожиданно заинтересовавшись, решительно помотал головой.
— Я бы на вашем месте про все это забыл. — Он толкнулся от края доски, сделал два оборота и четко, чисто вошел в желтоватую воду.
Плескаясь в одиночестве на мелком конце бассейна, Уайлдер смотрел, как Лэйнг и его друзья ныряют на глубоком конце. В прежние времена Уайлдер присоединился бы к ним, тем более что там были две привлекательные женщины — Шарлотта Мелвилл, которая несколько дней уже не появлялась на собрании родительской ассоциации, и начинающая алкоголичка Элеонора Пауэлл. Однако Уайлдера явно из компании исключили. Об этом говорило и обращение по фамилии, обозначающее дистанцию, и расплывчатые замечания по поводу смерти ювелира, и потеря интереса к фильму — а ведь именно одобрение Лэйнга в свое время подвигло Уайлдера на предварительный сценарий. Видимо, доктор, человек закрытый, не хотел видеть на телеэкранах страны коллективное безрассудство жильцов, их детские дрязги и обидки.
Или тут действуют иные мотивы — например, нежелание сознавать, что на самом деле происходит в высотке? Даже Хелен, разговаривая вечером по телефону с мамой, говорила уклончиво: «Все хорошо. С кондиционерами что-то не так, но уже чинят».
Растущее сопротивление реальности не удивляло Уайлдера. Решение считать хаос в высотке внутренним делом жильцов объясняло загадку смерти ювелира. По меньшей мере тысяча людей видели тело. Кто-нибудь вообще сообщил в полицию? Сначала Уайлдер счел это само собой разумеющимся, однако теперь уже сомневался. С трудом верилось, что такой разумный и влиятельный человек совершил самоубийство. И все же это никого не беспокоило — возможность убийства принималась так же, как посетители бассейна принимали винные бутылки и пивные банки, катающиеся по полу под ногами.
Вечером размышления Уайлдера уступили место более насущным нуждам — борьбе за сохранение рассудка. Уложив детей, они с женой сели ужинать; внезапное отключение электричества погрузило их во тьму. Сидя за обеденным столом друг напротив друга, они слушали непрекращающийся шум в коридоре — в лифтовом холле спорили соседи, из открытых дверей квартир орали транзисторы.
Хелен вдруг засмеялась.
— Дик, это просто громадная детская вечеринка, вышедшая из-под контроля.
Жена пыталась успокоить Уайлдера. В комнате, чуть освещенной призрачным светом окон ближайшей высотки, ее худое лицо казалось нереально спокойным, отстраненным, словно она больше не ощущала себя частью происходящих событий.
Сдерживая раздражение, Уайлдер застыл над столом в темноте. Его подмывало стукнуть кулаком по тарелке с супом. Когда дали свет, он попытался позвонить управляющему, но коммутатор был глухо занят. В конце концов автоматический голос сообщил, что управляющий болен и что жалобы будут записаны и в дальнейшем рассмотрены.
— Господи, придется ему все записи прослушивать — там, наверное, мили пленки…
— Думаешь? — Хелен хихикнула. — А может, остальным все равно. Ты единственный.
Сбой электрической системы повлиял и на кондиционеры. Из вентиляционных отверстий в стене повалила пыль. Словно громадный и агрессивный злоумышленник, высотка была готова использовать любые средства, чтобы досадить людям. Уайлдер попробовал заткнуть вентиляционные решетки, но через несколько минут ему пришлось спасаться на балконе. Соседи свешивались через перила, устремляя взоры на крышу, словно надеясь разглядеть виновных.
Оставив жену бродить по квартире и улыбаться завиткам пыли, Уайлдер вышел в коридор. Все лифты скопились в верхней секции здания. Множество соседей собрались в лифтовом холле — они ритмично колотили по дверям лифта и выражали недовольство непрерывными провокациями со стороны жителей верхних этажей.
Уайлдер протолкался к центру холла, где два пилота, стоя на кушетке, набирали добровольцев в диверсионную группу. Уайлдер ждал своей очереди, пытаясь привлечь внимание пилотов, пока не разобрал из возбужденных выкриков, что цель экспедиции — всего лишь попасть в бассейн 35-го этажа и публично помочиться в воду.
Уайлдер хотел было объяснить, что такая детская выходка ничем не поможет; пока не удастся организоваться, любая карательная экспедиция абсурдна — они слишком открыты для ответного удара. Однако в последний момент передумал. Он стоял у дверей на лестничную площадку, чувствуя, что уже не так предан этой толпе неуравновешенных жильцов, подбивающих друг друга на глупые поступки.
Раздался ликующий возглас, а потом дружный свист. С 35-го этажа пошел вниз лифт; номера этажей загорались справа налево. Ожидая, когда придет кабина, Уайлдер думал о Хелен и сыновьях — он уже понимал, что его решение порвать с соседями никак не связано с чувствами заботы о жене и детях.
Лифт достиг 2-го этажа и остановился. Двери открылись, и внезапно все затихли. На полу кабины лежал избитый сосед Уайлдера, авиадиспетчер-гомосексуалист, привыкший обедать в ресторане 35-го этажа. Толпа подалась назад, пораженная свидетельством явного насилия. Кто-то сказал, что 5-й и 8-й погружены во тьму…
6. НА УЛИЦАХ НЕБА ОПАСНО
Весь день Ричард Уайлдер готовился к восхождению. После шумной ночи, когда пришлось постоянно успокаивать сыновей и хихикающую жену, Уайлдер отправился в телестудию. Там он отменил назначенные встречи и сказал секретарше, что его несколько дней не будет. Уайлдер не замечал ни озадаченного взгляда секретарши, ни любопытства коллег из соседних офисов — а ведь он побрил только левую половину лица и со вчерашнего дня не переодевался. Утомленный, он недолго вздремнул за столом, уткнувшись в неразобранные письма, собрал портфель и вернулся в высотку.
Короткая отлучка показалась ему почти сном — настолько была нереальна. Уайлдер оставил машину на парковке, даже не заперев, и с чувством облегчения поспешил домой. Мусор, наваленный у стен здания, пустые бутылки и перепачканные машины с разбитыми лобовыми стеклами странным образом укрепили уверенность Уайлдера, что настоящее в его жизни происходит только внутри высотки.
Хоть и было уже больше одиннадцати, Хелен и дети еще спали. Мебель в гостиной и спальнях покрылась пленкой белой пыли, словно прошли века. На ночь Уайлдер блокировал кондиционеры, и в квартире сейчас не было ни движения, ни звука. Жена лежала на кровати в окружении детских книжек, которые рецензировала. Зная, что через несколько часов покинет ее, Уайлдер пожалел, что она так слаба и не сможет пойти с ним.
Пытаясь сосредоточиться на восхождении, он начал прибираться в квартире. Выйдя на балкон, подмел осколки и окурки, презервативы и обрывки газет, нападавшие с верхних этажей. Сейчас уже и не вспомнить, когда ему пришло в голову совершить восхождение; что там делать, наверху, Уайлдер тоже понятия не имел. Впрочем, он прекрасно сознавал несоответствие обычного подъема на крышу — всего-то и нужно нажать кнопку лифта — и Мифологической версии этого восхождения, сидящей у него в голове.
В лифтовом холле он узнал последние слухи. Утром произошла серьезная стычка между жильцами 9-го и 11-го этажей. Холл 10-го теперь превратился в ничейную землю между враждующими сторонами — девятью нижними этажами и средней секцией здания. Рост агрессии и насилия никого не удивлял. Будничные дела — походы в супермаркет, винный магазин и парикмахерский салон — продолжались, как и прежде. Высотка словно приняла эту двойную логику. Даже о вспышках насилия соседи рассказывали спокойно и буднично, как жители разоренного войной города обсуждают очередной воздушный налет. Впервые Уайлдер подумал, что людям нравятся бесконечные поломки и растущее противостояние. Все это сплачивало их, положив конец холодной изоляции прошлых месяцев.
После обеда он играл с сыновьями и ждал вечера. Хелен бесшумно двигалась по квартире, ничего вокруг не замечая. После вчерашнего припадка неудержимого смеха ее лицо застыло бесчувственной маской, лишь изредка дергались уголки губ. Уайлдер глядел на жену и, не зная, как помочь ей, почти поверил, что это она покидает его, а не наоборот.
Когда начали сгущаться сумерки, с работы стали возвращаться жильцы. Одной из первых вышла из машины Джейн Шеридан. Полгода назад Уайлдер замутил с актрисой романчик — а ведь тогда добрался до 37-го!.. В ее квартире Уайлдера не оставляли мысли об огромном расстоянии до земли, о жене и детях, оставшихся в далеких глубинах, — будто подневольные женщины и измученные работой дети девятнадцатого века. Глядя в экран телевизора во время занятий любовью в спальне актрисы, Уайлдер ощущал себя высоко над городом в шикарном частном авиалайнере, оборудованном будуаром и коктейль-баром. Они и разговаривали, как незнакомцы в соседних креслах самолета.
Актриса прошла через частный вход к лифтам верхних этажей, словно не замечая битые бутылки и пустые банки. Поездка к ней в квартиру вознесет Уайлдера, как лестница в настольной игре, почти на вершину здания, одним броском игральной кости.
Хелен укладывала мальчиков. Она придвинула к их кроватям гардероб и туалетный столик, надеясь защитить от шума и волнений ночи.